Новая жизнь 2

Глава 28

Все хорошее рано или поздно кончается, и вошедшая Шика-сан с извиняющимся видом собрала у нас телефоны в черный пакет. Нобуо долго не желал отдавать телефон, уверял что ему нужно с документами ознакомиться, а в комплексе все равно сотовая связь не работает и какая разница — у него телефон или нет. Но в конечном итоге сдался и опустил свой смартфон в черный пакет, как и все остальные.

— Смотри-ка — толкает меня в бок Эйка, кивая на Такеши. Я озадачиваюсь. Сперва тем, что мы с Эйкой уже в таких отношениях, что меня можно локтем в бок пихать, обращая внимание на окружение, а уже потом — видом Такеши. Таким его я ни разу не видел. Я в принципе Такеши-куна видел не так уж много раз и назвать себя знатоком внутренних течений Такеши-куна я не могу. Однако до сих пор он всегда вел себя очень ровно и правильно. Вот, правильное описание — ровно и правильно. Словно робот-андроид высшего толка, такой, чтобы не вызвать эффекта Зловещей Долины, но в то же время еще не достигший совершенства в сходстве с человеком. Похож на человека, очень похож, но ощущение что ты общаешься с куском пластика не проходит. Когда приходится близко общаться с Хироши — тоже возникает ощущение что рядом с тобой не человеческое существо, но под его кожей прямо-таки ощущается пусть чуждый, но все же биологический разум. Вроде как злобного хорька скрестили с Чужим и присыпали Евангелием сверху. А вот Такеши — он был похож скорее на робота модели «хороший мальчик», носит теплую вязаную безрукавку с ромбами на ней и играет на скрипке.

Тем страннее видеть модель «Хороший Мальчик Такеши» серийный номер 001 бис — в таком вот состоянии. Такеши был просто раздавлен. У меня покерфейс не получается, а уж на его лице и вовсе отчаяние было написано. И да — слезы на глазах. Набухают слезы и начинает дрожать нижняя губа, мелкой такой дрожью.

— Ну вот — говорит Эйка: — первая жертва писем из дома. Сейчас пойдет в туалет реветь.

— Воин не должен показывать своих слабостей — кивает Сора: — это логично.

— В самом деле… — говорю я. Согласен я с Эйкой и Сорой — не показывают мужчины своих слез и слабостей, но это не значит, что у нас их не бывает. Просто ревущий в истерике мужчина — зрелище отвратительное и непривлекательное. Поймите меня правильно, я и от девушек в таком вот состоянии не в восторге, но некий сексизм в этом вопросе все же присутствует. Мужики не плачут! Они могут орать, проклинать, рычать, ворчать, рыгать, блевать, драться и кусаться, но не плакать. В состоянии депрессии мужик сломает стол и трахнет кого ни попадя, лишь бы биологический вид и пол соответствовал, найдет себе компанию здоровенных бугаев и устроит с ними безобразную драку, потом с ними же нажрется до состояния риз, но реветь не будет. Мужик — это потное, вонючее и волосатое существо, которому все эти ваши депрессии неизвестны в принципе. Чтобы впасть в депрессию ему сперва нужно себе отрастить что-то хрупкое и тонкое внутри себя, а у него внутри все такое вот — выжигается алкоголем и травится никотином. И умирает в жутких мучениях. У мужика вообще жизнь проста и цели ясны — мужика ударить, девушку — трахнуть. Все. Красота.

На секунду я задумываюсь о том, что пора бы и мне повзрослеть и перестать объективизировать женщин как сексуальные объекты, а мужчин — как объекты для битья. В конце концов, надо больше сотрудничать с людьми и возможно даже найти ответ на Самый Главный Вопрос Вселенной, Жизни и Всего Такого.

В этот самый момент Такеши начинает плакать. Натурально реветь коровушкой, слезы разве что ручьем из его глаз не льются, последний раз я такое на арене цирка видел «Клоуны Бим и Бом» и специальная резиновая груша, на которую нажимаешь и струя из очков, как будто плачешь.

Я оглядываюсь. Все молча смотрят как Такеши ревет, размазывая слезы по лицу руками и всхлипывая. Все-таки сильно тут уважение к частной жизни и все это отношение «не лезь не в свое дело, не мешай людям». Ревет парень прямо в центре гостиной, на шоу, позорится, а окружающие — замерли соляными столбами. Вообще у меня тоже мелькнула мысль что не мое это дело, и вообще «хорошим мальчикам» надо бы опыта в этой суровой жизни набираться. А самый лучший опыт — это когда сам через всю грязь и говно проходишь. Как там у Черчилля — мне нечего вам предложить, кроме боли, пота, крови и слез. Мужчина должен сам пройти через огонь, воду и медные трубы… прямо вот в грязи и крови искупаться по глотку, хапнуть говна жизни, так сказать. Как там — за одного битого двух небитых дают. Так что ты можешь учить салаг жизни, тренировать их держать оружие и помогать укладывать рюкзак, но в бой каждый идет сам. И свою порцию дерьма каждый хлебает в одиночку. Так и получаются из салаг ветераны. Только так.

— Может подойдешь к нему? — говорит мне Эйка: — а то прям неудобно… — я бросаю на нее взгляд. Она стоит и прижимает руки к груди, искренне переживая за ревущего Такеши. Первая реакция — конечно же спросить: «А чего ты сама не пойдешь?», но я примерно понимаю — чего. Опять все эти межполовые интриги. Девушка может подойти к парню только если … и тут целый список условий. Не думал, что Эйка-тян у нас сильно такие вот вещи соблюдает, но сейчас момент эмоциональный, так что в этот момент может Такеши-кун и импринтинг словить, привязаться к Эйке… или она к нему. Что меньше всего надо в таких вот условиях. Эйка полагает что лучше если к Такеши подойдет и успокоит его — такой же парень, как и он сам.

Конечно, тут тоже существуют риски, мало ли что подумают во всей префектуре и … но мне-то плевать. Я делаю несколько шагов и кладу руку на плечо Такеши. Понимаю, что тот совершенно правильно делает, что носит эту свою вязанную безрукавку — плечи у него тонкие и хрупкие, как у птицы. Сожми посильней и — хрусть!

— Такеши-кун — говорю я, заглядывая в его покрасневшие от слез глаза: — возьми себя в руки! Потом стыдно будет. Нас и так вся префектура в записи будет смотреть… послезавтра.

— Но… — всхлипывает Такеши: — но!

— Такеши-кун, ты же мужчина… — увещеваю его я. Понимаю, что от этой фразы несет сексизмом за версту, но чем богаты — тем и рады. Надо выводить человека из истерики, а то у нас тут скоро все в слезах будет, вон у Эйки-тян уже глаза покраснели, сочувствует.

Я встряхиваю Такеши, гадая, что же могло произойти — девушка его бросила или мама что-нибудь не то написала? Все-таки слово может быть и оружием, и лекарством, и инструментом, да чем угодно. В начале было слово и Хироши-кун точно знает это и в совершенстве этим пользуется. Впрочем, иногда слов недостаточно. В конце концов Такеши — мужчина, а что нужно мужчине, как не твердая рука его товарища и брата? Потому я встряхиваю его жестче и кажется, слышу, как клацают его зубы. Во все стороны летят его слезы.

— Отстань! Отойди! — пытается вырваться из моих рук Такеши, но это ему не удается, держу я крепко: — Прекратите вы все! — я разжимаю руки, и он убегает из «гостиной». Хлипкий какой-то у нас Такеши… таких в прошлом детстве называли малахольными.

— Неловко получилось — говорит Эйка, глядя ему вслед: — неудобно как-то…

— Как сумел — развожу руками я. По-хорошему надо было Такеши прописать проверенный веками и освященный традициями чапалах прямо в щи. Такой, чтобы в голове зазвенело. Не кулаком, а именно ладонью. Кулаком можно и покалечить хорошего мальчика Такеши, а вот ладонью — самое то, чтобы человека в чувство привести. Не раз и не два сам пользовал, бывали случаи, особенно после первых… мероприятий. Да и меня когда-то так же в чувство привели… сразу мозги прочищает. Однако мы все еще на шоу, а я за сегодня уже прославился насильственными действиями и раздавать пощечины направо и налево я поостерегся. Не говоря уже о том, что и для имиджа Такеши могло в минус сыграть. Хотя что именно тут в минус, а что в плюс — я лично не знаю. Эйка-тян, наверное, знает. Или Нобуо. Вот Шика-сан, наш менеджер точно знает и точно не скажет. У нее инструкция и она мне даже телефончика Бьянки-сан не дала, хотя знает. Я ей обещал, что не расскажу никому, но Шика у нас кремень.

— Слабак — протягивает из своего угла Нобуо: — а еще в очках. — и он отжимает паузу и продолжает расстреливать зомби из пулемета.

— Удивительно — говорит Дездемона: — у нас еще один срыв. А шоу уже идет. Заменять его не будут. Жалко парня. Хороший такой.

— Такеши-кун — старательный и всегда корректный — добавляет Сора задумчиво поднимая глаза вверх: — что могло его так задеть? Наверное, дурные вести из дома.

— Наверное — говорю я и мне становится немного стыдно. У парня горе там, кто-то из близких умер, или там в больнице с раком, сифилисом и ВИЧ лежит, а я его трясу под микитки. Не дело так. Вот у меня — не дай бог, тьфу-тьфу-тьфу, но если что с моими будет — тоже поди сопли распущу, правда в сторону отойду, чтобы рожу не светить, но в грусть-печаль впаду конкретно. Вот нельзя о таком думать, у нас дома и так проблемы, отец без работы, семья без дохода, ресурсов на три месяца, если жить как жили. А ведь говорят — пришла беда, отворяй ворота, нет, так думать не буду, так думать нельзя. Лучше буду думать, как евреи, те, как чашка разбивается — говорят, что маленькая неудача или большая неудача — равны по значению. И если у тебя произошла маленькая неудача — значит не будет большой. Значит будет удача. Вот так и буду думать. А дурные вести из дома — это серьёзно. Мы тут и так оторваны от родных и близких и потому каждая весточка прямо на вес золота. Современная молодежь вообще привыкла на связи двадцать четыре на семь быть, для них отсутствие телефона — это прямо стресс.

Так что надо найти его и посочувствовать. Чувствую я конечно, внутри некое сопротивление, дескать все-таки он парень, а парни должны быть, сука, сильными и должны сами со своими проблемами разбираться. Но с другой стороны это ж оголтелый сексизм, а я людям вокруг помогаю не потому что рассчитываю их потом трахнуть… или потому? Вот если бы Томоко была не девушка, с ее огромными, доверчивыми и беззащитными глазами и упругими достоинствами, если бы тогда в кладовой для спортивного инвентаря гнобили бы парня — я бы прошел мимо? Я запускаю в глубины своей черной-пречерной души батискаф с таким запросом, представляя, что вместо сжавшейся в комочек Томоко стоял бы Такеши. И понимаю, что нет, не прошел бы. Возможно потом не стал бы его раздевать догола и, наверное, пропустил бы мимо ушей намеки на суицид. Но в тот конкретный раз мимо бы не прошел. Ну и что — говорит мне мой внутренний государственный обвинитель, ну и толку от этого? Да, ты бы вмешался раз, но если бы Томоко была бы мальчиком — то этого мальчика бы потом вылавливали из-под моста Влюбленных Парочек, раздутого от гнилостных газов и поеденного рыбами. Так что не надо тут мне на заборе фигвамы рисовать, товарищ обвиняемый. Ты просто заботишься о своих будущих половых партнерах. У тебя же цель не просто к ним в трусы пробраться, но еще и в мозги, и в душу, сделать так, чтобы они остались с тобой, с кем бы они ни были. Верно? Верно. Ты же свою секту собираешь, думаешь я не вижу? Ты можешь обманывать кого угодно снаружи — маму, Хинату, Нобу-сенпая, своего отца, Томоко, Наоми, Шизуку и Натсуми, можешь говорить, что «просто помогаешь людям», но почему-то все эти люди — исключительно симпатичные девушки. Вот у нас в классе есть девушка по имени Нэму, знаешь? Не знаешь. Потому что она — толстая. И все. Этого достаточно, чтобы в сферу твоих интересов не попадать. Конечно, Кента-кун крутой, Кента-кун никого не боится и всем помогает… но как же это жалко. Ты же старше их, ты же мудрее. Это все равно, что в песочнице с детьми за совочек с песком конкурировать, конечно среди детей ты всех круче. Как ты воспользовался своей силой, своим знанием? Просираешь дни в комфортном ничегонеделании, гордишься собой, нагибая школьников и совращая школьниц? Тебе дан еще один шанс, а что ты сделал — по-настоящему? По серьезному? Говно ты а не человек.

— Протестую — говорит внутренний адвокат, вставая и поправляя галстук: — а что вы хотите, чтобы он делал? Мир спасал? Так это бесполезная затея и опасная для окружающих. Все спасение мира как раз с создания своей секты и начинается. Он и так использует свою силу во благо… старается. Никого не убил и даже секса ни с кем не было, хотя шансы у нас были, знаешь же. И потом — не помогать человеку только потому, что это симпатичная девушка — тоже сексизм и тоже неправильно. Так уж получилось, что вокруг такие вот девушки и проблемы как правило у них возникали. Но! Но уважаемый оппонент забывает о Дзинтаро. Да, Дзинта-кун не девушка и уж видов у нас как бы с ним переспать — нет никаких. Тем не менее — мы ему помогли. И не раз в общем-то.

— Ой, закатывает глаза государственный обвинитель, да знаю я про вашего Дзинтаро. Первый раз вы Томоко помогали и мысли у вас о его благополучии не волновали. Да и второй раз, когда поколотили его — тоже без мыслей о его благе, хотя — признаю, мысль отозвать его в сторону в третий раз была продиктована заботой и о его имидже, но в первую очередь — о своем покое. Кента просто хотел накидать ему втихую и потом сказать, чтобы тот отстал от него, и в то же время чтобы в школе не знали. Вот что руководило нами. Это вот Дзинта проявил себя с лучшей стороны — даже попытался нас защитить, чтобы А-кун не избил. И домой потом принес. И от стаи Натсуми защитить пытался… безуспешно, конечно, куда ему, но пытался. Вот он, кстати — к Кенте лучше относится, чем Кента к нему. Без всякой выгоды. И ошибки свои признает, пусть сперва и повел себя не очень. Вот у него есть моральный компас, а у этого…

— Ладно, говорит адвокат, ладно, что ты хочешь сказать? Говори уже и покончим с этим.

— Что я хочу сказать — разворачивается его оппонент, я хочу сказать, что ты, вернее — мы, то есть Кента-кун со всеми его тараканами — жалкая и эгоистичная тварь.

— Как-то резковато. Но, наверное, правда — соглашается с ним адвокат и я мысленно возмущаюсь — уж ты-то должен был меня защитить!: — Тяжелый процесс — пожимает плечами адвокат: — что я сделаю, если ты — сволочь и действительно все делаешь только для того, чтобы либо потешить свое самолюбие, либо обеспечить себе сексуальную партнёршу в будущем, либо и то и другое. Ты же как змей, вползешь в душу и останешься там «добрым старым другом», который время от времени трахает бедных девушек, чью душу ты отравил. Тебе же это надо, Макиавелли ты наш. Власть над людьми, но не та власть, которая может быть навязана силой или куплена за деньги, нет. Ты хочешь иной власти — ты хочешь владеть сердцами людей, ты хочешь управлять ими, но так, чтобы они сами хотели исполнять все твои желания… слава богу что ты ленив… таких как ты на кол надо сажать. И сжигать потом. А пепел в хранилище радиоактивных отходов запечатывать в саркофаг бетонный.

— Точно — подхватывает государственный обвинитель: — у него новый шанс, новая жизнь, весь опыт прошлой жизни, а он — чижика съел! Школьниц он соблазняет! Охренеть, видели бы тебя твои знакомые из прошлого… ты что, старый?

— Да пошли вы — говорю я им: — пошли вы все. У меня была жизнь и я ее прожил как хотел. Есть новая и ее я тоже проживу как хочу… но насчет сексизма вы правы. Неправильно помогать только симпатичным девушкам, спасибо, что глаза раскрыли. И неверно рассчитывать на благодарность… так я и не рассчитываю… ну, почти. Что касается секты и Клуба — тут я согласен что палку перегнул, но казалось, что оно, само собой. Впрочем — согласен, сволочь я. Вернусь в школу — разгоню клуб и объясню девушкам за тоталитарные секты, а то у меня едва «Аум Синрике» не получилась. И там уже заживу по-настоящему, хватит в песочнице возиться. Но сейчас… сейчас надо Такеши-куна спасать.

— Так — говорю я, прерывая ход мыслей и отодвигая в сторону Сору-тян, которая машет у меня перед лицом ладошкой, проверяя не заснул ли я: — я пошел за ним, не натворил бы он чего сдуру…