Ночь длиною в жизнь

7

Меня оставили в покое на пару часов — такой деликатности я от своих родственников не ожидал. Первым объявился Кевин: сунул голову в дверь, как мальчик, играющий в прятки, исподтишка отправил эсэмэску одной из своих подружек, пока бармен подавал кружку, и топтался вокруг моего стола. Я спас его от отчаяния и махнул рукой, дескать, садись. Мы молчали. Через три минуты к нам присоединились мои сестрички, стряхивая капли дождя с курток, хихикая и бросая любопытные взгляды по сторонам.

— Господи, — сказала Джеки, считая, что говорит шепотом, и размотала шарф. — Я помню, как мы до смерти хотели сюда попасть, только из-за того, что девочек не пускали. Похоже, правильно не пускали?

Кармела критически оглядела сиденье и обмахнула его салфеткой.

— Слава Богу, ма не пришла. Ее бы от этого места перекорежило.

— Ма собиралась прийти? — Кевин встревоженно огляделся.

— Она беспокоится за Фрэнсиса.

— Скорее мечтает проконопатить ему мозги. Она ведь не явится за вами, а?

— Она может, — хмыкнула Джеки. — Ты же знаешь, секретный агент Ма…

— Нет, я сказала ей, что ты домой уехал. — Кармела коснулась губ кончиками пальцев с видом то ли виноватым, то ли озорным. — Прости меня Господи.

— Ты гений! — Кевин с искренним облегчением откинулся на спинку сиденья.

— Согласна. Она бы только нам плешь проела! — Джеки вытянула шею, пытаясь поймать взгляд бармена. — Меня сегодня обслужат?

— Сам схожу. Вам что взять? — с готовностью предложил Кевин.

— Джин с тоником.

Кармела придвинула стул к столу.

— Как думаешь, у них грушевый сидр есть?

— Господи, Кармела!

— Я не пью крепкое, ты же знаешь.

— Я не пойду заказывать позорный «Бэбишам». Меня мигом вышвырнут.

— Все будет нормально, — успокоил я. — Тут у них тысяча девятьсот восьмидесятый; за стойкой небось целый ящик грушевого сидра.

— И бейсбольная бита для парня, который его спросит.

— Вот я и спрошу.

— О, Шай явился! Наконец-то! — Джеки приподнялась с места и помахала рукой. — Пусть он сходит — все равно пока не сел.

— А кто его звал? — поинтересовался Кевин.

— Я, а что? — взвилась Кармела. — Вы оба могли бы в вашем возрасте вести себя прилично друг с другом, хотя бы сегодня. Мы тут из-за Фрэнсиса, а не из-за вас.

— Выпьем за это, — сказал я, чувствуя, как приятное опьянение переходит в стадию, когда все вокруг становится ярким и мягким, когда ничто на свете — даже физиономия Шая — не действует мне на нервы. Обычно при первых признаках теплого тумана я немедленно перехожу на кофе. В этот вечер я приготовился оттянуться по полной.

Шай добрел до нашего уголка, смахнул рукой капли с волос.

— Надо же, ты соблаговолил сюда заглянуть! — язвительно заметил он. — И своего приятеля-копа сюда приводил…

— Его тут приняли как родного.

— Эх, жаль, я не видел. Что пьешь?

— Ты платишь?

— А что?

— Вот и славно, — сказал я. — Мне и Кевину «Гиннесс», для Джеки — джин с тоником, а Кармеле — «Бэбишам».

— Интересно, как ты его закажешь, — подначила Джеки.

— Я? Запросто. Смотрите и учитесь. — Шай подошел к бару, легко привлек внимание бармена — явно был постоянным посетителем — и торжествующе помахал нам бутылкой сидра.

— Чертов задавака! — скривилась Джеки.

Шай вернулся, неся все напитки разом — такая ловкость требует долгой практики.

— Ну скажи нам, Фрэнсис, — начал он, выставив ношу на стол. — Весь этот шурум-бурум из-за твоей чувихи? — Все замерли, а Шай продолжил как ни в чем не бывало: — Да бросьте, вы чего? Вы сейчас лопнете, небось охота спросить то же самое. Ну как, Фрэнсис?

— Оставь Фрэнсиса в покое, — заявила Кармела тоном строгой мамаши. — Кевину сказала и тебе повторю — ведите себя прилично.

Шай засмеялся и подтянул себе стул. Впрочем, еще до того, как мой мозг затуманился, я точно решил, что следует рассказать обитателям Фейтфул-плейс или кому-либо из моей семьи — по большому счету это одно и то же.

— Ничего страшного, Мелли. Точных результатов пока нет, но, похоже, обнаружили останки Рози.

Джеки коротко вздохнула, и наступила тишина.

Шай протяжно свистнул.

— Упокой ее душу, Господи, — тихо сказала Кармела. Они с Джеки перекрестились.

— Твой полицейский так и сказал Дейли, — заговорила Джеки. — Тот, про которого вы говорили. Но конечно, никто не знал, можно ли ему верить… Копы, сам понимаешь. Мало ли что скажут — ну, типа, не ты, остальные. Вдруг он просто хотел, чтобы мы думали, что это она.

— А как они узнали? — спросил смертельно бледный Кевин.

— Еще не узнали, — ответил я. — Проверяют.

— ДНК и прочее?

— Понятия не имею, Кев. Это не моя область.

— Твоя область… — вмешался Шай, крутя в руке стакан. — А я-то все гадаю: что же именно ты делаешь?

— То да сё, — ответил я. По понятным причинам мы в спецоперациях обычно болтаем гражданским о работе в сфере прав на интеллектуальную собственность или о такой же скучной фигне — чтобы беседу пресечь на корню. Джеки считает, что я занимаюсь реализацией стратегических решений кадровой политики.

— А они смогут сказать… ну, в общем, что с ней случилось? — спросил Кевин.

Я пожал плечами и сделал большой глоток из кружки.

— Что, Кеннеди об этом с Дейли не говорил?

— Ни словечка. Они умоляли рассказать, что случилось с Рози, просто умоляли, а он ни в какую. Ушел — и оставил их гадать.

Джеки сидела, выпрямившись от возмущения; даже ее прическа словно стала выше.

— Представляешь, их родная дочь, а он заявляет, что, мол, их не касается, убили ее или нет. И пускай он твой приятель, Фрэнсис, но это просто отвратительно.

Даже я не ожидал, что Снайпер произведет такое сильное первое впечатление.

— Кеннеди мне не приятель, — пояснил я. — Так, мелкая сошка, мы иногда по работе сталкиваемся.

— Ну тебе-то он расскажет, что с Рози случилось? — поинтересовался Шай.

Я оглядел зал. Градус разговоров чуточку изменился — они стали чуть быстрее и сосредоточеннее: новости наконец добрались и сюда. На нас никто не смотрел, отчасти из уважения к Шаю, отчасти потому, что в этом пабе почти каждый понимал, как важно уединение. Я облокотился на стол и сказал, понизив голос:

— Мне, конечно, не поздоровится, но Дейли имеют право знать все, что известно нам. Только Кеннеди меня не выдавайте.

Шай изобразил скептическую ухмылку мощностью в киловатт, но остальные серьезно закивали, раздуваясь от гордости: наш-то, Фрэнсис-то, столько лет прошло, а он — прежде всего парень из Либертис и только потом — коп, а мы все такие сплоченные. «Фрэнсис на нашей стороне» — вот какую весть девчонки разнесут по соседям в качестве приправы к моим крупицам вкусной информации.

— Очень похоже, что ее убили, — объявил я.

Кармела ахнула и снова перекрестилась.

— Господи, спаси и сохрани! — прошептала Джеки.

— Как? — спросил побледневший Кевин.

— Это пока неизвестно.

— Но ведь узнают же?

— Вероятно. После стольких лет сложно сказать, но в лаборатории классные спецы работают.

— Как эксперты в «Месте преступления»? — У Кармелы загорелись глаза.

— Ага, в точности как там, — подтвердил я, донельзя обрадовав сестер. Впрочем, услышь мой ответ ребята из техотдела, их удар бы хватил — они лютой ненавистью ненавидят «Место преступления».

— Только они не волшебники, — сухо сообщил Шай своей кружке.

— А вот это ты зря, — заметил я. — Наши ребята могут рассказать обо всем, что попадается им на глаза — засохшие капли крови, мельчайшие количества ДНК, сотни разных видов ран, да что угодно! Пока они выясняют, что сделано, Кеннеди со своей группой разберется, кто это сотворил. Переговорят с каждым, кто тут жил, выяснят, с кем Рози дружила, с кем ссорилась; кто ее любил, кто нет — и почему; что она делала — секунда за секундой — в последние дни жизни; заметил ли кто что-нибудь необычное в ночь исчезновения; заметил ли кто странное поведение соседей тогда или чуть позже… Копы будут чертовски тщательны, и у них уйма времени — столько, сколько понадобится. Что угодно, любая мелочь может оказаться важной.

— Матерь Божья, — перевела дыхание Кармела. — Ну точно как в телевизоре, правда? С ума сойти.

И в пабах, и в гостиных, и в кухнях — обитатели Фейтфул-плейс уже припоминали, просеивали старые воспоминания, сравнивали и проверяли, выдвигали миллион теорий. В моем районе сплетни — это вид спорта, поднятый на олимпийский уровень. Я никогда не возражал против сплетен и уважаю их всей душой. Информация — это оружие, и среди множества холостых зарядов непременно найдется уйма боевых. Все сплетники примутся извлекать на свет божий подробности залпами, и все эти сплетни так или иначе вернутся ко мне — а Снайпер, раз так обидел Дейли, пусть теперь помучается, пытаясь вытащить сведения хоть из кого-нибудь в радиусе полумили. А если у кого-то найдется причина для беспокойства, то пусть себе беспокоится на всю катушку.

— Если я услышу хоть что-нибудь, что должны знать Дейли, мимо них это не пройдет, — пообещал я.

Джеки протянула руку и тронула меня за запястье.

— Фрэнсис, знаешь, я все надеялась, что там кто-то другой — ну, какая-нибудь ошибка, что угодно…

— Бедняжка, — тихо сказала Кармела. — Сколько ей было? Восемнадцать?

— Девятнадцать с хвостиком, — ответил я.

— Господи… Чуть старше моего Даррена. И столько лет оставалась в этом жутком доме! Родители с ума сходили, разыскивали ее, а в это время…

— Вот уж спасибо вашему П. Дж. Лавери, — со вздохом заметила Джеки.

— Будем надеяться, — сказал Кевин и допил кружку. — Кому еще по одной?

— Можно, — кивнула Джеки. — А что значит — будем надеяться?

Кевин пожал плечами.

— Я просто говорю — будем надеяться, что все кончится хорошо.

— Бог мой, Кевин, как может кончиться хорошо? Бедняжка умерла! Ох, Фрэнсис…

— Лучше надеяться, — вмешался Шай, — что копы не нароют ничего такого, а то как бы нам всем не пришлось жалеть. Лучше бы парни Лавери выкинули чемоданчик в мусор и не будили спящих собак.

— А что они могут нарыть? — спросила Джеки. — Кев?

Кевин отодвинулся от стола и заговорил с необычайно строгим видом:

— Я сыт этими разговорами по горло, и Фрэнк, наверное, тоже. Я сейчас еще выпивки закажу, а если вы не смените пластинку, уйду домой.

— Нет, вы гляньте, — сказал Шай, улыбнувшись уголком губ. — Мышонок зарычал. Классно, Кев, ты прав на все сто. Лучше поговорим про «Оставшихся в живых». Давай нам по кружечке.

Мы взяли еще по одной, потом еще. Дождь с новой силой застучал в окна, но бармен запустил отопление на полную катушку, и о погоде напоминал только холодный сквозняк — когда открывали дверь. Кармела набралась смелости пойти к бару и заказать полдюжины горячих бутербродов, а я только сейчас понял, что последнее, что я ел, — полтарелки маминой поджарки, и сейчас меня обуревает зверский голод, когда готов пронзить кого-нибудь копьем и съесть тепленьким. Шай и я принялись обмениваться шуточками, от которых у Джеки джин-тоник брызнул через нос, а Кармела взвизгивала и шлепала нас по запястьям, когда доходило до соли анекдота; Кевин один в один изобразил мамочку за рождественским обедом — мы попадали, содрогаясь от беспощадного, неудержимого смеха.

— Прекрати! — Джеки судорожно глотала ртом воздух. — Клянусь Богом, я не выдержу и описаюсь.

— Это обязательно, — подтвердил я, пытаясь отдышаться. — И тогда придется самой брать тряпку и все вытирать.

— А ты зря смеешься, — сказал мне Шай. — На это Рождество будешь мучиться там же, где и все мы.

— Хрень. Буду спокойненько дома потягивать односолодовый вискарь и ржать, вспоминая вас, несчастных уродов.

— Ты погоди, приятель. Рождество на носу, ма снова вонзила в тебя коготки, так ты думаешь, она сдастся и откажется от удовольствия прижать всех нас разом? Вот увидишь.

— Спорим?

Шай протянул ладонь.

— Пятьдесят фунтов. Будешь сидеть напротив меня за рождественским столом.

— Заметано, — ответил я. Мы пожали руки. Ладонь у Шая была сухая, сильная и мозолистая, и столкновение наших рук словно высекло искру, но мы оба не подали виду.

— Знаешь, Фрэнсис, мы договорились, что не будем тебя спрашивать, но я не могу удержаться… — начала Кармела. — Джеки, прекрати, хватит меня щипать!

Джеки, видимо, взяла свой мочевой пузырь под контроль и буравила Кармелу взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.

— Если Фрэнсис не хочет говорить об этом, пусть сам мне и скажет — правда? — с достоинством продолжила Кармела. — Фрэнсис, почему ты не приезжал до сих пор?

— Боялся, что ма возьмет деревянную ложку и вышибет из меня дух, — ответил я. — Ты меня осуждаешь?

Шай хрюкнул.

— Ну перестань, Фрэнсис, — отмахнулась Кармела. — Правда, почему?

Кармела, Кевин и даже Джеки (уж сколько раз она задавала мне этот вопрос, не получая ответа) уставились на меня — поддатые, удивленные и даже обиженные. Шай озабоченно пытался выковырять что-то из кружки.

— Ну-ка, скажите-ка мне, — сказал я, — за что вы готовы отдать жизнь?

— Ошизеть, — удивился Кевин. — Фестиваль юмора, да?

— Все, перестаньте, — сказала Джеки. — Это сегодня день такой.

— Па однажды сказал мне, что отдал бы жизнь за Ирландию, — объяснил я. — А вы?

Кевин вылупил глаза.

— Па застрял в семидесятых. Сейчас никто так не думает.

— Ну представь на секундочку. Шутки ради. Отдали бы?

Кевин озадаченно воззрился на меня.

— С чего бы?

— Допустим, англичане снова все захватят…

— Да на хрена им?!

— Допустим, Кев. Ну, соберись.

— Не знаю. Да я и не думал никогда!

— Вот, — сказал вдруг Шай, без особой агрессии, ткнув кружкой в Кевина. — Вот оно, именно это разрушило нашу страну.

— Я? Да что я-то сделал?

— И ты, и остальные такие же. Все ваше чертово поколение. Что вам нужно, кроме «Ролексов» и «Хьюго Босса»? О чем еще вы вообще думаете? Фрэнсис прав, впервые в жизни. Должно быть что-то, за что ты готов отдать жизнь, приятель.

— Что за хрень, — сказал Кевин. — А ты за что умрешь? За «Гиннесс»? За хороший перепих?

Шай пожал плечами:

— За семью.

— Да что ты несешь? — рассердилась Джеки. — Ты ненавидишь папу с мамой до дрожи.

Мы расхохотались; Кармела запрокинула голову и вытирала слезы костяшками кулаков.

— Ну да, — подтвердил Шай. — Но дело-то не в этом.

— А ты-то отдашь жизнь за Ирландию, а? — обиженно спросил меня Кевин.

— Ага, хрена лысого, — возразил я, отчего все снова заржали. — Я служил какое-то время в Мейо. Вы хоть раз бывали в Мейо? Крестьяне, овцы и пейзажи. За это я умирать не желаю.

— А за что тогда?

— Как говорит наш славный Шай, не это главное, — пояснил я Кевину. — Главное, чтобы я сам знал.

— Я умру за детей, — сказала Кармела. — Прости Господи.

— Я бы, наверное, отдала жизнь за Гэвина, — призналась Джеки. — Ну то есть, если очень надо будет. Слушай, Фрэнсис, какая-то жуткая тема. Давай поговорим о чем-нибудь другом, а?

— В то время я бы умер за Рози Дейли, — ответил я. — Вот что я пытаюсь вам втолковать.

Все замолкли.

— За все, ради чего мы готовы умереть, — провозгласил Шай, поднимая кружку. — Будем здоровы!

Мы чокнулись, сделали по большому глотку и поудобнее устроились на стульях. Я, конечно, на девять десятых упился, но присутствие моих родственничков — даже Шая — меня чертовски радовало. Более того, я был им благодарен. У них, разумеется, свои тараканы в голове, и кто знает, что они ко мне чувствовали, но эти четверо все бросили, мигом отложили свои дела и пришли помочь мне пережить этот вечер. Мы подходили друг другу как детали головоломки, меня словно окружило теплое золотое сияние; как будто я споткнулся, по счастливой случайности, в нужном месте. Впрочем, мне хватило трезвого ума не облекать подобные мысли в слова.

Кармела наклонилась ко мне и сказала, почти стыдливо:

— Знаешь, когда у Донны начались проблемы с почками, мы думали, что потребуется пересадка. Я сразу сказала — без вопросов, берите у меня хоть две, никаких сомнений не возникло. В конце концов Донна поправилась, да и почка требовалась только одна, но этого я не забуду. Ты понимаешь, о чем я?

— Ага, — сказал я, улыбнувшись Кармеле, — понимаю.

— Ой, Донна просто прелесть, — взвизгнула Джеки. — Симпампулечка; и хохочет все время. Тебе надо на нее взглянуть, Фрэнсис.

— А Даррен ужасно напоминает тебя, представляешь? — встряла Кармела. — Еще когда маленьким был — вылитый ты.

— Спаси его Боже, — сказали мы одновременно с Джеки.

— Да вы что?! Я в хорошем смысле. Он в колледж собирается. И это не мы с Тревором придумали — мы бы рады были, если б он водопроводчиком стал, как отец. Нет, Даррен сам все решил, нам даже слова не сказал: просто выбрал что ему нравится и работал как проклятый, чтобы нужные экзамены сдать. Упертый, все сам да сам. Совсем как ты. Я часто жалею, что не умею так.

На мгновение мне почудилось, что на лицо Кармелы наползает печаль.

— Помнится, ты вполне справлялась, если чего-то хотела, — сказал я. — Взять хоть Тревора.

Печаль улетучилась, Кармела коротко хихикнула и снова стала похожа на девчонку.

— Я могла, точно. Я его первый раз на танцах увидела: только взглянула и говорю Луизе Лейси: «Этот — мой». У него клеши были — последний писк.

Джеки засмеялась.

— Ну-ка, нечего смеяться, — велела ей Кармела. — Твой-то Гэвин вечно шлялся в этих своих драных джинсиках; мне нравится, когда парень следит за собой. У Тревора была такая аппетитная попка в этих клешах, что ты! И пах он восхитительно. Да что вы ржете, кони?

— Бесстыжая девица, — сказал я.

Кармела чопорно сделала глоток «Бэбишама».

— Вовсе нет. Тогда все было иначе. Если влюбилась в парня, лучше умереть, чем признаться ему. Он сам должен тебя добиваться.

— Господи! — взвилась Джеки. — Прямо гордость и долбаное предубеждение. Я Гэвину сама сказала, и все.

— Слушай меня! Это срабатывало; и получше, чем нынешняя пакость, когда девки без трусов по клубам бегают. Я-то получила своего парня, а? Обручились, когда мне двадцать один стукнуло. Ты ведь еще был тут, Фрэнсис.

— Ага, я через три недели уехал, — подтвердил я.

На вечеринке в честь помолвки оба семейства набились в нашу гостиную, мамочки пожирали друг друга глазами, как пара перекормленных питбулей. Шай изображал старшего братика и засыпал Тревора непристойностями (весь Тревор был — кадык и испуганно вылупленные глаза). Кармела — разрумянившаяся, торжествующая и втиснутая в розовый плиссированный ужас, походила на рыбину, вывернутую наизнанку. Я, заносчивый урод, сидел на подоконнике рядом со свиноподобным младшим братом Тревора, не обращая на него внимания и от души поздравляя себя с тем, что сваливаю и мне не грозит помолвка и бутерброды с яйцом. Будь осторожен в желаниях! Глядя на нашу четверку за столом, я словно ощущал, что лишился чего-то тем вечером; как будто вечеринка в честь помолвки, возможно, хотя бы в дальней перспективе, чего-то стоила.

— Все говорили, что я в розовом выгляжу сногсшибательно, — похвасталась Кармела.

— И это правда. — Я подмигнул ей. — Жаль, что ты моя сестра, а то я бы и сам за тобой приударил.

— Фу! Заткнись! — завизжали Кармела и Джеки, но я уже не слушал их. На другом конце стола Шай и Кевин говорили о своем, и виноватая нотка в голосе Кевина привлекла мое внимание.

— Такая работа. Что же тут плохого?

— Работа, где надрываешься, вылизывая зады этим яппи — «да, сэр, нет, сэр, чего изволите, сэр!» — и все ради благосостояния жирной корпорации, которая вышвырнет тебя на съедение волкам, как только их чуть прижмет. Ты приносишь им тысячи в неделю, а что получаешь?

— Мне платят. Следующим летом поеду в Австралию, буду нырять у Большого Барьерного рифа, есть кенгуриные бургеры, отрываться на барбекю в Бонди-Бич с великолепными австралиечками — и все благодаря этой работе. Что ж мне не любить ее?

Шай коротко рассмеялся — как скребком по стеклу.

— Лучше копи деньги.

— Да сейчас есть где заработать! — Кевин пожал плечами.

— Ага, обломайся. Вот и они хотят, чтобы ты так думал.

— Кто? Про кого ты говоришь?

— Времена меняются, приятель. Знаешь, почему П. Дж. Лавери…

— Сраная скотина, — сказали мы хором, только Кармела — она же теперь мамочка — сказала «драная скотина».

— Знаешь, зачем он ковыряется в этих домах?

— Да какая разница?! — рассерженно воскликнул Кевин.

— Да большая, черт подери, разница. Этот Лавери — тот еще шакал, соображает, откуда ветер дует. Купил три дома в прошлом году — за крутые деньги, разослал миленькие проспектики про роскошные винтажные квартиры, а теперь ни с того ни сего плюет на всю затею и собирается все сносить!

— И что? Может, он развелся или с налогами проблемы, да мало ли…

Шай уперся локтями в стол и ошалело разглядывал младшего брата, затем рассмеялся и покачал головой.

— Не врубаешься, да? — спросил он, потянувшись за кружкой. — Ни хрена не въезжаешь, вот ни на столько! Глотаешь все, что тебе подсовывают; думаешь — всегда будет тишь да гладь, да Божья благодать. Ох, погляжу я на твою физиономию…

— Ты пьян, — вмешалась Джеки.

Кевин и Шай никогда толком не ладили, но я понял, что пропустил целые эпохи. Я словно слушал радио с сильными помехами: хоть и уловил тон, но понять, в чем дело, не мог. И что было тому виной — двадцать два года или восемь кружек? Надо держать рот закрытым, а глаза открытыми.

Шай со стуком поставил кружку.

— Лавери не станет тратить деньги на сказочные квартиры, потому что очень скоро покупать их будет некому. Наша страна вылетит в трубу. Она на вершине утеса, и вот-вот рухнет со страшной скоростью.

— Ну не будет квартир, подумаешь! — Кевин пожал плечами. — Не приедут новые яппи — маме не о чем будет поговорить.

— Яппи — твой хлеб с маслом, приятель. Не будет их — и тебе конец. Кто будет покупать охрененные телики, если все окажутся на пособии? Как жить мальчику по вызову, если сортиры сломают?

— Ну-ка, прекрати! — Джеки шлепнула Шая по руке. — Гадости какие говоришь!

Кармела прикрылась ладонью и губами просигналила мне: «Пьяный» — выразительно и успокаивающе, хотя сама уже выпила три «Бэбишама» и рот прикрыла не с той стороны. Впрочем, Шай ни на кого не обращал внимания.

— Наша страна стоит на дерьме и рекламе. Один пинок — и все развалится на куски, и пинок этот близок.

— Не понимаю, что тебя так радует, — мрачно сказал Кевин. Он и сам уже капельку перебрал, но от этого не стал агрессивнее, а замкнулся в себе и сгорбился над столом, угрюмо глядя в кружку. — Если настанет крах, ты потонешь со всеми нами.

Шай с улыбкой покачал головой:

— Нет, приятель, не дождетесь. У меня есть план.

— Планы у тебя всегда есть. И куда они тебя привели?

Джеки шумно вздохнула.

— Стоят чудесные погоды… — пропела она мне тихонько.

— Времена изменились, — загадочно начал Шай.

— Ага, конечно.

— Поглядишь. Вот поглядишь.

— Все это замечательно, — твердо сказала Кармела, как хозяйка, берущая в руки бразды званого вечера. Она придвинула стул ближе к столу, выпрямилась и чопорно держала стакан, отставив мизинец. — А нам не расскажешь подробнее?

Шай, помедлив, перевел взгляд на Кармелу и откинулся на спинку стула.

— Ах, Мелли, — рассмеялся он. — Ты всегда умела меня приструнить. Между прочим, в детстве я сбежал из дому: наша Кармела надавала мне горячих за то, что я назвал Трейси Лонг шлюхой.

— И поделом, — строго сказала Кармела. — Так о девочках не говорят.

— Мелли, солнышко, эти обормоты тебя не ценят. Лучше держись меня, девочка. Я поведу тебя.

— Куда? — спросил Кевин. — В пункт выдачи пособий?

Шай с некоторым трудом перевел взгляд на Кевина.

— Вот чего тебе не говорят, — сказал он. — Во времена бума все стоящие возможности достаются большим шишкам. Рабочий человек может жить сносно, но только богатые становятся богаче.

— А рабочий человек может оторваться от кружки и поболтать со своими братьями и сестрами, а? — язвительно поинтересовалась Джеки.

— Когда все идет наперекосяк, вот тогда-то человек, у которого есть мозги и план, может кой-чего заполучить. А у меня есть и то и другое.

Когда-то Шай говорил: «Крутое свидание сегодня», изгибаясь перед зеркалом, чтобы пригладить волосы — но никогда не говорил с кем. Или: «Еще парочку шекелей заработал, Мелли, купи мороженого себе и Джеки» — но ни слова о том, откуда деньги.

— Старая песня, — заметил я. — Скажешь толком или так и будешь петушиться весь вечер?

Шай уставился на меня; я ответил широкой невинной улыбкой.

— Фрэнсис, — заговорил Шай, — наш человек в системе. Какое тебе дело, что собирается делать бунтарь вроде меня?

— А братская любовь?

— Думаешь, я несу чушь, да? Надеешься порадоваться, что меня победил? Ну давай, попробуй. Я покупаю велосипедный магазин, — гордо заявил он, залившись румянцем.

Кевин хрюкнул; у Джеки брови задрались выше обычного.

— Ты молодец, — сказала она. — Шай — предприниматель. Ух ты!

— Прекрасно, — сказал я. — Когда станешь Дональдом Трампом в мире велосипедов, буду покупать «би-эм-экс» только у тебя.

— Конахи в следующем году на пенсию выходит, а его сынку по барабану этот бизнес; он торгует шикарными машинами, а велосипеды для него — мелочь. Так что Конахи предложил мне право преимущественной покупки.

Кевин вынырнул из угрюмости, оторвал глаза от кружки.

— И где ты собираешься взять башли?

В глазах Шая вспыхнул огонь — стало понятно, что находили в нем девчонки.

— Я уже давно коплю, как раз на такой случай. Половина у меня есть, банк даст остальное. Они сейчас поприжались с кредитами, понимают, что нас ждут тяжелые времена, как и Лавери, — но я успел проскочить. Ровно через год, ребятки, я буду финансово независим.

— Класс, — сказала Кармела; но какая-то недомолвка в ее голосе зацепила меня. — Просто здорово! Молодец.

Шай отхлебнул пива и попытался изобразить каменное лицо, но уголки рта неудержимо расползались в улыбке.

— Вот я и говорю Кевину: незачем всю жизнь работать на чужой карман. Чего-то достичь можно, только если сам себе начальник. Я денежки буду класть в свою копилку.

— И что? — спросил Кевин. — Если правда то, что ты говоришь, и страна вылетит в трубу — или куда там, — ты же вылетишь вместе с ней.

— Вот тут ты ошибаешься, приятель. Когда нынешние богатеи окажутся в заднице, тогда-то у меня и появится шанс. В восьмидесятые ни у кого из наших знакомых не было денег на машину. Как мы обходились? На великах. Как только пузырь лопнет, папочка больше не согласится покупать детишкам «БМВ», чтобы проехать полмили до школы. Тут-то они и постучатся в мою дверь. Как я мечтаю увидеть рожи этих говнюков…

— Может быть, — кивнул Кевин. — Это замечательно, правда! — Он снова уставился в кружку.

— А жить будешь над магазином? — спросила Кармела.

Шай взглянул на нее — что-то сложное связывало их.

— Придется.

— И работать весь день. Никакого тебе гибкого графика.

— Мелли, — сказал Шай уже мягче, — все будет нормально. Конахи уйдет только через несколько месяцев. А к тому времени…

Кармела коротко вздохнула, словно собиралась с духом.

— Конечно, — сказала она, наполовину про себя, и поднесла стакан к губам.

— Слушай меня. Не беспокойся.

— Нет-нет, ты прав. Видит Бог, ты заслужил этот шанс. Последнее время мне по твоему виду, честное слово, казалось, что ты что-то придумал; но я даже… Очень рада за тебя. Поздравляю.

— Кармела, — сказал Шай, — посмотри на меня. Разве я могу с тобой так поступить?

— Эй, — вмешалась Джеки. — Что за дела?

Шай протянул руку и пальцем опустил стакан Кармелы, чтобы видеть ее лицо. Мне не приходилось видеть его нежным, и мне это показалось даже менее убедительным, чем Кармеле.

— Послушай. Все доктора говорят — несколько месяцев, максимум полгода. Как придет время покупать, он будет в приюте или в кресле, так что сил не хватит, чтобы…

— Прости нас, Господи, — тихо сказала Кармела.

— Что происходит? — спросил я.

На меня разом взглянули две одинаковые пары невыразительных голубых глаз. Впервые я увидел, как похожи Кармела с Шаем.

— Па все еще колотит ма?

Резкая судорога, словно электрический разряд, прокатилась над столом, Шай втянул ноздрями воздух.

— Занимайся своими делами, мы займемся своими.

— А кто тебя избрал долбаным спикером?

— Лучше, чтоб кто-то был рядом, если папа сорвется, — объяснила Кармела.

— Джеки говорила, что все прекратилось, — сказал я. — Много лет назад.

— Я же говорил тебе, Джеки понятия не имеет, — взорвался Шай. — Вы вообще никогда ничего не знали. Так что отцепись.

— Знаешь что? Я тут самую малость подустал от твоей манеры. Ты не единственный, кому доставалось от папаши.

Все затаили дыхание. Шай тихо и неприятно рассмеялся.

— Ты думаешь, тебе доставалось от него?

— Могу шрамы показать. Мы с тобой, приятель, жили в одном и том же доме, забыл? Разница между нами только в том, что я теперь большой мальчик и могу беседовать спокойно, а не хныкать всю дорогу.

— Ни хрена тебе не доставалось. Ни хрена. И мы не жили в одном и том же доме — ни единого дня. Ты жил в роскоши — ты, Джеки и Кевин — по сравнению с тем, что было у нас с Кармелой.

— Только не говори мне, что я легко отделался, — возразил я.

Кармела пыталась остановить Шая гневным взглядом, но он не замечал, уставившись на меня.

— Зажравшиеся баловни — вот вы кто, все трое. И еще жалуетесь? Это просто потому, что мы старались, чтобы вы никогда не узнали, что значит настоящая беда.

— Иди попроси у бармена рулетку, — сказал я. — Померяемся шрамами, или членами, или что там, блин, у тебя в трусах. Или можно просто провести милый вечер, если ты согласишься не изображать мученика и не учить меня жить.

— Ну конечно. Ты же всегда считал себя умнее всех нас?

— Только умнее тебя, солнышко. Я привык опираться на факты.

— А с чего же ты умнее нас? Мы с Кармелой свалили из школы, как только стукнуло шестнадцать, не потому, что тупые. — Шай вцепился в край стола, на скулах снова заалели пятна. — Надо же было кому-то приносить зарплату, когда па сидел на мели. Вас троих кормить, учебники покупать, школьную форму…

— Господи, — пробормотал Кевин своей кружке, — поехали.

— Если бы не я, фиг бы ты стал копом. Я положил жизнь за семью, ну почти. Свое обучение отдал, отказался от всего, что мне светило.

Я поднял бровь.

— А то бы стал профессором в колледже? Не смеши мои подметки. Ничего ты не потерял.

— Этого мы никогда не узнаем. А ты от чего отказался? Что ты отдал этой семье? Назови хоть что-нибудь. Одно.

— Эта сраная семья отняла у меня Рози Дейли, — заявил я.

Настала страшная, гнетущая тишина. Все уставились на меня. Джеки собралась отхлебнуть из кружки, да так и застыла с приоткрытым ртом. Я не сразу сообразил, что стою, чуть покачиваясь, что мой голос звучит на грани рева.

— Бросить школу — ерунда; пара подзатыльников — тоже ерунда. Я бы согласился на это все, я умолял бы, только бы не потерять Рози. А ее нет.

— Думаешь, она бросила тебя из-за нас? — спокойно спросила Кармела.

Я чувствовал, что сказал что-то не так — что-то перепутал, но уже не мог понять, что именно. Как только я поднялся с места, спиртное шандарахнуло мне под коленки.

— Кармела, ты вообще как себе представляешь? — завопил я. — Сегодня мы без ума друг от друга, вечная любовь навеки, аминь. Мы собираемся пожениться, купили билеты, были готовы на все, что угодно, лишь бы быть вместе. А назавтра она меня раз — и бросила!

Посетители с любопытством поглядывали на нас, разговоры умолкли, но я не мог заставить себя говорить тише — я, самый хладнокровный в любой схватке и самый трезвый в любом пабе. Сегодняшний вечер, конечно, спасать было поздно.

— Что же произошло накануне? Папаша закутил и решил вломиться к Дейли в два часа ночи, а потом вся ваша банда устроила первоклассный скандал с мордобоем посреди улицы. Ты же помнишь ту ночь, Мелли. Вся Фейтфул-плейс помнит ту ночь. Так почему бы Рози после такого не пойти на попятный? Кому сдались такие родственнички? Кому нужна такая кровь в жилах детей?

— Поэтому ты больше не появлялся? — тихо спросила Кармела. — Ты все время так думал?

— Если бы только па сдержался! — воскликнул я. — Если б он не напился. Если бы ма не была ма. Если бы Шай не искал приключений с утра до ночи. Если бы мы были другие.

— Но раз Рози никуда не уезжала… — озадаченно пробормотал Кевин.

Я не понял, что он говорит. День вдруг навалился на меня, и я почувствовал такое изнеможение, словно подо мной ноги тают.

— Рози бросила меня, потому что моя семья — скопище уродов, — вздохнул я.

— Так нельзя, Фрэнсис, — сказала Джеки с болью в голосе. — Ты не прав.

— Со мной у Рози Дейли не было проблем, — вмешался Шай. Он взял себя в руки, расслабился, румянец пропал со скул. В глазах мелькнула высокомерная искорка, в уголках губ затаилась ленивая тень ухмылки…

— Это ты о чем? — спросил я.

— Симпатичная была девочка Рози: дружелюбная, общительная — так, кажется, говорят?

Усталость мигом слетела с меня.

— Если собрался говорить гадости о девушке, которая не может тебе ответить, говори прямо, как мужчина. А если слабо, так заткни свою помойку.

Бармен грохнул кружкой о стойку.

— Эй, вы там! Хорош! Угомонитесь сейчас же, или выкину всех.

— У тебя хороший вкус, — надменно протянул Шай. — Классные сиськи, классная задница и вся классная. Маленькая давалка, да? Ать-два — ножки кверху.

Громкий голос на грани моего сознания твердил, чтобы я немедленно сматывался, но выпивка заглушала все.

— Рози бы к тебе и в перчатках не прикоснулась.

— Не тупи, парень. Еще как касалась! Ты, когда раздевал ее, ничего не чувствовал?

Я схватил его за грудки, сдернул со стула и занес кулак для удара, но остальные мигом вступили в дело — с привычным, отработанным мастерством, присущим только детям пьяницы. Кармела вклинилась между нами, Кевин обхватил мой занесенный кулак, а Джеки сдвинула посуду из опасной зоны. Шай оторвал мои пальцы от своей рубашки — что-то затрещало, — и мы качнулись друг от друга. Кармела схватила Шая за плечи, усадила его на место и держала, загораживая меня и бормоча что-то успокоительное ему в лицо. Кевин и Джеки схватили меня под руки, развернули и дотащили почти до двери, прежде чем я обрел равновесие и сообразил, что происходит.

— Отпустите меня! — завопил я и попытался стряхнуть их, но Джеки так надежно вцепилась в меня, что мне не удалось бы от нее избавиться, не ударив, а до такой степени опьянения я был еще далек. Шай орал что-то непотребное через плечо Кармелы, она пыталась перекрыть его успокаивающими звуками, и тут Кевин с Джеки грамотно пролавировали вместе со мной между столов, стульев и бледных физиономий завсегдатаев — и мы оказались на улице, под буйными порывами холодного ветра. Дверь за нами захлопнулась.

— Что за хрень? — спросил я.

Джеки сказала успокаивающе, словно ребенку:

— Ну, Фрэнсис, ты же понимаешь, что вам нельзя там драться.

— Этот урод напрашивался на плюху в рыло, Джеки. Просто упрашивал. Ты ведь слышала. Ну скажи, ведь он заслужил все, что я хотел ему предложить.

— Заслужил, конечно, но хулиганить нельзя. Прогуляемся?

— Чего вы меня утащили? Это же Шай…

Они взяли меня под руки и повели.

— Тебе лучше побыть на свежем воздухе, — стала уговаривать меня Джеки.

— Нет, я сидел тихо со своей кружечкой, никого не трогал, пока этот хрен не ввалился и не начал бузить. Слышала, что он сказал?

— Он в отрубе и повел себя как полный кретин, — ответил Кевин. — Это тебя удивляет?

— А почему же меня выволокли за ушко? — Я хныкал, как ребенок, но остановиться уже не мог.

— Шай там постоянный посетитель, — пояснил мой братишка. — Он тут через вечер сидит.

— Ну не купил же он всю хренову округу. У меня такие же права, как и у него… — Я попытался отпихнуть их и вернуться в паб, но усилие меня почти доконало. Холодный ветер хлестал и мутузил меня, так что звенело в ушах, но трезвости не добавлял.

— Такие же, конечно, — говорила Джеки, твердо подталкивая меня в нужном направлении. — Но если бы ты остался, он только доставал бы тебя. Тебе оно нужно? Лучше давай пойдем куда-нибудь еще.

Холодные иголки разума пробились сквозь туман «Гиннесса». Я остановился как вкопанный и затряс головой, так что она загудела на пару тонов ниже.

— Нет, — сказал я. — Нет, Джеки, не давай.

Джеки развернулась и озабоченно взглянула мне в лицо:

— Ты как себя чувствуешь? Тебя тошнит?

— Нет, ни хрена меня не тошнит. Фиг я снова пойду туда, куда ты позовешь.

— Перестань, Фрэнсис. Не будь…

— Помнишь, с чего все началось? Помнишь, Джеки? Ты позвонила и уболтала меня, что мне необходимо тащить задницу на эту Богом забытую помойку. Ей-богу, наверное, я шандарахнулся башкой об дверцу машины, иначе я объяснил бы тебе, куда засунуть эту гениальную идею. И как все обернулось, Джеки? Ты довольна собой, а? Тебя греет сознание хорошо выполненной работы? Ты счастлива?

Меня качало. Кевин попытался подпереть меня плечом, но я стряхнул обоих, с размаху приперся к стене и закрыл лицо руками. Под веками вспыхивали миллионы искр.

— А должен был знать, — пробормотал я. — Должен был знать, черт возьми.

Какое-то время никто ничего не говорил. Кевин и Джеки переглядывались и пытались о чем-то договориться, семафоря бровями.

— В общем, не знаю, как вы двое, а я уже сиськи отморозила, — заявила Джеки. — Пойду заберу пальто.

— И мое тоже возьми, — сказал Кевин.

— Хорошо. Только не уходите никуда. Ладно, Фрэнсис?

Она осторожно ущипнула меня за локоть. Я не отреагировал. Джеки вздохнула, и каблучки зацокали по асфальту к пабу.

— Драный чертов скотский день! — заорал я.

Кевин оперся о стену рядом со мной, чуть посапывая от холода.

— Ну, вроде бы неправда, что именно Джеки виновата, — заметил он.

— Это я учту, Кев. Впрочем, вот в эту минуту мне глубоко накласть.

Переулок вонял дерьмом и мочой. Где-то неподалеку два парня орали друг на друга, слов было не разобрать, только хриплый бессмысленный шум. Кевин прислонился к стене.

— Одно только хорошо, — сказал он. — Я рад, что ты приехал. Ну то есть, конечно, я не про Рози и все это… ну, понимаешь. Хорошо, что мы снова увиделись.

— Мне бы обрадоваться, но не получается.

— Знаешь, для меня семья что-то значит, — заявил Кевин. — И всегда значила. Я не стал говорить, что готов отдать жизнь — ну, как Шай. Не люблю, что он указывает мне, как думать.

— А кто любит? — Я убрал руки от лица и на пару дюймов отодвинул голову от стены — проверить, не стал ли мир стабильнее. Сильного крена не ощущалось.

— В детстве было проще, — вздохнул Кевин.

— Что-то не припоминаю.

— Да Господи, я не говорю — просто, но… правда, ведь? Мы хотя бы знали, что положено делать, даже если иногда было совсем в лом. Понимаешь, я скучаю по тем временам.

— Кевин, дружище, скажу тебе честно, вот ни капельки не понимаю.

Кевин взглянул на меня. Холодный ветер и выпивка сделали его румяным и сонным; чуть дрожащий, с модной, уже растрепанной стрижкой, он был похож на мальчика со старинной рождественской открытки.

— Ага, — сказал он со вздохом. — Ладно. Не важно.

Я осторожно отделился от стены, придерживаясь на всякий случай рукой — колени держали.

— Ни к чему Джеки тут бродить одной. Иди найди ее, — попросил я Кевина.

— А ты не… — Он растерянно заморгал. — Ты подождешь нас, да? Я мигом.

— Нет.

— А… — Кевин смотрел нерешительно. — А что насчет, допустим, завтра?

— А что завтра?

— Ты останешься?

— Сомневаюсь.

— А тогда… ну, когда-нибудь?

Он был такой молоденький и потерянный, умереть просто.

— Ищи Джеки. — Я поймал равновесие и зашагал.

Через несколько мгновений Кевин нерешительно пошел прочь.