Ночные кошмары

Глава 7

Два гроба были установлены в часовне так, чтобы между ними остался проход и пришедшие отдать последнюю дань не устраивали толкучки. Тут были и черные, и белые. Часть из них шепотом переговаривалась снаружи, в вестибюле, устланном ковром. Некоторые сидели в часовне на складных деревянных стульях, некоторые молились, опустившись на колени у железной решетки, за которой стояли на каталках обитые черным крепом гробы.

Софи Харрис сидела в первом ряду, вся в черном – черные туфли и чулки, черное платье и черная шляпа с вуалью. Она напоминала Карелле женщин из его семьи – овдовевших троюродных теток и сестер, которых он видел только в черном. Он сел рядом с Софи, та бегло посмотрела на него через плечо и тут же отвернулась.

– Миссис Харрис, – сказал он, – мы не могли бы выйти на минуту?

– Мне нечего вам больше сказать.

– Ну здесь-то давайте не спорить.

Она посмотрела на гробы.

– Мне надо с вами поговорить, – настаивал Карелла. – Давайте выйдем.

Она неохотно поднялась со стула и молча прошла сквозь открытые арочные двери в вестибюль. Карелла следовал за нею.

– Ну что, насчет Чарли удовлетворились? – тихо проговорила она, едва разжимая губы и сцепив руки на животе.

– Я должен был поговорить с ним.

– Но почему? Я же вам сказала, что он тут ни при чем.

– Надо было проверить.

– Ну и как, проверили?

– Да, это действительно не он.

– Вы привязались к нему, потому что он черный.

– Нет. Это не так, миссис Харрис. И к тому же я не привязывался к нему. Я задавал ему вопросы. И только потому, что он мог оказаться убийцей вашего сына и снохи.

Женщина пристально посмотрела на него.

– Я хочу найти того, кто их убил.

Она по-прежнему не сводила с него глаз.

– Прошу вас, поверьте.

– Ну хорошо, – кивнула она.

– Я на нуле, – признался Карелла. – Просто на нуле. И мне нужна ваша помощь. Я прошу вас вспомнить, может, Джимми или его жена с кем-нибудь не ладили...

– Нет. – Софи отрицательно покачала головой. – Не было такого.

– Или просто не сошлись в чем-то. Бывает, люди обижаются по совершенным пустякам, и тогда...

– Нет. Если бы вы знали Джимми... Он и грубого слова никому сказать не мог.

– Миссис Харрис, человек, который убил Изабел, похоже, что-то искал. Вы не представляете себе, что именно?

– Нет.

– Джимми никогда не говорил, что прячет деньги или драгоценности, что-нибудь в этом роде?

– Нет.

– Бывает, люди прячут дорогие вещи от воров...

– У него не было дорогих вещей.

– Миссис Харрис, а Джимми не был связан с людьми подозрительными, с преступным прошлым?

– Нет, – сказала Софи и тут же добавила: – А белому вы бы такой вопрос задали?

– Знаете, – возмутился Карелла, – давайте покончим с этим. Ваш сын зверски убит, а убийство – это самое тяжкое преступление, и я хочу знать, может, среди его знакомых были преступники. Это совершенно естественный вопрос, цвет кожи тут ни при чем, так что не будем об этом. – Карелла понизил голос и повторил: – Так как, были у него знакомые с преступным прошлым?

– Нет. Во всяком случае, прямо он никогда об этом не говорил.

– То есть как вас понять? А не прямо?

– Нет, ни о каких знакомых преступниках он никогда не говорил.

– Тогда что вы имели в виду, употребив слово «прямо»?

– Мой сын никогда в жизни не сделал бы ничего дурного.

– Миссис Харрис, вы только что сказали, что ваш сын никогда прямо не говорил о своих знакомых с уголовным прошлым. Что это значит?

– Ничего.

– А не говорил ли он о какой-нибудь преступной деятельности, к которой имел отношение?

– Мой сын не имел отношения ни к какой преступной деятельности.

– Может, он задумывал что-нибудь в этом роде?

– Не знаю. Честное слово, не знаю. Он был нездоров.

– То есть как это нездоров? А что с ним было?

– Кошмары.

– Какие кошмары?

– Они у него с тех самых пор, как он выписался из Форт-Мерсера.

– А что такое Форт-Мерсер?

– Военный госпиталь на севере штата. Недалеко от тюрьмы.

– Так что за кошмары?

– Иногда он просыпался с криком. Я заходила к нему в комнату, он сидел на кровати и вглядывался в темноту, словно зрячий. Я обнимала его, а он был весь в холодном поту. «Что с тобой, Джимми, что случилось, сынок?» – спрашивала я, но он не отвечал ни слова. Он просто дрожал у меня в руках.

– А днем он про эти кошмары когда-нибудь говорил?

– Нет. Но Изабел рассказывала мне, что он от них так и не избавился.

– И когда же она вам об этом говорила?

– Да совсем недавно.

– Итак, миссис Харрис, вам ничего не известно о планах Джимми. А в принципе там могло быть нечто противозаконное?

– Пожалуй, да.

– Он говорил вам что-нибудь в этом роде?

– Он говорил, что они разбогатеют.

– Кто?

– Они с Изабел.

– А каким именно образом, не говорил?

– Мистер Карелла, я должна сказать вам правду. Мне кажется, он задумал что-то не совсем чистое.

– Он говорил это?

– Нет.

– Так почему же?..

– А зачем бы иначе ему понадобился старый приятель по армии?

– Что вы имеете в виду?

– Он сказал мне, что нашел одного из своих приятелей.

– По армии?

– Да, по-моему, так он и сказал.

– И кто же это?

– Имени я не запомнила.

– А он не сказал, зачем ему понадобился этот приятель?

– Сказал, что тот поможет им с Изабел разбогатеть.

– А каким образом, не сказал?

– Нет.

– Так почему же вы решили, что тут что-то нечисто?

– Сама не знаю. Может, потому что солдат учат обращаться с оружием.

– Но прямо сын ничего вам не говорил...

– Нет.

– Ну что ж, – Карелла пожал плечами. «Как в кино, – подумал он. – Двое старых фронтовых друзей находят друг друга, чтобы очистить банк или казино в Лас-Вегасе. Вообще-то и такое возможно. Все возможно. Но сомнительно. И все же – возможно, черт возьми». – Спасибо, – сказал Карелла, – вы нам очень помогли.

Но сам он в этом совсем не был уверен.

В это субботнее утро инспекторская скорее походила на церковь. Кроме шуток. Лучи ноябрьского солнца сплошной пылевой дорожкой пробивали под острым углом длинные зарешеченные окна и золотистыми пятнами собирались на крышках столов и пишущих машинках. Радио на столе Дженеро передавало органную музыку. Карелла ожидал божественного чуда, но его все не было.

Дженеро печатал.

Он купил себе карманный словарь в мягкой обложке и время от времени сверялся с ним, отрываясь от работы. Эта стрекотня машинки, да еще с перерывами, раздражала Кареллу. Печатать в храме – святотатство. А помимо всего прочего чудес в мире больше не происходит, и дело его было совсем табак – черствее, чем вчерашний хлеб.

Органная музыка заполнила инспекторскую. Карелле даже захотелось исповедаться. Он не был на исповеди с того самого времени, как перестал ходить в церковь. То есть с пятнадцати лет. По странному совпадению тогда же он потерял невинность на крыше одного жилого дома в Риверхеде, с девушкой по имени Сузи Райан, ирландкой. Она ходила в ту же церковь, что и Карелла. После посвящения на крыше Карелла решил, что надо исповедаться в своем грехе. Но потом подумал, что священник может поинтересоваться ее партнершей, соучастницей греха. Таким образом всплывет имя Сузи Райан, такой щедрой, такой страстной. В те ранние годы Карелла готов был и в пекло за ней пойти. В общем, он колебался и в конце концов решил не ходить на исповедь. А заодно и вообще никогда больше не ходить в церковь, но это решение к Сузи Райан никакого отношения не имело. Просто церковь всегда навевала на него сон.

«Отчего ты больше не ходишь в церковь?» – спросил отец. «А ты отчего, папа?» – ответил Карелла вопросом на вопрос. «Ну так забудем об этом», – подытожил отец.

А сейчас он подумал, что если бы не многолетнее отступничество, то можно было бы помолиться Богу и попросить его сотворить чудо или хотя бы дать в руки путеводную нить, и тогда все проблемы развеялись бы как дым. А так – по радио звучала органная музыка, да Дженеро стучал на машинке, а у Кареллы не только не было путеводной нити в руках – он даже не представлял себе своего следующего шага.

«Ладно, позвоним в Форт-Мерсер», – подумал он.

Ход его мыслей не имел ничего общего с классической дедукцией. Звонок – это просто от отчаяния. До разговора с Софи об убитом он не знал практически ничего. Когда расследуешь подобное дело, весьма важно знать, как человек провел последние двадцать четыре часа жизни – с кем встречался, где был, что видел. Что касается Изабел Харрис, то здесь была хоть какая-то ясность: она провела их в постели с Фрэнком Престоном. Но о Джимми он знал только, что в то утро он, как обычно, ушел из дома в половине десятого, в течение дня занимался своим нищенским бизнесом на Холл-авеню, потом скорее всего зашел в бар, чтобы переждать час пик, и, наконец, двинулся домой.

Карелла забыл спросить у Изабел, всегда ли Джимми заходил в один и тот же бар. Ошибка. Может быть, большая ошибка. У Изабел теперь уж ни о чем не спросишь, а ведь нельзя исключить возможность, что Джимми в баре с кем-то встретился, поспорил, слово за слово – черт, все могло быть. Бар оставался загадкой, причем исключительно по его собственному растяпству. Как же он так мог опростоволоситься? Эта мысль раздражала его, но он не позволил себе слишком уж впадать в отчаяние. Лучше заняться фактами, которыми он располагает – вроде никакой внутренней связи между ними нет, но, во всяком случае, в их свете Джимми Харрис из трупа превращается в живое существо.

Что касается информации номер один, то сейчас из нее ничего не извлечешь. Если Джимми Харрис и впрямь связался с каким-нибудь старым приятелем по армии, чтобы сделать – и возможно, незаконным путем – быстрые деньги, убедиться в этом Карелла мог только одним способом: потолковать со старыми армейскими приятелями Харриса. Пока его сведения касательно военной карьеры Джимми были весьма скудны: он служил в огневом расчете «Альфа» второго отделения и в результате полученного во время операции ранения ослеп. Если повезет, капитан Маккормик в ближайшее время предоставит ему сведения, которые он запрашивал у армии. Впрочем, тут на удачу особо рассчитывать не приходится. Но от Софи Харрис он узнал и еще одну вещь.

Ее сына преследовали кошмары.

Карелла позвонил в справочную. После долгих выяснений девушка-оператор дала ему код Форт-Мерсера, и Карелла принялся за дело: набрал единицу, код города, 555, и, наконец, 1212. Занимаясь этой длинной вереницей чисел, он забыл все на свете: зачем звонит, номер своего полицейского значка, номер страховой карточки и свое второе имя. Снова голос дежурной: «Справочная, с кем вас соединить?» Карелла объяснил, что дозванивается в Форт-Мерсер, это где-то рядом с Роли. «Форт-Мерсер находится в городе Пэкстон, – сказали ему, – но там много номеров. Что именно вам нужно?»

– Госпиталь.

– Там два госпиталя – Главный и для выздоравливающих.

– Давайте начнем с Главного.

– Запишите, пожалуйста, номер, сэр.

– Да, записываю.

– 963-7047.

– Спасибо. А 963...

Но в справочной уже повесили трубку. Карелла вздохнул, набрал единицу, затем код, а затем номер. Послышались гудки. Дженеро перевел радио на другую волну, и теперь в комнате звучала легкая музыка. Телефон в Пэкстоне продолжал звонить. «Может, по субботам там никого нет», – подумал Карелла.

– Госпиталь, – раздался в трубке мужской голос.

– Это Главный госпиталь Форт-Мерсер?

– Да, сэр.

– Говорит детектив Карелла, из восемьдесят седьмого полицейского участка в Айсоле. Мне хотелось бы выяснить кое-что об одном вашем пациенте десятилетней давности. Может, мне кто-нибудь...

– А с кем бы вы хотели поговорить, сэр?

– С любым, кто может мне подробно рассказать об этом пациенте.

– Да, сэр... но мне-то откуда знать, кто это?

– Хорошо, тогда с кем-нибудь, кто работал у вас десять лет назад. Есть такие?

– Да, сэр, наверняка есть. Но... видите ли, у нас тут большое учреждение, и я, право, не знаю, с кем вас соединить.

– А можно поговорить с кем-нибудь из руководства?

– Да, сэр, например, с генералом Ригли.

– Можете соединить меня с ним?

– Одну минуту, сэр.

Буквально тут же в трубке раздался женский голос:

– Приемная генерала Ригли.

– Говорит детектив Карелла из восемьдесят седьмого полицейского участка в Айсоле. Нельзя ли переговорить с генералом?

– Весьма сожалею, сэр, но его нет и сегодня не будет.

– Может, вы мне поможете?

– Да, сэр, а в чем дело?

– Мы расследуем убийство человека, который когда-то находился на излечении в вашем госпитале. И мне хотелось бы узнать об этом пациенте как можно больше.

– А когда он у нас был?

– Десять лет назад.

– Ого.

– Да, давнее дело, я понимаю.

– Это уж точно.

– Но я уверен, что архивы того времени еще не уничтожены.

– Конечно, нет, сэр, это не проблема.

– А в чем же проблема?

– Боюсь, по телефону вам выяснить ничего не удастся.

– Видите ли, я просто хотел сберечь время. Ведь речь-то идет об убийстве.

– Хорошо, я свяжу вас с архивом.

– Спасибо.

– Не вешайте трубку: будет щелчок, это я просто переключаю вас на нужный номер.

– Спасибо.

И вновь потянулись минуты ожидания. Убийство, думал Карелла, это нечто вроде вторжения в чужую жизнь. А такого никто не любит, никому не нравится, когда звонят из большого города и спрашивают о человеке, который здесь лечился десять лет назад. «Я свяжу вас с архивом. В архиве вам, наверное, помогут...» В архиве имеют дело с историей, давней и не столь отдаленной. «Я свяжу вас с архивом, потому что, видите ли, здесь люди хоть и больные, но живые, и у нас нет времени заниматься трупами...»

– Архив. Сержант Холлистер у телефона.

– Говорит детектив Карелла из восемьдесят седьмого полицейского участка. Я собираю информацию о человеке, ставшем жертвой убийства.

– Ничего себе, – присвистнул сержант Холлистер.

– Его зовут Джеймс Харрис, он был на излечении в Форт-Мерсере десять лет назад.

– Второе имя есть?

– Рэндольф.

– Потребуется некоторое время. Разрешите, я перезвоню вам.

– Мой номер Фредерик 7-8024. Только, сержант...

– Да, сэр?

– Вообще-то мне хотелось переговорить с кем-нибудь, кто знал его, когда он лежал у вас. Я хочу сказать, это важнее, чем данные, которые вы мне зачитаете.

– Мне все равно надо найти его карту, сэр. Я перезвоню.

– Сержант, речь идет об убийстве.

– Да, сэр, понимаю.

– Спасибо, буду ждать звонка. Послышался щелчок – трубку повесили. Карелла взглянул на настенные часы. Десять тридцать семь.

– Как пишется слово «перевозочный» – «пе» или «пи»? – спросил Дженеро.

– У тебя же словарь, возьми да посмотри, – посоветовал Карелла.

– Как же я посмотрю, если не знаю, как оно пишется?

– Но что начинается с "П", ты знаешь, не так ли?

– Да, но вторая-то буква какая?

Карелла снова поднял глаза на часы.

Десять тридцать восемь.

Из госпиталя позвонили в самом начале двенадцатого. К тому времени Карелла уже успел связаться с центральным архивом и попросил поискать, нет ли чего на Чарльза К. Кларка, а также напечатал в трех экземплярах отчет о проделанной работе. В архиве ему пообещали перезвонить сразу же. Но до понедельника, думал он, ничего не дождешься, если только не подтолкнуть их сегодня же еще одним звонком. Наверное, и в госпиталь придется перезванивать. В Америке, да, как показывает опыт, и во всем мире, ничего не добьешься, если не позвонишь дважды. А после второго звонка не пошлешь письма. А после письма не позвонишь через неделю в третий раз. Карелла подозревал, что так было и во времена Древнего Рима, а когда варварские орды вторглись с севера и рассеялись по улицам города, сенаторы, путаясь в тогах и прижимая к груди вощеные дощечки с так и оставшимися без ответа письмами, бежали в страхе за свою жизнь. За ними поспешали, жуя на ходу резинку и не успев даже привести себя в порядок, секретарши.

– Восемьдесят седьмой, Карелла.

– Говорит полковник Андерсон, из госпиталя Форт-Мерсер.

– Да, сэр.

– Сержант Холлистер доложил, что вас интересует пациент, которым я занимался десять лет назад.

– Так точно, сэр, его зовут Джимми Харрис.

– Холлистер сказал, что его убили, это верно?

– Да.

– Весьма печально. Так что вы хотели бы узнать, мистер Карелла?

– Вам это, наверное, покажется странным.

– Тем не менее, слушаю вас.

– Сегодня утром я говорил с его матерью, и она сообщила, что Джимми мучили кошмары.

– Да, ну и что?

– Так вот, я хотел бы переговорить с кем-нибудь, кто в этом разбирается.

– О кошмарах?

– Да, в природе кошмаров.

– Видите ли, я хирург, и к нервным заболеваниям никакого отношения не имею. До нас Харриса лечили еще в трех госпиталях. Наша задача заключалась в том, чтобы подготовить его после тяжелейшего ранения к гражданской жизни. Рана была действительно очень тяжелая, пришлось провести несколько операций. Но адаптацией к новой жизни занимались психиатры. Вот они-то, наверное, и могут вам рассказать о кошмарах.

– А не знаете, кто возглавлял группу психиатров?

– Полковник Кенигсберг.

– Можно с ним переговорить?

– Он у нас больше не работает. Перевелся в Вашингтон, в госпиталь «Уолтер Рид». Попробуйте отыскать его там. Полковник Пол... минуточку, это он здесь был полковником, сейчас, наверное, генерал-майор.

– Полковник Андерсон, а где могут быть архивы психиатрического отделения? У вас в Форт-Мерсере?

– Думаю, да.

– Если я подъеду сегодня днем, можно будет взглянуть?

– Да.

Карелла посмотрел на настенные часы.

– Часа в два не поздно?..

– Прекрасно. Я закажу вам пропуск. Ваше полное имя, пожалуйста.

– Детектив Стивен Карелла. К-а-р-е-л-л-а.

– Главный госпиталь находится справа от здания из красного кирпича – это административный корпус. Как проедете через ворота, держитесь правее, там будет стоянка для посетителей. А прямо у входа приемная, секретарша скажет вам, как найти меня. Мой кабинет на втором этаже.

– Буду у вас в два.

– Прекрасно. Жду вас.

Карелла повесил трубку, снова посмотрел на часы, а потом перевел взгляд на стену, где висело расписание дежурств. Сегодня у Мейера выходной. Тем не менее он позвонил ему домой. Подошла Сара Мейер и, узнав его голос, взмолилась:

– Нет, нет, ни за что.

– А что, у него какие-нибудь дела?

– Мы идем на свадьбу.

– В котором часу?

– Не задавай дурацких вопросов, Стив. Ладно, говори с ним сам.

– Ни за что, – сказал Мейер, едва взяв трубку.

– Я еду в Форт-Мерсер.

– А где это?

– Рядом с тюрьмой «Касталвью».

– Приятного путешествия.

– А кто женится-то?

– Малыш Ирвин.

– Твой племянник?

– Только теперь он вырос, можешь себе представить? Стив, извини, но я, право, не могу поехать с тобой. Мне еще надо взять смокинг из чистки.

– Ну хорошо, а в одно место ты хоть сможешь заехать по дороге?

Мейер вздохнул.

– Мейер?

– Да, да, я здесь. А куда это?

– Сэм Гроссман сказал, что под ногтями у Джимми Харриса обнаружили землю. Пройдись еще раз по квартире, ладно? Может, он как раз закопал то, что искал убийца.

– А где же это можно закопать в городской квартире?

– Ты там никаких горшков не заметил?

– Нет.

– Хорошо, тогда посмотри сначала на подоконниках, и если горшков нет, спустись во двор, может, там недавно что-нибудь закапывали.

– Самая работенка для человека, который собрался на свадьбу.

– А когда она?

– В три.

– Так у тебя почти четыре часа.

– Ну да, полно времени, чтобы покопаться во дворе, съездить в чистку за смокингом, принять душ, побриться и отвезти семью на Бульвар Адамса. А что ты забыл в Форт-Мерсере?

– У Джимми Харриса были кошмары.

– И у меня тоже, – Мейер отключился. Карелла улыбнулся и повесил трубку.

И тут же телефон вновь ожил. Звонили из центрального архива. На Чарльза К. Кларка у них ничего не было.

В квартире висело тяжелое безмолвие смерти.

Кто-то вымел мусор из кухни, но в комнатах все еще царил совершеннейший бедлам. «Кто, интересно, займется этим?» – думал Мейер, переходя из комнаты в комнату. Нарисованный мелом на полу у холодильника силуэт отмечал место, где была обнаружена убитая Изабел Харрис. Рано или поздно кто-нибудь вымоет пол на кухне, сотрет мел и пятна крови на линолеуме. Рано или поздно кто-нибудь арендует эту квартиру. Однажды новый жилец между делом заметит, что в этой кухне было совершено убийство. Бедную женщину нашли вот здесь, У холодильника, с перерезанным горлом. «Да ну?» – удивится гость, и они продолжат разговор о последнем туре первенства по бейсболу.

А пока Изабел Харрис сохранялась в этом доме в форме смутного мелового наброска на полу да засохших пятен крови на линолеуме. И еще разбросанная одежда в комнате... Где-то Мейер читал, что слепые раскладывают одежду в разные ящики соответственно цвету, чтобы ненароком не надеть зеленый галстук к красной рубашке или алую блузу к юбке апельсинового цвета. Еще они различают одежду по швам: глаза им заменяют пальцы.

Сам Мейер не мог представить себя слепым. Ослепни он вдруг, – наверное, в ту же минуту покончил бы с собой.

На кухне, поверх раковины, было небольшое окно, сейчас совершенно замерзшее. В квартире стоял жуткий холод, наверняка привратник отключил все батареи, едва полиция ушла – к чему кормить этих и без того зажравшихся арабов. Натянув перчатки, Мейер принялся тереть стекло тыльной стороной ладони до тех пор, пока не образовался неровный круг, через который можно было рассмотреть и кирпичное здание напротив, и подоконник, выступающий наружу.

На подоконнике стоял цветочный горшок.

В горшке полегли, как солдаты в бою, высохшие стебли и увядшие листья цветов прошлого лета. Мейер потянул на себя раму: обычно в жилых домах окна закрывались наглухо, но эта поддалась легко. Он взял с подоконника горшок, поставил его на стол и закрыл окно. В куче разбросанной по полу посуды он нашел большую столовую ложку и принялся копаться в горшке. Сначала замерзшая земля поддавалась туго, но вскоре Мейер добрался до мягкого слоя. Кто-то явно здесь копался, причем совсем недавно – ложка входила в землю без малейшего усилия. Мейер снял перчатки и засунул обе руки глубоко в горшок. Ничего. Он повертел головой, открыл шкафчик под мойкой и нашел там пачку коричневых бумажных салфеток. Вытащив одну, он расстелил ее на столе и принялся вытряхивать на нее землю.

Вскоре горшок опустел.

В нем ничего не было.

Мейер ссыпал немного земли в конверт для вещественных доказательств, который надо было переслать Гроссману в лабораторию, и пошел во двор.