Наконец наступило утро понедельника.
На столе у Кареллы зазвонил телефон. Он поднял трубку:
– Восемьдесят седьмой участок. Карелла.
– Это Мэлони, из подразделения служебных собак.
– Да, Мэлони, слушаю.
– Вы, кажется, должны были мне позвонить.
– Я только что пришел, – ответил Карелла, взглянув на часы. – Еще лишь четверть девятого, Мэлони.
– Мы же договорились, что вы начнете день со звонка ко мне.
– Я и собирался с него начать.
– Я не намерен углубляться в спор на тему, с чего вы начинаете утро, – продолжал Мэлони. – Я здесь с восьми часов, и, по-моему, именно это означает начало рабочего дня, но, повторяю, спорить не собираюсь. Единственное, что я желаю знать, это что мне делать с этой собакой.
– Т-а-к, – протянул Карелла.
– Что значит «т-а-к»?
– Это значит: дайте мне минуту подумать, ладно?
– Не больно-то приятно держать здесь этого пса, – сообщил Мэлони. – Он никому не позволяет даже пройти мимо, не ест того, что ему дают, это чертовски неблагодарная дворняга, если хотите знать.
– Его так выдрессировали, – возразил Карелла.
– Выдрессировали быть неблагодарным?
– Да нет же, принимать пищу только из рук хозяина. Это пес-поводырь.
– Я не знаю, кто он, но мне здесь не нужны собаки-поводыри. Мне нужны собаки, приученные вынюхивать наркотики. Так что прикажете мне с ним делать? Если он вам не нужен, я отправлю его в собачий приют. Знаете, как поступают с ними в приюте?
– Знаю, знаю.
– Дворнягу держат там три недели, а потом ликвидируют. Безболезненно. Его помещают в контейнер и выкачивают оттуда весь воздух. Это все равно что заснуть. Ну, так что скажете. Капелла?
– Карелла.
– Да, что скажете?
– Я пришлю за ним кого-нибудь.
– Когда?
– Сразу же.
– "Сразу же" – это когда?
– Сразу же – это сразу же, – разозлился Карелла.
– Ну конечно, – съязвил Мэлони, – так же, как «начать утро» в четверть девятого, да?
– Кто-нибудь приедет за ним к десяти.
– Ехать надо в управление. Восьмой этаж, пусть спросят детектива Мэлони. Чем вы, ребята, только там занимаетесь, работаете по сокращенному рабочему дню, что ли?
– И то только если дела, – ответил Карелла и бросил трубку.
Детектив Ричард Дженеро сидел за своим столом, погруженный в изучение словаря. Карелла подошел к нему и спросил:
– Ну, нашел нужное слово, Дженеро?
– Что? – переспросил тот. – А-а, нашел, да, нашел нужное слово.
Он не улыбался. Он вообще редко улыбался. Карелла подозревал, что Дженеро страдает тяжелыми запорами. Вдруг он подумал – почему никто в участке не называет Дженеро Ричардом, Ричи или Диком, а только «Дженеро»? Все остальные обращаются друг к другу по именам но Дженеро всегда оставался «Дженеро». Более того, интересно, почему сам Дженеро никогда не обращал на это никакого внимания? А за пределами участка его тоже называют Дженеро? Может, его и родная мать так зовет? Звонит ему по пятницам и говорит: «Дженеро, это мама. Почему ты никогда сам не позвонишь?»
– Не хочешь ли оказать мне услугу? – спросил Карелла.
– Какую услугу? – с подозрением поинтересовался Дженеро.
– Съездить в центр за собакой.
– За какой такой собакой? – все так же подозрительно осведомился Дженеро.
– За собакой-поводырем.
– Шутишь?
– Нет.
– Тогда за какой же собакой?
– Ну я же сказал, за поводырем, в отдел служебных собак.
– Это ты прохаживаешься насчет того случая, когда меня ранили в ногу, да?
– Да нет же!
– Тогда насчет той истории, когда я патрулировал в парке, что ли?
– Нет, Дженеро, вовсе нет.
– А, это когда я изображал слепого и мне прострелили ногу, да?
– Нет. Я серьезно. Из отдела служебных собак нужно забрать черного Лабрадора.
– А почему ты посылаешь меня?
– Я тебя не посылаю, Дженеро, я спрашиваю, не хочешь ли ты съездить за ним.
– Тогда пошли патрульного, – ответил Дженеро. -
Какого черта! Как только в участке нужно сделать какую-нибудь дерьмовую работу, так посылают именно меня. Пошли вы все! – выругался Дженеро.
– Я думал, может, ты захочешь проветриться, – сказал Карелла.
– У меня и здесь есть чем заняться, – распалился Дженеро. – Думаешь, мне делать нечего?
– Ладно, забудь! – успокоил его Карелла.
– Посылай туда треклятого патрульного!
– Я так и сделаю, – согласился Карелла.
– А все же это был розыгрыш. Думаешь, я не понял? – сказал Дженеро. – Ты намекал на ту мою рану в парке.
– Я думал, рана у тебя была в ноге.
– Рана была в ноге, а получил я ее в парке, – без тени юмора ответил Дженеро.
Карелла вернулся к своему столу и набрал номер «24». Трубку снял сержант Мерчисон.
– Дэйв, это Стив. Ты можешь послать для меня машину в управление? Восьмой этаж, спросить детектива Мэлони, он должен вернуть нам черного служебного Лабрадора.
– Собака злая? – спросил Мерчисон.
– Нет, это пес-поводырь, он не злой.
– Бывают такие поводыри, что стоит на них посмотреть, как они тут же цапнут, – заметил Мерчисон.
– Скажи своему человеку, чтобы надел на него намордник, у них ведь в патрульных машинах, кажется, есть намордники?
– Да, но на злую собаку не больно-то наденешь намордник.
– Говорю тебе, это не злая собака, – повторил Карелла. – Только, Дейв, мог бы ты послать кого-нибудь прямо сейчас? Если не забрать пса до десяти, они упекут его в собачью богадельню и убьют там через три недели.
– Ну и что за спешка? – сказал Мерчисон и отключился.
Карелла положил трубку на рычаг и уставился на телефон так мрачно, что тот не выдержал и зазвонил. Карелла очнулся и снова снял трубку.
– Восемьдесят седьмой участок, Карелла, – произнес он.
– Стив, это Сэм Гроссман.
– Привет, Сэм, как дела?
– Comme ci, comme са,[3] потихоньку, – ответил Гроссман. – Это ты присылал в лабораторию пробу земли на анализ? Там написано просто «87-й участок».
– Этот Мейер. А что показал анализ?
– Земля идентична той, что найдена под ногтями Харриса, если ты это хотел узнать. Но должен тебе сказать, Стив, что состав вполне заурядный, очень распространенный. Я бы не придавал этому особого значения, если у тебя нет других доказательств.
– Есть другие соображения, скажем так, – ответил Карелла.
– Ну тогда действуй.
– А что насчет квартиры Харриса?
– Ничего. Никаких посторонних следов, волос или волокон ткани. Ни-че-го.
– Ладно, спасибо. Я тебе позвоню.
– Пока, – ответил Гроссман и повесил трубку.
У входного турникета какой-то капрал стоял и заглядывал внутрь служебного помещения. Карелла встал и подошел к нему:
– Могу чем-нибудь помочь?
– Сержант там, внизу, сказал, чтобы я поднялся сюда, – ответил капрал. – Я ищу человека по имени Капелла.
– Карелла, это я.
– Это от капитана Маккормика, – доложил капрал и вручил Карелле конверт из плотной бумаги, в левом верхнем углу которого стоял гриф: «Армия США. Следственно-криминальный отдел».
– Вы быстро сработали, – заметил Карелла.
– Вообще-то мы получили этот пакет еще вчера, но в конторе никого не было. Почтовая служба зарегистрировала его в 4.07 утра. Видно, ребята в Сент-Луисе отправили его на самолете поздно вечером в субботу. Быстро дошло, правда?
– Очень быстро, – подтвердил Карелла. – Большое спасибо.
– Не за что, – ответил капрал. – Как мне добраться отсюда до Рейтер-стрит? Мне там в призывном пункте надо кое-что прихватить.
– Это прямо по дороге к центру, – объяснил Карелла. – Вы на машине?
– Да.
– Тогда, как отъедете от участка, поверните направо, на следующем перекрестке – снова направо. Там будет улица с односторонним движением, ведущая строго на север, она приведет вас прямо на Речное шоссе. Найдете поворот на запад и потом езжайте по этой дороге, пока не увидите указатель на Рейтер-стрит.
– Спасибо, – поблагодарил капрал.
– Вам спасибо, – ответил Карелла, помахав на прощание конвертом.
– Не за что, – снова сказал капрал, лихо повернулся кругом и зашагал по коридору.
Карелла вернулся к своему столу и вскрыл конверт. Бумаг внутри было не много, но бланки оказались незнакомыми, потребовалось некоторое время, чтобы в них разобраться, а потом – чтобы переварить содержавшуюся в них информацию. По ходу чтения он делал записи, не зная, сможет ли оставить эти ксерокопии или их надо будет вернуть, и поэтому не решаясь ставить пометки на полях. В пятницу из телефонного разговора с Маккормиком он понял, что тот весьма щепетилен в отношении формальностей, и подозревал, что по прочтении бумаги придется отослать обратно.
Джеймс Рэндольф Харрис вступил в армию 17 мая десять лет назад. Его направили в Форт-Гордон, Джорджия, для прохождения начальной подготовки, а потом в Форт-Джексон, Южная Каролина, для совершенствования в пехотной подготовке. В конце августа его отправили за океан рядовым первого класса роты "Д" 2-го батальона 27-го пехотного полка 2-й бригады 25-1 пехотной дивизии. В деле это не было отмечено, но Карелла знал по фотографии, найденной в квартире Харриса, что Джимми служил в огневом расчете «Альфа» второго отделения.
Если Карелла правильно помнил реалии собственной военной службы, в роте четыре взвода, а во взводе четыре отделения, следовательно, в роте "Д" всего 16 отделений. В каждом взводе существуют 1-е, 2-е, 3-е и 4-е отделения, причем в армии предпочитают обозначать их цифрами, а не буквами. Поскольку взводов четыре, должно быть четыре вторых отделения. Из дела не было ясно, в каком из них служил Джимми. Карелла допускал, что если Джимми обратился за помощью к своему старому однополчанину, это должен был быть человек из его ближайшего армейского окружения, но чтобы попасть в точку, ему необходимо знать номер взвода.
В деле, как положено, отмечалось, что Джимми был ранен в бою 14 декабря, и далее ранение описывалось в строгих медицинских терминах. В конце декабря его перевели из полевого госпиталя в Гонолулу, а оттуда – в еще один госпиталь, в Сан-Франциско, и, наконец, – в Главный госпиталь в Форт-Мерсере. В его форме N 214 значилось, что в марте он получил почетную демобилизацию с полной пенсией по нетрудоспособности. Вот и все.
Карелле нужно было знать больше.
Вздохнув, он открыл свой телефонный справочник и стал листать страницы на букву "А", пока не нашел раздел «Американская армия». Там он отыскал телефон, по которому уже звонил в Джефферсон, а под ним – номер национального центра учета личного состава в Сент-Луисе. Карелла взглянул на стенные часы. Было двадцать минут десятого, значит, в Сент-Луисе – только двадцать минут девятого: издержки жизни в большой стране. Он нацарапал номер на клочке бумаги, достал из верхнего ящика стола три бланка и, переложив их копиркой, начал печатать отчет о показаниях, полученных от Ллойда Бакстера и Роксаны Харди.
Карелла спрашивал себя, что подумал бы майор Лемар об откровениях Роксаны? Похоже, майор не сомневался, что Джимми говорил правду об изнасиловании в подвале двенадцать лет назад. Однако это было никакое не изнасилование: ни шикарное, по первому разряду, ни даже самое что ни на есть захудалое. Просто пара разгоряченных подростков наслаждалась обществом друг друга в подвале у электрощитка – бывает и хуже. Чего Карелла никак не мог понять, так это зачем Джимми солгал. И почему майор его не раскусил? Конечно, опытный психиатр увидел бы истину сквозь шелуху ложных воспоминаний. Все было ясно, кроме того, что Роксана явно говорила правду о случившемся в тот день. Слишком уж она волновалась, вспоминая те события. Но опять же, и рассказ Джимми был эмоциональным, и ведь это именно ему мерещились кошмары.
Карелла недоумевал. В том, что произошло тогда между Джимми и Роксаной, не было ничего кошмарного, если не считать страха наказания. Вероятно, Джимми терзали опасения, что его поймают. Быть объектом преследования – еще со средневековых времен считается занятием не из приятных, а нравы современной уличной банды мало чем отличаются от средневековых. Джимми, наверное, чертовски мучило то, что случилось с подружкой Ллойда. Ему, несомненно, были знакомы уличные разборки, и он видел себя в роли жертвы одного из таких побоищ – свинцовые трубы, обрушивающиеся на его череп, колесные цепи, крушащие его ребра, кованые ботинки, втаптывающие его в землю...
От таких мыслей немудрено бредить кошмарами по ночам. Должно быть, идя по улице, он все время ждал, что рука Ллойда вот-вот ляжет на его плечо: «Привет, малыш Джимми! Я слышал, ты поиграл с моей девочкой». Джимми, конечно же, постоянно был готов защищаться и придумал некую историю с изнасилованием под стать похищению сабинянок: «Нет, Ллойд, тебе все неправильно рассказали, парень. Я ее не трогал, это другие! А я как раз пытался им помешать». То, что он выложил майору Лемару, было не правдой, а мифом, придуманным им для самозащиты. Видно, он решил, что попался: Лемар кружил возле этого кошмара, возвращался к нему снова и снова, подбирался все ближе и ближе к событиям того дождливого дня в подвале. Тогда он и вытащил на свет Божий историю с изнасилованием. «Вот что случилось тогда на самом деле, док. Вот что случилось тогда на самом деле, Ллойд. Пусть гоняются за кем-нибудь другим. А я хороший. Я пытался их остановить».
«Что ж, может, и так», – подумал Карелла, глядя на часы. Пора звонить в Сент-Луис? Он набрал код города, потом нужный номер и услышал зуммер. Интересно, какой он, Сент-Луис? Он никогда не бывал там. Видел, правда, ковбоев, которые гнали стада по улицам, видел, как эти лихие парни пьют дрянное виски и танцуют с девицами в сетчатых чулках с красными подвязками.
– Национальный центр учета личного состава, – произнес женский голос.
– Это детектив Карелла, восемьдесят седьмой участок, Айсола, – представился Карелла. – Я получил пакет от капитана Маккормика из Форт-Джефферсона...
– Слушаю вас, мистер Карелла.
– Мне нужна дополнительная информация.
– Одну минутку, сэр, я соединю вас с мистером О'Нилом.
– Благодарю. Он подождал.
– О'Нил, – произнес мужской голос.
– Мистер О'Нил, это детектив Карелла из восемьдесят седьмого участка Айсолы. Я получил пакет от капитана Маккормика из Форт-Джефферсона, но мне нужна дополнительная информация.
– Какого рода? – поинтересовался О'Нил.
– Я расследую убийство человека по фамилии Харрис, Джеймс Харрис, он служил в армии десять лет назад: рота "Д", второй батальон...
– Подождите, я запишу, – перебил его О'Нил. – Рота "Д", второй батальон...
– Двадцать седьмой полк, – продолжил Карелла, – вторая бригада двадцать пятой пехотной дивизии. У меня нет номера взвода. Он числился в огневом расчете «Альфа» второго отделения.
– Звание?
– Рядовой первого класса.
– Личный номер?
– Секунду, – сказал Карелла, заглядывая в личное дело Джимми, нашел номер и медленно продиктовал восемь цифр. О'Нил будет вводить данные в компьютер, и Карелла хотел избежать ошибок.
– Демобилизован или погиб? – спросил О'Нил.
– И то и другое, – ответил Карелла.
– Как это может быть?
– Он демобилизован десять лет назад, а убит вечером в прошлый четверг.
– А, понимаю. Я имел в виду... У нас здесь списки всех, кто либо демобилизован, либо погиб при исполнении. А в армейском департаменте – списки тех, кто ушел в отставку или в запас. Вы сказали, что этот человек был демобилизован?
– Да.
– Почетное увольнение?
– Да. И полная пенсия по нетрудоспособности.
– Он был ранен?
– Да.
– Когда?
– 14 декабря, в следующем месяце будет десять лет.
– Хорошо, – сказал О'Нил. – Что вы хотите знать?
– Имена его сослуживцев по огневому расчету.
– На тот день, который вы указали?
– Да.
– Это возможно. Зависит от того, кто составлял рапорт об операции.
– А кто его обычно составляет?
– Офицер, командующий подразделением. Или иногда...
– Вы хотите сказать, командир части?
– Да. Или сержант, назначенный командовать. Взводом обычно командует лейтенант, а сержант ему помогает. Если ни один из них не присутствовал при выполнении задания в тот день, тогда рапорт мог составить командир отделения или даже старший по огневому расчету. Понимаете, как дробится схема?
– Не совсем, – признался Карелла. – В мое время основным подразделением было отделение.
– Ну, сейчас в принципе тоже, но отделение делится на два огневых расчета – «Альфа» и «Браво». В каждом расчете пять человек, командует отделением Р-6 – итого одиннадцать человек. Расчет состоит из стрелка-автоматчика – это или С-4, или С-3, гранатометчика – это обычно бывает Р-4, двух стрелков – как правило, это Р-3, и старшего расчета – Р-5.
– Я не разбираюсь во всех этих обозначениях: С-4, Р-3 – что это значит?
– Это обозначение ранга. Р-3 – рядовой первого класса, С-4 – специалист четвертого класса, капрал и так далее.
– Гм, – хмыкнул Карелла.
– Я хочу сказать, что в рапорте может быть перечислен поименно весь состав расчета, в котором служил Харрис.
– И тогда это было бы в его личном деле?
– Да, – подтвердил О'Нил.
– Это дело у меня на столе, но в нем нет никаких других имен.
– Кем подписан доклад?
– Минутку, – Карелла снова перелистал бумаги. – Неким лейтенантом Джоном Фрэнсисом Татальей.
– Это должен быть командир взвода, – сказал О'Нил. – Рапорт составлен по форме двести один?
– Да.
– И в нем не перечислен личный состав расчета?
– Нет.
– Тогда там должен быть так называемый «спецприказ».
– Что это такое?
– Это приказ о назначении такого-то командиром подразделения, и иногда в приказе перечисляются люди, поступающие под его начало, с указанием имен, рангов и личных номеров.
– Нет, ничего такого я здесь не нашел.
– Что ж, тогда, полагаю, придется провести перекрестную проверку с организационным отделом учета кадров. Понадобится некоторое время. Назовите мне свой номер телефона, пожалуйста.
– Фредерик 7-8024.
– Это Айсола?
– Да, местный код...
– Не надо, у меня есть. Ваше имя еще раз, пожалуйста.
– Детектив второго класса Стивен Луис Карелла.
– Вы из местного полицейского управления?
– Да.
– Я вам перезвоню, – сказал О'Нил и повесил трубку.
Было уже почти одиннадцать, но никто не звонил. Карелла спустился вниз выпить кофе. Когда он вернулся, телефон наконец зазвонил. Карелла приготовил лист бумаги и снял трубку.
– Восемьдесят седьмой участок, Карелла, – представился он, как обычно.
– Это Гарри О'Нил из Сент-Луиса. Простите, я только несколько минут назад смог проверить сведения по компьютеру. Здесь у меня списочный состав роты – очень длинный, он разбит на четыре взвода. Есть список в алфавитном порядке – и другой, где служащие сгруппированы по рангам. Джеймс Харрис служил в третьем взводе роты "Д". Так... В утренних донесениях из взводов иногда содержится перечень личного состава отделений и огневых расчетов. В третьем взводе документация велась очень аккуратно, поэтому я нашел нужные вам имена.
– Отлично! – воскликнул Карелла. – Позвольте, я их запишу.
– Взяли ручку?
– Так точно.
– Руди Тэннер, рядовой первого класса, стрелок-автоматчик. Тэ-э-два эн-е-эр.
– Записал.
– Карл Фирсен, Р-4, гранатометчик.
– Фамилию по буквам, пожалуйста.
– Эф-и-эр-эс-е-эн.
– Дальше.
– Джеймс Харрис и Расселл Пул, оба рядовые первого класса, стрелки. Расселл с двумя «эс» и двумя «эл».
– Есть.
– Сержант-командир расчета Роберт Хоупвелл.
– Так.
– Вам нужны имена командира взвода и его помощника?
– Если можно.
– Командир – лейтенант Роджер Блейк, впоследствии убитый в бою. У второго трудное имя. Произношу по буквам: сержант Тэ-а-тэ-а-эл-мягкий знак-я – Джон Таталья.
– Это точно?
– Что точно?
– Я имею в виду звание этого Татальи. Не тот ли это самый лейтенант, который подписал рапорт, содержащийся в личном деле Харриса? Сейчас, одну минутку, – Карелла перелистал стопку бумаг у себя на столе. – Да, вот он, лейтенант Джон Фрэнсис Таталья.
– Хм, а здесь он значится сержантом.
– Где «здесь»?
– В утреннем донесении из взвода.
– На нем есть дата?
– Третье декабря.
– Рапорт у меня в деле датирован пятнадцатым декабря.
– Что ж, либо в том, либо в другом – ошибка, – сказал О'Нил. – Если только его не повысили в звании за эти двенадцать дней.
– А это могло быть?
– Возможно.
– Могу ли я получить адреса всех этих людей?
– Об этом вы, кажется, не просили, – заметил О'Нил.
Список адресов четырех боевых соратников Джимми по расчету и человека, который был тогда сержантом его взвода, выглядел так:
Джон Фрэнсис Таталья Форт-Ли, Питсбург, Вирджиния;
Руди Тэннер 1147 Марафон-драйв, Лос-Анджелес, Калифорния;
Карл Фирсен 324 Бартер-стрит, Лос-Анджелес, Калифорния;
Роберт Хоупвелд 163 Олеандр-крессент, Сарасота, Флорида.
Расселл Пул, последний в списке, был и единственным человеком из «Альфы», который жил в этом городе. Во всяком случае, после демобилизации он жил здесь, по адресу: 3167 Эл-авеню, Маджеста.
В результате серии звонков в справочную телефонную службу было получено подтверждение, что Роберт Хоупвелл по-прежнему живет в Сарасоте, а Расселл Пул здесь, в Айсоле. В телефонном справочнике Лос-Анджелеса ни Руди Тэннер, ни Карл Фирсен не значились. Карелле оставалось предположить, что оба куда-то переехали. Ему не удастся найти их, если только после демобилизации они не имели неприятностей с полицией. На всякий случай он позвонил в полицию Лос-Анджелеса и попросил проверить эти имена по их картотеке. Сержант-детектив, с которым он разговаривал (в Лос-Анджелесе полицейские звания больше похожи на армейские, чем здесь), пообещал Карелле перезвонить в конце дня.
Потом Карелла позвонил в Форт-Ли, Вирджиния, и выяснил, что Джон Фрэнсис Таталья, бывший некогда сержантом взвода и, предположительно, повышенный в звании до лейтенанта, стал теперь майором (!) Татальей и переведен в Форт-Керби в сентябре прошлого года. Форт-Керби находился в соседнем штате, милях в восьмидесяти за мостом Гамильтона. Карелла немедленно позвонил туда майору и сообщил, что прибудет для беседы с ним сегодня же. Майор не мог вспомнить рядового Джеймса Харриса, пока Карелла не напомнил ему, что это тот самый человек, который ослеп в результате ранения.
Карелла закончил разговор и помахал рукой входившему через турникет Хейзу.
Рыжие волосы Коттона были взлохмачены, лицо покраснело от ветра, и вообще вид у него был недовольный и сердитый.
– Ты занят? – спросил Карелла.
– А что?
– Мне нужно, чтобы кто-нибудь позвонил в Сарасоту и снял показания по телефону. Мне самому надо немедленно ехать в Форт-Керби.
– Сарасота? Это на севере штата, что ли?
– Нет, это во Флориде.
– Во Флориде, гм? А почему бы мне туда не слетать? – ухмыльнулся Хейз.
– Потому что я хочу, чтобы ты еще съездил повидать кое-кого в Маджесте. Что скажешь?
– А что делать с тремя ночными кражами со взломом, которые висят на мне?
– Ну здесь речь идет об убийстве, Коттон!
– У меня и убийство найдется, – ответил Хейз. – Ей-богу, где-то у меня на столе валяется и убийство.
– Так ты мне поможешь?
– Ладно, садись мне на шею, – обреченно вздохнул Хейз.