Ночь безумия

Глава 24

— Не пора ли Гильдии связаться с нами? — спросил Ханнер, глядя на странный черный талисман, который, по словам дяди Фарана, служил связующим звеном с магистром Итинией.

Они сидели в креслах у камина в гостиной дома на Высокой улице, а на столике между ними лежал талисман. Зимой сидеть вот так было бы весьма уютно, сейчас же, в разгар лета главным достоинством этого места было то, что тут — в отличие от других комнат и зал — не сновали чародеи. Лорд Фаран развел руками.

— Это же маги, — отвечал он. — Чего от них ждать?

Спорить с этим было трудно. Ханнер отлично знал, что большинство магов живут по собственным законам, не считаясь с нуждами обычных людей, хотя и не мог решить, что это: рассеянность или надменность.

— Если они в ближайшее время ничего не решат, лорду Азраду может надоесть ждать, — заметил он. — Особым терпением он, по-моему, не отличается.

— Это точно, — хмыкнул Фаран. — Ему быстро становится скучно, а ожидание он ненавидит: поэтому-то и позволил заправлять всем мне, троим своим братцам и куче прочих советников. Но больше всего он ненавидит, когда самому приходится что-то делать.

Он коснулся талисмана, но тот остался глух. Фаран нахмурился.

— Может быть, нужно поискать какой-то другой способ узнать, пытается ли Итиния связаться с нами.

— А разве нельзя просто воспользоваться этой штукой? — Ханнер показал на талисман. Ему впервые пришло в голову, что дядюшка может и не знать точно, как действует волшебный предмет. Возможно, Фаран не уверен в том, что он действует именно так, как предполагается.

— Можно чему-нибудь помешать, — возразил Фаран. — Представь: она беседует с другими магистрами, а тут вдруг я обращаюсь к ней из талисмана. Вышла бы непростительная грубость. — Он поморщился. — Ума не приложу, чем воспользоваться, — но я ведь и не помню всего, что у меня там наверху. — Он встал и взял талисман. — Ты же разбираешься в магии, во всяком случае — должен разбираться, ты ведь проводил столько времени в Волшебном квартале, выполняя мои поручения. Почему бы тебе не подняться со мной — посмотришь, подумаешь, может, что и предложишь.

— Буду рад. — Ханнер поднялся на ноги.

Это была святая истина — и по нескольким причинам.

Во-первых, он искренне хотел помочь. Он, правда, сомневался, что настолько разбирается в волшебстве, чтобы от его помощи была какая-то польза, но попытка не пытка.

Во-вторых, ему до смерти хотелось узнать, что же такое прячет там наверху лорд Фаран. Колдовской талисман, например, который дает возможность разговаривать, несмотря ни на какие расстояния, — ни о чем подобном Ханнер никогда не слышал: большинство его знакомых колдунов занималось целительством, или толкованием предсказаний, или всякой мелочью вроде зажигалок и искателей потерянного. Кое-кто знал толк в зачарованном оружии. Но такого, как талисман Фарана, никто даже не поминал. Ханнеру не терпелось узнать, что еще насобирал Фаран за годы поисков.

В-третьих, первый этаж особняка уже не вмещал всех обитателей. Чародеи — поодиночке и парами — прибывали весь день: по городу прошел слух, что, если родня или соседи гонят их из дома, они найдут пристанище здесь. По мере того как становилось известно о все новых разрушениях и исчезновениях людей, все большему числу чародеев приходилось искать безопасное убежище.

Фаран и Ханнер — и Берн, когда был дома (сейчас он отправился на рынок пополнить припасы), — встречали и привечали всех.

Вернулись все, кто был с Ханнером в Ночь Безумия, а с ними — разнообразные друзья, соседи и другие чародеи, каким-то образом прознавшие про убежище на углу Высокой и Коронной. Мави, хоть сама и не чародейка, привела убитую горем подругу, молодую женщину по имени Панча; убедившись, что ее впустили и устроили, Мави осталась поболтать с Альрис. Сейчас обе были наверху, в комнате, которую Альрис делила с Рудирой.

Ханнер надеялся, что Мави посидит еще и с ним, но дядюшка все время находил ему какие-нибудь дела: куда-то сходить, кого-то позвать, развести вновь прибывших по комнатам, — так что времени у юноши совершенно не оставалось.

Хинда, маленькая кухарочка из дворца, теперь, желая отработать постой, деловито драила кухню; Рудира и с полдюжины других устроили в саду что-то вроде соревнований в чародействе.

Все остальные бродили по гостиным, салонам и залам первого этажа. Ханнера, хоть он и вырос в придворной суете дворца, такое скопище народа слегка раздражало.

И наконец, в-четвертых, он хотел убраться подальше от окон, выходящих на Высокую улицу.

Наплыв чародеев не остался незамеченным; Ханнер подозревал, что за Фараном следили еще от площади. Вскоре после его прихода на улице начали появляться зеваки; они и сейчас торчали перед домом, внимательно его разглядывая.

Кто-то приходил, кто-то уходил, но когда бы Ханнер ни выглянул, с полдюжины наблюдателей стояло у забора. Особенно решительно настроенным казался один старик — он стал подле ограды двора, не сводя с особняка враждебного взгляда

Ханнер вовсе не был уверен, что эти люди знают, чего добиваются столь пристальным вниманием, но, очевидно, что-то у них на уме было и, судя по взглядам, которые они бросали на каждого кто входил или выходил, намерения их были враждебными. Те чародеи, кто мог летать, чтобы миновать это сборище, прибывали со стороны сада, те же, кто не мог, — подходили осторожно, а потом быстро мчались через ворота к дверям.

Эти упорные соглядатаи не нравились никому в доме, но сделать с ними ничего было нельзя. На улице может стоять любой. Пока они стояли за железной оградой, Фаран не мог разогнать их.

И они стояли, а Ханнер все больше тревожился. Если он поднимется на третий или четвертый этаж, то укроется и от наблюдателей, и от толпы чародеев.

— Идем же, — позвал Фаран. Сам он был на полпути к лестнице.

Но в эту минуту монотонный шум на улице вдруг стал громче. Фаран и Ханнер застыли. Чародеи умолкли.

Перемену заметили все. Перед домом раздавались вопли и крики, хотя разобрать, о чем речь, изнутри было нельзя. Разношерстное сборище чародеев заволновалось. Кое-кто, подойдя к окнам, выглядывал из-за штор.

— Кровь и смерть! — пробормотал Фаран. — Что там еще? — И вместо лестницы направился к двери.

Ханнер двинулся следом.

Фаран распахнул дверь настежь и встал в проеме, глядя наружу — и полностью лишив Ханнера возможности что-либо увидеть.

— Что там? — спросил юноша.

— К нам гости, — сообщил Фаран. — В мантиях магов.

— Итиния?

— Нет. Старик и юноша, я их раньше не видел.

— Откуда они узнали, где мы? — спросил позади Ханнера кто-то незнакомый.

Ханнер видел, что Фаран с трудом остается вежливым.

— Они маги, — сказал он. — Вы не маги, но и то узнали. А уж вон те, перед воротами, наверняка не держат это в секрете.

— Проучите этих чародеев! — крикнули из толпы.

— Маг и подмастерье — вряд ли от них будет много вреда, — заметил Отисен. Он подошел к Ханнеру и встал рядом.

Ханнер фыркнул.

— Если Гильдия решила прикончить нас, им вообще незачем приходить сюда. Полагаю, они с вестью. — Он взглянул на Фарана. — Возможно, талисман не сработал.

— Думаю, Итиния пришла бы сама или прислала... — Фаран не договорил: незнакомцы повернули и под пристальными взглядами соглядатаев через открытые ворота вошли в небольшой двор.

— Приветствую вас, — произнес он. — Я лорд Фаран, бывший главный советник лорда Азрада.

— Я Манрин-Маг, — отозвался старший из пришедших, коренастый, среднего роста старец в белой с золотом мантии. — А это Ульпен из Северного Харриса. Я понимаю так, что вы здесь собираете чародеев?

Фаран вскинул голову.

— Не хотелось бы обижать тебя, магистр, но какое вам дело, если и так? Вы пришли сюда от имени Гильдии?

— Гильдии? Нет. От имени себя самого. Если нам будет позволено войти и побеседовать — по возможности, наедине, — я с радостью объясню. — Он глянул через плечо на старика, вперившего в них взгляд из-за ограды.

Фаран проследил взгляд Манрина, поклонился и отступил в сторону.

— Входите и будьте как дома.

То что они увидели, совершенно потрясло магов. Правда Ханнер не был уверен, что поразило их больше: великолепие убранства, толпящиеся кругом чародеи или разнообразие одежд — от придворного шелка лорда Фарана до обносков Зарека. Манрин поспешно принял невозмутимый вид, Ульпен же озирался с откровенным изумлением.

— Вы хотели побеседовать с глазу на глаз? — напомнил Фаран.

— Если можно, — кивнул Манрин.

— Тогда пройдем в мой кабинет. — Фаран указал на лестницу и сделал шаг в ее сторону.

— Конечно. — Манрин кивком велел Ульпену следовать за собой и присоединился к Фарану. Видя это, Фаран кивнул Ханнеру.

— С нами пойдет лорд Ханнер, — объявил он.

Отисен метнул на Ханнера завистливый взгляд и отошел.

Сначала Ханнер не был вполне уверен, какой именно кабинет имел в виду его дядюшка: на первом этаже кабинет был, а на втором, насколько он успел заметить, — нет; но все сомнения отпали, когда Фаран отпер дверь на вторую лестницу, что вела на третий этаж.

— Простите, тут пыльно, — извинился он, — я не разрешаю слугам убираться здесь.

Манрин пробурчал в ответ что-то вежливое. Ханнер провел ладонью по перилам и тут же чихнул: пыли и впрямь было предостаточно. Ульпен ничего не трогал и ничего не говорил: он выглядел испуганным. Интересно, подумал Ханнер, чего это он боится: того ли, что очутился среди чародеев, или у его страха другая, особая причина?

С верхней площадки Фаран повел всех по широкому коридору. Стены здесь были выкрашены в белый цвет, пол устилал потертый красный с золотом ковер. Пышность нижних этажей отсутствовала, даже длинная подпалина на стене осталась не закрашенной. А ведь горело довольно давно, отметил про себя Ханнер, вон как пыль и паутина наросли...

Фаран отворил дверь и пропустил гостей в большую, тускло освещенную комнату. Пока остальные неуверенно топтались у входа, Фаран раздернул тяжелые шторы на двух больших окнах, и предзакатное солнце заглянуло в комнату, заставив пылинки плясать в своих лучах и осветив несколько кресел и комоды вдоль стен.

Не очень-то это походило на привычные Ханнеру кабинеты: ни стола, ни конторки, а всех книг — стопка толстых тетрадей на одном из комодов. Да и волшебного тут тоже ничего не было, так что оставалось совершенно непонятно, зачем держать все это под замком, хотя — кто знает, что хранят в себе эти комоды?

Однако для разговора без помех комната вполне подходила.

Фаран указал гостям на кресла и выдвинул одно вперед — для себя.

— Ну, магистр, — проговорил он, усевшись, — зачем вы пришли сюда?

— Я узнал, что вы собираете здесь чародеев и пытаетесь защитить их от нападок после беспорядков Ночи Безумия. — Манрин осторожно опустился в кресло.

— Примерно так все и обстоит, — согласился Фаран. — — И что с того?

Манрин и Ульпен обменялись тревожными взглядами.

— В таком случае, — сказал Манрин, — мы хотели бы присоединиться к вам.

Фаран склонил голову набок.

— Но вы же ведь маги? — удивился Ханнер.

— Маги, — признал Манрин. — Но мы к тому же еще чародеи.

Он огляделся, подыскивая подходящий предмет, и одна из тетрадей вдруг взмыла над комодом., повисела немного в воздухе и аккуратно опустилась обратно.

Фаран и Ханнер молча наблюдали за происходящим; потом Фаран спросил:

— Твой подмастерье — тоже?

— Он не мой подмастерье, — покачал головой Манрин. — Он ученик Абдарана — Абдарана Белого, деревенского мага средней руки. Но мальчик чародей, как и я, поэтому-то я и привел его с собой.

— Это правда? — поинтересовался Фаран у Ульпена.

— Да, хозя... да, милорд. Наставник Абдаран привел меня к магистру за советом, а магистр Манрин отвел меня к магистру Перинану, а магистр Перинан послал нас к магистру Итинии, а уж потом мы пришли сюда.

— Так все они знают, что вы чародеи? — Брови Фарана сошлись. — Зачем же вам понадобился разговор наедине?

— Они ничего не знают, — быстро произнес Манрин. — Абдарану известно про Ульпена, но не думаю, чтобы другие допускали возможность для мага оказаться подобным образом зараженным. Держа с ними совет, я выступал как лицо незаинтересованное и вынудил Перинана послать нас к Итинии — точнее, в Этшар Пряностей. Так мы могли попасть сюда быстрее всего.

— Перемещающий Гобелен?

—Ты знаешь про них? — поразился Манрин.

— Я про них слышал, — кивнул Фаран, — но никогда не видел в действии.

— Они весьма удобны: мы преодолели сорок лиг в мгновение ока.

—Это было потрясающе! — воскликнул Ульпен, впервые оживляясь (вообще в первый раз показывая признаки жизни, подумал Ханнер). — Мы просто коснулись его!

— Да, да. — Манрин вновь обратился к Фарану. — Как бы там ни было, мы явились в город, заглянули к Итинии, дабы создать впечатление, будто пришли к ней за советом, и явились сюда. — Он помолчал. — Вы поняли, почему мы пришли?

—Я предпочел бы услышать объяснение.

Манрин вздохнул.

—Все просто. Мы хотим жить. А сейчас неясно, будет ли нам это позволено. По словам Итинии, ваш правитель, лорд Азрад, намерен перебить всех чародеев; наш лорд Эдерд пока не склонен к этому, но поговаривает об изгнании.

— Так не ухудшили ли вы свое положение, придя сюда? — спросил Ханнер.

— Мы пришли в поисках убежища, юноша, — ответил Манрин.

— Но, останься вы в Этшаре-на-Песках, вам, возможно, вообще не пришлось бы его искать...

— Полагаю, пришлось бы, что бы ни решил лорд Эдерд, — отозвался Манрин. — Триумвират — не единственная сила в Этшаре. Не забывай: мы — маги, а законы Гильдии запрещают магам пользоваться более чем одним видом магии. Нарушение этих законов карается смертью.

— Но вы же не просили делать вас чародеями!

— Гильдию интересуют не намерения, а результаты.

— Тогда они ничем не лучше лорда Азрада!

Манрин удивленно моргнул.

— А кто говорит, что лучше?

— Мой племянник — идеалист, — мрачно заметил Фаран. — Вот уже сколько лет я твержу ему, что Гильдия вовсе не так милостива, как любит казаться, но он не склонен мне верить.

— Я так и понял, — кивнул Манрин. — Ну, в любом случае нам, одновременно и магам и чародеям, если мы хотим выжить, необходимо найти какую-то поддержку. Вечно скрывать свое новое состояние мы не сможем...

— Почему нет? — вмешался Ханнер, поразив всех, даже себя самого. Он как раз думал, что на месте Манрина просто не стал бы признаваться в чародействе.

В конце концов он же не сказал никому, что он чародей, и не намерен говорить и впредь.

Манрин удивленно взглянул на него.

— Потому, что чародейство рвется на волю! Неужто никто из всех ваших чародеев не сказал вам этого? Им очень легко воспользоваться ненамеренно — с нами такое уже случалось, порой это бывает даже во сне. Рано или поздно, но мы выдадим себя при свидетелях, а ведь Абдаран и без того знает, что Ульпен чародей.

Лорд Фаран согласно кивал, и Ханнер вспомнил, что дядюшкино чародейство открылось как раз случайно. Возможность того, что он и сам выдаст свою тайну так, как говорит Манрин, встревожила Ханнера, но он не видел, как можно этому воспрепятствовать.

— И есть еще кое-что, — хмуро продолжал Манрин. — Похоже, чародейство и магия как-то влияют друг на друга. В последние два дня большая часть заклинаний не удается мне, и неизвестно, что будет дальше. Я магистр, люди ожидают, что я буду пользоваться магией каждый день. Если я начну отказывать или перестанут действовать мои заклинания — вопросов не избежать.

— Ох... — Ханнер взглянул на дядю.

Фаран задумчиво смотрел на магов.

— Твои заклинания не действуют? — переспросил он. — А остался ли ты вообще магом?

Манрин снова вздохнул.

— Боюсь, что остался. Кое-какие мои заклинания все-таки работают, да и нельзя перестать быть магом. Мне известны такие тайны Гильдии, знание которых для не-мага означает смерть. Так что я все еще маг и, значит, должен умереть за чародейство; если же я не маг, то должен умереть за знание тайн Гильдии. Если только не найду способа как-нибудь смягчить Гильдию.

— Но Гильдия ведь никогда не смягчается, — сказал Ульпен. — Абдаран говорил мне...

— Если только ее не принудить, а для этого нужна сила, — ответил ученику Манрин. — Потому-то мы и пришли сюда. Я не знаю, что ты и твои чародеи намерены делать, милорд, но в любом случае предлагаю тебе наши услуги в обмен на твою защиту.

— Ваши услуги, — медленно повторил Фаран. — Но ты же сам говоришь, ваши чары почти не действуют.

— Зато действует разум, — огрызнулся Манрин. — И урон нанесен лишь моим магическим способностям; я все еще такой же чародей, как те, внизу. И я все еще магистр, по крайней мере до тех пор, пока в Гильдии не выяснили, кем я стал. Мне на самом деле известны их тайны, и покуда я еще могу обсуждать с Итинией и Перинаном проблемы, которых чужак просто не рискнет коснуться.

— Да, это ценно, — признал Фаран. — Я вчера обратился к Итинии с просьбой встретиться и обсудить проблемы чародеев; когда вы подошли к дверям, я решил, что вы — ее представители и пришли передать ее ультиматум или отвести меня на встречу... в общем, я ждал ответа на свою просьбу. Вы, очевидно, не представляете ее — но, может, хоть знаете, почему она не откликнулась? Встречалась ли она с правителем, как просил он?

— Нет, не встречалась, — покачал головой Манрин. — Это я знаю. Она не встречалась ни с одним из вас, потому что держала совет с магами. Гильдия хочет дать твердый ответ чародеям, и не только в Гегемонии Трех Этшаров, но по всему миру. Так что...

Он резко оборвал фразу, покосился на Ульпена, но продолжил:

— Сейчас я нарушу клятву. Думаю, это не слишком важный секрет — по сравнению с другими, конечно, — но это все же тайна Гильдии, а я клялся не разглашать никаких ее тайн. Если это неприемлемо, скажите мне сейчас: не хотелось бы становиться клятвопреступником непонятно ради чего.

— Продолжай, — проговорил Фаран. — А чтобы тебе было спокойнее, позволь предположить: речь пойдет о Внутреннем Круге?

— А! — Манрин явно вздохнул с облегчением. — Так ты знаешь! Что ж, значит, я не стану клятвопреступником. Да. Внутренний Круг — по крайней мере часть его — собирается, чтобы обсудить этот вопрос. Я не знаю где — но не в Этшаре. Итиния, Перинан и остальные отбыли и не вернутся, пока не примут решения; я перехватил ее на самом пороге и спросил, где найти тебя. Она полагает, я здесь, чтобы разнюхать что ты и все эти чародеи замыслили, — и донести ей. Но у меня нет ни малейшего желания доносить ей хоть что-то.

— Значит, Внутренний Круг действительно есть, и ты не входишь в него, — заключил Фаран. — До меня ведь доходили лишь слухи.

— Внутренний Круг есть, и я в него не вхожу, — подтвердил Манрин. — Я надеялся, что когда-нибудь буду принят туда, но теперь это, само собой, невозможно.

В голосе мага Ханнеру послышалась горечь. Чем бы этот самый Внутренний Круг ни был — совершенно ясно, Манрин считает, что давно уже должен был бы в нем быть.

Ханнер заметил, что Ульпен растерян еще больше, чем прежде, и поинтересовался — не только для себя, но и для него:

— А что это такое — Внутренний Круг?

Манрин закусил нижнюю губу, так что борода его задралась вверх, и переглянулся с лордом Фараном.

— Как я слышал, — проговорил тот, — то, что Гильдия управляется всеми магистрами, — ложь для нас с вами, а на самом деле среди них существуют избранные, которые и составляют истинный совет Гильдии. Этот совет называется Внутренним Кругом.

Манрин приоткрыл рот, поколебался, потом сказал:

— В общем, изложено верно.

— Я никогда об этом не слышал, — прошептал Ульпен.

— Ты только подмастерье, — успокоил его Ханнер. — Уверен, рано или поздно ты об этом узнал бы.

На самом деле ни в чем таком он уверен не был, но зачем об этом говорить? Ульпену и так несладко.

Кстати, Ханнер заметил, что разговор в основном вел Манрин. Возможно, подумал он, Ульпен вообще не собирался приходить сюда. Как ученик, он должен был делать, что велено, а Манрин велел ему идти с ним — но, вполне вероятно, ему это вовсе не нравилось.

Об этом стоило помнить: за мальчишкой нужно приглядывать, и внимательно.

— Так Внутренний Круг встречается, чтобы обсудить положение? — вернулся к теме Фаран. — Не знаешь, сколько может продлиться встреча?

Манрин поморщился.

— Может затянуться на годы. Это же высшие маги, самые младшие там — ровесники мне. Мне сто одиннадцать, и я намерен прожить еще долго, но по меркам Внутреннего Круга я едва закончил свое ученичество. Они владеют Питающим Заклятием, так что не нуждаются в еде и воде; они пользуются заклинаниями омоложения, а некоторые вообще живут вечно. Время для них — не то же самое, что для обычных людей вроде вас.

— Но... — начал Ханнер.

Манрин поднял руку — и он умолк.

— Вряд ли это займет годы, — продолжал маг. — Думаю, они сознают серьезность положения и решат все быстро. Но вот насколько быстро — понятия не имею.

Ханнер не стал возражать.

Он не хотел, чтобы это затягивалось на годы, месяцы или хотя бы на еще одну неделю. Он хотел, чтобы все пришли наконец в себя и обращались с чародеями просто как с людьми.

Все, чего Ханнеру хотелось на самом деле, — это вернуться домой во дворец и спать в собственной постели; а еще — узнать получше Мави и в будущем стать кем-то более значительным, чем придворный паразит. Прошлой ночью он снова провожал Мави домой. Сегодня она вернулась, привела свою подругу Панчу, и он был очень рад видеть ее, хоть им и не удалось поболтать.

Он бы обрадовался еще больше, окажись они все во дворце — и чтобы никто из них не был чародеем.

Ничего этого он, разумеется, не сказал. Просто молча смотрел на дядю.

— Тогда вопрос в том... — начал Фаран.

Ханнер так никогда и не узнал, что это был за вопрос: как раз в этот миг снизу донесся треск, будто вышибли дверь, и раздался голос Рудиры:

— Спускайтесь сюда! Быстрее!..