Ночь длиною в жизнь

10

Мы поели пиццы, Джеки отправилась ублажать Гэвина, а меня Холли уговорила отвести ее на рождественский каток в Боллсбридж. Холли катается, как фея, я катаюсь, как горилла с поражением центральной нервной системы, что, конечно, несказанно забавляет мою дочурку — она хохочет, когда я врезаюсь в стену. Когда я вез Холли к Оливии, мы оба стонали от счастливого изнеможения, ошалели от рождественских песнопений, и настроение у обоих поднялось. При виде нас, потных, грязных и счастливых, Лив не удержалась от улыбки. Я отправился в город, выпил с ребятами по паре кружек; пошел домой — мой «Твин-Пикс» никогда не выглядел так мило — и, вооружившись игровой приставкой, выжег несколько гнезд зомби; и улегся с радостной мыслью о прекрасном обычном рабочем дне — я просто готов был с утра облобызать дверь своего офиса.

Правильно я наслаждался нормальной жизнью, пока мог. Впрочем, когда я грозил кулаком небу и клялся никогда больше не ступать на булыжник этой чертовой дыры, мне, наверное, следовало понять, что Фейтфул-плейс примет вызов. Улица не выпускала из своих сетей и собиралась меня вернуть.

В понедельник, ближе к обеду, я представил новехонькую бабулю моему милому мальчику с капризными наркодилерами.

На столе зазвонил телефон.

— Мэки, — ответил я.

— Личный звонок вам, — сказал Брайан, наш администратор. — Примете? Я не стал бы беспокоить, но похоже… вроде бы срочно.

Снова Кевин, кто еще. После стольких лет — все тот же прилипала: один день покрутился вокруг меня и решил, что отныне он мой наилучшайший приятель, или кореш, или бог знает кто. Чем раньше я придавлю это в зародыше, тем лучше.

— Черт возьми, — сказал я, почесав место между бровями, где вдруг запульсировала жилка. — Давайте его сюда.

— Ее, — поправил Брайан. — Расстроенная. Я подумал, что вас лучше предупредить.

Джеки безудержно рыдала в трубку.

— Фрэнсис, слава Богу, умоляю, приезжай — я не знаю, что произошло, пожалуйста…

Ее голос перешел в стон, высокий и неудержимый. Холодок пробежал по моему загривку.

— Джеки! — ахнул я. — Говори, что происходит!

Я толком не разобрал ответ: что-то про Хирнов, полицию и сад.

— Джеки, пожалуйста, соберись для меня на мгновение. Сделай глубокий вдох и расскажи, что произошло.

Джеки судорожно вздохнула.

— Кевин. Фрэнсис, Фрэнсис… Боже… Кевин.

Снова ледяной спазм, уже сильнее.

— Ранен?

— Он… Фрэнсис, Господи… Он умер…

— Где ты?

— У мамы. Рядом с домом.

— Кевин там?

— Да! Нет! Не здесь, в заднем дворе, он… он… — Сестра захлебнулась рыданиями.

— Джеки, слушай меня: сядь, выпей что-нибудь, и пусть кто-то за тобой приглядывает. Сейчас буду. — Я надел куртку, швырнул трубку на рычаг и выбежал из кабинета.

У нас в спецоперациях никто не спрашивает, где ты пропадал утром.

И я снова на Фейтфул-плейс, словно никогда и не уезжал. Родная улица в первый раз отпустила меня на двадцать два года, прежде чем дернуть поводок. Второй раз она дала о себе знать через тридцать шесть часов.

Соседи снова высыпали на улицу, словно в субботний вечер; но день был будний. Дети — в школе, взрослые — на работе, так что собрались только старики, сидящие дома мамаши и типчики на пособии кутались от пронизывающего холода; толпы зевак вокруг не ходили. На крылечках и в окнах торчали бледные, ждущие лица, но по пустынной улице вышагивал с видом ватиканского гвардейца только мой старый приятель — болотный монстр. Полицейские на этот раз сработали на совесть, разогнав толпу еще до начала опасного зуда. Где-то плакал ребенок, но в остальном мертвую тишину нарушали лишь отдаленные звуки уличного движения, перестук каблуков полицейского и стук капель, срывающихся с мокрых после утреннего дождя навесов.

На этот раз не было ни фургончика экспертов, ни Купера, но между полицейской машиной и фургоном из морга приткнулся симпатичный серебристый «бумер» Снайпера. Номер шестнадцатый снова огораживала желто-черная полицейская лента, за которой приглядывал здоровый парень в штатском — судя по костюму, кто-то из ребят Снайпера. Что бы ни случилось с Кевином, речь шла не о сердечном приступе.

Болотный монстр меня игнорировал — и правильно делал. На ступеньках номера восьмого стояли Джеки, ма и па. Ма с Джеки ухватились друг за друга; казалось, если кто-то из них шевельнется, обе рухнут. Па яростно вцепился в сигарету.

Глаза родителей остановились на мне — ни искорки узнавания, словно они меня первый раз видели.

— Джеки, что произошло? — спросил я.

— Ты вернулся, — прохрипел па. — Вот что произошло.

Джеки мертвой хваткой вцепилась в лацканы моей куртки и уткнулась лицом в плечо. Я поборол желание отпихнуть ее.

— Джеки, лапочка, — мягко сказал я. — Продержись, пожалуйста, еще немного. Расскажи.

Ее затрясло.

— Ох, Фрэнсис, — начала она тихим удивленным голосом. — Фрэнсис! Как…

— Я понимаю, лапочка. Где он?

— За номером шестнадцатым, — мрачно ответила ма. — Во дворе. Все утро под дождем.

Ма тяжело опиралась на перила, и ее голос звучал хрипло и глухо, словно она рыдала часами, но острые глаза были сухи.

— Хотя бы известно, что произошло?

Никто не ответил. У ма задрожали губы.

— Ладно, — сказал я. — Это точно Кевин?

— Да, это он, драный тупица, — выпалила ма, сгорая от желания врезать мне по физиономии. — Думаешь, я не узнаю родное дитя? Ты что, совсем тронулся?

Мне захотелось столкнуть ее с крыльца.

— Понятно, — сказал я. — Кармела едет?

— Кармела едет, — ответила Джеки. — И Шай едет. Он должен… должен… должен…

— Он ждет, чтобы босс пришел приглядеть за магазином, — пояснил па, швырнул окурок через перила и глядел, как он шипит в луже у подвального окна.

— Хорошо, — сказал я. Ни за что не оставил бы Джеки с этими двумя, но с Кармелой они приглядят друг за другом. — Не торчите тут на холоде. Идите в дом, выпейте чего-нибудь горячего, а я попробую что-нибудь узнать.

Никто не двинулся с места. Я осторожно отцепил пальцы Джеки от своей куртки и пошел, оставив всех троих на крыльце. Под прицелом десятков пар немигающих глаз я возвращался к номеру шестнадцатому.

Здоровый парень скользнул взглядом по моему удостоверению.

— Детектив Кеннеди в саду. Прямо вниз по лестнице и наружу.

Его предупредили, что я появлюсь.

Распахнутая задняя дверь пропускала мрачный серый свет в подвал и на лестницу. Четыре человека в саду словно сошли с картины или вышли из наркотического сна. Крепкие ребята из морга в белоснежных одеждах терпеливо ждали, опершись на носилки, среди высоких сорняков, разбитых бутылок и толстых стеблей крапивы; Снайпер, неестественно четкий в своем черном пальто на фоне обшарпанной кирпичной стены, присел на корточки, вытянув палец в резиновой перчатке; а Кевин… Он лежал на спине, головой к дому, лицом от меня, неестественно раскинув ноги. Одна рука покоилась на груди; вторая оказалась под телом, как будто кто-то вывернул ее. Вокруг в грязи темнели какие-то пятна. Белые пальцы Снайпера аккуратно залезли в карман джинсов Кевина. Ветер, дувший через стену, завывал с дикой силой.

Снайпер сначала услышал меня, или почуял: он поднял глаза, отдернул руку от Кевина, выпрямился и подошел ко мне.

— Фрэнк, мои соболезнования, — произнес он и начал сдирать перчатку, чтобы пожать мне руку.

— Дай мне взглянуть, — потребовал я.

Снайпер кивнул и отошел в сторону. Я встал на колени, в грязь и траву, рядом с телом Кевина.

Смерть изменила лицо Кевина — щеки ввалились; он выглядел лет на сорок старше своего возраста. Щека, повернутая вверх, была белоснежной; на прижатой к земле скуле багровели трупные пятна. Из носа тянулась подсохшая нитка крови, передние зубы выбиты, волосы потемнели от дождя. Одно веко чуть прикрыло затуманенный глаз — получилось злобное, тупое подмигивание.

Меня словно пихнули под огромный беспощадный водопад, от которого перехватило дыхание.

— Нужен Купер, — с трудом выдохнул я.

— Он уже был.

— И что?

Короткая тишина. Ребята из морга переглянулись.

— По его словам, твой брат умер или от перелома черепа, или сломал шею, — сказал Кеннеди.

— Как?

— Фрэнк, дай ребятам его забрать. Пойдем внутрь, там поговорим. О нем позаботятся.

Снайпер протянул руку к моему локтю, но у него хватило ума не прикасаться ко мне. Я последний раз взглянул на лицо Кевина: на пусто подмигивающий глаз, на черную струйку крови, на приподнятую бровь — ее я видел первым делом каждое утро на соседней подушке, когда мне было шесть лет.

— Ладно, — согласился я.

С тяжелым рвущимся звуком полицейские расстегнули мешок для трупа.

Не помню, как снова оказался в доме, как Снайпер вел меня вверх по ступенькам, чтобы я не загораживал ребятам дорогу. Детские сопли вроде бокса со стеной тут уже не годились; от ярости я на минуту словно ослеп. Когда зрение прояснилось, мы были на верхнем этаже, в одной из задних комнат, которые мы с Кевином проверяли в субботу. В комнате было светлее и холоднее, чем тогда: кто-то поднял нижнюю половину замызганного окна, впустив поток ледяного света.

— Ты как? — осторожно спросил Снайпер.

Мне было необходимо, чтобы Снайпер говорил со мной как с копом, чтобы свел весь этот воющий ужас к четким и простым словам предварительного отчета.

— Что у нас есть? — Мой голос прозвучал тихо, словно издалека.

Несмотря на все свои возможные недостатки, Снайпер один из нас. Он понял, кивнул и, прислонившись к стене, начал:

— Твоего брата видели последний раз сегодня ночью примерно в двадцать минут двенадцатого. Он, твоя сестра Джасинта, твой брат Шимус, твоя сестра Кармела с семьей обедали у твоих родителей, как обычно, — останови меня, если я говорю то, что тебе уже известно.

Я помотал головой.

— Продолжай.

— Кармела и ее муж повезли детей домой около восьми. Остальные посидели еще какое-то время — смотрели телевизор и разговаривали. Все, кроме твоей матери, выпили за вечер по нескольку банок пива; все сходятся на том, что мужчины были навеселе, но не пьяны; Джасинта выпила только две. Кевин, Шимус и Джасинта вышли из квартиры твоих родителей вместе, сразу после одиннадцати. Шимус поднялся в свою квартиру, а Кевин проводил Джасинту по Смитс-роуд до угла с Нью-стрит, где у нее была припаркована машина. Джасинта предложила Кевину подвезти его, но он сказал, что хочет погулять, проветриться. Джасинта полагает, что он собирался вернуться той же дорогой, то есть по Смитс-роуд, мимо поворота на Фейтфул-плейс, затем срезать через Либертис и идти вдоль канала до своей квартиры в Портобелло, но, естественно, подтвердить этого она не может. Он посадил ее в машину, они помахали друг другу, и она уехала, увидев, как Кевин свернул на Смитс-роуд. И это последнее подтвержденное свидетельство.

К семи часам Кевин сдался и перестал мне названивать. Я достаточно явно его игнорировал, так что он решил больше не пробовать и попытался разрешить какую-то проблему своей собственной тупейшей персоной.

— До дому он не дошел, — резюмировал я.

— Похоже на то. Строители сейчас работают по соседству, и сюда никто не заходил до сегодняшнего позднего утра, когда два мальчика — Джейсон и Логан Хирны — залезли сюда поглазеть на подвал, выглянули в подвальное окно и нарвались. Им тринадцать и двенадцать лет — почему они в школу не пошли…

— Лично я доволен, что не пошли, — возразил я.

В четырнадцатом и двенадцатом никто не живет, так что никто не увидел бы Кевина из окна задней комнаты. Его бы несколько недель не обнаружили… Мне хорошо известно, как выглядит труп, пролежавший столько времени.

Снайпер искоса взглянул на меня, словно извиняясь; он увлекся.

— Да, действительно, — согласился он. — Одним словом, мальчуганы дали деру и позвали мать, которая вызвала нас и, похоже, половину соседей. Миссис Хирн, узнав в покойном твоего брата, поставила в известность твою мать, которая официально опознала его. К сожалению, ей пришлось увидеть тело.

— Ма — крепкая женщина, — ответил я. За моей спиной, где-то внизу, послышался стук, ворчание и скребущие звуки — ребята из морга ворочали носилки в узких коридорах. Я не обернулся.

— По словам Купера, ориентировочное время смерти — около полуночи, плюс-минус два часа. Если добавить показания твоих родственников и тот факт, что твой брат найден в той же одежде, в которой, по описаниям, был вчера вечером, то, полагаю, можно считать, что, проводив Джасинту до машины, он отправился прямо на Фейтфул-плейс.

— И что дальше? Как, черт подери, все кончилось сломанной шеей?

Снайпер перевел дыхание.

— По какой-то причине твой брат вошел в дом, поднялся в эту комнату и каким-то образом выпал из окна. Купер утверждает, что смерть наступила мгновенно.

Звезды вспыхнули перед глазами, словно меня грохнули по голове. Я запустил пальцы в волосы.

— Нет, он мог свалиться со стены сада — с одной из стен… — На мгновение я увидел Кевина шестнадцатилетним шустриком, скачущим по садам в погоне за сокровищем, скрытым в блузке Линды Дуайер. — Упасть отсюда — бессмысленно.

Снайпер покачал головой.

— Высота стен с обеих сторон — семь, максимум восемь футов. По словам Купера, повреждения соответствуют падению с высоты примерно в двенадцать футов. Он выпал вниз из этого окна.

— Нет, Кевин ненавидел это место. В субботу я его чуть не за шкирку сюда тащил, а он всю дорогу ныл про крыс, обваливающиеся потолки и всякие ужасы — при свете дня, между прочим, и нас было двое. Какого черта ему переться сюда одному среди ночи?

— Вот и нам это интересно. Допустим, он решил отлить по дороге домой и зашел в дом, ища уединения, но зачем так далеко забрался? Полить сад можно было и из окошка первого этажа. Не знаю, как ты, но я, если перебрал, по лестницам без особой нужды не карабкаюсь.

Только теперь я осознал, что пятна на раме окна — не грязь, а порошок для отпечатков, и наконец-то понял, почему вид Снайпера вызвал во мне такое неприятное чувство.

— Что вы тут делаете?

Веки Снайпера дрогнули.

— Сначала мы считали это несчастным случаем, — сказал он, тщательно подбирая слова. — Твой брат поднялся сюда по неизвестной причине, а затем что-то заставило его высунуть голову из окна — возможно, услышал шум во дворе, а может, выпивка не пошла впрок, и он решил, что его сейчас стошнит. Он нагнулся, потерял равновесие и не успел ухватиться за что-нибудь…

В горле застрял холодный ком. Я стиснул зубы.

— Я провел небольшой эксперимент, — продолжил Снайпер. — Хэмилл — тот, внизу, у полицейского кордона — примерно такого же роста и сложения, что и твой брат. Я все утро заставлял его свешиваться из окна. Не получается, Фрэнк.

— О чем ты?

— Хэмиллу рама доходит вот досюда. — Снайпер приставил ладонь к ребрам. — Чтобы высунуть под рамой голову, ему нужно встать на колени, тогда зад опускается, и центр тяжести остается внутри комнаты. Мы десятки раз пробовали, по-всякому — одно и то же. Человеку размеров Кевина невозможно случайно выпасть из окна.

У меня во рту пересохло.

— Кто-то его толкнул, — выдавил я из себя.

Снайпер задрал полы пиджака, засунул руки глубже в карманы брюк.

— Мы не обнаружили следов борьбы, Фрэнк, — осторожно произнес он.

— То есть?

— Если бы его вытолкнули из окна, остались бы следы борьбы на полу, оконная рама сломалась бы при падении; потом — поломанные ногти, если он цеплялся за нападающего или за раму, возможно, порезы и синяки от ударов. Ничего этого мы не нашли.

— Ты хочешь сказать, что Кевин покончил с собой.

Снайпер отвел взгляд.

— Видишь ли, ничто не указывает на то, что его вытолкнули. Это не несчастный случай. По словам Купера, все повреждения вызваны падением. Кевин был крепкий парень и, судя по всему, возможно, в ту ночь был пьян, но не мертвецки. Он не дал бы себя сбросить без сопротивления.

Я перевел дыхание.

— Правильно и вполне справедливо, — согласился я. — Ты ухватил суть. Однако подойди сюда, взгляни.

Я повел Снайпера к окну.

— Что там? — недоверчиво поинтересовался он.

— Взгляни во двор, там, где стена примыкает к дому, — поймешь, о чем я.

Он оперся на подоконник и вытянул шею под оконной рамой.

— Где?

Я толкнул его сильнее, чем собирался. На какое-то мгновение мне показалось, что у меня не хватит сил втащить его обратно. И на самом донышке души я этому порадовался.

— Господи! — Снайпер отскочил от окна и вылупился на меня. — Совсем охренел?

— Никаких следов борьбы, Снайпер. Ни сломанной рамы, ни сломанных ногтей, ни порезов, ни синяков. Ты крупный парень, трезвый как стеклышко — и ты грохнулся бы, даже не пикнув. Пока-пока, спасибо за представление, Снайпер покинул здание.

— Ах ты… — Снайпер одернул пиджак и сильными ударами стряхнул с него пыль. — Это не смешно, Фрэнк. Ты меня напугал до чертиков.

— Вот и славно. Кевин о самоубийстве не помышлял, уж поверь мне. Он ни в коем случае не выпрыгнул бы сам.

— Прекрасно. Тогда скажи мне, кто хотел его убить?

— Никто из тех, кого я знаю, но это ничего не значит. Вдруг за ним охотилась вся сицилийская мафия?

Снайпер поджал губы, считая, что этого достаточно.

— Да, мы не были закадычными приятелями, — заявил я. — Однако мне незачем лезть в его жизнь, если и так ясно, что он здоровый молодой парень, без психических заболеваний, без любовных проблем, без финансовых проблем, довольный жизнью донельзя. И вот однажды ночью, ни с того ни с сего, он решает забраться в разрушенный дом и сигануть в окно?

— Всяко бывает.

— Покажи мне хоть одно доказательство, что так и было. Одно-единственное.

Снайпер пригладил волосы и вздохнул.

— Ладно, — сказал он. — Поделюсь с тобой как с коллегой-копом, не как с родственником жертвы. Ни словечка об этом за пределами этой комнаты. С этим ты согласен?

— Я буду паинькой, — ответил я. Мне уже стало понятно, что дело дрянь.

Снайпер нагнулся к своему пижонскому портфельчику и достал оттуда прозрачный пакет для улик.

— Не открывай, — предупредил он.

Внутри лежал маленький листок линованной бумаги, пожелтевший и поделенный на четыре части складками за долгое время. Сначала он показался мне чистым, но, перевернув его, я увидел выцветшую надпись шариковой ручкой; а потом, прежде чем мозг понял, что происходит, почерк нахлынул на меня изо всех темных углов и раздавил, как мчащийся поезд.

— Ребята в отделе документов проведут нужные анализы, — сказал Снайпер, — но подозреваю, что мы с тобой прежде видели вторую половину этой бумажки.

За окном небо стало серо-белым, собирался снег. Порыв ледяного ветра влетел в окно, подняв над полом пылинки, блеснувшие на мгновение в тусклом свете. Где-то раздалось шуршание и стук осыпающейся штукатурки. Снайпер смотрел на меня — и я надеялся, ради его же здоровья, что во взгляде не было сочувствия.

— Откуда это у тебя? — поинтересовался я.

— Из внутреннего кармана куртки твоего брата.

Прекрасное завершение серии ударов сегодняшнего утра.

— Неизвестно, где он взял это, — с трудом возразил я. — И неизвестно, он ли положил это себе в карман.

— Да, — ласково согласился Снайпер. — Неизвестно.

Наступило молчание. Кеннеди протянул руку за пакетом с уликой.

— По-твоему, это доказывает, что Кевин убил Рози?

— Посмотрим. На этой стадии я только собираю улики.

Он потянулся к пакету; я отдернул руку.

— Продолжай собирать. Слышишь меня?

— Давай пакет.

— Презумпция невиновности, Кеннеди, помнишь? Это пока не доказательство.

— Мм… — неопределенно промычал Снайпер. — Не путайся у меня под ногами, Фрэнк. Я не шучу.

— Какое совпадение. Я тоже.

— И раньше было достаточно хреново. Но теперь… Ты лицо заинтересованное по самое некуда. Любое вмешательство с твоей стороны ставит под удар мое расследование, а этого я не допущу.

— Кевин никого не убивал, — возразил я. — Ни себя, ни Рози — никого. Продолжай собирать улики.

Снайпер моргнул и отвел глаза. Я вернул ему драгоценный пакетик и пошел прочь.

— Эй, Фрэнк! — окликнул меня Кеннеди. — По крайней мере мы точно установили, что она не собиралась бросать тебя.

Я не стал оборачиваться. Тепло письма Рози пробивалось сквозь снайперовский аккуратный ярлычок, окутывало мою руку, прожигало до костей.

«Это самый счастливый день в моей жизни».

Она шла ко мне — и почти дошла. До нашего дивного нового мира оставалось каких-то десять шагов. Я чувствовал себя в свободном падении, словно меня вытолкнули из самолета: земля стремительно приближается, а парашют не раскрыть.