Ночь длиною в жизнь

17

На автоответчике меня ждало сообщение от Джеки с просьбой позвонить.

«Ничего важного, так. Просто… ну, сам понимаешь. Пока».

Усталый голос сестры казался старше, чем когда-либо. Я и сам так развинтился, что не мог решить: страшно перезванивать завтра, учитывая, что произошло, когда я не ответил на сообщения Кевина, но Джеки с Гэвином хватит удар от телефонного звонка в несусветную рань. Я отправился спать. Ворот свитера пах волосами Норы.

В среду я проснулся поздно — около десяти, чувствуя себя более истощенным, чем накануне вечером. Уже несколько лет я не испытывал запредельной боли — ни физической, ни душевной — и стал забывать, сколько она отнимает сил. С помощью холодной воды и черного кофе я счистил пару слоев шелухи с мозгов и позвонил Джеки.

— А, приветик, Фрэнсис.

Голос звучал хмуро, если не сказать хуже. Даже если бы у меня хватило времени и сил напрягать ее по поводу Холли, у меня бы язык не повернулся.

— Привет, милая. Я только что прослушал твое сообщение.

— Ох… да. Я потом подумала, что не стоило… Ну, не хотела тебя пугать — еще подумаешь, что стряслось что-нибудь. Я просто хотела… узнать, как дела.

— Прости, вечером в понедельник я рано ушел. Надо было еще поторчать.

— Может быть. Да все равно, дело прошлое. В любом случае ничего страшного не случилось: выпили, попели — и разошлись по домам.

В трубке слышался густой шум: болтовня, «Герлз Элауд» и фен.

— Ты на работе? — спросил я.

— Ну да. А что? Гэв не мог взять еще один отгул, а мне не улыбается торчать в квартире одной… И вообще — если вы с Шаем правы насчет положения страны, мне лучше не бросать постоянных клиентов, а?

Подразумевалась шутка, но Джеки не сумела выдать ее с блеском.

— Не насилуй себя, крошка. Если вымоталась, иди домой. Постоянные клиенты не бросят тебя ни за какие коврижки.

— Кто знает, кто знает. Нет, все нормально — мне приносят чай и разрешают перекур, когда пожелаю. Я уж лучше тут. А ты где? Не на работе?

— Взял отгул на пару дней.

— Это правильно, Фрэнсис. Ты слишком много работаешь. Устрой себе праздник, своди Холли куда-нибудь.

— Вообще-то, пока у меня свободное время, собираюсь поболтать с ма. Наедине, пока папаши нет рядом. Можно подгадать как-нибудь? Ходит ведь он в магазин или в паб?

— Обычно — да. Но… — Джеки усиленно пыталась сосредоточиться. — Он вчера страшно мучился со спиной. Сегодня, кажется, тоже еле с постели встал. А когда у него прихватывает спину, он обычно просто спит.

Да, знакомая картина… Доктор прописал обезболивающее, а папаша залил таблетки водкой из-под половицы и отключился на ближайшее будущее.

— Мама будет дома весь день, пока Шай с работы не вернется, на случай если папе что-то понадобится. Ты позвони ей; она рада будет тебя видеть.

— Позвоню. А ты скажи своему Гэву, пусть бережет тебя изо всех сил.

— Он просто прелесть! Не знаю, что бы я без него делала… Слушай, хочешь к нам сегодня вечером? Может, поужинаешь с нами?

Рыба с картошкой под соусом «жалость». Звучит изысканно.

— Я занят. Спасибо за приглашение, милая, но лучше в другой раз как-нибудь. Давай-ка иди работать, пока мелированные пряди не позеленели.

Джеки неловко изобразила смех.

— Ага, пойду. Будь умничкой, Фрэнсис. Маме привет передай, — сказала она и ушла в мир гудящего фена, болтовни и сладкого чая.

Джеки оказалась права: когда я позвонил, парадную дверь открыла ма. Она тоже выглядела обессиленной и похудела — одна из складок на животе исчезла. Мать несколько мгновений разглядывала меня, потом бросила:

— Па спит. Иди на кухню и не шуми.

Она повернулась и потопала, морщась, обратно по лестнице. Ей не мешало бы причесаться.

Густая смесь запахов — пролитое пойло, освежитель воздуха и жидкость для чистки серебра. Иконостас Кевина при свете дня выглядел даже еще более угнетающим; цветы почти завяли, поминальные открытки попадали, а электрические свечи мигали. Из-за двери спальни доносился приглушенный довольный храп.

Ма разложила на кухонном столе все имеющееся в доме серебро: столовые приборы, брошки, рамки для фотографий, загадочные абстрактные поделки, сменившие множество владельцев в подарочной карусели, прежде чем осесть в маминой кухне. Я вспомнил, как Холли, опухшая от слез, яростно терла кукольную мебель.

— Давай помогу, — сказал я, взяв тряпку.

— Ты все только испортишь, криворучка.

— Дай попробовать. Скажешь, если буду делать неправильно.

Ма бросила на меня подозрительный взгляд, но от такого предложения грех отказываться.

— Может, и пригодишься, в конце концов. Выпьешь чаю.

Это был не вопрос. Я придвинул стул и взялся за столовые приборы, пока мама шуровала в буфетах. Разговор, на который я рассчитывал, лучше всего пошел бы в доверительной беседе мамы с дочкой; поскольку я не был должным образом экипирован, на нужную волну нас могла бы настроить совместная работа по дому. Если бы мама не занялась серебром, пришлось бы чистить что-нибудь еще.

Ма дала первый залп.

— В понедельник вечером ты как-то внезапно ушел.

— Дела возникли. Как все прошло?

— А тебе-то что? Хотел бы знать, остался бы.

— Даже представить не могу, каково тебе, — сказал я; отчасти это была фигура речи, но отчасти — чистая правда. — Чем тебе помочь?

Ма бросила чайные пакетики в чайник.

— У нас все хорошо, большое спасибо. Соседи помогли: принесли обедов на две недели, а Мэри Дуайер разрешила все держать у нее в морозилке. Жили как-то без твоей помощи, проживем и дальше.

— Мама, если вдруг вспомнишь что-нибудь, дай знать. Ладно? Что угодно.

Она развернулась и ткнула в меня ложкой.

— Я вот что скажу: пойди к своему приятелю, как его там, с челюстью, передай ему, пусть вернет брата домой. А то выдумал: о помещении для панихиды не договориться, к отцу Винсенту насчет службы не пойти, людям не объявить, когда похороны сыночка, потому что какой-то щенок с физиономией моряка Попайя не говорит мне, когда он соизволит «выдать тело». Ишь, как выражается, наглая морда! Словно Кевин — его собственность.

— Ма, я сделаю все, что в моих силах, обещаю. Он ведь не специально портит тебе жизнь, он просто делает свою работу…

— Его работа — его проблема. Если он заставит нас ждать, придется хоронить в закрытом гробу. Об этом ты подумал?

Я мог бы ответить, что закрытый гроб понадобится в любом случае, но мы и так уже чересчур далеко уклонились от того разговора, который был мне по душе.

— Говорят, ты встречалась с Холли, — заметил я.

Женщина послабее приняла бы виноватый вид или хотя бы вздрогнула, но только не моя мама.

— Давно пора! — Ма грозно выпятила подбородок. — Девочка выросла бы, замуж вышла и правнуков мне подарила, а ты бы все равно ее к нам не привез. Надеялся дождаться, пока я умру, только бы не знакомить, да?

Такая мысль меня посещала.

— Ты ей очень понравилась, — сказал я. — Что думаешь про нее?

— Вылитая мамочка. Симпатичные девочки обе, ты таких не заслуживаешь.

— Ты встречалась с Оливией? — Я мысленно снял шляпу перед Лив. Эту подробность она обошла весьма изящно.

— Два раза всего. Она привозила Холли и Джеки. Девочки из Либертис для тебя были недостаточно хороши?

— Мама, ты же знаешь, я всегда прыгаю выше головы.

— И куда это тебя привело?! Вы двое в разводе или просто разъехались?

— Развелись пару лет назад.

— Хм… — Мама плотно поджала губы. — Я никогда не разводилась с твоим папой.

На это было нечего ответить — по многим соображениям.

— Это верно, — только и сказал я.

— Теперь тебе к причастию ходить нельзя.

Я понимал, что ввязываться глупо, но кто еще достанет человека так, как его семья?

— Ма, если бы я хотел причащаться — а я не хочу, — развод мне не помешал бы. Я могу разводиться до посинения, а церковь заботит только одно — чтобы я ни с кем, кроме Оливии, не трахался. Проблемой стали бы милые дамы, с которыми я кувыркался после развода.

— Не хами, — отрезала ма. — Я не такая всезнайка, как ты, всех тонкостей не знаю, но отец Винсент к причастию тебя не пустит. В той церкви, где тебя крестили. — Ма уставила на меня торжествующий палец. Видимо, это означало победу.

Я напомнил себе, что беседа важнее, чем последнее слово.

— Наверное, ты права.

— Конечно, права.

— По крайней мере я не ращу из Холли язычницу. Она ходит к мессе.

Я надеялся, что упоминание о Холли снова успокоит маму, но на сей раз она только раззадорилась; с ней никогда не угадаешь.

— А хоть и язычница, для меня все едино. Я пропустила ее первое причастие! Первое причастие моей первой внучки!

— Ма, Холли твоя третья внучка. У Кармелы две девочки старше ее.

— Первая с нашей фамилией. И последняя, судя по всему. Я не знаю, что там затевает Шай — у него, может быть, десяток подруг сразу, а мы и не узнаем, он в жизни ни одну не привел познакомиться, ей-богу, у меня на него уже сил нет. Мы с твоим отцом думали, что только Кевин…

Она прикусила губу и принялась усердно организовывать чай, грохая чашки на блюдца и шлепая печенье на тарелку.

— А теперь мы и Холли больше не увидим, — раздраженно заметила она.

— Гляди, — сказал я, подняв вилку. — Так нормально?

Ма едва взглянула.

— Нет. Между зубцами чисть.

Мама принесла все необходимое к чаю, налила чашку и подвинула ко мне молоко и сахар.

— Я Холли к Рождеству замечательное бархатное платьице присмотрела.

— Еще две недели, — ответил я. — Там видно будет.

Ма искоса взглянула на меня — я не понял взгляда, — но промолчала. Она взяла другую тряпку, села напротив меня и подобрала что-то серебряное — возможно, затычку для бутылок.

— Пей свой чай, — сказала она.

Чай оказался такой крепкий, что мог выбраться из чайника и надавать тумаков. Соседи ушли на работу, на улице стояла тишина, только барабанили капли дождя и где-то слышалось оживленное движение. Мама перебирала серебряные безделушки; я разобрался со столовыми приборами и взял рамку для фото — затейливые цветочки, украшавшие ее, я никогда не отчистил бы до маминых стандартов, но хотя бы знал, что это такое. Когда напряжение в комнате отпустило, я сказал:

— Скажи мне, па крутил с Терезой Дейли, до того как тебя встретил?

Ма уставилась на меня, не меняя выражения лица, однако в глазах пронеслось многое.

— Это где ж ты такое услышал? — строго спросила она.

— Значит, гулял он с ней.

— Твой па — чертов идиот. Ты и сам это знал, или ты еще хуже.

— Знал, да. Я только не знал, что и в этом он был чертов идиот.

— От нее всегда одни неприятности, от этой. Всегда вертела хвостом по улице, с подружками трещала как сорока.

— И папа клюнул.

— Все клевали! Парни — идиоты; они от таких штук с ума сходят. И твой па, и Мэтт Дейли, и половина парней Либертис — все вились вокруг задницы Тэсс О'Бирн. Девка отрывалась от души: крутила с тремя-четырьмя одновременно, бросала их через неделю, если ей не хватало внимания. А они приползали обратно.

— Мы сами не понимаем своего счастья, — сказал я. — Особенно в молодости. Па ведь тогда совсем юнцом был?

Ма хмыкнула.

— Соображал поди. Я, хоть на три года моложе, и то могла сказать, что он наплачется.

— Ты тогда уже глаз на него положила?

— Ну да. О Господи, и ведь не подумаешь… — Ее пальцы забегали медленнее. — Сейчас и представить трудно, каким твой па красавцем был. Шикарные кудри, глаза голубые-голубые, а смех… Никто больше так не смеялся.

Мы оба непроизвольно взглянули в дверной проем, в сторону спальни. Ма произнесла таким тоном, словно имя отца на вкус лучше любого мороженого:

— Джимми Мэки мог выбрать любую девушку в округе.

Я улыбнулся ей:

— И он направился прямиком к тебе?

— Когда он начал ухлестывать за Тэсс О'Бирн, мне всего пятнадцать стукнуло, совсем девчонка, но не то что нынешние, которые в двенадцать выглядят на все двадцать. Я ни фигурой похвастать не могла, ни косметикой, ни о чем понятия не имела, только все время пыталась поймать его взгляд, когда он на работу утром шел. А он ни разочка не обернулся на меня, все с ума сходил по Тэсси. И ей он нравился больше других.

Я ни словечка об этом не слышал раньше, и Джеки наверняка не слышала, иначе давно передала бы мне. Ма не из тех, кто охотно распахивает душу; спроси я ее об этом неделей раньше или неделей позже, получил бы шиш. Кевин оставил ей страшную незаживающую рану. Приходится пользоваться тем, что есть.

— Так почему они расстались? — спросил я.

Ма поджала губы.

— Если взялся чистить серебро, чисть нормально. В бороздки залезай. Что толку, если мне потом все придется переделывать.

— Прости. — Я принялся тщательнее демонстрировать свое усердие.

— Я не говорю, что твой па был святым праведником. Тэсс О’Бирн та еще бесстыдница, но тут они друг друга стоили.

Я ждал, натирая серебро. Ма схватила мое запястье и потянула руку к себе, чтобы проверить блеск рамки; потом недовольно кивнула и отпустила руку.

— Так лучше. В те времена все было иначе. Тогда соблюдали какие-то приличия и не бросались на все, что шевелится, как в телике делают.

— Па кувыркался с Тэсси О'Бирн в телике? — поинтересовался я с невинным видом и получил удар по руке.

— Нет! Ты вообще слушаешь, что я говорю? Они оба и по отдельности были психованные, а вместе друг друга только подзуживали. Как-то летом твой па взял напрокат у друга машину и повез Тэсс на все воскресенье в Пауэрс-корт, водопад посмотреть. Только на обратном пути машина сломалась.

Или так рассказывал па. Ма посмотрела на меня со значением.

— И?.. — спросил я.

— И они остались там! На всю ночь! Тогда ведь мобильных не было; позвонить в техпомощь они не могли, не могли даже сообщить кому-нибудь, в чем дело. Подумывали идти пешком, но застряли на проселке, где-то в Уиклоу, а уже темнело. Они остались в машине, а на следующее утро мимо проезжал фермер, они завели машину от его аккумулятора. Пока они добрались до города, все уже считали, что они упорхнули.

Ма повернула серебряную безделушку к свету — проверить, что очищено идеально, и потянуть время; она всегда отличалась пристрастием к драме.

— Ну вот. Твой па всегда говорил мне, что спал тогда на переднем сиденье, а Тэсс — на заднем. Я не знаю, но Фейтфул-плейс думает иначе.

— Кто бы сомневался… — сказал я.

— Девушки в те времена не оставались у парней. Только потаскушки. Ни одна девчонка на такое бы не пошла до замужества.

— После этого им следовало пожениться, чтобы спасти ее репутацию.

Мама придвинулась ко мне.

— Я-то думаю, твой па и женился бы на ней, он от нее с ума сходил, чертов идиот, — презрительно объяснила она. — Но О'Бирнам он не годился — они всегда много о себе воображали. Отец Тэсси и ее дядья избили Джима; я на следующий день его еле узнала. Ему велели и близко к ней не подходить. Сказали, он и так достаточно напортачил.

— И он сделал, как велено.

Мне это очень нравилось. Звучало ободряюще. Вот меня Мэтт Дейли со своими дружками мог бы избить до смерти, а я, едва выйдя из больницы, со всей возможной скоростью заковылял бы к Рози.

— У него не было особого выбора, — гордо и удовлетворенно заявила ма. — Отец Тэсс прежде позволял ей все, что угодно — и глянь, к чему это привело, — но после того случая он запретил ей за дверь высовываться, на работу провожал. Трудно его винить, все так говорили — мальчишки ее обзывали; те, кто постарше, думали, что у нее живот на нос полезет. Ее подругам запретили с ней разговаривать, чтобы она их в шлюх не превратила; отец Ханратти прочитал проповедь о том, как падшие женщины предают родину и что не за это умирали мужчины в шестнадцатом. Имен он, конечно, не называл, но все поняли, о ком он. Так Тэсс и приструнили.

С расстояния почти в полвека я отчетливо представил себе пир стервятников: бурлящая истерия, удвоенный выброс адреналина, едва Фейтфул-плейс почуяла запах крови и изготовилась к атаке. Вполне возможно, что именно эти дни заронили семена безумия в разум Тэсси Дейли.

— М-да, дела, — заметил я.

— Да так ей и надо! Чтобы поняла, что к чему. Путаться с парнями она — пожалуйста, а отвечать — нет? — Ма выпрямилась и приняла добродетельное выражение лица. — С Мэттом Дейли она начала встречаться сразу после этого — он ей годами глазки строил, но она на него ноль внимания. А тут пригодился. Он был приличным парнем, этот Мэтт; папаша Тэсс не возражал, чтобы она с ним гуляла. Только с ним ей и позволяли выходить из дома.

— И за это па злится на Мэтта Дейли? За то, что девушку увел?

— По большей части. Да они и с самого начала друг другу не нравились… — Мама положила перед собой какую-то серебряную штуковину и рядом еще три такие же, стерла мелкое пятнышко на боку, выдернула из приготовленной груды изящную елочную игрушку. — Мэтт всегда ревновал к твоему па. Джим был в тыщу раз симпатичнее Мэтта, честное слово, и гораздо популярнее — не только у девчонок, парни тоже считали его крутым, а как он смеялся… А Мэтт был мелким драным занудой, вообще никакой был…

В ее голосе переплелись звуки былых побед, поражений и ненависти.

— И когда Мэтт получил девчонку, это только разбередило рану?

— Если бы только это! Твой па пытался устроиться на «Гиннесс» водителем. Он говорил, что работа, считай, его — вот только прежний водитель уволится. Но отец Мэтта Дейли прежде там работал, знал кого надо, сынка туда загодя пристроил. После всех этих дел с Тэсс Мэтт пошел к мастеру и сказал, что Джимми Мэки не годится для «Гиннесса». А за каждое место по двадцать парней колотились. В общем, не захотели брать человека с проблемами.

— И так па стал штукатуром?

— Мой дядя Джо взял его в ученики. Мы обручились вскоре после всей этой муры с Тэсс, собирались пожениться, твоему па нужна была профессия.

— Ты времени не теряла.

— Появился шанс, и я воспользовалась. Мне семнадцать стукнуло, мальчишки вовсю засматривались. А твой па… — Мама закусила губы и углубилась в изгибы елочной игрушки. — Я знала, что он еще сохнет по Тэсс…

На долю секунды я разглядел девчонку со вздернутым подбородком, которая глядит в окно кухни на Джимми Мэки и думает: «Мой!»

— Впрочем, меня это не волновало. Я думала, что смогу все изменить, как только заполучу его. Мне немногого хотелось, я себя высоко не ставила. Всего-то и нужно было, что собственный домик, несколько детишек — и Джимми Мэки.

— Ну, детей ты получила, и своего мужчину тоже.

— Ага, получила, объедки после Тэсс и Мэтта. Тогда-то Джим и начал пить.

— Но все равно ты его хотела, — мягко заметил я, стараясь не осуждать.

— Я запала на него. Моя мама, спаси Господь ее душу, недаром говорила: близко не подходи к пьющему. Но я же не соображала. Мой-то папа — ты, Фрэнсис, его не помнишь, замечательный был мужчина — капли в рот не брал; я не представляла, что такое пьяница. Я знала, что Джимми употребляет, ну так ведь все парни пили. Я думала, он как все — да так и было, когда я впервые его заприметила. А потом Тэсси О'Бирн свернула ему башку.

Я поверил. Правильная женщина в правильный момент может и не такое сотворить с мужчиной — впрочем, Тэсс тоже не осталась безнаказанной. Некоторым людям лучше не встречаться. Последствия будут сказываться долго, и осколки разлетятся широко.

— Все вокруг говорили, что из Джимми Мэки ничего путного не выйдет, — продолжала ма. — Его родители — пара старых алкашей — в жизни не проработали ни единого дня; он еще совсем мелким шатался по улицам за полночь да мыкался по соседям, просил разрешения остаться на обед, ведь дома шаром покати… Все считали, что он закончит так же, как родители. — Ма взглянула на струи дождя за окном. — Я знала, что они не правы, но… Он, Джимми, был неплохой, просто дикий. И он не тупой. Из него могло бы что-то получиться. И без «Гиннесса» он обошелся бы, открыл бы свое дело — чтобы не отчитываться каждый день перед начальником, это он ненавидел. Он любил шоферить; он мог заниматься доставкой, будь у него фургон… Если бы эта женщина его не зацапала.

А вот и подарочек, в яркой упаковке, ленточкой перевязанный и с этикеткой «Мотив». Только что Джимми Мэки гулял с классной девчонкой и нацелился на классную работу, раскрашивал будущее в свои цвета и посылал куда надо любого, кто смел усомниться. А потом — одна-единственная ошибка, и мелкий надутый Мэтт Дейли не моргнув глазом прикарманивает себе всю жизнь Джимми. К тому времени как в голове у Джимми прояснилось, он был женат на девочке, которую не хотел, перебивался кое-как на случайной работе без перспектив и пил столько, что Питер О'Тул загнулся бы. Двадцать с лишним лет он наблюдал, как его потерянная жизнь проходит в чужом доме, через улицу. А потом, за одни выходные, Мэтт Дейли унижает его перед всей улицей и чуть не подводит его под арест — в одурманенном алкоголем мозгу всегда виноват кто-то другой, — и тут же выясняется, что Рози Дейли окрутила его сына и заставила плясать под свою дудку.

Но все могло быть еще хуже, так что дальше некуда. Па улыбается мне и подмигивает, ожидая ответа: «Это младшая Дейли, да? Молодец, сынок, такой цветочек ухватил! Ну и буфера у нее, Господи…» Моя девочка, Рози, прямо копия его Тэсс О'Бирн.

Возможно, он прекрасно слышал, как я на цыпочках крадусь через гостиную, считая себя неуязвимым. Я сотни раз видел его как бы спящим. Может быть, он всего лишь хотел сказать ей, чтобы не совалась к нашей семье; может, хотел чего-то еще, но внезапно с яростью осознал, что его желания никому не интересны: перед ним стояла дочь Тэсс О'Бирн, неотразимая и недоступная, дочь Мэтта Дейли, запросто отнимающая все, что было у Джимми. А в те годы сил у него хватало… Может быть, он протрезвел, когда осознал, что наделал.

В ту ночь не спали не только мы: скорее всего Кевин в сортир захотел, проснулся и увидел, что нас обоих нет. Тогда-то он и внимания не обратил: папа регулярно пропадал почти с концами, Шай и я то и дело по ночам исчезали по своим надобностям. Но в эти выходные Кевин понял, что Рози убили в ту ночь — и вспомнил.

Мне чудилось, словно я давно знал всю историю в мельчайших подробностях, хранил ее в какой-то потайной расщелине мозга, с той самой секунды, как услышал голос Джеки на автоответчике. Казалось, что ледяная черная вода заполняет мои легкие.

— Ему бы подождать, пока я вырасту… — задумчиво произнесла ма. — Конечно, Тэсси была красавица, но когда мне исполнилось шестнадцать, многие считали и меня симпатичной. Да, девчонка девчонкой, но я росла и хорошела. Нет бы ему, дураку, отвести от нее глаза, заметить меня хоть на минуту — и ничего бы такого не произошло.

Грусти в ее словах было столько, что хватило бы потопить корабль. Тут я и понял, что у нее на уме: ма решила, что Кевин перепился до поросячьего визга, научившись у папаши, и именно из-за этого выбросился из окна.

Внезапно ма шлепнула себя по губам, взглянула на часы на подоконнике и охнула:

— Святый Боже, только посмотри, уже час! Мне надо поесть, а то грохнусь.

Она отшвырнула безделушку и отодвинулась от стола.

— Съешь бутерброд.

— Может, па отнести?

Мать взглянула на дверь спальни и продолжила рыться в холодильнике.

— He-а, не буди.

Бутерброды с маслом и баночной ветчиной на треугольничках белого хлеба тут же вернули меня в далекие времена, когда я, сидя за тем же столом, не доставал ногами до пола. Ма заварила еще чайник зверского чаю и начала размеренно и яростно жевать бутерброды: судя по всему, она где-то разжилась новой вставной челюстью. Когда мы были маленькими, мама часто говорила, что у нее из-за нас не хватает зубов: «Родишь — и зуб долой». Ма отставила кружку, вытащила застиранный синий платок из кармана кофты, промокнула подступившие слезы, высморкалась и снова взялась за бутерброд.