Ночные кошмары

Глава 15

В начале третьего в 41-м раздался звонок. Трубку взял детектив Джордж Андерхилл.

– Привет, это Сэм Гроссман. У меня готовы результаты анализа крови.

– Какой крови?

– С тротуара.

– Ах да. – У Андерхилла совершенно вылетел из головы запрос, который сам же он и посылал. По правде говоря, он забыл о нем почти сразу же, как вчера вечером позвонил в лабораторию. А теперь, пожалуйте вам, Гроссман со своими результатами. Что с ними делать, совершенно непонятно, потому что ни из одной больницы города не поступали сведения о жалобах на укус собаки.

– Ладно, диктуй, – Андерхилл потянулся за карандашом.

– Первое. Да, это кровь. Второе. Да, это кровь человека.

– Группа?

– Тебе повезло. Группа Б.

– А в чем везение?

– Тебе бы еще больше повезло, если в это была группа АБ, потому что людей с такой группой крови от трех до шести процентов населения страны. Ну а твой случай – это 1 – 15 процентов.

– Да, везение прямо потрясающее.

– Но ведь могла быть, положим, группа А или группа О. А это – большинство.

– Спасибо большое, утешил.

– Чем-нибудь еще могу быть полезен?

– Нет, разве что... К тебе не поступали жалобы на собачий укус?

– А что, этого малого укусила собака?

– Да.

– А собака, часом, не бешеная?

– Нет.

– Откуда ты знаешь?

– Да так хозяин сказал полицейскому, который занимался этим делом.

– Потому что, если она бешеная...

– Нет, нет, это собака-поводырь, как она может быть бешеной?

– Как и любая другая.

– Так или иначе этой делали прививки.

– А кого она укусила?

– Мы не знаем. Кто-то пытался напасть на ее хозяина.

– То есть?

– Кто-то пытался напасть на хозяина, ну и собака его защитила.

– А хозяин слепой?

– Ну да. Это ведь собака-поводырь, следовательно...

– Вы это дело вместе с Кареллой ведете?

– Нет. А кто такой Карелла?

– Он работает в восемьдесят седьмом.

– Нет, не знаю такого.

– Я это к тому, что он занят расследованием серии убийств, в которых жертвами стали слепые.

– Но это не убийство. Это даже, если хочешь знать, не нападение. Какой-то малый попытался напасть на слепого, и его укусила собака. Вот и все.

– Где?

– Ты имеешь в виду, в какое место укусила? Мы не знаем.

– Я спрашиваю, где это все произошло?

– На углу Черри и Лэйрд.

– В такой дали?

– В такой дали. Слушай, у меня тут полно работы. – И, поблагодарив еще раз Сэма Гроссмана, Андерхилл повесил трубку.

Гроссман тоже положил трубку на рычаг, задумался, какова вероятность того, что эта история имеет отношение к случаям, которыми занят Карелла, и решил все-таки позвонить на всякий случай.

На звонок отозвался Дженеро.

– Восемьдесят седьмой участок, детектив Дженеро. – Он никогда не забывал представиться по всей форме. Все остальные детективы называли только имя; Дженеро обслуживал абонентов по высшему разряду.

– Говорит Сэм Гроссман из лаборатории. Карелла там?

– Нет.

– А где он?

– Не знаю.

– Когда появится?

– Представления не имею.

– Не знаешь, кто ведет с ним дело о слепых?

– По-моему, Мейер.

– А он на месте?

Дженеро обвел взглядом инспекторскую.

– Да нет, что-то не вижу.

– Хорошо, пусть кто-нибудь из них позвонит мне при первой возможности, ладно?

– Передам.

– Знаешь что, мне хотелось бы поговорить с лейтенантом.

– Сейчас переключу на дежурного сержанта, он свяжет тебя.

Дженеро нажал на какую-то клавишу и, когда послышался голос Мерчисона, сказал:

– Дейв, переключи, пожалуйста, на лейтенанта.

Гроссман ждал. Ему даже показалось, что его разъединили, но тут трубка ожила:

– Восемьдесят седьмой, Бернс.

– Пит, это Сэм Гроссман из лаборатории.

– Да, Сэм, привет, как делишки?

– Все нормально. Я только что разговаривал с неким Джорджем Андерхиллом из сорок первого, он ведет дело о слепом.

– Убийство?

– Нет, всего лишь попытка нападения. Не знаю, имеет ли это какое-нибудь отношение к делу, которое ведет Стив, но, по-моему, стоит связаться с Андерхиллом.

– Ты прав, я скажу Стиву.

– Этого типа укусила собака-поводырь. Может, послать уведомление больницам?

– А разве Андерхилл не сделал этого?

– Не знаю.

– Ладно, я прослежу, чтобы кто-нибудь этим занялся. Спасибо, Сэм.

– Не за что, – Гроссман повесил трубку.

Бернс отодвинул аппарат и вышел в инспекторскую. Дженеро разглядывал трусики, разложенные у него на столе.

– А это еще что такое? – осведомился Бернс.

– Вещественное доказательство.

– Чего?

– Непристойного поведения.

– Ага, ясно. Слушай, позвони-ка в управление больницами и скажи, что нас интересуют жалобы на укус собаки. Попроси их в случае чего связаться с Кареллой.

– Это капитана Гроссмана идея?

– Да, это идея капитана Гроссмана.

– Значит, мне не надо передавать Карелле, что он звонил?

– Оставь у Кареллы на столе записку.

– И у Мейера?

– И у Мейера.

– Но сначала позвонить в управление больниц?

– Да, если только тебе удастся ничего не забыть и сделать сразу три вещи.

– О чем речь, – сказал Дженеро.

Судья прочитал заявку Кареллы и спросил:

– А что вам нужно в этом личном сейфе, детектив Карелла? По вашей заявке этого не видно.

– Да я и сам не знаю, ваша честь, что в нем, – ответил Карелла.

– Так как же я могу вам выдать разрешение на вскрытие сейфа?

– Ваша честь, как видно из заявки, я веду дело об убийстве, и у меня есть основания полагать, что убийца искал нечто в квартире, где жили его жертвы...

– Да, да, это я понял.

– И это нечто может оказаться в сейфе, и тогда у меня на руках будет вещественное доказательство по делу об убийстве.

– Но что именно вы ищете, вам неизвестно?

– Нет, ваша честь.

– А вы лично знаете, что такое доказательство существует?

– Ваша честь, я знаю только, что убийца перерыл вверх дном всю квартиру в поисках чего-то. Впрочем, и это в заявке указано.

– В таком случае нельзя сказать, что вы лично знаете о существовании доказательств.

– Ваша честь, мне не кажется, что вскрытие сейфа будет означать противозаконный обыск; ведь не является же противозаконным обследование гардероба убитого на месте преступления.

– Но в данном случае речь не идет о месте преступления.

– Это я понимаю, ваша честь. Но помнится, у меня было, к примеру, разрешение вскрыть личный сейф, когда я расследовал всего-навсего подделку полиса, а здесь речь идет об убийстве.

– А в том случае вы лично знали, что находится в сейфе?

– Да, от осведомителя.

– Сведения, полученные от осведомителя, составляют, по закону, предмет личной осведомленности, – сказал судья.

– Ваша честь, поверьте, мне надо посмотреть на содержимое этого сейфа. Убито уже трое, все слепые, и я полагаю, что там может оказаться какая-нибудь ниточка. И у меня есть основания думать, что вероятность этого весьма высока.

– Даже если я выдам ордер, – сказал судья, – он потом может принести вам скорее вред, чем благо. На суде доказательства, добытые таким образом, могут быть оспорены.

– И все же я бы рискнул, ваша честь, – продолжал настаивать Карелла. – Подумайте, если кому и будет плохо в данном случае, так это только убийце. Права жертвы ни в малейшей степени не ущемляются.

– Хорошо, я подпишу ордер, – сказал судья.

Уходя от судьи, Карелла все думал, отчего тот так долго упрямился. А потом решил, что упрямиться стоило. Защита прав одного человека, рассуждал он, означает защиту прав всех. Когда он вернулся к себе в участок, было уже почти половина третьего. Вообще-то он заскочил сюда, только чтобы доложить Бернсу, куда направляется далее и каков план действий. Приятно докладывать об успехах, когда начальник ворчит, что дело застряло на мертвой точке. Дженеро сидел у себя за столом, взирая на бледно-голубые трусы.

– Я там вложил тебе в машинку записку, – сказал он, увидев Кареллу.

– Спасибо, – Карелла вытащил записку из-под валика. В ней сообщалось о том, что просил позвонить Гроссман. Имя капитана было напечатано с одним "с". Карелла уже собирался набрать номер, когда из кабинета вышел Бернс и кратко рассказал ему об Андерхилле, попытке нападения и собачьем укусе. «Ага, ясно», – сказал Карелла и в свою очередь информировал лейтенанта о сейфе и ордере на обыск. Затем он повернул табличку со своим именем лицом к стене, на которой висело расписание дежурств, и сбежал вниз, к машине, где пес уже полностью заплевал все заднее сиденье. Карелла попытался вспомнить его кличку, но безуспешно. Что ж, совершенства на этом свете не бывает.

Директор Первого Федерального банка на Йейтс-авеню был чернокожий по имени Сэмюэл Хоббс. Он пригласил Кареллу к себе в кабинет, обменялся с ним рукопожатием и погрузился в изучение ордера. Вид у него при этом был такой торжественный, будто ему предстояло руководить церемонией казни особы королевского рода. Карелла передал ему ключ. Хоббс нажал на кнопку вызова, и в кабинете тут же появилась девушка лет двадцати, тоже черная. Хоббс велел ей уточнить номер личного сейфа Джеймса Рэндольфа Харриса, проводить детектива Кареллу в хранилище и открыть сейф. Карелла последовал за девушкой. У нее были длинные стройные ноги, и при ходьбе она отчаянно вертела задницей. Быстро разыскав в картотеке нужный номер, девушка повела Кареллу в хранилище. Всю дорогу она, не переставая, улыбалась ему, и Карелла начал приходить к мысли, что стареет.

Девушка открыла сейф, вынула ящик и спросила – нужна ли отдельная комната. Услышав утвердительный ответ, она проводила Кареллу в каморку за железной дверью, которую он, войдя, счел нужным запереть за собой. На столе, для удобства клиентов, лежали ножницы, Карелла открыл крышку коробки. Внутри оказался второй экземпляр напечатанного под копирку письма. Оно было адресовано майору Джону Фрэнсису Таталье в Форт-Ли, штат Вирджиния.

"6 ноября

Привет, майор Таталья!

Я подумал, что слепому не помешают лишние деньги. В августе я был на ротном сборе и обнаружил, что остальные участники того мерзкого дела такие же бедняки, как и я, так что с ними говорить нет смысла. От капитана Андерсона, который командовал когда-то первым взводом, я узнал, что вы теперь майор и служите в Форте-Ли, куда я вам и пишу. Майор, мне нужны от вас деньги. Мне нужны деньги, чтобы заняться своими глазами. Я хочу, чтобы до конца моей жизни вы выплачивали мне по тысяче долларов в месяц, а иначе я напишу армейскому начальству, что случилось с лейтенантом Блейком. Я расскажу, что это вы вместе с другими убили его. Вообще-то мне нет дела ни до вас, ни до них. Но они такие же нищие, как и я, и ничем мне помочь не могут, а вы офицер, шишка, так что денежки для вас не проблема, майор. Эти деньги нужны мне прямо сейчас, майор. До конца месяца я подожду, и если к тому времени не получу первого чека на тысячу долларов, в тот же день доложу начальству, что произошло в ходе операции «Ала Моана». Вы, наверное, думаете, что доказать я ничего не смогу, но это не имеет значения. Я – слепой ветеран на пенсии по полной нетрудоспособности, и вы сами понимаете, майор, в какую заварушку попадете, если начнется расследование того дела. Майор, вы первым воткнули в лейтенанта штык, и если вызовут других, они скажут, что это все вы и только вы, иначе им придется признать, что и они в этом деле замешаны. Они все демобилизовались, только вы остались в армии. У вас будут крупные неприятности, майор, если не пришлете мне денег. Я снял с этого письма копию, так что, если со мной что-нибудь случится, жена обо всем узнает, и тогда у вас будут еще большие неприятности, чем сейчас. Так что пришлите-ка мне лучше чек на тысячу долларов к первому декабря, и так далее, первого числа каждого следующего месяца, иначе у вас вся задница в говне будет. Чеки посылайте на имя Джеймса Р. Харриса по адресу Айсола, Седьмая улица, Саус, 3415.

Первое декабря – крайний срок.

Ваш старый приятель Джеймс Р. Харрис."

На сей раз Карелла имел возможность составить более подробную заявку. Вот как она выглядела:

"1. От детектива Стивена Кареллы, восемьдесят седьмой полицейский участок.

2. На основании личных наблюдений и сведений, сообщенных судебным медицинским экспертом, мне известно, что были совершены три убийства и что все три жертвы являются слепыми.

3. На основании личных наблюдений, а также фактов, сообщенных мне лейтенантом Питером Бернсом, начальником розыскного отделения восемьдесят седьмого полицейского участка, мне известно, что вечером 22 ноября была совершена попытка нападения на слепого мужчину и что в ходе ее нападающего укусила собака, принадлежащая объекту нападения.

4. Мне известно также, что попытка нападения на слепого подпадает под категорию так называемых «Нестандартных преступлений», и есть, по-видимому, основания полагать, что данный эпизод связан с тремя убийствами, каждое из которых также подпадает под данную категорию преступлений; вышеупомянутые преступления были совершены на протяжении краткого отрезка времени, начиная с убийства, имевшего место в четверг вечером 18 ноября, и кончая попыткой нападения, имевшей место в понедельник вечером 22 ноября.

5. Мне также лично известно, что один из убитых, Джеймс Р. Харрис написал 6 ноября своему бывшему начальнику Джону Фрэнсису Таталье письмо, в котором требовал ежемесячно, до конца своей жизни, переводить ему по тысяче долларов, угрожая в случае отказа сделать достоянием гласности тот факт, что Таталья при содействии нескольких солдат из своего взвода десять лет назад, третьего декабря, во время проведения операции под кодовым названием «Ала Моана» убил лейтенанта Роджера Блейка.

6. С учетом вышесказанного, есть основания полагать, что укус собаки, жертвой которого стал Джон Фрэнсис Таталья, может считаться, согласно закону, свидетельством преступной попытки нападения; не исключено, что вышеупомянутое связано с совершенными убийствами.

В связи с чем я и обращаюсь в высокий суд с просьбой выдать ордер, разрешающий произвести личный досмотр Джона Фрэнсиса Татальи на предмет обнаружения следов собачьего укуса.

В этот или другие суды, а также к другим судьям и служащим органов юстиции данная заявка ранее не посылалась.

Стивен Луис Карелла, детектив второго класса, жетон номер 764-5632, восемьдесят седьмой полицейский участок."

Заявку Кареллы рассматривал тот же судья, который выдал ему разрешение на вскрытие личного сейфа Харриса. Он внимательно прочитал бумагу и выписал искомый ордер.

У главного входа его остановил часовой.

Карелла предъявил ордер, но часовой сказал, что должен связаться с начальником охраны. Он набрал номер, доложил, что прибыл детектив с ордером на обыск и со словами: «С вами хочет переговорить полковник», – протянул трубку.

– Да, слушаю, – сказал Карелла.

– Говорит полковник Хамфрис, в чем проблема?

– У меня на руках судебное предписание, а часовой не пропускает меня на территорию.

– Что за предписание?

– На личный досмотр майора Джона Фрэнсиса Татальи.

– На предмет?

– Обнаружения следов укуса собаки.

– А это зачем?

– Майор подозревается в убийстве.

– Передайте трубку часовому.

Карелла повиновался. Часовой несколько раз повторил: «Да, сэр», «Слушаюсь, сэр», и повесил трубку.

– Третий корпус справа, – сказал он Карелле. – Там будет вывеска: «Военная полиция».

Карелла въехал на территорию военного городка, поставил машину на посыпанной гравием овальной площадке у кирпичного здания и подошел к столу, за которым сидел дежурный капрал.

Капрал вновь позвонил полковнику, доложил о прибытии Кареллы, затем указал ему на дверь:

– Пожалуйста, проходите.

Полковник Хамфрис, высокий загорелый пятидесятилетний мужчина, с крепким рукопожатием и несколько пропитым голосом, сообщил Карелле, что только что переговорил с командиром части и получил разрешение на личный досмотр при условии, что будут присутствовать военный юрист и армейский врач. Карелла нашел это условие совершенно естественным. Армия должна оберегать права своих офицеров.

В медицинском пункте части собралось пятеро – подполковник – военный юрист; майор – армейский врач; полковник Хамфрис – старший полицейский чин части; Карелла, которого вся эта процедура начала приводить в некоторое замешательство, и, наконец, майор Джон Фрэнсис Таталья. Последний прочитал судебное предписание и пожал плечами:

– Не понимаю.

– Эта бумага дает ему право осмотреть вас на предмет обнаружения собачьего укуса, – сказал юрист. – Генерал Килборг не возражает.

– Извольте, пожалуйста, раздеться.

– Это просто смешно, – сказал Таталья, но тем не менее принялся раздеваться. На руках никаких ранок не оказалось, но на левой ноге, чуть выше лодыжки, белела повязка.

– А это что? – спросил Карелла.

Оставшийся в одних трусах и нижней рубахе Таталья ответил:

– Порезался.

– Попрошу вас снять повязку, – сказал Карелла.

– Боюсь, снова кровь пойдет.

– Здесь доктор. Если хотите, он этим займется.

– Да нет, я уж сам. – Таталья медленно размотал бинт.

– Это не порез, – заявил Карелла.

– Нет, порез, – стоял на своем Таталья.

– А откуда же тогда эти вмятины?

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Это следы от зубов.

– Вы что, врач?

– Нет, но для этого и не нужно быть врачом, Любому видно, что это следы укуса. – Карелла повернулся к офицеру-медику.

– Скажите, майор, ведь это следы от зубов?

– Это могут быть следы от зубов. Но мне надо получше разглядеть их.

– Так не сделаете ли одолжение? – попросил Карелла.

Майор прошел к шкафчику из нержавеющей стали, выдвинул верхний ящик и взял лупу.

– Будьте любезны прилечь на этот стол, – обратился он к Таталье. Таталья взобрался на стол. Врач направил свет на больное место, приладил лупу и принялся разглядывать рану.

– Ну что же, – заявил он, – это могут быть следы собачьих клыков. Но с определенностью сказать не могу.

– Полковник, – Карелла повернулся к юристу, – я должен взять этого человека под стражу на предмет дальнейшего медицинского обследования раны, а также допроса по поводу трех убийств и попытки нападения.

– Да, но у нас нет уверенности в том, что это следы собачьего укуса, – возразил тот.

– То, что это следы укуса какого-то животного, сомнений не вызывает, – настаивал Карелла.

– Отсюда еще не следует, что это следы собачьего укуса, а в вашем предписании значится четко: укус собаки. И если это какой-то другой укус...

– Но ведь ваш же собственный врач говорит, что это может быть...

– Ничего подобного, я сказал, что с определенностью утверждать не могу, – вмешался в разговор последний.

– Слушайте, что здесь, черт побери, происходит?! – взорвался Карелла.

– Происходит то, что вы хотите вывести этого человека из-под военной юрисдикции, – пояснил юрист, – а я не...

– За тем лишь, чтобы проверить результаты проведенного нами расследования.

– ...А я не уверен, что вправе сделать это.

– Так мне что же, обращаться к окружному прокурору? Ладно, где тут у вас телефон, сейчас позвоню в городскую прокуратуру.

– Спокойно, спокойно, – умиротворяюще произнес полковник Хамфрис.

– О каком спокойствии вы говорите! – вконец разъярился Карелла. – Здесь присутствует человек, который, возможно, совершил три убийства, а вы призываете меня к спокойствию?! Да я арестую его, даже если для этого мне понадобится дозваниваться до президента и получать его разрешение, ясно? Он Верховный главнокомандующий...

– Спокойнее, спокойнее, – повторил Хамфрис.

– Так что будем делать? – спросил Карелла.

– Позвольте мне поговорить с генералом, – сказал Хамфрис.

– Давайте, говорите с генералом.

– Это недолго, – Хамфрис вышел в соседнюю комнату.

Через стену было слышно, как он куда-то звонит. Карелла принялся мерять шагами медпункт. Офицеры, избегая его взгляда, смотрели через окно на плац. Таталья перебинтовал ногу и уже одевался, когда вернулся Хамфрис.

– Генерал не возражает, – сообщил он.

Но не так-то все было просто.

С Татальей отправился военный юрист, чтобы защищать, как принято в этой стране, его права, – совсем неплохая, если вдуматься, традиция. А если вовсе не Таталья убил Джимми и Изабел Харрис, не говоря уж об Эстер Мэттисен? Что, если вовсе не он собирался напасть на старого Юджина Мэслена и совсем не его укусила собака по кличке Ральф? Может быть, его укусила собственная жена? Или любимая кошка? На этот случай и было предусмотрено присутствие подполковника Энтони Лумиса – при нем нужные показания из Татальи грубой силой не выбьешь; и хотя в наши дни полицейские резиновыми дубинками в таких случаях не пользуются, Лумис мог этого и не знать.

В ответ на предложение Кареллы взять у Татальи на пробу кровь и сравнить ее с образцами, взятыми на тротуаре неподалеку от Торгового банка, подполковник Лумис заявил, что, с его точки зрения, это нарушение прав Татальи. К тому времени в инспекторскую уже подошел помощник окружного прокурора Эндрю Стюарт. Дело по-настоящему запахло жареным, и прокуратуре вовсе не хотелось отпускать ни с чем подозреваемого в целой серии убийств, только потому что его права блюдет привередливый армейский законник – вон, он даже не позволил полицейскому врачу взглянуть на рану, чтобы определить ее происхождение. Стюарт тоже был привередливым законником, хотя и гражданским. В будущем он надеялся стать губернатором штата. В одну из многочисленных войн, что вела эта страна, он служил в армии Соединенных Штатов и с тех пор не любил военных, а подполковников – в особенности.

– Полковник, – в американской армии к подполковникам обращаются именно так, – полковник, по-видимому, перед тем, как вам в одиночку предстоит сразиться с противником, мне следует посвятить вас кое в какие тайны. – Довольный такого рода вступлением Стюарт улыбнулся улыбкой чеширского кота. – Я намерен поговорить об акте Миранды-Эскобедо и о правах заключенного. Или вернее, поскольку сегодня и так все говорят о правах заключенных, я, разнообразия ради, поговорю о правах представителей закона. Итак, внимание, полковник...

– Мне не нравится ваш покровительственный тон, – заметил Лумис.

– Боюсь, вам придется с ним примириться, – Стюарт снова улыбнулся улыбкой чеширского кота. – Для вашего сведения, офицер полиции имеет полное право потребовать от заключенного, чтобы тот сдал кровь на анализ, взять у него отпечатки пальцев, сфотографировать, обыскать, попросить принять то или иное положение, надеть шляпу или пальто, поднять монету с пола, приложить палец к кончику носа и тому подобное, не уведомляя предварительно о праве на юридическую поддержку и о том, что его показания могут быть использованы против него.

– Это ваше толкование, – заметил Лумис.

– Нет, это толкование Верховного суда этой страны. Различие между любыми действиями такого рода и заявлениями, сделанными в ходе допроса, это всего-навсего различие между непротокольными и протокольными ответами заключенного. В первом случае можно ни о чем не предупреждать, во втором предупреждение обязательно. Таким образом, полковник, нравится вам это или нет, но мы возьмем у майора Татальи кровь на анализ; точно так же мы вызовем судебного медицинского эксперта, чтобы он определил, является ли рана на ноге следом от укуса собаки. Так, полковник, обстоят дела, у нас есть полное право провести упомянутые действия, и сколько бы вы ни возражали, мы их проведем. Ясно?

– Я возражаю, – заявил Лумис.

– Отлично. А я вызываю эксперта.

Помощник судмедэксперта прибыл через сорок минут. Было около девяти вечера. Осмотрев рану, эксперт заявил, что она напоминает след от укуса собаки, и поинтересовался, не была ли собака бешеной.

– ...Была, – сказал Карелла.

Солгал он совершенно неожиданно, но на редкость к месту. В правилах ничего не упоминалось о том, что нельзя говорить неправду медэксперту, вот Карелла и принялся фантазировать на месте.

– В отделении служебного собаководства собаке отрезали голову и взяли на анализ мозговые ткани. Собака оказалась бешеной.

– Тогда этому господину нужна срочная госпитализация, – заявил медэксперт и принялся перечислять симптомы страшной болезни: инкубационный период длится от двух до двадцати двух недель, после чего у майора появятся сначала сильные боли в области укуса, затем головные боли, потеря аппетита, рвота, бессонница, чувство страха, трудности с глотанием, далее конвульсии, бред, кома и, наконец, смерть. Слово «смерть» он произнес с должной значительностью.

На Таталью все это, казалось, не произвело ни малейшего впечатления, хотя никаких оснований предполагать, будто все это подстроено, у него не было. Да и на самом деле все это была чистейшая импровизация. Ведь Карелла не вызывал медэксперта, и не единого слова он не произнес, пока тот не спросил насчет бешенства. Вопрос был вполне естественным, ответ не оставлял сомнений в правдивости, а речь медэксперта была речью профессионала, который предупреждает пациента о возможной опасности. Но Таталья даже и бровью не повел.

Карелла отвел Стюарта в сторону:

– Ну, что скажешь?

– Скажу, что это самодовольный ублюдок, и уж ему-то рога мы обломаем.

– А как насчет полковника?

– Да ни черта Лумис не смыслит в уголовном праве, ему тут что дар Божий, что яичница – все едино.

– Ты будешь вести допрос?

– Нет, лучше ты. Ты же работаешь по делу.

– Показать ему письмо?

– Сначала объясни его права.

– Боюсь, он может отказаться отвечать.

– Не думаю. Когда перед тобой начинают выставляться такими умниками, можешь быть уверен, что имеешь дело с полным дураком.

Переговорив таким образом, оба вернулись к столу Дженеро, вокруг которого сгрудились остальные. Сам Дженеро давно ушел домой, но рядом с телефонным аппаратом все еще красовались голубые трусики.

– Майор Таталья, – начал Карелла, – в соответствии с решением Верховного суда по делу Миранда против штата Аризона нам разрешается задавать вам какие бы то ни было вопросы, лишь разъяснив ваше право на юридическую защиту, а также то, что любые ваши показания могут быть в дальнейшем использованы против вас.

– Что это означает? – подозрительно спросил Лумис.

– Обычно это называется так: разъяснение допрашиваемому – в данном случае вашему клиенту – его прав, – с улыбкой прокомментировал Стюарт.

– Прежде всего, – продолжал Карелла, – у вас есть право не отвечать ни на какие вопросы. Это ясно?

– Конечно, ясно, – ответил Таталья.

– Отлично. Во-вторых, у вас есть право по собственному усмотрению на одни вопросы отвечать, на другие нет. Это ясно?

– Да, – устало произнес Таталья, – совершенно ясно.

– В третьих, если вы решите отвечать на вопросы, ответы могут быть использованы против вас, это ясно?

– Да, да, – сказал Таталья и непритворно зевнул.

«Ах ты, сукин сын, – подумал Карелла, – ну ничего, мы тебя достанем».

– У вас также есть право на консультацию со своим адвокатом, как до, так и во время допроса...

– Мой адвокат – полковник Лумис, – перебил Таталья.

– ...А также в любой момент прервать допрос. Это ясно?

– Да, да, что же тут неясного?

– Прекрасно, – Карелла полез во внутренний карман пиджака и вынул письмо, обнаруженное в личном банковском сейфе Джимми Харриса. – Вам знакомо это письмо? – спросил он.

– Что за письмо?

– Извините, я неправильно поставил вопрос. Вам знаком оригинал этого письма? У меня в руках второй экземпляр, сделанный под копирку. А оригинал вам знаком?

Таталья взял письмо и повертел его в руках.

– Нет, – наконец, ответил он.

– Между тем оно адресовано вам.

– Да, в Форт-Ли, Вирджиния, – подтвердил Таталья. Я был переведен туда в сентябре. А письмо датировано шестым ноября.

– Можно мне взглянуть? – вмешался Лумис.

– Разумеется, – Карелла передал ему письмо и вновь обратился к Таталье. – То есть вы хотите сказать, майор, что этого письма не получали, так я вас понял?

– Именно так. Почтовая служба в армии не всегда бывает на высоте, – улыбнулся Таталья.

– А что скажете о содержании письма?

– О содержании?

– Ну да. Коль скоро вы видите это письмо в первый раз...

– Да я ведь даже не прочитал его.

– Ах, вот как? А мне показалось, прочитали. Полковник Лумис, будьте любезны, передайте, пожалуйста, майору Таталье письмо.

– На вашем месте я бы не стал отвечать больше ни на один вопрос, – сказал Лумис. – Мистер Карелла, мистер Стюарт, позволю себе предложить...

– Да ну, что за ерунда, – прервал его Таталья, забирая письмо, – мне нечего скрывать.

«Хорошо, – подумал Карелла, – отлично. На это мы и рассчитывали, ты оправдываешь наши ожидания, и никуда тебе не деться, мы тебя расколем». Он посмотрел на Таталью. Тот неторопливо изучал письмо. Наконец он поднял голову.

– Ну как, прочитали? – спросил Карелла.

– Да.

– Впервые, верно?

– Да.

– И что скажете?

– Да ничего не скажу, ибо не понимаю, о чем здесь идет речь.

– Не понимаете, о чем идет речь?

– Вот именно.

– Похоже, Джимми Харрис утверждает, что вы воткнули штык в грудь лейтенанту Блейку.

– Полная чушь.

– Но ведь лейтенант Блейк был убит, не правда ли?

– Ну да, конечно.

– Но убит не так, как представляет Джимми Харрис, это вы хотите сказать?

– Он был убит осколком снаряда, разорвавшегося рядом с ним.

– Ах вот как.

– Да, и вчера я вам это уже говорил.

– Говорили, но вот Джимми, похоже, утверждает, что это вы прикончили лейтенанта, воткнув в него штык.

– Я не отвечаю за утверждения Джимми. Он мертв.

– Это действительно так. Насколько я понимаю, он также утверждает, что и другие кололи лейтенанта штыками.

– Повторяю...

– Во всяком случае, в письме он говорит, что вы убили лейтенанта при чьем-то содействии.

– Понятия не имею, кого он имеет в виду. Зато ясно вижу, что Джимми писал это письмо в состоянии полного умопомрачения.

– Ах вот как. То есть вы считаете, что он все это выдумал.

– Выдумал – не выдумал, на эту тему я рассуждать не собираюсь. Вижу только, что это откровенная попытка шантажа.

– В общем, вы не закалывали лейтенанта Блейка?

– Ну разумеется, нет!

– Прошу прощения, – снова вмешался Лумис, – но я и в самом деле считаю, что майору не следует более отвечать ни на один вопрос. Майор Таталья, как ваш адвокат...

– Мне нечего скрывать, – упрямо повторил Таталья.

– А что произошло в тот день? – возобновил допрос Карелла.

– В какой день?

– В день, когда убили лейтенанта Блейка.

– Начался артиллерийский обстрел, – Таталья пожал плечами. – И его убило осколком снаряда.

– Это было до или после того, как он приказал «Альфе» штурмовать высоту?

– Какую высоту?

– Высоту, где была установлена артиллерия противника.

– Такого приказа я не помню.

– Стало быть, весь тот месяц вы воевали с другой бандой...

– Да, и уж поверьте, это были тяжелые бои.

– И теперь вы отдыхали?

– Да, а Ллойд велел нам идти наверх.

– В каком смысле наверх?

– Я же сказал вам. Наверх. Там была лестница.

– Вы хотите сказать, что лейтенант не приказывал «Альфе» штурмовать высоту? – настаивал Карелла.

– Не знаю, о какой высоте вы говорите.

– Где был командный пункт лейтенанта?

– Не помню.

– На плоскогорье? В зарослях бамбука?

– Говорю же, не помню.

– Ведь вас в этот самый день повысили прямо на поле боя, верно?

– Верно, но я все равно не помню, где был командный пункт лейтенанта.

– Дэнни Кортес утверждает, что он был где-то в бамбуковых зарослях у подножия холма.

– Я даже не знаю, кто такой Дэнни Кортес.

– Он служил в «Браво». Лейтенант приказал «Браво» атаковать высоту, а потом пошел посмотреть, где застряла «Альфа». Ведь он и «Альфе» давал приказ на штурм, верно?

– Нет.

– А солдаты отказались повиноваться, так?

Точно, парень. Иди в жопу, сказали ребята Ллойду. А потом схватили его и оттащили от Роксаны, от того места, где они стояли. В середине комнаты это было. А пластинка все играла, и барабаны били. Ребята отчаянно колотили в барабаны.

– Разве не так все было? – У Кареллы неприятно зазвенело в ушах. Но зато теперь все стало абсолютно ясно. Много времени потребовалось, но зато теперь он все видел с необыкновенной четкостью. И не нужен был больше ни Лемар, ни Ляйдер, чтобы восстановить события того дня. Он знал, что произошло.

– Вы затеяли с лейтенантом драку?

– Никакой драки с лейтенантом я не затевал.

– Разве не вы ему сказали, что солдаты не обязаны штурмовать эту высоту? Разве не вы сказали ему, что они устали и выдохлись?

– Ничего подобного я ему не говорил.

– Но ведь он был там, с этим вы не спорите?

– Где там? Я не понимаю, о чем вы говорите.

– На командном пункте. И до командного пункта он добрался живым, разве не так?

– Я не... Я не помню, в каком точно месте его убило. Мы... Артиллерийский обстрел начался, когда он шел вниз.

Там в середине комнаты столб был, понимаете? Ну такой, вроде подпорки или водосточной трубы. Так они привязали его к столбу. Я и понятия не имел, что они задумали, ведь он наш президент, они явно напрашиваются на неприятности.

– Как звали лейтенанта? – спросил Карелла.

– Что-что?

– Лейтенанта Блейка. Как его звали по имени?

– Роджер.

Роксана плачет. Они хватают ее. Она отбивается, она не хочет, а они все равно наваливаются на нее, вставляют, один за другим, один за другим, все.

– Дэнни Кортес все видел, – сказал Карелла. Снова ложь, но ему до лампочки. Лишь бы не дать этому сукину сыну сорваться с крючка. Если на суде эта ложь всплывет, то все равно наплевать. Лишь бы не дать этому ублюдку ускользнуть.

– Я... Я не знаю никакого Дэнни Кортеса.

– Стрелковая группа «Браво». Я уже говорил. «Браво». Кортес, поднимаясь вместе с другими солдатами по склону, посмотрел вниз и увидел, что вы с лейтенантом затеяли драку...

– Ничего подобного, – бросил Таталья.

– ...А потом обнажили штык...

– Нет.

– ...И ударили лейтенанта.

– Нет! – завизжал Таталья и, обхватив лицо руками, внезапно зарыдал. – О, Боже, я ведь не хотел... Я не собирался... Только хотел защитить своих солдат. Они вконец выдохлись, они... Я у них был сержантом, только мне они и доверяли. А он велел им... Наверху был противник, молотила артиллерия, и как же... О Боже. Я сказал ему, что они выдохлись и не могут... Мы... Он бросился на меня, а я схватил его... мы... мы прижали его к дереву и я... я вытащил штык из... из... я ударил его. Вокруг падали снаряды, мы... мы все кололи его. Все, кроме Джимми. Мы все кололи его. А потом... потом мы потащили его в джунгли... и разрезали его... разрезали его на куски, чтобы выглядело так, будто это противник...

Когда... пришло письмо от Джимми, я попытался вспомнить, это ведь было так давно. Я почти и забыл. Разве вспомнишь? Но я понял, что он может разбить мне жизнь... Понял, что... должен был защищаться, у меня жена, дети, я люблю их, я должен был защитить их. Я знал, что если армия начнет расследование, все всплывет наружу, кто-нибудь непременно расколется. Ну вот я и – понимаете, он написал на конверте обратный адрес, понимаете, на конверте... ну и я... я нашел его и... убил. А потом пошел к нему домой, чтобы отыскать второй экземпляр, он написал, что оставил копию... я дал его жене шанс, честное слово, дал... я хотел, чтобы она отдала мне письмо, но она не отдала, ну вот... вот я и перерезал ей горло тем же самым штыком. А другие – женщина с аккордеоном и мужчина, которого я хотел убить вечера вечером, – они только для отвода глаз, чтобы вы подумали, что это сумасшедший орудует.

Таталья резко вздернул голову. По щекам у него катились слезы, кожа на лице сморщилась, и выглядел он жалким и потерянным.

Ну вот и все.

Таталью отвели вниз. Против него было выдвинуто обвинение по статье «Убийство первой степени», не забыли и о попытке нападения, потому что скорее всего, когда дело дойдет до суда, то и эта попытка станет частью обвинительного заключения, и все должно быть в полном порядке, чтобы и комар носа не подточил. Ну а остальное – забота армии. Подполковник Энтони Лумис пообещал запустить военную судебную машину, сразу как вернется в Форт-Керби. По его словам, будет начато исчерпывающее расследование убийства лейтенанта Роджера Блейка, и он, Лумис, убежден, что все виновные предстанут перед судом военного трибунала. Занятно, подумал Карелла, что теперь и он употребляет слово «виновные».

Он вышел из инспекторской без двадцати одиннадцать. На улице было холодно и ветрено, Карелла продвигался вперед, пряча лицо в воротник от мощных порывов ветра и прижимая к груди завернутый в бумажную салфетку гамбургер, за которым послал по его просьбе Мисколо, пока оформляли дело Татальи. Собака спала на заднем сиденье машины. Карелла оставил окно чуть приоткрытым, полагая, что никому не придет в голову угнать полицейский автомобиль. Он открыл переднюю дверцу, вытянул кнопку на задней, приоткрыл и ее и заглянул в машину. Ему никак не удавалось вспомнить, как, черт возьми, кличут этого пса. Придется спросить Софи Харрис.

– Эй, парень, – сказал он, – просыпайся.

Собака моргнула.

– Гамбургер хочешь? – Карелла развернул бумажную салфетку.

Собака снова моргнула.

– Это Мисколо о тебе позаботился. Холодный, правда, но вкусный. Понюхай.

Он раскрыл ладонь и протянул собаке гамбургер. Та принюхалась и осторожно надкусила.

– Молодец, – похвалил Карелла, развернул салфетку и положил гамбургер на заднее сиденье рядом с собакой. Пока он обходил машину и садился на водительское место, гамбургер исчез, и собака вылизывала салфетку. Карелла немного посидел за рулем, не заводя машину и глядя через переднее стекло на зеленые шары по обе стороны входа в участок. На них белели цифры – 87. «Ну, вроде бы все сделано, ничего не забыто», – подумал Карелла, и включил двигатель. С его точки зрения, коли танец окончен и песня допета, лучше всего отправляться домой.

И он поехал домой.