— Совпадений не бывает — говорит мама, внимательно изучая договор. Совпадением на ее взгляд не может являться тот факт, что сразу же после «а кто нас туда приглашал?» — я сказал — «а, кстати…» и представил на общее семейное обозрение договор от «Токийского айдола». Уже с моими поправками.
— Как классно! — ликует Хината: — никуда переезжать не надо! Сейчас братик заработает нам кучу денег и купит мне новый смартфон! И платье! А еще я давно хочу сережки с зелеными камушками…
— Как-то это… неожиданно все — говорит папа: — а мы уверены, что хотим видеть Кенту в таком вот шоу? Я как-то раз видел его и не скажу, что в восторге… уж очень они там жестко с ребятами…
— О, господи, да что с ним будет? — закатывает глаза Хината: — он же толстокожий как носорог! Он же этот… социопат! Он страдать не будет, это те, кто с ним дело имеют — будут страдать, но так и им и надо! Я вообще не собираюсь жалеть этих мажоров на шоу или их продюсеров!
— Социопат — это тот, кто общества боится? — хмурится папа: — или тот, кого общество боится?
— Общество его пока не боится, хотя должно было бы опасаться — говорит Хината: — и вообще, почему мы тут обсуждаем такие глупости как его душевное равновесие, когда на кону моя школа?
— Хина-тян! — повышает голос мама: — не смей так говорить о моем сыне и твоем брате! Дело серьезное и мы должны заботиться друг о друге как семья, а не бросать Кенту в недра дешевого шоу на потребу публике… хотя должна сказать, что предложение любопытное… — она задумывается, глядя на договор.
— В любом случае нас с мамой это дело не касается — говорит папа: — если так хочешь участвовать — участвуй. Ты парень уже взрослый, твоя ответственность. Только постарайся уж сильно не осрамиться на публике, все-таки шоу. Читал я, что после таких вот шоу последствия для всей семьи могут быть…
— Еще как касается — возражает ему мама: — это семейное дело и оно касается и меня и тебя. Потому что мы здесь никого не бросаем и не оставляем позади. Все делаем вместе.
— Wir trinken zusammen, nicht allein… — киваю головой я: — и пьем тоже все вместе, никто один… на диване… перед теликом.
— Мне кажется, что ты упустил воспитание этого молодого человека — говорит мама, обращаясь к отцу: — давненько ты его не порол.
— Я вообще против физического насилия и телесных наказаний, ты же знаешь, дорогая — говорит папа, явно радуясь тому, что разговор наконец ушел от скользкой темы «папа безработный, как мы будем теперь жить?!»
— …? — мама бросает на отца вопросительный взгляд, но на этот раз ее глаза прищурены. Совсем едва, чуть-чуть, но этого хватает. Папа поднимает руки вверх, сдаваясь.
— Это наше совместное, семейное дело — соглашается он: — Кента, делай так, как… а как он должен делать, дорогая? — он чешет в затылке и пожимает плечами: — ээ… не соглашаться? Или все-таки согласится?
— Ты-то почему туда пойти собрался? — спрашивает мама, уперев руки в бока и становясь серьезной: — или ты петь научился?
— У него другие таланты — предполагает Хината: — он девушек раздевать умеет, не прикасаясь к ним. Факир! Мастер! А там девушек симпатичных — пруд пруди! Две трети участников — девушки! А те, которые мальчики — тоже от девушек не отличишь… вот он и развернется…
— Хината! — на этот раз голос подаю уже я. И откуда эта мелкая стерва столько всего про меня знает? Поистине, ищи врага в стане своем, вот не хватает мне Хироши и его знания Евангелия, сказал бы какой стих.
— Что Хината? — не смущается сестренка: — а что ты еще умеешь-то? Только девушек смущать да в голову бить рукой! Петь ты не умеешь, значит ты — корица!
— Что?!
— Ээ… перчинка! Вот! — Хината обводит нас взглядом и закатывает глаза: — Папа! Мама! Вы что, не знаете, как подбирают участников для «Айдола»? Там же все всегда по типажам идет — ну там, стерва, пацанка, барби-герл, мачо, красавчик, стеснительная няшка, цундере и так далее. Обычно в состав включают и перчинку — человека, который не умеет ни петь ни танцевать, но с необычными талантами — ну как Бьянка-тян в прошлый раз. И потом смотрят, что из этого получится. Обычно такие вот специи до полуфинала не дотягивают, все-таки проект про айдолов. Жаль. Но! — Хината поднимает палец: — но если он покажет себя вполовину как Бьянка-тян, то мы уже заработаем! Бьянка теперь газировку рекламирует! «Одним глотком!» — так кажется…
— Кажется я видел эту рекламу — задумчиво говорит папа: — эта девушка действительно не лишена определенных… талантов. И как они такое по телевизору показывают без цензуры? Нет, ты не подумай, мне не понравилось! — поспешно заявляет он, поймав взгляд мамы: — я это решительно осуждаю. Но девушка симпатичная…
— А еще она теперь в кино снимается. — добавляет Хината: — так как у нее таланты и …
— И откуда же ты это знаешь? — спрашивает мама и Хината тут же проявляет осмотрительность, потому как Бьянка-тян у нас снимается только в определенного вида фильмах.
— А я… не знаю. — говорит она: — мне ээ… в школе рассказывали.
— Говорила я, что в этой школе ее дурному научат — кивает мама: — надо ее все-таки в другую переводить. Скажем только для девочек. Видела я хорошую школу при каком-то католическом ордене, уж там фильмы Бьянки-тян не показывают…
— Ну мама!
— Ладно тебе — машет рукой папа: — в наше время молодежь об этом больше нас уже знает.
— Не об этом речь. — мама переводит свой инквизиторский взгляд на меня: — значит ни петь, ни танцевать ты не научился? А что же ты умеешь? Почему тебя пригласили?
— Ээ… — в этот момент я остро пожалел, что вытащил эту чертову бумажку. Надо было сделать все как чертовы подростки — изобразить подпись, стащить печати-факсимиле и бежать на студию вприпрыжку. Как там — легче получить прощение, чем разрешение.
— Да, кстати — говорит папа: — действительно, у нашего сына скрытые таланты. Мне вот интересно…
— Нет у него скрытых талантов — вздыхает Хината: — он умеет только в голову бить и девушек раздевать.
— Ну… — я оглядываюсь, понимая, что попал как кур в ощип. На меня внимательно смотрели добрые глаза всей семьи. Добрые и ласковые. И как так получилось, что эта мелкая приставала все обо мне знает? Куда там Хироши, вот кто у нас и частный детектив и Екатерина Медичи в отрочестве. А я ей еще парфэ покупал…
— Хината права — признаюсь я: — действительно иных талантов у меня нет.
— Ура! Я всегда права!
— Ты серьезно? — хмурится папа: — ты умеешь раздевать девушек взглядом? Ээ… кажется я тебе немного завидую. А покажешь? Мы можем пройтись в город и… ай!
— Папа шутит — говорит мама, потирая ребро ладони: — он шутит. Ему не надо никаких голых девушек, кроме меня, верно, дорогой?
— Да я исключительно в рамках проверки способностей нашего сына! Это ж талант! Возможно его надо развивать! Ай! Дорогая, ну это непедагогично, бить меня при детях… в конце концов, кто в семье главный?!
— Конечно же ты, дорогой. Так что там про раздевание девушек, Кента-кун?! Надеюсь ты не сделал ничего плохого этой милой девочке, как ее там… Томоко-тян?
— Ээ… в общем это довольно долгая история — предупреждаю я всех. Ма сказала, что ничего, что они все равно никуда особо не торопятся, время вечернее, ужин семейный, самое время обсудить, что такого натворил ее сын. Папа сказал, что как глава семьи, он лично глубоко и искренне поддерживает точку зрения мамы, и не потому, что он подлизывается и надеется на что-то чуть позже вечером, а потому, что точка зрения мамы самая разумная и взвешенная. Мама сказала, что папа молодец и чуть позже вечером у него обязательно что-нибудь получится. Хината закатила глаза вверх и сказала, что эти люди запрещают ей смотреть фильмы Бьянки-тян, а сами…
— Ну… — в свою очередь сказал я: — на самом деле это довольно забавная история… в общем помните тот вечер, когда я домой вместе с одноклассником пришел?
Ма сказала, что она совершенно точно помнит тот вечер, когда меня домой на руках принес мускулистый парень, такой … энергичный и очень застенчивый. Папа сказал, что он поражается ее наблюдательности, и мускулы то она заметила и что застенчивый увидела. Наверное еще и симпатичный? Ма сказала, что она знает, что она заметила и, если бы парень был симпатичный — она бы так и сказала. Мускулистый, энергичный и застенчивый. Все.
Хината сказала, что она тоже помнит тот вечер, ведь это был вечер крушения надежд ее подружки, вернее — почти крушения. Ведь они с мамой тогда уже подумали, что ее братик, Кента — по мальчикам. Папа тут же схватился за сердце и сказал, что час от часу не легче и что пока он на работе сюда приходят какие-то мускулистые и энергичные молодые люди и если сперва он опасался, что… — тут он бросает быстрый взгляд на маму — то оказывается, что этот негодяй имеет виды на его сына! Тут уж я закатил глаза и сказал, чтобы не переживали и никаких планов по похищению сердечка Дзинтаро у меня нет.
И хорошо — сказала Хината, а то уж больно легко его мама связала и оставила на полу лежать. Она, Хината — помогала узлы вязать. Папа снова за сердце схватился. Мало того, сказал он, что моя жена в свободное время, пока я на работе — связывает мускулистых и энергичных одноклассников моего же сына, так ей еще и моя дочка помогает!
Ты так говоришь, сказала мама, словно это что-то непристойное. Они оба посмотрели на Хинату. Та только плечами пожала и сказала, что все знает. И что веревки мама использовала те же. И что узлы мама подозрительно хорошо вяжет. Конечно, этот амбал не сопротивлялся сильно, все-таки он Кенту полуживым приволок, чувствовал, гад, свою вину…
Мама сказала, что веревки были те же, да, но она их потом продезинфицировала. Папа только глаза закатил. Я сказал, что могу в принципе ничего и не рассказывать, раз уж тут такие интересные темы поднимаются, они вполне могут продолжить общаться и без меня. Мама сказала чтобы я ничего не придумывал и рассказывал все как есть, потому что все внимательно слушают. Я вздохнул. И рассказал, как я неожиданно стал героем популярного ролика в сети.
— Погоди… — хмурится Хината: — так это ты был на видео, дрался с тридцатью бандитами?
— Их было тридцать?!
— Это тогда тебе зуб выбили?
— Ээ… да не было там тридцати. Двое было… наверное — говорю я, стараясь успокоить поднявшийся ажиотаж.
— Четверо — уточняет Хината, доставая смартфон: — вот, смотрите! — она протягивает смартфон, на экране ролик с названием «Драка на детской площадке! Шок! Один против всех! Хулиганы нарвались на боксера!»
— Ну-ка… — папа и мама склонились над экраном. Я вздохнул. Что же, рано или поздно это все равно бы случилось. Сейчас меня будет ждать сеанс разоблачения — «кто ты такой, тварь, и куда ты дел нашего сына?». И что мне говорить? Извините, не хотел? Я и есть ваш сын, только в голове у меня еще опыт одной жизни? Я смотрю, как ролик заканчивается и головы моих (не моих! Кенты!) родителей поворачиваются ко мне. Сейчас в их глазах мелькнет страх, недоверие, неприятие… как бы я чувствовал себя на их месте?
— Боже мой — говорит папа.
— Аматэрасу. — вторит ему мама.
— Э… это не то, что вы можете подумать — говорю я. Что именно должны подумать родители, увидев такой ролик я не знаю. На ум приходит анекдот о мыслях, когда молодую парочку застукали за сексом родители парня и он думает — «все, конец», девушка думает «теперь-то он точно на мне женится», отец думает «взрослеет парень, надо бы мотоцикл купить», а мать думает — «Боже мой, как она лежит, мальчику же неудобно!».
— У тебя ничего не сломано? — беспокоится мама, вскочив на ноги и начав осматривать меня: — они же тебя били!
— Да все с ним нормально! Самурай! Молодец! — папа неожиданно хлопает меня по плечу: — браво! Как ты их!
— Надо в полицию заявить! Они же так и убить могли! — продолжает мама, заглядывая зачем-то мне в рот: — Изверги!
— Если в полицию обращаться, то скорей его посадят — рассудительно замечает Хината: — он-то целый, а у этих мальчиков, наверное, все переломано.
— Ээ… то есть все нормально? — спрашиваю я. Мама всплескивает руками и уверяет что все ненормально. Это ненормально, когда обычные мальчики не могут даже погулять на детской площадке — говорит она, этот город катится под откос и хулиганы уже на каждом углу, а у нас еще благополучный район. Папа снова хлопает меня по плечу и говорит, что не ожидал такого быстрого результата от секции бокса, но рад за меня. Может меня в Академию Боевых Искусств определить? Есть тут такая, там государственная стипендия и довольно престижное заведение…
Некоторое время спустя я лежал в своей кровати и смотрел в потолок, невидимый в темноте. И думал. Думал о том, что отца, оказывается уже второй месяц как уволили, а он все это время ходил куда-то как на работу. Делал вид, что все хорошо. Наверное, и мать недавно об этом узнала, то-то она такая злая была. И трезвая. Для местных вообще быть безработным — проклятие, почище чумы, нашествия саранчи и колесования. Если мужчина не работает — значит что-то с ним не так. А у отца работа была довольно неплохая, раз уж он нас всех содержал и сейчас ему устраиваться куда-то — только с понижением. Тут же работают в одной компании всю жизнь, тех, кто туда-сюда прыгает недолюбливают, да и прибавка к жалованию идет за каждый год службы, а не за заслуги или там эффективность. Что вы хотите, восточно-рисовый менталитет. Вздыхаю и беспокойно ворочаюсь. Рядом с головой что-то пикает. Я достаю свой смартфон и пялюсь в экран. Сообщение от Томоко. «Спишь?» и извиняющийся смайлик с капелькой на голове. «Не спится пока» — отправляю в ответ. Интересно мне сегодня опять фоточка Томоко топлесс придет? «Мне Дзинта-бака пишет!» — приходит сообщение — «Извиняется и приглашает в кино на выходных». Ага, думаю я, не дождался товарищ Мускулистый и Энергичный лекции про любовь и продолжает штурмовать крепость в лоб, не читал он притчу про солнце и ветер. И про личное пространство тоже не в курсе. «Что делать?» — спрашивает меня Томоко. Тут же приходит сообщение от Шизуки — фото. Раскрываю сообщение, вижу фотографию ножа. Неплохой такой нож, не танто, как тут любят, скорее кинжал, или даже не кинжал, а так называемый «нож коммандос» с полуторной заточкой и гардой. Хорошая штуковина. Нож сжимают хрупкие девичьи пальчики. «Так правильно?» — спрашивает Шизука. Смартфон снова пиликает. Фоточка от Наоми. Просто обычный канцелярский зажим для бумаги…
Откладываю телефон и смотрю в невидимый в темноте потолок. Думаю о том, что для попаданца из другого мира у меня как-то уж слишком быстро образовались привязанности и задолженности. Потому что одно проистекает из другого, ведь если ты к кому-то привязан, то ты ему уже должен. Должен написать среди ночи о том, как правильно держать нож, что делать, если назойливый ухажер зовет тебя в кино и конечно же должен испытать странное волнение в груди при виде обычной фотографии канцелярского зажима.
Должен помочь своим близким стать лучше. Самому себе — стать счастливым. Как там — счастье это как торт на блюде, одному не справиться с ним. Мы, люди, животные стадные, нам мало личного счастья, персонального, мы начинаем требовать его для своих близких. А потом — и для дальних.
Телефон снова тренькает. Томоко «Ну что с ним делать?». Шизука «А теперь правильно?». Наоми — еще одна фоточка.
Что же пора отвечать. Вздыхаю и переворачиваюсь на живот, чтобы написать ответы было удобней. Еще же на фото надо чем-то ответить. Что же мне снять ей в ответ?