Ночь на перекрестке

11. Эльза

Это была Эльза. Она прижималась к нему, судорожно всхлипывала, жалобно запиналась.

— Н-не хочу-у, чтобы он у-у-умер… Слы… Слышите?.. Я… Это у-ужасно…

Ее поведение было неподдельно искренним, и никто из этих мужчин с лицами завзятых уголовников не только не рассмеялся, но даже не ухмыльнулся.

— Пустите меня наверх, комиссар! Умоляю вас… Вам не понять…

Однако Мегрэ отстранил ее, и она повалилась на тот самый мрачный диван, на котором он увидел ее впервые, такую загадочную, в черном бархатном платье со стоячим воротничком.

— Я подхожу к концу, слушайте внимательно. Мишонне играет свою роль как нельзя лучше. Ему это тем легче, что от него требуют изображать мелкого буржуа, который на фоне кровавой драмы думает только о своей машине с шестицилиндровым мотором. Начинается следствие. Карла Андерсена арестовывают. По счастливой случайности он не наложил на себя руки, его даже отпускают на волю. Жену он не подозревает ни секунды. Ее он никогда и ни в чем не заподозрит. Напротив, будет защищать, даже вопреки самым доказательным уликам. Но вот поступает известие о предстоящем прибытии госпожи Гольдберг, и вскоре она действительно приезжает. Быть может, ей известно, кто завлек ее мужа в эту ловушку и с кем ей придется говорить. Ее подстерегает тот же человек, который убил брильянтщика.

Мегрэ еще раз оглядел каждого в отдельности и заговорил быстрее:

— Убийца надел ботинки Карла, которые позже найдут здесь вымазанными полевой грязью. Это — чтобы побольше было улик. В общем, важно, чтобы датчанина признали виновным, иначе истинные убийцы будут довольно скоро разоблачены. Все в растерянности и смятении. Андерсену надо поехать в Париж — получить гонорар. На шоссе его поджидает человек, совершивший первые два преступления. Под видом полицейского он подсаживается к Карлу на переднее сиденье. Все это придумала не Эльза, а, скорее всего, Оскар. Так мне кажется.

Что же этот «полицейский» говорит Андерсену? Что он проводит его до границы или сведет с кем-то в одном из городов департамента Нор? Его заставляют пересечь весь Париж. Вдоль шоссе на Компьень тянутся густые леса. Убийца стреляет в упор. Видимо, замечает сзади другую машину. Торопится. Улучив момент, сбрасывает Андерсена в кювет, решив, что на обратном пути спрячет его понадежней.

Теперь надо, не мешкая, замести следы, что и делается: машину Андерсена бросают в нескольких сотнях метров от бельгийской границы.

Тут полиция делает роковое для Андерсена заключение: раз, мол, бросил машину, значит, пересек границу, сбежал и, следовательно, виновен.

Убийца возвращается в другом автомобиле. Но в кювете тела Андерсена уже нет. Следы позволяют предположить, что он остался жив. Мужчина, которому поручили убийство, звонит Оскару из Парижа и сообщает об этом. Он и слышать не желает о дальнейшем пребывании в стране, кишащей шпиками.

Любовь Карла к его жене стала легендой. И все знают: раз Карл жив, значит, вернется. А коли вернется, то, вероятно, расскажет, как все было. Значит, надо его убрать. Но господин Оскар недостаточно хладнокровен для этого и вообще не желает брать эту заботу на себя.

Тут самое время прибегнуть к услугам Мишонне. Чем он только не пожертвовал во имя любви к Эльзе!

Так почему же не заставить его сделать последний прыжок?

План разрабатывается с большой тщательностью. Господин Оскар с женой на виду у всех отправляется в Париж и информирует обо всех своих, даже самых незначительных, перемещениях.

Мишонне просит меня прийти к нему и говорит, что подагра, мол, приковала его к креслу. Видно, начитавшись детективных романов, он проводит эту операцию с теми же хитростями, к которым прибегал в страховом деле.

Едва я покинул его дом, как в кресле вместо него оказывается палка от метлы и тряпичный шар, изображающий голову. Режиссура и оформление сцены безукоризненны: если смотреть снаружи, получается полная иллюзия. Запуганная госпожа Мишонне соглашается сыграть в этой комедии отведенную ей роль: за занавеской она изображает уход за больным. Ей известно, что в этом деле замешана другая женщина, но, вопреки охватившему ее чувству острой ревности, она все же хочет спасти мужа, потому что надеется вернуть его в лоно семьи.

И она не ошиблась. Увидев, что над ним посмеялись, Мишонне уже и сам не понимает — любит он Эльзу или ненавидит. Но он желает ее смерти, это несомненно.

Ему хорошо знаком дом, парк, все входы и выходы. Известно ему и то, что по вечерам Эльза обычно выпивает немного пива. Поэтому, пробравшись на кухню, он подсыпает яду в бутылку. Потом, притаившись в кустах, подстерегает Карла.

Наконец тот появляется. Предельно взволнованный, Мишонне стреляет. Везде расставлены полицейские агенты, и он прячется на дне колодца. Все это произошло несколько часов назад, и в течение этого времени госпожа Мишонне старательно играла свою роль. У нее была инструкция: если около авторемонтной мастерской случится что-либо необычное, ей надлежит звонить по телефону в парижскую ресторацию «Шоп-Сен-Мартен».

Между тем, я нахожусь в гараже — она видела, как я вошел туда. Я несколько раз стреляю.

Погасшая лампа — сигнал для машин сообщников не останавливаться.

Госпожа Мишонне дозванивается в Париж, и тогда господин Оскар, его жена и сопровождающий их Гвидо прыгают в машину и вихрем мчатся сюда, где, открыв пальбу, пытаются обезвредить меня: я — единственный, кто все-таки кое-что знает про их дела.

Они едут по дороге на Этамп и Орлеан. Почему же именно по ней, если вполне могут удрать и по другой, в другом направлении? Да просто потому, что как раз по этой дороге и в этот момент катится грузовик, водителю которого механик Жожо передал запасное колесо. А в запаске спрятаны бриллианты. Значит, надо нагнать грузовик и лишь тогда двинуться к Границе, с карманами, набитыми «камушками».

Так это все или нет? Впрочем, вас я ни о чем не спрашиваю. Молчите и слушайте дальше… Итак, Мишонне торчит в колодце. Эльза, знающая здесь каждый закоулок, почти не сомневается в местонахождении Мишонне — он, скорее всего, на дне высохшего колодца. Она уже знает, что он пытался отравить ее, и не строит никаких иллюзий насчет этого типа. Если его арестуют, он выдаст всех. Значит, надо его прикончить. И вот она вместе с ним в колодце. В руке у нее пистолет. Но Мишонне извернулся, вцепился ей в горло, сжал запястье. Схватка между ними разыгрывается в почти полной темноте. Раздается выстрел, из колодца вылетает пуля. Эльза невольно кричит, ее одолевает страх смерти.

Мегрэ вновь раскурил погасшую было трубку.

— Что вы на это скажете, господин Оскар?

Насупившись, тот ответил:

— Я буду защищаться. А так ничего не скажу. Или скажу, что виновен только в хранении краденого.

— Неправда! — тявкнул стоявший рядом с ним Гвидо Феррари.

— То есть как это «неправда»? Вот так здорово! Я ведь ждал. Ждал тебя, мой дорогой! Потому что стрелял-то ты. Все три раза. Сперва в Гольдберга, потом в его жену и, наконец, в машине в Карла. Все именно так и было: ты — профессиональный убийца. По всем статьям.

— Врешь ты все!

— Полегче, полегче…

— Врешь! Не хочу!

— Хочешь шкуру свою спасти, но сейчас Карл Андерсен опознает тебя. А твои дружки наверняка не станут вытаскивать из болота: им грозит только каторга.

Гвидо выпрямился и, тыча пальцем в Оскара, прошипел:

— Он всем заправлял.

— Как бы не так!

Мегрэ не успел и глазом моргнуть, как Оскар трахнул обоими кулаками, соединенными наручниками, итальянца по черепу и рявкнул:

— Ты мне заплатишь, сволочь!

Потеряв равновесие, оба повалились на пол и, задыхаясь от ненависти, стесненные в движениях, продолжали наносить друг другу удары.

Именно в этот момент хирург спустился вниз. На нем были светло-серая шляпа и такие же перчатки.

— Прошу прощения, мне сказали, что здесь есть комиссар полиции.

— Это я.

— Речь идет о раненом. Полагаю, мне удалось его спасти. Но теперь ему необходимы полный покой и тишина. Я было предложил свою клинику, но это, похоже, невозможно. Через полчаса, не позже, он придет в себя, и было бы желательно, чтобы…

Его прервал истошный вопль: итальянец впился зубами «гаражисту» в нос, а жена последнего устремилась к комиссару.

— Скорей! Скорей! Смотрите, что он делает!

Дерущихся разняли пинками ног. Столичный хирург, брезгливо скривив губы, вышел из дома, сел в машину и запустил мотор.

Мишонне тихонько скулил в своем углу, стараясь не смотреть вокруг.

Вошел инспектор Гранжан и объявил:

— Прибыл полицейский фургон. Сейчас заберет голубчиков.

Одного за другим их вытолкали наружу. Теперь уже никто и не думал зубоскалить или петушиться. У дверцы в тюремный фургон едва не завязалась новая потасовка между итальянцем и его ближайшим соседом механиком Жожо.

— Воры! Апаши! — орал итальянец, обезумев от страха. — Мне даже не заплатили, сколько договорились!

Эльза вышла последней. Когда она нехотя ступила на залитое солнцем крыльцо, Мегрэ остановил ее:

— Ну так что же в итоге?

Она повернулась к нему, посмотрела в потолок — там, наверху, лежал Карл — и самым естественным голосом отчеканила:

— А что вы, собственно, хотите? Он тоже виноват.

Наступила долгая пауза. Мегрэ молча глядел ей в глаза.

— Впрочем, в сущности, нет… — продолжала она. — Не буду говорить о нем плохо.

— Нет уж, говорите до конца.

— Да вы же сами все понимаете, комиссар. Он маньяк. Не знаю почему, но его определенно возбуждало, что мой отец вор, что я связана с бандой. Только из-за этого он меня и любил. А стань я умницей-разумницей, в которую он хотел меня превратить, я ему очень скоро надоела бы и он бросил бы меня.

Она опустила глаза и, словно стыдясь, добавила:

— И все же мне очень хочется, чтобы с ним не случилось ничего плохого. Он… Как бы вам это сказать? Он все-таки шикарный мужчина. Правда, немного чокнутый.

И в заключение, улыбнувшись, добавила:

— Надеюсь, мы еще увидимся.

— Значит, убивал Гвидо?

Вопрос ей явно не понравился, и она словно преобразилась: перед ним снова стояла бывалая продажная девка.

— Не стоит брать меня на пушку, комиссар!

Мегрэ проводил ее взглядом. Она подошла к фургону, обернулась, в последний раз посмотрела на дом Трех вдов, передернула плечами, бросила что-то шутливо подсадившему ее жандарму.

— Все это можно назвать «Делом о трех ошибках», — сказал Мегрэ стоявшему рядом бригадиру Люкасу.

— О каких ошибках?

— Во-первых, ошибается Эльза: поправляет висящую криво картину, с заснеженным пейзажем; курит на первом этаже, уносит отсюда патефон наверх, к себе в комнату, где она якобы заперта. Чувствуя, что ей грозит опасность, она обвиняет Карла, делая вид, будто защищает его. Все это назовем ошибкой Эльзы.

Во-вторых, ошибается страховой агент: вызывает меня к себе, хочет мне внушить, что проведет всю ночь у окна. Это вторая ошибка.

И, в-третьих, ошибся механик Жожо. Внезапно увидев меня и опасаясь как бы все не вскрылось, он передает какому-то водителю слишком маленькое запасное колесо, в котором спрятаны брильянты. А без всего этого…

— Что — без всего этого?

— Понимаешь, Люкас, когда женщина вроде Эльзы лжет так искусно, что сама начинает себе верить…

— А я вам что говорил?

— Да, говорил… Из нее могло бы получиться нечто из ряда вон выходящее, если бы снова и снова в ней не вспыхивало пламя, если бы не ее постоянные возвращения в мир подонков…

Около месяца Карл Андерсен витал между жизнью и смертью, и его родные, едва узнав об этом, сразу позаботились о его переезде на родину, где он был помещен в санаторий, сильно напоминавший психиатрическую лечебницу. Удалось даже избежать его вызова в качестве свидетеля на процесс, который состоялся в Париже.

Вопреки ожиданиям, требование Дании о выдаче Эльзы не было удовлетворено. Суд приговорил ее к трехлетнему заключению с отбыванием срока во Франции, в тюрьме Сен-Лазар.

Три месяца спустя в приемной этой тюрьмы Мегрэ столкнулся с Андерсеном, который беседовал с директором. Предъявив свое брачное свидетельство, он просил разрешить ему свидание с осужденной.

Карл нисколько не изменился, по-прежнему носил черный монокль, только правое плечо несколько утратило былую подвижность.

Заметив комиссара, он вздрогнул и отвернулся.

— Ваши родители отпустили вас одного? — поинтересовался Мегрэ.

— Моя мать умерла. Я стал наследником.

В пятидесяти метрах от тюремных ворот стоял его роскошный лимузин с шофером в униформе.

— Значит, несмотря ни на что, вы упорно добиваетесь своего?

— Я решил обосноваться в Париже.

— Чтобы приезжать сюда и видеть ее?

— Она моя жена.

Своим единственным глазом он тревожно всматривался в лицо Мегрэ, опасаясь выражения иронии или жалости. Но комиссар ограничился корректным рукопожатием.

В центральную тюрьму города Мелена на свидание с заключенными прибыли две женщины, с виду неразлучные подруги.

— Он неплохой человек, — говорила жена Оскара. — Даже слишком добр, слишком щедр. В кафе давал официантам по двадцать франков на чай. Это его и сгубило. Это и еще… женщины.

— А господин Мишонне, прежде чем познакомился с этой особой, не обманывал своих клиентов ни на сантим. Но на прошлой неделе он мне поклялся, что даже думать о ней перестал.

…В другой тюрьме в камере смертников сидел Гвидо Феррари и все ждал появления адвоката с вестью о помиловании. Но однажды утром за ним пришли пять здоровенных парней и увели его, горланя и громко стуча башмаками.

Перед казнью он отказался от предложенных ему сигареты и рюмки рома и плюнул в сторону священника, пришедшего исповедовать его.