Ночь безумия

Глава 16

Начальник управы Старого Торгового квартала, навалившись на стол, уныло смотрел на Ханнера.

— Вандализм, воровство, насилие и незаконные действия, — повторил он. — Неподчинение приказам представителя верховной власти.

— Все верно, — подтвердил Ханнер.

— Ты не упомянул использование запретной магии.

Ханнер нахмурился и покосился на Рудиру. Она твердо стояла на полу. Рядом, внимательно прислушиваясь к разговору, молча следили за всем Зарек и Отисен. Пленников устроили на скамье; их руки и ноги были скованы. Ханнер не стал выспрашивать у Берна, зачем понадобились дяде Фарану цепи и кандалы — честно говоря, знать это ему вовсе не хотелось.

— Мне неизвестен указ, где чары, которыми они пользовались, объявлялись бы запретными.

— Но они владеют той новой магической силой, которая привела к беспорядкам прошлой ночью.

— Да, — признал Ханнер.

— Тогда, если они волшебники, почему не сопротивлялись аресту? Как тебе удалось привести их сюда?

— Наняв других магов, разумеется. Вот эти трое помогли мне поймать и удержать пленных. — Ханнер показал на своих помощников.

— Так они тоже маги?

Ханнер кивнул. Магистрат вздохнул.

— Насколько я знаю, правитель еще не прислал указаний, считать ли использование этих новых чар преступлением.

— Тогда они закон не нарушали, — сказал Ханнер. — И вам следует заниматься только настоящими преступлениями: воровством, насилием, вандализмом и незаконными действиями. Ну и отказом подчиниться представителю власти.

— То есть тебе?

— Вот именно.

— Лорд Ханнер, как мне известно, ты пока что не занимаешь никакого официального поста на службе лорда Азрада.

— Верно.

— Тогда я не могу заняться этим делом — только правитель может решить, вправе ли ты был действовать от его имени. — Лицо чиновника неожиданно просветлело. — А это значит, что я, к сожалению, должен передать это дело в руки представителен верховной власти.

— Но это невозможно! — возразил Ханнер. — Правитель не допускает во дворец никого, и я сомневаюсь, что лорд Караннин согласится прийти сюда и вершить суд.

— Честно говоря, милорд, это не мои заботы.

Ханнер взглянул на магистрата в упор.

— Прекрасно! Тогда я снимаю обвинение в неподчинении власти. Разбирайся с остальными преступлениями.

— Я не вижу здесь потерпевшую сторону — владельцев похищенного и испорченного имущества.

Эта капля переполнила чашу.

— Бога и демоны! — взревел Ханнер, поразив всех, в том числе и себя самого. Он шагнул вперед, к самому столу, лишь в последний миг удержавшись от искушения перегнуться через него и схватить магистрата за грудки. — Ты представляешь лорда Азрада! Не прекратишь ли ты увиливать от своей работы, господин? Я привел к тебе троих мужчин и девушку, схваченных на месте преступления, когда они тащили все, что понравится, и крушили все, что мешает, я привел троих свидетелей, не считая себя, и я требую, чтобы ты занялся этим делом!

— Я не могу! — уперся чиновник. — В любой момент правитель может объявить эту новую магию вне закона и повелеть перевешать их всех!

— Пока еще он этого не сделал! — прорычал Ханнер, наклоняясь вперед и едва не тыкаясь носом в нос магистрата. — Я держал схваченных преступников в доме моего дяди, но я не могу держать их там вечно! Понятия не имею, когда Азрад что-нибудь решит, ты этого тоже не знаешь; не может же весь город замереть и дожидаться, пока он что-нибудь надумает! Просто забудь о магии, хорошо? Обращайся с ними, как с обычными ворами и насильниками.

— А если я отпущу их, а правитель...

— Я возьму всю ответственность на себя! Ты просто делай свое дело!

— Ты берешь ответственность на себя? Перед этими свидетелями?

— Да, разрази тебя гром!

— Что ж, хорошо. Обычные воры и громилы, значит... — Он оглядел пленников и ткнул в первого: — Ты! Отрицаешь ли ты хоть слово в том, что поведал лорд Ханнер о твоих делишках прошлой ночью?

Он выбрал Киршу, единственную женщину.

— Нет, милорд, — сказала она.

— Есть ли у тебя смягчающие обстоятельства, которые, по твоему мнению, должны быть учтены при вынесении приговора?

Девушка замялась, глянула на Рудиру и сказала:

— Я считала, что мне все снится, милорд. Магистрат откинулся в кресле.

— Вот как? — протянул он. — Очень интересно!.. Почему же?

— Н-ну... мне и в самом деле снился сон... кошмар... Что я падаю, и горю, и задыхаюсь... а потом я проснулась, и оказалось, что я парю в воздухе... Милорд, я раньше никогда даже не разговаривала с магом, а летала только во сне. Вот я и решила, что все еще сплю.

— И ты не заметила, что мир вокруг совершенно такой, как наяву?

— Но он не был как наяву! Поначалу, во всяком случае. Я могла летать и заставлять летать вещи, и отовсюду слышались крики — все, казалось, сошли с ума, так что я решила, что это сон, а если нет, то конец света, и я могу делать все, что захочу.

— И ты помчалась по улицам, грабя лавки?

Девушка кивнула; вид у нее был совершенно несчастный.

— Это не делает чести ни твоему воспитанию, ни твоему здравому смыслу.

— Я знаю, — прошептала она.

— Пять плетей, и ты должна возместить жертвам причиненный тобой урон.

Девушка поникла, а Ханнер подумал, что приговор вполне справедлив.

Однако говорить он ничего не стал: ему надо было прийти в себя. Прежде он никогда вот так, прилюдно, ни на кого не орал и никогда, с самого детства, настолько не выходил из себя.

Он надеялся, что это не связано с чародейством: мысль, что он в конце концов начнет с воплями бегать по улицам, как случилось прошлой ночью с многими чародеями, приводила его в ужас.

С другой стороны, на его глазах дядя Фаран пару раз точно так же выходил из себя, обычно когда не высыпался или слишком много и долго работал, так что, возможно, вспыльчивость у них семейная, и он, Ханнер, прежде просто не имел случая проявить ее.

Следующим перед магистратом предстал юный Роггит, сын Райела. Он знал, что не спит, но утверждал, будто думал: город разрушают демоны, а потому торопился набрать сокровищ, чтобы, улетев, безбедно жить в Алдагморе.

— Алдагмор? -переспросил офицер. — Почему — Алдагмор? У тебя там семья?

— Нет, милорд.

— Тогда почему Алдагмор, а не Малые Королевства, или Тинталлион, или что угодно еще?

— Не знаю, милорд, — со склоненной головой сказал Роггит. — Мне просто казалось, что так нужно.

Очень интересно, думал Ханнер. Алдагмор, самое южное из баронств Сардирона, лежало прямо на север от города, а тех, кто пропал прошлой ночью, последний раз видели уходящими на север. Нет ли здесь какой-нибудь важной связи?

— Ты достаточно взрослый, чтобы понимать, что делаешь, — заметил магистрат. — Семь плетей и возмещение убытков потерпевшим.

Третий пленник, Грор-Кривозуб, просто сказал, что был не в себе от кошмаров, проснулся, увидел, что все словно с цепи сорвались, и последовал их примеру; ему было назначено восемь плетей. Четвертым был Салдан от Южных Врат, тот старик, что дрался с убитым Рудирой парнем; он не искал себе оправданий и тоже был приговорен к восьми плетям.

Ханнер раздумывал, надо ли говорить, что Салдан в запале мог и убить кого-нибудь, а значит, заслуживал более сурового наказания, чем относительно легкое бичевание, но в конце концов промолчал. Насколько было известно Ханнеру, никто, включая Салдана, не знал наверняка, убил ли он кого-нибудь, а поскольку, чтобы выяснить это, магистрату пришлось бы обращаться к магу, Ханнер решил, что сомнение следует толковать в пользу Салдана.

А кроме того, ему не хотелось, чтобы для расследования использовалась магия, раз уж он убедил магистрата закрыть на нее глаза.

Стражники увели четверых осужденных; если никто из них не болен и не захочет, чтобы за поркой наблюдали доверенные лица, бичевание состоится немедленно, после чего наказанные будут освобождены и отправятся по домам, как только смогут надеть туники.

Никакого желания смотреть на порку у Ханнера не было; поэтому он распрощался и вместе с тремя чародеями — с тремя другими чародеями, напомнил он себе, — вышел из управы и повернул к востоку.

— Хочу посмотреть, что творится у дворца, — сказал он. — Вы трое как, пойдете со мной?

— Я — нет, — отказался Зарек. — Слишком уж много там кругом стражи. Я бы пошел обратно, если ты не возражаешь. — Он помялся. — Этот управитель меня впустит?

— Берн? — Специальных распоряжений Ханнер не отдавал, но Берн показался ему человеком сообразительным, и к тому же он слышал, как Ханнер этим утром приглашал всех приходить. — Думаю, да, но если откажется, просто подожди поблизости, я скоро вернусь.

Зарек кивнул и на следующем же углу свернул вправо, к Высокой улице.

Рудира и Отисен остались с Ханнером. Шагая по Торговой улице, Ханнер с интересом поглядывал на деревенского паренька.

— Я считал, ты спешишь домой, — сказал он.

— А я передумал, — отозвался Отисен. — Это все, знаешь ли, ужас как интересно. Да и на дворец посмотреть еще раз хочется — весьма впечатляющее здание.

Ханнер моргнул и не ответил, но не потому, что остался равнодушным к словам паренька. Напротив, он счел их поразительными и занятными.

«Впечатляющее»?.. Он никогда не думал так о дворце — только как о доме. В конце концов он родился там и всю жизнь провел в его стенах, среди знакомых уютных комнат и залов.

Отисен же, без сомнения, рос на хуторе; поездка в город сама по себе должна была стать для него событием, тогда как Ханнер и ночи не провел вне городских стен. Ханнеру подумалось, что весь город должен был показаться весьма впечатляющим тому, кто никогда не бывал в нем; дворец, же, как бы то ни было, самое большое здание Этшара Пряностей.

Но для Ханнера он по-прежнему был прежде всего домом, он просто не мог воспринимать его иначе.

Нет, разумеется, напомнил себе Ханнер, сейчас дворец ему не дом — он изгнан оттуда приказом Азрада до последующих распоряжений. Впрочем, он был уверен, что изгнание это временное и в ближайшие пару дней все образуется.

Он огляделся, стараясь понять, изменился ли город.

Улицы в общем-то остались такими же, разве что толпа на них слегка поредела да народ выглядел чуть более встревоженным, чем всегда, чуть более склонным спешить. В переулке виднелось несколько разоренных лавок с наскоро заколоченными витринами, на Нижней улице Нового города сгорел старый дом, но в целом ночное безумие, кажется, не очень повредило Этшару.

По городу прокатился вал насилия и безумств, но он, очевидно, схлынул. Все будет в порядке уже через пару дней. Связанные с магией беспорядки случались и раньше, хоть и не такие серьезные, и Этшар всегда быстро приходил в себя.

Конечно, исчезновение всех этих сотен люден — трагедия, но тут ничего не поделаешь, разве только какой-нибудь маг сумеет отыскать их и вернуть назад. Ну да за этим присмотрит Азрад. Ханнер взглянул вдоль улицы — на дворец.

Ему был виден парапет над фасадом, но окружающие дома и народ на улице закрывали от него большую часть здания.

Но он кое-что слышал.

Ханнер помрачнел. Впереди явно шумела толпа, и более всего шум этот походил на жужжание обозленных ос.

— Пошли, — сказал он и заспешил, стараясь не пыхтеть. Взглянув через плечо — проверить, поспевают ли за ним, — он увидел, что Рудира, которая до того шла, как все, теперь летит.

Ханнер резко остановился и повернулся к ней.

Она тоже остановилась — повисла в футе от земли, искоса поглядывая на Ханнера.

— Вряд ли это хорошая мысль. — Он указал на ее болтающиеся ножки.

— Но я не могу идти так быстро.

— Тогда беги!

— Бежать унизительно, особенно если я споткнусь. И я вовсе не хочу испачкать эти одежды: дама вашего дяди была бы недовольна.

— Не думаю, чтобы нынешняя дама моего дяди хотя бы видела эти тряпки, — отмахнулся Ханнер. — Они, должно быть, остались от кого-то из прежних. — Он кивнул на дворец. — Слышишь шум там, на площади? Я, например, слышу, и мне он не кажется радостным. Скорее — опасным. Толпа обозлена. И злится она в основном на чародеев. Влететь туда сейчас, открыто объявить, что ты — чародейка, значит вызвать восстание и погубить нас всех. Не знаю, как тебе, а мне бы очень хотелось остаться сегодня в живых.

Рудира капризно вскинула голову.

— Не думаю, чтобы им удалось убить меня! — бросила она. — Ибо я — чародейка, и, судя по тому, что до сих пор видела, самая могущественная в этом городе!

— Это, быть может, и так, — согласился Ханнер, — по ты одна, а их сотни, возможно, и тысячи, и, хоть и сомнительно, чтобы среди них нашелся чародей, потому что у большинства чародеев больше здравого смысла, чем у тебя, маги там могут быть вполне. Или ведьмы. Или колдуны. Волшебники, демонологи — да любые маги. Я не знаю, чего стоит чародейство против обычных видов магии, — а ты?

Рудира бросила взгляд на площадь и опустилась наземь.

— Твоя взяла. — И она пошла вперед.

Отисен молча наблюдал на спорщиками. Теперь, когда вся троица быстро — хотя и не так быстро, как прежде, — шагала ко дворцу, он спросил:

— Ты правда думаешь, что это опасно? И что там могут быть маги?

— Да, опасно, — подтвердил Ханнер. — Есть ли там маги, мне неизвестно.

Отисен улыбнулся и радостно затрусил вперед.

Минутой позже троица добралась — нет, не до площади, а до последнего ряда толпы в добрых пятидесяти футах от площади.

— Что происходит? — поинтересовался Ханнер у первого, до кого дошел.

Человек бросил на него взгляд.

— Не знаю, — отозвался он. — Отсюда не видно. Что-то говорят, но мне не слышно.

Никакой полезной информации из ответа Ханнер не извлек; удержав ядовитое словцо, он сказал «позвольте» и начал протискиваться вперед.

Толпа была большой, но не плотной; Ханнер легко проложил себе дорогу. Один-два раза он отодвигал людей, не касаясь их, и всякий раз ощущал холодок страха; тогда он стискивал зубы и сдерживал магическую силу.

Теперь, когда он мог это, удержаться и не пользоваться чародейством было трудно. Ничего удивительного, что Рудира любила летать: эта странная магия была невероятно привлекательна. Она хотела, чтобы ее использовали. Не зная, что обладает магической силой, Ханнер не испытывал искушения испробовать ее, но теперь не мог не думать, как удобно было бы ею пользоваться: дотянуться до одного, поднять другое, передвинуть третье...

Интересно, подумалось ему, всякая ли магия настолько притягательна? Ни один из волшебников, с которыми он по просьбе дяди беседовал, ничего подобного не говорил, но это еще ничего не значило.

Ханнер оглянулся и увидел, что Отисен и Рудира остались на Торговой улице.

Отисен был деревенский парень; возможно, он вообще никогда не видел, чтобы в одном месте собиралось столько народу. Рудира не вышла ростом; конечно, магическая сила защитила бы ее от любого толчка, но Ханнер только что уговорил ее не пользоваться этой силой.

Ладно, они не дети. Рудира, наверное, даже старше его года на два. Они вполне могут сами о себе позаботиться. Он двинулся дальше.

Прошлой ночью на площади было полно солдат. Сегодня стража выстроилась вдоль северного края площади, отгораживая канал, мост и дворец, а сама площадь кишела обозленными горожанами.

Оттуда, от начала моста, кто-то обращался к толпе. Ханнер вытянулся, стараясь разобрать слова.

— ...вопросы! Наймите волшебников, возможно, они смогут ответить вам!

Кто-то крикнул что-то сердитое, и по толпе прокатился одобрительный рокот.

— Смерть его возьми! — пробормотал Ханнер. Кто бы ни ораторствовал сейчас, делать он этого не умел.

— Защищать нас — ваше дело! — крикнул кто-то.

— А мы вас и защищаем! — отвечал оратор. — Есть ли здесь хоть один чародей?

— Откуда нам знать? — откликнулась какая-то женщина.

Хор согласных голосов волной прокатился по толпе и отразился от стен дворца.

— Поймите, это же чары, — в отчаянии воскликнул человек на мосту. Теперь Ханнер видел, что одет он в форму капитана гвардии. — Мы знаем не больше вашего, но маги должны все объяснить! Лорд Азрад послал в Гильдию гонца с требованием объяснений, и ответ вот-вот придет!

— А может, с них-то все и пошло!

— Это демонологи!

— Северное колдовство!

— А что говорит лорд Фаран?

Именно на этот вопрос Ханнеру и хотелось бы получить ответ. Что скажет дядюшка, когда — и если — обнаружит, что его племянник — один из этих докучливых новых магов?

И, кстати, что скажет Гильдия?

Не то чтобы Ханнер собирался кому-то рассказывать...

Он просто хотел бы знать, где сейчас Фаран и чем занимается.