Горячая чашка едва ли не обжигает пальцы, терпкий запах кофе властвует над столом, а я пытаюсь окончательно разлепить веки и начать наконец воспринимать окружающий мир адекватно. После вчерашних приключений я долго не мог заснуть, ворочался в кровати, убеждая себя, что, во-первых, мне все привиделось, а во-вторых, даже если мама Кенты — это не моя мама, то все равно никакого Эдипова комплекса мне тут не надо. У Эдипа жизнь, кстати, не очень сложилась, не надо брать с него пример. Просто выверт подросткового сознания — вот так воспринимать каждую женщину, которая сидит на тебе верхом в последнем писке коллекции «Рискованный Алый» от Victoria's secret. Вот не надо на мне сидеть в этом всем… или надо? Чашка обжигает пальцы, и я шиплю, поспешно ставя ее на стол и сжимая кончиками пальцев мочку уха. Рядом со мной клюет носом Хината, чуть подальше за столом сидит Айка и тоже пытается не заснуть прямо над завтраком. Бодра, свежа, сильна и независима в этом доме только мама. Вопросы вроде «и как у нее это получается» — уже давно никто не задает. Где-то на тайном форуме обитателей этого дома молча было признано, что мама обладает сверхчеловеческими способностями и является некоей сверхчеловеческой сущностью и всякие там разные банальные законы физики, вроде закона сохранения массы или энергии — к ней не относятся. Если мама хочет быть бодрой — она бодрая. Если не хочет — она лежит на диване с бутылкой красного. Все.
Глядя на маму, которая суетится над тостером в своем домашнем халате — я невольно начинаю гадать, что же у нее под этим самым халатом и как там коллекция «Рискованный Алый», уже снята и убрана в шкаф, так как папа ночью все же не пришел, или все-таки… нет! Плохой Кента! Плохой! Не думать о маме, как об человеке! Тем более не думать о маме как о женщине! Мама — небожитель и хранительница очага этого дома, который без нее моментально развалился бы и пришел в запустение и унылый ветер гнал бы сухие кусты перекати-поля по пустошам. Вот так и буду думать. Официальная позиция партии и правительства, так сказать.
Отхлебываю кофе. Кофе вкусный, только уж больно горячий. Думаю о том, что вот параноик на моем месте непременно решил бы, что все это — не случайно. Сперва Хината проделала со мной нейролингвистическое программирование, зарядив мне в голову образ прокрадывающейся в мою комнату Айки, потом мама одним решительным движением убрала все эти тонкие лодыжки подружки сестренки из моей головы. А всего-то воздействия — перехватила меня в коридоре и села на меня. Все. Но этого оказалось достаточно. Достаточно для того, чтобы в моей голове исчез образ Айки и вместо этого появилось… что появилось. Вот тут-то параноик и задался бы вопросом — а какие цели преследует Хранительница Очага и Богиня Красного Полусухого, оставляя такие яркие образы в подсознании своего сына? Или это всего лишь временная замена одному образу, с тем чтобы в дальнейшем контролируемо вытеснить образ матери и вставить тот, которые будет нужно?
Как хорошо, что я не параноик. И так не думаю. Ну… может самую малость.
— Какие вы все сегодня молчаливые! — радостно говорит Хранительница Очага и Богиня Красного Полусухого, поставив на стол тарелку с горячими тостами: — а вчера такие бодрые были!
— Угу… — бурчит Хината с полузакрытыми глазами, намазывая малиновый джем на тост. Сестренка умеет признавать поражение, но в этой битве у нее не было шансов. Попытаться переиграть маму на поле ментальных закладок в голову мужчинам — тут просто без шансов. Мама на этом поле уже давно играет и это ее поле. А уж мозг Кенты или его папы — так и вовсе мамин задний двор, куда она без приглашения ходит и всяким там Айкам творить что хотят там не даст. Или я опять в паранойю впадаю? Что за манера у меня — на пустом месте себе всякое понапридумывать? Вот на самом деле просто наша мама беспокоилась «как бы чего не вышло» и устроила себе засаду в коридоре. В одеяле и с бутылкой вина. Нормальная такая засада. Вот с кем в разведку надо идти… не пропадешь.
— А ты Кента-кун, что такой смурной? — мама проверяет меня на реакцию. Зрачки сужаются, коленки дергаются, веки моргают. Значит Кента в норме.
— Все в порядке, мама. — отвечаю я: — все в порядке. Просто не выспался.
— Ложится надо пораньше — замечает мама, поднимая палец: — а не шататься по коридорам и людям спать не давать.
— … — я наклоняю голову набок, глядя на нее. Надеюсь, я все-таки смог этим наклоном головы и укоризненным взглядом передать палитру эмоций от ее реплики. Палитра эмоций должна была говорить: «Серьезно, мам? Вот серьезно? Кто бы говорил! Кто растяжки в коридоре устанавливает? Да еще грамотно так поставила растяжку, не в очевидном месте, так, чтобы пространства для маневра не было, кто ты такая вообще? Зелёный берет в отставке? Вот я же знаю, почему ты это сделала, но от этого вопросов еще больше!». Так что я некоторое время сверлю маму укоризненным взглядом. Надеюсь, что это именно так и выглядит со стороны, а не «Кента странно пялится на меня». Да, а вопросики-то появились, угу. Ведь зачем она растяжку поставила — чтобы не проспать. То есть ей легче было растяжку сигнальную поставить, чем просто не заснуть в коридоре. Что на самом деле приводит к интересному выводу. И первый из них — что она умеет обращаться с инструментами и умеет ставить растяжки, да так, что это ей легко. Привычно. Вот кто из нормальных домохозяек так сделает? Высший уровень — корзину мусорную под дверь поставить, да пустой банкой из-под пива подпереть — дверь открывается, банка падает, вуаля. Но нет, это означало бы что любое открытие двери приводило бы такую конструкцию в действие, а она поставила свою растяжку так, чтобы если Хината или Айка решили пойти в туалет или кухню — могли бы, а вот ко мне завернуть — дудки. Да и перехватила меня потом тоже правильно, я пошевельнуться не мог, хотя первым рефлексом было дернуться. Под мамой не подергаешься. Хм… как-то эта мысль звучит неправильно. Совсем неправильно. Слава богу, я не параноик, да. И лишних сущностей себе не надумываю, все бритвой Оккама — раз! И отсекаю.
— Но раз уж ты сегодня не выспался — приходи домой пораньше и ложись спать — продолжает мама, не обращая внимания на мой укоризненный взгляд: — потому что надо высыпаться. Это полезно для нервной системы. Вон, на Хинату посмотри, ей тоже полезно высыпаться.
— … — у Хинаты дергается глаз, и она вздыхает. Но ничего не говорит. Хината подавлена. У нее тактическое отступление.
— И я надеюсь, что фотографии твоего братика на самом деле нигде не появятся, не так ли, Хи-тян? — ласково продолжает мама и Хината давится кофе, кашляет и яростно мотает головой — мол не появятся нигде и никогда и о чем мы сейчас вообще говорим?
— Мне от широкой общественности скрывать нечего — уверяю я маму: — я могу…
— Знаю я, что ты можешь — перебивает меня мама: — не о тебе речь. Хината?
— Да не было ничего … — опускает взгляд она: — я так… только Айке-чан… это я … ну… преувеличила.
— Извините меня! — вскакивает Айка и заливается краской, кланяясь так, что я на секунду подумал, что головой в стол воткнется: — я доставила вам неприятности!
— Хм. — мама некоторое время смотрит на склонившуюся в поклоне Айку и переводит взгляд на Хинату. Хината в свою очередь — тоже подскакивает и склоняется в поклоне, бормоча что-то насчет «извинитепроститеперепуталимыберега».
— Хм. — повторяет мама и переводит взгляд на меня.
— А я тут ни при чем — поднимаю я руки, ладонями к маме, демонстрируя что я безоружен и стараясь двигаться, не создавая угрозы — медленно. Как и положено в присутствии огромной хищной кошки: — я вообще в коридор вышел. В туалет. В этом доме можно нормально в туалет сходить ночью? Вот просто в коридор вышел, ничегошеньки не подозревая, а на меня напали! Из-за угла! Со спины! Коварно! У меня теперь травма. Моральная травма. Я теперь может в коридор выйти боюсь! Ночью.
— Хм… — говорит мама, не сводя с меня глаз.
— И с фоткой этой тоже не я виноват. Я тут вообще жертва обстоятельств и… — Хината незаметно дергает меня за рукав и шипит «дуреньвставайуже». Я вздыхаю. Встаю и склоняюсь в глубоком поклоне.
— Прошу меня простить, за то, что нарушил ваш покой и вечерний просмотр телевизора. И дегустацию вин. Выражаю надежду, что смог хоть немного развеселить. — некоторое время мы стоим так все втроем — склонившись перед мамой. Пауза затягивается.
— Ну вот и хорошо! — говорит мама как раз в тот момент, когда я начинаю беспокоится: — да садитесь вы уже, развели тут официоз. Садитесь, кушайте, кофе допивайте, у вас уроки скоро начинаются.
— Ээ… спасибо я наелась — говорит Хината и бочком выходит из-за стола, захватив с собой бедную Айку-чан, которая успевает пискнуть «Спасибо, все было очень вкусно!», и они исчезают в воздухе, из прихожей раздаются звуки сдавленной возни, топот ножек, хлопает входная дверь… и я только сейчас осознаю, что остался с мамой один на один. Я поднимаю глаза и сталкиваюсь с насмешливым взглядом мамы. Сглатываю внезапно пересохшим горлом.
— Пожалуй и мне пора — говорю я, медленно вставая из-за стола: — что-то аппетита сегодня нет. Да. Все очень вкусно было, спасибо, ма.
Мама ничего не говорит. Она просто поднимает одну бровь. Я продолжаю увеличивать дистанцию между нами, потихоньку пятясь и думая о том, что Хината все же стратег и заранее положила свой ранец в прихожую, а вот мне еще подниматься за портфелем, потом спускаться… я отхожу к лестнице наверх, все так же — пятясь и не спуская глаз с мамы, мирно сидящей за столом и улыбающейся мне. Бегом поднимаюсь вверх, хватаю свой портфель, проверяю не забыл ли чего, выдыхаю и спускаюсь вниз. Спокойно. Так же, владея собой, не обращая внимания на мамин взгляд — прохожу в прихожую и …
— Сынок, а ты ничего не забыл? — раздается голос мне в спину и я застываю на месте. Забыл! Что я забыл? Учебники — на месте, проверял же. Дурак, какие учебники, зачем ей твои учебники, никогда она учебники не проверяла и сейчас не будет. Но что же я забыл? Поесть — поел же вроде. И попил. И с ней поговорил и… А, ну, конечно.
Я разворачиваюсь, ставлю портфель на пол у двери и иду назад. Так шла Мария-Антуанетта к своей гильотине, так шел Макферсон к своему эшафоту, аккуратно ставя ногу каждый шаг, следя за тем, чтобы не выдать страха на своем лице. Так иду я — человек, который уже умер один раз и готов умереть еще, ведь смерть — это только начало. Я видел такое, что обычному японскому школьнику и не снилось, я не боюсь ничего в этой жизни и у меня не дрожат коленки. А если и дрожат, так это потому, что тело у Кенты еще не тренированное… но дух мой крепок и я вынесу это испытание с честью, не дрогнув! Я наклоняюсь вперед и касаюсь губами мамой щеки. Поцелуй перед уходом в школу. Выпрямляюсь, чувствуя, как задеревенела спина, разворачиваюсь и иду назад, в прихожую.
— Хорошего тебе там дня. — говорит мама мне вслед и будь я проклят, если в ее голосе не звучат веселые нотки. Развлекается она с утра.
— Спасибо. Я пошел.
— Удачи и будь умницей.
По пути в школу ко мне пристраивается Хироши, Джокер и Трикстер нашего класса. Он молча кивает мне и шагает рядом, подшагнув так, чтобы идти в ногу. Некоторое время мы идем вместе. Молча. Наконец Хироши не выдерживает.
— Как у тебя дела? — спрашивает он так, словно бы ему интересно. Я только закатываю глаза. У меня было довольно насыщенное утро, а ведь еще даже восьми нет! Так что потуги Хироши в социальную интеграцию я игнорирую.
— Понятно — кивает Хироши, вполне удовлетворенный ответом: — так я и думал. Как еще у тебя может быть? В любом случае — у меня есть идея! Ты же хочешь быть богатым и знаменитым? Ээ… нет, не так … — задумывается он.
— Я тоже рад видеть тебя с утра, Хироши-кун — говорю я, отвлекаясь от мыслей о домашних интригах и заговорах: — давай без предисловий. А то ты как начнешь флэшбэки в далекое детство рассказывать, так мы и до сути не доберемся.
— Когда я так делал? — делает вид что обиделся Хироши. Получается плохо, у него вообще с имитацией человеческих эмоций туго, никто вокруг не верит, что он такой же как мы. Уж больно Хироши на людей с планеты Земля не похож, глядя на него даже эффекта Зловещей Долины не возникает.
— Не делал? — удивляюсь я: — ну это как тот раз в далеком детстве, когда мой папа вместо того, чтобы ответить на мой простой вопрос «пойдем ли мы в воскресенье в зоопарк» рассказал что его сосед по парте в начальной школе, некий Сузуки Тайно-кун однажды просунул ладонь в клетку к горилле, а та откусила ему руку по локоть, а потом за это уволили сторожа и смотрителя, а у смотрителя было пятеро детей, из них четверо — от молочника, который подрабатывал в клубе стриптизером. Ну, смотритель пришел домой и открыл вентили в газовой плите, а спичку не поднес, лег и уснул, понятное дело что газ накопился и когда с утра молочник звякнул в звонок, искра проскочила и весь дом взлетел на воздух, хорошо, что жена его с детьми в деревню уехала. А у Сузуки рука по локоть деревянная была, на креплении таком, к культе пристегнутой, ему Вакару-сан из соседнего магазинчика смастерил несколько рук, так что тот пристегивал те, которые ему нужны были. Одна — с ложкой, одна — с креплением под ручку, а еще одна — с оттопыренным средним пальцем, для важных переговоров. И когда Сузуки вырос и стал работать в «Линк Индастриз» на должности …
— Стой, стой. — перебивает меня Хироши: — все, я понял, буду краток. Конкурс есть на местном телевидении, если ты туда запишешься, то я тебе денег дам. И они тоже дадут. Вернее — они дадут, а мы поделим.
— Конкурс? Что еще за конкурс? Тараканов на спор жрать? Голой жопой на муравейник садиться? — спрашиваю я. И на самом деле это вполне разумное предположение, если бы видели что за дичь тут на игровых телешоу творится, то и не такие вопросы бы задали. Чувство юмора среднего японца на телевидении диаметрально противоположно тонкому английскому юмору. И если на экране никому не врезали тортом по роже, никого не выкинули в бассейн с какой-нибудь гадостью или не врезали по яйцам — значит вечер прошел зря. Да, весь юмор на телевидении тут крайне незамысловат и крутится вокруг «упал-опозорился-мы смеемся». И очень много шуточек про жопу и фекалии. Нет, правда, я такого количества слов «жопа» не слышал с детского сада. С чем это связано? Бог его знает, надо будет подумать, но навскидку могу сказать, что общественная жизнь японцев уж слишком зарегулирована и возможность ржать как кони над девиациями от нормы — это наше все. Вот если бы все было разрешено, то и юмор был бы более интеллектуальный… наверное.
— Обижаешь — говорит Хироши, но на этот раз уже не делает вид что обиделся на самом деле. Понимает, что не поверю.
— Это местное отделение шоу «Токийский айдол» — говорит Хироши: — типа реалити шоу, якобы живут там все вместе и все такое. А тебе за участие сто тысяч заплатят. Вернее — нам.
— Чего? — я останавливаюсь и проверяю морду лица господина Хироши на предмет звездобольства. Не нахожу признаков оного и начинаю беспокоится. «Токийский айдол» — это очередное реалити-шоу про юных неврастеников, которые хотят быть звездами, кушать черную икру с золотых блюдечек, ездить на широких черных лимузинах с водителями и сосать писю у какого-нибудь толстосума-миллиардера взамен рекламного контракта газированных напитков или кроссовок. Я и это самое шоу, или даже люди которые в этом самом шоу участвуют — это не просто две большие разницы, как говорят в Одессе, это просто что-то чудовищно диаметрально противоположное. Основным блюдом этого шоу являются так называемые «голосования», смесь публичной порки и так называемых групповых посиделок медицинской сестры Рэтчед, как там Макмерфи говорил — «побоище на птичьем дворе». Фестиваль групповой порки начинается с того, что сперва дают всем участникам выступить с какими-то номерами, выслушивают их, а потом — приподнявшихся, закрасневшихся — порют и ощипывают. Сперва зачитывают смс и сообщения от зрителей и конечно же выбирают самые гадкие, бьющие по больным местам. Доводят кого-нибудь до слез или нервного срыва, а потом — устраивают смс-голосование. Там чтобы проголосовать — нужно деньги заплатить. Ах, да, забыл. Еще и дают каждому высказаться — нет, не при всех, просто наедине включат камеру и дают беднягам выговориться, доверительно так. Ну и конечно — потом отбирают самые гадкие высказывания друг о друге и пускают в эфир. Как там говорил Макмерфи?
— Стая видит каплю крови у какого-нибудь цыпленка, и все они начинают ощипывать его заживо, понимаешь, пока не обдерут до костей, не разорвут его на клочки, не разделят на кровь, кости и перья. Но обычно парочка из толпы не участвует в скандале, тогда приходит их черед. И снова парочка не участвует, и ее ощипывают до смерти, и еще, и еще. На такой вечеринке можно уничтожить целую стаю — это вопрос нескольких часов, приятель. Я такое видел. По-настоящему ужасное зрелище. И единственный способ предотвратить это — с цыплятами — надеть им на глаза шоры. Тогда они не могут видеть.
В общем самое такое японское шоу. Пробуждающее хорошее, доброе, светлое в каждом участнике и зрителе. Ай молодцы.
— В жопу себе такое предложение засунь, Хироши — вежливо предлагаю я своему однокласснику: — и протолкни поглубже.
— Да ты не понял — говорит Хироши: — я ж в курсе, что ты не то что до приза — до второго голосования не дотянешь! Тебя на первом же выкинут! Ты ж… насрешь им на все шоу с самого начала! Ты не понял, деньги заплатят сразу же — просто за участие. И веди себя как хочешь, выкинут тебя на первом голосовании и все. Деньги пополам.
— Деньги сразу заплатят? — хмурюсь я: — а в чем подвох?
— Ты параноик, Кента-кун! — на этот раз уже Хироши закатывает глаза: — Да нет тут никакого подвоха и…
— … — я молча поднимаю одну бровь, мечтая, чтобы у меня это выглядело хотя бы вполовину так круто, как у мамы. Это действие производит на Хироши впечатление, и он вздыхает.
— Ладно — говорит он: — все равно же узнаешь. В общем твоя эта запись как ты А-куна с его дружками метелишь — в сеть попала. И люди из студии захотели тебя на своем шоу иметь — ну типа как местного фрика. Такие вот вещи добавляют шоу привлекательности, как помнишь, Бьянка-тян в прошлом году? Не помнишь? Ты вообще телевизор смотришь? Нет? А… — и Хироши пускается в объяснения. В прошлом году наш филиал Токийского шоу нашел в нашей тмутаракани девушку, которая прославилась тем, что на камеру заглатывала… да проще сказать что она не заглатывала, чем перечислить, что заглатывала. Стала в некотором роде знаменитостью в сети, а эти выяснили что живет у нас в городе. И ее тоже в тот раз пригласили. Сезон вышел — бомба, правда вылетела она на полдороге, ну и что, зато какие ей комментарии зачитывали…
— И все равно иди в жопу, Хироши-кун. — говорю я, подумав. Какое нахрен реалити-шоу?
— Деньги — говорит Хироши: — хорошие деньги. Ладно, давай агентские тоже пополам поделим, от сердца отрываю. Тебе и делать ничего не придется — пришел, пожил там сколько… несколько дней, а на первом же голосовании домой уехал. Хоть домашние от твоего занудства отдохнут.
— Хм — говорю я.
— И делать ничего не надо!
— А учеба?
— Ты с дуба рухнул? Там у них уроки ведутся! — говорит Хироши и я вспоминаю, что да, прямо во время этого реалити-шоу у них там и уроки и тренировки — все, чтобы не прерывать учебный процесс. Вот к этому они здесь серьезно относятся.
— Не, в жопу — твердо говорю я. Лучше я в Медвежий Круг пойду, все ближе к сердцу, чем со сцены чего-то изображать. И чего? Петь я не умею, играть на музыкальных инструментах тем более, танцевать могу только с нанесением тяжких телесных и прочих… если и есть сфера, где я полный и абсолютный ноль, так это шоу-бизнес. Надо знать свои пределы. Хотя… деньги нужны, это да.
— И от тебя отдохнут, и ты отдохнешь — продолжает увещевать меня Хироши: — а то ты нервный какой-то стал. Что тебе не скажи, ты сразу жопами кидаться начинаешь.
— Доброе утро! — приветствует нас Наоми, стоящая у ворот школы: — вы вместе сегодня! Кента-кун, Хироши-кун, мне следует начать волноваться?
— Уж тебе-то, староста волноваться не следует. У тебя все под контролем — улыбается Хироши, растворяясь в воздухе: — а ты, Кента — подумай!
— У тебя с ним серьезно или как? — спрашивает Наоми, глядя вслед Хироши: — мне рассказать Томоко, что вы вместе теперь?
— Я рад, что этим утром тебе не отказывает чувство юмора — отвечаю я: — у меня оно куда-то запропастилось. Он предлагает мне в «Токийском айдоле» участвовать, представляешь?
— О! Участвуй! — кивает Наоми: — в прошлом сезоне Бьянка-тян…
— Знаю, мне рассказывали…