— Что скажешь, Люкас?
Мегрэ стоял на пороге стеклянной двери-окна, распахнутой на террасу. Позади осталась беспокойная атмосфера гостиной, перед ним лицо Люкаса смутно белело на фоне тенистой свежести парка.
— Да ничего особенного, комиссар. Просто я искал вас…
И Люкас, слегка конфузясь, попытался заглянуть через плечо комиссара внутрь гостиной.
— Ты снял номер для меня?
— Снял. На ваше имя получена телеграмма. Сегодня ночью госпожа Гольдберг прибудет сюда на машине.
Мегрэ обернулся. Андерсен, чуть опустив голову, казалось, чего-то ждал. Эльза курила и нетерпеливо покачивала ногой.
— Завтра я снова приду допрашивать вас. Это вне всяких сомнений, — объявил им Мегрэ. — Мое почтение, мадемуазель.
Эльза вежливо, но вместе с тем как-то снисходительно кивнула ему. Карл вызвался проводить обоих сотрудников полиции до ворот.
— Вы не осмотрите гараж?
— Завтра.
— Послушайте, комиссар, быть может, мое предложение покажется вам подозрительным. Прошу вас располагать мною, как вам заблагорассудится, если, конечно, по-вашему, я могу быть хоть чем-нибудь полезен. Я не забываю о своем иностранном происхождении, кроме того, понимаю, что самые тяжкие обвинения могут быть адресованы только мне… Что ж, для меня это лишний повод сделать все, пусть даже невозможное, для обнаружения истинного убийцы. И, пожалуйста, не сердитесь на меня за все мои оплошности.
Мегрэ пристально посмотрел ему в глаза. Его удивил печальный зрачок, медленно отклонившийся в сторону. Карл Андерсен запер решетчатые ворота и направился обратно к дому.
— Чем же ты озабочен, Люкас?
— Да все никак не успокоюсь. Я уже довольно давно возвратился из Авренвиля и не пойму, почему этот перекресток вдруг стал производить на меня прямо-таки гнусное впечатление.
Они шли в темноте по обочине шоссе. Автомобили проезжали лишь изредка.
— Я пытаюсь мысленно реконструировать преступление, — продолжал бригадир. — И чем больше о нем думаешь, тем более ошеломляет вся эта драма.
Они поравнялись с виллой Мишонне. Ее можно было считать как бы одной из вершин треугольника, два других угла которого образовывались, с одной стороны, гаражом с бензозаправкой, с другой — особняком Трех вдов.
От бензоколонки до жилища Мишонне — сорок метров, а от него до Андерсенов — сто. Их связывает ровная, отполированная шинами лента шоссе, окаймленная с обеих сторон высокими деревьями, словно река береговыми плотинами.
Со стороны Трех вдов не было никаких огней. У страхового агента слабо светились два окна. Темные занавески пропускали лишь узкую полоску света, которая то расширялась, то сходила на нет; следовательно, у окна кто-то стоял и смотрел наружу, то и дело раздвигая занавески на уровне человеческого роста.
Со стороны заправки выделялись белые рекламные диски на бензоколонках, а немного поодаль, перед открытыми воротами авторемонтной мастерской, откуда слышались удары молота, на асфальте лежал резкий в своей яркости световой прямоугольник.
Оба остановились, и Люкас — один из самых давних сотрудников Мегрэ — пояснил:
— Значит, прежде всего: Гольдберг так или иначе должен был добраться до этого места. Вы не видели его труп в этампском морге? Не видели? Мужчина примерно сорока пяти лет с отчетливо выраженной еврейской внешностью. Невысокий, коренастый, с тяжелой нижней челюстью и упрямым лбом, над которым, как у барашка, курчавятся волосы. Роскошный костюм. Дорогое белье с монограммами. Человек, привыкший жить на широкую ногу, приказывать, тратить, не считая. На лакированных туфлях никаких следов грязи или пыли. Так что если даже он приехал в Арпажон на поезде, то расстояние в три километра, отделяющее нас от города, он не прошел пешком. Думается, он приехал сюда из Парижа или, быть может, из Антверпена на машине. Врач утверждает, что к моменту смерти — а она была мгновенной — он уже успел переварить обед. С другой стороны, в его желудке обнаружено довольно много шампанского и жареного миндаля. В Арпажоне в ночь с субботы на воскресенье ни один из владельцев гостиниц и ресторанов не продавал шампанское, а уж что до жареного миндаля, то, уверен, хоть весь город обойди — его не найдешь.
По шоссе со скоростью не более пятидесяти километров в час с оглушительным лязгом проехал грузовик с металлоломом.
— Теперь, комиссар, взгляните на гараж Мишонне. Этот страховой агент обзавелся автомобилем всего год назад. Сначала купил какую-то старую развалину и, не имея гаража, держал ее в дощатом сарае. Сарай стоит прямо у шоссе и запирается на висячий замок. С тех пор Мишонне так и не удосужился построить гараж, и, значит, завладеть его новой «шестеркой» можно было только в этом сарае. Затем надо было перегнать ее к дому Трех вдов, открыть ворота, открыть гараж, выгнать оттуда старую таратайку Андерсена и поставить на ее место вполне приличный автомобиль Мишонне. Вдобавок ко всему ему пришлось усадить Гольдберга за руль и убить его выстрелом в упор. Но никто ничего не видел, ничего не слышал! Ни у кого нет алиби! Не знаю, каковы ваши впечатления, совпадают ли они с моими, но вот я только что, то есть уже поздно вечером, вернулся из Авренвиля и чувствую себя начисто выбитыми из колеи, понимаете? И я подумал — дело дрянь, все тут ненормально и, так сказать, пронизано коварством. Наконец, добрался до ворот дома Трех вдов, зная, что вы здесь. Стал присматриваться. Фасад по-прежнему темный, но в саду мне почудилось какое-то желтоватое свечение. И пусть это звучит совсем по-идиотски, не спорю, однако — честно говорю — мне стало страшно. За вас! Не оборачивайтесь слишком быстро! Г-жа Мишонне, прямо как в засаде, притаилась за своими занавесками. Может, я и ошибаюсь, но готов поклясться — половина водителей проезжающих здесь машин наблюдает за нами по специальному заданию.
Мегрэ обвел взглядом весь треугольник. Поля исчезли из виду, их окутала мгла. Впереди бензозаправки от автострады ответвлялась дорога на Авренвиль. В отличие от главной магистрали, она не была обсажена деревьями, но вдоль одной ее обочины вереницей тянулись телеграфные столбы.
Примерно в восьмистах метрах светилось несколько огней — первые дома деревни.
— Шампанское и жареный миндаль, — пробормотал Мегрэ.
Он Медленно двинулся вперед, остановился, словно праздный гуляка, перед мастерской у бензозаправки, где, озаренный слепящим светом дуговой лампы, слесарь-механик в рабочем комбинезоне менял колесо у какого-то автомобиля.
Это была скорее мастерская технического обслуживания, чем гараж. Здесь размещалось около десятка машин, сплошь подержанных и устаревших. Одна из них — без колес и без двигателя, только шасси и каркас кузова — свисала на цепях, прикрепленных к талям.
— Пойдем, Люкас, поужинаем. Во сколько должна приехать госпожа Гольдберг?
— Не знаю. Вроде бы вечером.
Авренвильский трактир был пуст. Оцинкованная стойка, несколько бутылок, большая печка, бильярд уменьшенного образца с бортами, твердыми, как камень, и продырявленным сукном. Около печки рядышком — собака и кот.
Хозяин прислуживал лично, а в кухне, видной из зала, его жена жарила эскалопы.
— Как зовут владельца гаража и ремонтной мастерской у перекрестка? — спросил Мегрэ хозяина и отправил в рот сардинку: другой закуски в трактире не было.
— Господин Оскар. Еще его называют «гаражист».
— И давно он обосновался в этих краях?
— Лет восемь тому назад или, может, десять. У меня, видите ли, двуколка и лошадь. Машины нет. Так что…
И хозяин продолжал выполнять свои обязанности, впрочем, без особого усердия. Разговорчивостью он не отличался, и даже в его взгляде чувствовались скрытность и настороженность.
— А господин Мишонне?
— А, это страховой агент…
Больше он ничего не добавил и спросил:
— Пить будете белое или красное?
Затем долго извлекал кусочек пробки, упавший в бутылку, и, не добившись успеха, перелил скверное винцо из виноградных выжимок в другой сосуд.
— А что скажете про людей из дома Трех вдов?
— Их я, кажется, вообще никогда не видел. Во всяком случае, даму, а там вроде бы живет какая-то дама. И, кроме того, автострада — это ведь уже не Авренвиль.
— Хорошо прожарились? — крикнула его жена из кухни.
Наконец Мегрэ и Люкас умолкли и каждый предался собственным раздумьям. К девяти часам после двух-трех рюмок поддельного кальвадоса они вновь выбрались на автостраду. Немного походили туда и обратно и зашагали к перекрестку.
— Что-то госпожа Гольдберг не едет, — заметил Люкас.
— Хотел бы я знать, чего это ради ее покойный супруг притащился сюда. Шампанское и жареный миндаль!.. Скажи, в его карманах нашли брильянты?
— Нет. В них ничего не было. А в бумажнике нашли две купюры по тысяче франков и несколько франков отдельно.
Гараж был все еще освещен. От внимания Мегрэ не ускользнуло, что жилой дом г-на Оскара стоял не у обочины, а позади мастерской, которая загораживала его со стороны шоссе, откуда окна дома не были видны.
Механик в комбинезоне закусывал, примостившись на подножке одной из машин. И вдруг из придорожного мрака, в считанных шагах от Мегрэ и Люкаса, вынырнул сам «гаражист» — г-н Оскар.
— Добрый вечер, господа!
— Добрый вечер, — нехотя процедил Мегрэ.
— Какая чудесная ночь! Если и дальше так пойдет, то на Пасху у нас будет преотличная погода.
— Скажите-ка, — грубо прервал его лирику комиссар, — ваша лавочка открыта всю ночь?
— Не то чтобы открыта, но просто на ночь всегда остается сторож. Он спит на раскладушке. Ворота заперты. А постоянные клиенты, если им что понадобится, приходят и звонят.
— Много машин проходит в ночное время?
— Не сказать, что много, но все-таки… Идут грузовики с продовольствием для парижского рынка. Наш край славится ранними овощами, особенно кресс-салатом. Его выращивают в проточной воде… А иной раз кому-то нужно дозаправиться. Или требуется мелкий ремонт… Не зайдете ли выпить чего-нибудь?
— Благодарю, нет.
— Напрасно отказываетесь. Но не буду настаивать. Скажите, а вы уже разобрались в этой истории с автомобилями? А то ведь г-н Мишонне этого так не оставит. Он заболел этим делом. Не успокоится. Особенно если ему сразу не дадут другую «шестерку».
Вдали возникли и, приближаясь, стали увеличиваться слепящие фары. Гудение мотора на высокой ноте… Машина пронеслась.
— Это врач из Этампа. Ездил на консилиум в Арпажон. А тамошний доктор, видать, задержал его на ужин.
— Вы что же, узнаете любую проезжающую машину?
— Во всяком случае, многие. Вот смотрите. Видите фары? Это везут кресс-салат в Париж. На рынок. Этот шофер всегда включает дальний свет и обязательно едет по середине проезжей части. В общем, занимает всю ширину дороги. Эй, Жюль! Здорово!
Из высокой кабины проезжающего грузовика послышалось ответное приветствие, и тут же перед глазами появился удаляющийся красный огонек, быстро растворившийся в ночи.
Где-то далеко прополз пассажирский поезд — светящаяся гусеница в хаосе темноты.
— Это экспресс. Значит, сейчас двадцать один тридцать две… Так вы действительно не хотите выпить?.. Эй, Жожо! Кончишь ужинать — проверь третью бензоколонку, она чего-то барахлит.
И еще одна пара фар. И вновь промчалась машина. Опять не госпожа Гольдберг.
Мегрэ непрерывно курил. Оставив г-на Оскара перед его гаражом, он принялся расхаживать взад и вперед. Люкас следовал за ним и вполголоса разговаривал с самим собой.
В доме Трех вдов — ни одного освещенного окна. Раз десять Мегрэ прошел мимо решетчатых ворот и всякий раз устремлм взгляд в сторону комнаты Эльзы.
Затем смотрел на новехонькую, но лишенную всякого стиля виллу Мишонне с воротами из полированного дуба и смешным, несуразным садиком.
Еще раз взглянул на гараж, на механика, занятого починкой бензоколонки, на г-на Оскара, который, засунув руки в карманы брюк, давал механику советы.
Грузовик, следовавший из Этампа в направлении Парижа, остановился для заправки. На груде овощей возлежал сопровождающий груз спящий человек. Этот рейс он совершал еженощно в одни и те же часы.
— Тридцать литров.
— Как жизнь?
— Ничего, живем.
Механик залил бензин, завернул пробку, шофер со скрежетом включил передачу. Набрав скорость, машина скрылась на спуске перед въездом в Арпажон.
— Она уже не приедет, — вздохнул Люкас. — Вероятно, решила переночевать в Париже.
Еще три раза они прошагали туда и обратно по стометровому отрезку у перекрестка, после чего Мегрэ внезапно свернул на Авренвиль. Дойдя до трактира, он обнаружил, что огни, кроме одной лампочки, погашены, в зале никого нет.
— По-моему, сюда едет машина.
Оба оглянулись. В самом деле, лучи фар сверлили темноту. Машина катила к деревне. Свернув с шоссе, водитель подъехал к гаражу и затормозил. Послышался его голос.
— Спрашивает, как ехать дальше, — сказал Люкас.
Автомобиль вновь тронулся и стал приближаться, высвечивая телеграфные столбы. Мегрэ и Люкас попали в световой конус. Они стояли прямо перед входом в трактир.
Бесшумно сработали тормоза. Из машины вышел шофер и открыл заднюю дверцу.
— Это точно здесь? — спросил женский голос изнутри.
— Да, мадам, мы приехали в Авренвиль. И вот посмотрите — над дверью еловая ветка.
Из машины высунулась женская нога в шелковом чулке. Нога ступила на асфальт. «На этой даме, надо думать, меховое манто», — почему-то мелькнуло в голове у Мегрэ, и он шагнул навстречу вновь прибывшей.
В этот момент грянул выстрел, женщина вскрикнула, головой вперед рухнула на землю, сильно разбила при этом лицо и, свернувшись, неподвижно замерла. Через мгновение одна ее нога дернулась и тут же судорожно распрямилась.
Комиссар и Люкас переглянулись.
— Займись ею! — бросил Мегрэ и побежал.
Какие-то секунды уже были упущены. Огорошенный шофер словно прирос к месту. На втором этаже гостиницы, над трактиром, открылось окно.
Стреляли с поля, справа от дороги. Продолжая бежать, Мегрэ достал из кармана револьвер. Что-то ему слышалось — мягкие шаги по глинистой почве. Но он ничего не видел из-за автомобильных фар, которые ярко высвечивали прилегающий участок, подчеркивая царившую вокруг непроглядную тьму.
Обернувшись, он крикнул:
— Фары!
Никакого впечатления. Он крикнул вновь:
— Фары!
И тут был допущен совершенно катастрофический промах. Шофер — или Люкас — направил поворотную фару-искатель прямо на комиссара. Выхваченная из мрака его бегущая фигура и отбрасываемая ею огромная черная тень обозначились на фоне вспаханного поля.
Убийца находился, по-видимому, где-то дальше — левее или правее, но, во всяком случае, вне светового круга.
— Выключите фары, разрази вас!.. — теперь уже заорал Мегрэ, в бешенстве сжимая кулаки. Он бежал зигзагами, как преследуемый заяц. При таком освещении глазомер неизбежно искажается, из-за чего ему вдруг показалось, будто до бензозаправки меньше ста метров.
Затем, совсем близко, возникла чья-то фигура и раздался уже знакомый хриплый голос:
— В чем дело?
Разъяренный, униженный своим глупым положением, Мегрэ остановился как вкопанный, оглядел г-на Оскара с головы до пят, обратив при этом внимание на отсутствие следов грязи на его домашних туфлях.
— Вы никого не видели?
— Нет, только водитель одной машины спросил дорогу на Арпажон.
Далеко на автостраде в направлении Арпажона комиссар увидел красный сигнальный огонек.
— А что это за машина?
— Грузовик с овощами для Парижа.
— Он останавливался здесь?
— Ненадолго. Залил двадцать литров.
Там, около трактира, казалось, шла какая-то непонятная возня, луч фары-искателя продолжал шарить по пустынному полю. Вдруг Мегрэ увидел виллу супругов Мишонне. Тут же он пересек дорогу, подошел к воротам и позвонил.
Отворилось небольшое смотровое оконце.
— Кто там?
— Комиссар Мегрэ. Я хотел бы поговорить с господином Мишонне.
Изнутри сняли цепочку, сдвинули два засова. В замке раздались щелчки. И вот перед Мегрэ возникла г-жа Мишонне, беспокойная, даже взволнованная. Украдкой, словно преодолевая себя, она быстро, в обе стороны, оглядела дорогу.
— Вы его не видели?
— А разве он не дома? — с проблеском надежды буркнул Мегрэ.
— Я хочу сказать… Не знаю… Я… Только что кто-то стрелял, вы не слышали?.. Но входите…
Это была женщина лет сорока с крупными чертами лица, непривлекательная на вид.
— Мой муж вышел ненадолго, чтобы…
Слева, сквозь открытую дверь, Мегрэ увидел столовую и неприбранный стол.
— Давно ушел?
— Не скажу точно. Может, полчаса назад.
Что-то зашевелилось на кухне.
— У вас есть служанка?
— Нет. Может быть, это кошка…
Комиссар распахнул дверь на кухню и увидел самого г-на Мишонне, вошедшего в дом из сада, через черный ход. К его ботинкам прилипли тяжелые комья грязи. Он утирал пот со лба.
В наступившей тишине мужчины на мгновение оцепенели и уставились друг на друга.
— Сдать оружие! — скомандовал Мегрэ.
— Что сдать?
— Ваше оружие, быстро!
Страховой агент протянул ему небольшой револьвер, который извлек из кармана брюк. Но в барабане был полный комплект — шесть патронов, а ствол был холодным.
— Откуда вы пришли?
— Оттуда.
— Что вы называете «оттуда»?
— Не бойся, Эмиль! Они не посмеют причинить тебе зла, — вмешалась г-жа Мишонне. — В конце концов, это уж слишком. Между прочим, супруг моей сестры — мировой судья в Каркассонне.
— Минутку, сударыня! Я разговариваю с вашим мужем… Вы прибыли из Авренвиля. Зачем вы туда отправились?
— Из Авренвиля? Я?
Он дрожал. Тщетно старался не терять самообладания. Но его изумление не было наигранным.
— Клянусь вам, я пришел оттуда, из дома Трех вдов. Мне захотелось самому последить за ними, потому что…
— Так вы не ходили в поле? И ничего не слышали?
— Значит, это был выстрел? И кто-то убит?
Усы его обвисли. Он посмотрел на жену, как ребенок смотрит на мать в минуту опасности.
— Клянусь вам, комиссар, клянусь…
Вдруг он топнул ногой, а из глаз его выкатились две слезы.
— Это просто неслыханно! — вскипел он. — Сперва угоняют мою машину. Потом в нее заталкивают труп и не хотят мне ее вернуть. Мне, трудившемуся целых пятнадцать лет, чтобы заработать на нее! И после всего меня же еще и обвиняют в…
— Замолчи, Эмиль! Лучше я с ним поговорю.
Но Мегрэ не дал ей собраться с мыслями.
— Есть в вашем доме другое оружие?
— Только этот револьвер. Мы его купили во время строительства нашей виллы, и, кроме того, в нем до сих пор те же самые патроны, которыми его зарядил владелец оружейного магазина.
— Вы сейчас вернулись из дома Трех вдов?
— Я боюсь, как бы опять не угнали мою машину. Вот почему я сам решил заняться расследованием. В общем, я проник к ним в парк, точнее, взобрался на стену…
— Вы их видели?
— Кого? Этих обоих, что ли? То есть Андерсенов — брата и сестру? Конечно, видел. Они у себя, в гостиной. Ссорятся.
— Вы вышли из дома, когда услышали выстрел?
— Да. Но я не был уверен, что это именно выстрел. Думал, может, только почудилось. Вообще, я, конечно, встревожился.
— А кого-нибудь еще вы видели?
— Больше никого.
Мегрэ направился к двери. Едва он ее открыл, как увидел «гаражиста» Оскара, подходившего к порогу.
— Комиссар, ваш коллега послал меня сюда сказать вам, что эта женщина умерла. Мой механик поехал в Арпажон известить тамошнюю жандармерию. Он должен привезти врача. А теперь позвольте мне уйти. Я не могу оставлять свой гараж без присмотра.
А вдали, в Авренвиле, по-прежнему был виден мертвенный свет фар, освещавших стену трактира. Там же вырисовывался контур автомобиля, вокруг которого сновали какие-то тени.