Раджьям не отвечала.
У Венкатаппаи перехватило дыхание от страха. Он внимательно вглядывался в лицо жены. Губы ее чуть заметно шевельнулись.
— Эй, Раджьям! — снова окликнул ее муж.
Но она не слышала: нежная музыка унесла ее куда-то вдаль.
На веранде подняли шум дети.
— А ну, замолчите! — прикрикнул на них Венкатаппая.
— Как ты меня испугал! — Раджьям пришла в себя. — Разве можно так кричать на детей?
Нахмурившись, она сердито смотрела на мужа.
— Как ты себя чувствуешь? — озабоченно спросил он.
— Прекрасно. Почему ты так странно смотришь?
— Я звал тебя, а ты не ответила.
— Я просто задумалась… — улыбнулась Раджьям.
Больно было видеть, как она исхудала. Но глаза на ее осунувшемся лице смеялись, и Венкатаппая тоже повеселел.
Раджьям только-только начала выздоравливать после тифа. Сыпь держалась целых три недели, и врачи уже потеряли надежду на выздоровление. Потом как будто стало лучше, но болезнь все еще не отступала. Снова поднялась температура, жизнь Раджьям еще долго висела на волоске, и Венкатаппая не знал ни минуты покоя. Даже теперь, когда Раджьям вышла из больницы и он ухаживал за ней и кормил точно по предписанию врачей, тревога не проходила. Когда жена спала, Венкатаппая то и дело подходил к ее постели. Он всматривался в ее лицо, вслушивался в ее дыхание и отходил, лишь убедившись, что ей не стало хуже.
— Я чувствую себя неплохо, — продолжала Раджьям. — Ем, сплю. Конечно, я еще чувствую себя очень слабой, но кто же может сразу оправиться от такой болезни? Перестань волноваться. С тех пор как мы переехали на эту квартиру, все пошло на лад.
— Хорошо, что мы переехали. И у меня на душе легче стало. Хотя платить придется больше…
— Где мы возьмем деньги — вот что меня беспокоит.
— О деньгах сейчас не думай, — прервал ее Венкатаппая.
Прежде они снимали крохотную каморку в старом, обветшалом доме. Окно выходило в грязный переулок. Соседи по дому вечно болели. В конце концов слегла и Раджьям.
Когда Венкатаппая уложил жену в больницу, на него сразу свалилась куча забот. А помочь было некому. Впрочем, Венкатаппая и дети оказались счастливцами: ведь Раджьям осталась жива.
Теперь переехали в квартиру из двух небольших комнат с верандой в недавно выстроенном каменном доме. Вокруг много новых зданий, а просторные дворы полны зелени.
— Ты выздоравливаешь — это главное. Остальное образуется, — добавил Венкатаппая.
— Но все-таки где же ты взял деньги?
— Прошу тебя, не говори о деньгах! Заботься о своем здоровье, ешь побольше.
— Да я только и делаю, что ем! Лежу без дела и ем то, что ты готовишь. Но если у нас долг, мы должны его отдать.
— Ты опять о своем!
Когда речь зашла о деньгах, Венкатаппая вконец расстроился. Хотя врач и не взял с них ни гроша, а Раджьям устроили в благотворительную больницу, расходов все равно оказалось очень много. Он попросил вперед двухмесячное жалованье, но и этого не хватило. Почти все эти деньги ушли на лекарства.
— Ладно, ладно, больше не буду, — примирительно сказала Раджьям. — Постепенно расплатимся. Хозяйство в моих руках. Как-нибудь выкрутимся.
— Вот это верно, — оказал Венкатаппая и спустился во двор.
Ему не хотелось продолжать этот разговор. Он умылся, переоделся и вышел на улицу.
Вернувшись, Венкатаппая подошел к постели жены. Мысли Раджьям снова витали где-то далеко. Комната погрузилась в полумрак, и только на лице Раджьям золотился луч заходящего солнца.
Венкатаппая немного успокоился. Наверное, Раджьям думала о чем-то приятном, может быть, вспоминала счастливые дни детства. Лицо ее так и светилось.
Уже давно Венкатаппая не видел у нее такого счастливого и безмятежного выражения лица.
В первые месяцы замужества она день-деньской смеялась и резвилась. Но не прошло и года, как судьба подарила ей ребенка, и для Раджьям началось плавание по бурному океану семейной жизни. Минуло шесть лет, и уже матерью трех детей Раджьям продолжала свой нелегкий путь.
Губы Раджьям приоткрылись. Она наклонила голову набок и чуть заметно покачала ею. Венкатаппая расхохотался.
— Над чем ты смеешься? — очнулась Раджьям.
— Ты так забавно потряхивала головой…
— А ты слышишь? Девушка поет в доме напротив.
Венкатаппая только сейчас сообразил, что доносящиеся снаружи звуки — это чье-то пение.
— Так ты слушала музыку? Вот оно что… Ведь когда-то ты прекрасно играла на скрипке.
Сквозь раскрытые окна в комнату проникал ветерок, напоенный ароматом цветов, словно колеблющийся в такт музыке.
— Дети, пойдите сюда, послушайте! — позвала Раджьям.
Старшие сыновья прибежали и остановились, прислушиваясь к пению.
— Я надеялся хоть здесь пожить спокойно, да чувствую, что вот-вот голова разболится, — проворчал Венкатаппая.
— Принеси веточку имбиря, я приготовлю тебе притирание.
Венкатаппаю передернуло от одного упоминания об этой жгучей мази. Он поспешно поднялся.
— Уже темно, куда это ты? Есть не будешь?
— Провозился до темноты. Но все равно пойду. Грехи добрым делом искупить надо.
— А ты грешил?
— Как можно жить и не грешить?
Притихшие дети внимательно слушали пение. Музыка доставляла им удовольствие. Ведь детские сердца открыты прекрасному.
— О, да вы в мать пошли! И вам нравится эта мешанина звуков…
С этими словами Венкатаппая вышел на улицу.
Раджьям медленно поднялась и повернула выключатель. Лампа дневного света на потолке, разгоревшись, ярко осветила комнату. В их прежнем жилище тусклые лампочки под покрытым плесенью потолком сгорали быстро. «Так и моя музыка, — подумала Раджьям, — недолго светила мне». Скрипка давно уже валялась в углу, смычок сломался, и его выбросили на помойку.
После стольких лет без музыки пение этой незнакомой девушки неожиданно доставило Раджьям радость…
А вообще-то в ее жизни не происходило ничего неожиданного. Все шло своим чередом.
Шесть лет назад Венкатаппая в сопровождении, родных пришел свататься. Раджьям попросили спеть. Настала минута, ради которой, как считал ее отец, Раджьям в течение четырех лет училась музыке и пению.
Раджьям подняла смычок и запела. Но от волнения она скоро сбилась, взяла неверную ноту и, совсем смешавшись, скомкала всю пьесу.
Она чуть не плакала, а гости ничего не заметили. Они наперебой расхваливали Раджьям.
— Твоему мужу и работать не надо, — пошутил один.
Венкатаппая очень понравился Раджьям, и вскоре они поженились. Раджьям считала, что ей повезло, ведь ее муж был не кто-нибудь, а выпускник университета Андхры, служил клерком в Мадрасе и получал семьдесят две рупии в месяц.
Первое время после свадьбы соседки, восхищавшиеся пением Раджьям, часто просили ее спеть. Только муж не попросил ни разу. Когда же Раджьям немного освоилась в семье свекрови и могла бы продолжать занятия музыкой, было уже поздно; она уехала рожать в родительский дом.
Дети снова расшумелись.
— Вы что, деретесь? Пойдите-ка сюда! — позвала Раджьям.
Сыновья подошли к матери.
— Малыш спит? — спросила она.
— Сопит вовсю, — ответил старший.
— Вы же могли его разбудить.
Дети виновато молчали.
— Садитесь и слушайте.
Девушка все еще пела. Мелодия то текла плавно, то поднималась ввысь, замирала на верхней ноте и водопадом обрывалась вниз.
— Тра-ля-ля! — раздался вдруг громкий мальчишеский голос.
Девушка прервала пение.
— Не мешай, а то отцу скажу, — проговорила она.
— Та-ра-ри-ла-ла! — мальчик передразнил сестру, но мелодию он повторил верно. Если музыка живет в доме, даже бамбуковая палка может запеть.
— Несносный мальчишка, — рассердилась девушка.
И в доме все стихло.
Досада охватила Раджьям. Ей так хотелось дослушать, ведь девушка пела то, что когда-то любила и Раджьям.
— Мама, почему она замолчала? — спросил старший сын.
— Слышал, пришел шалун вроде тебя и помешал ей. Она рассердилась и перестала петь.
— А почему она так хорошо пела?
— Она этому училась.
— А ты так умеешь?
— Умею. Хочешь, я и тебя научу?
— Ну-у! Мужчины не поют…
— Почему же не поют? Поют. Хочешь научу?
— Научи.
— Потом.
Раджьям вытянулась на постели.
— Ну-ка, разотри мне ноги, — позвала она старшего сына.
Сын присел на постель и стал постукивать кулачками по ногам матери.
— А я руки, хорошо? — спросил младший и тоже принялся за работу.
Раджьям тихо напевала, стараясь припомнить мелодию, которую так и не закончила девушка. Но голос не слушался ее.
— Ты поешь хуже, чем она, — разочарованно сказал сын.
— Да я уж все забыла…
С веранды донесся резкий грохочущий звук, словно что-то упало на пол.
— Наверное, собака. Пойдите-ка прогоните ее.
Мальчики убежали и тут же вернулись.
— Это кошка. Она скинула сито на пол, — сказал старший.
— Хорошо, что заново готовить не придется. Впрочем, сейчас такие времена, что впору и после собаки есть. Почему вы оставили открытой дверь на веранду?
— Ты же позвала нас слушать музыку!
— Да, конечно, но нужно было прежде закрыть дверь, — спокойно объяснила Раджьям.
В комнату вошел Венкатаппая.
— На дворе луна, и цветы так пахнут…
Раджьям внимательно посмотрела на мужа.
— Может, ты завел себе кого-нибудь, пока я болела? Ты как-то странно себя ведешь… А что это у тебя?
Раджьям заметила под мышкой у Венкатаппая бумажный сверток.
— Сейчас покажу. — Венкатаппая развернул бумагу.
Там оказалось сари с широкой золотой каймой и шелковый материал на кофточку.
— Решил истратить оставшиеся деньги на что-нибудь стоящее, пока они по мелочам не разошлись.
Но Раджьям не дотронулась до подарка.
— Где ты взял деньги?
— Обещай, что не рассердишься.
— Что, ты натворил что-нибудь?
— Когда тебе стало совсем плохо, я впал в отчаяние. Пришел мой приятель, посмотрел и посоветовал мне… Я и дал ему…
— Что дал?
— Ты еще не поняла… Этот человек сам пошел и продал ее за двести семьдесят рупий. Мне и во сне не снилось, что за нее дадут такие деньги. Я думал, она старая… А говорят, чем старее, тем ценнее…
Раджьям наконец поняла. Она обвела глазами комнату.
— Не ищи.
— Нет ее? — печально вздохнула она.
— Прости меня, я поступил неправильно, — подавленно произнес Венкатаппая.
Раджьям постаралась скрыть свое огорчение.
— Ты поступил верно. Любой на твоем месте сделал бы то же. Ведь ты не на себя деньги истратил!
— У нас только сыновья, вот я и решил…
— Не переживай. Я уж больше никогда играть не буду. Богиня музыки была благосклонна ко мне. Она ушла, но до последней минуты охраняла меня. Скрипка спасла мне жизнь и еще сделала прощальный подарок — это сари.
Глаза Раджьям наполнились слезами.
Венкатаппая развернул сари и накинул край ей на плечо:
— Сносу не будет!
— Да, память надолго останется, — задумчиво проговорила Раджьям.