Сидя в ванной, я уныло разглядываю правую руку. У меня болит связка в локте, с внутренней стороны, боль привычная всем, кто хоть раз пробовал взять на бицепс больший вес, чем он может вытянуть. Связка с этой стороны тянется чрезвычайно легко, а заживает очень долго, если не давать руке покоя, то и месяца два болеть будет. Вот чем реальный мир отличается от комиксов, в реальности Ночной Мститель и Человек-Летучая Мышь после каждой своей вылазки валялся бы в ванной, разглядывая свои синяки и ссадины. И на следующую вылазку следующей же ночью нипочем не вышел бы, а если бы вышел — то двигался бы как Буратино, скованно и предсказуемо. Вот как я сейчас. И когда я успел себе связку потянуть? В тот момент было не до того, адреналин ударил в голову, а вот сейчас — откат и все болит. Особенно рука, да.
Оставляю руку в покое, аккуратно укладывая ее вдоль кромки ванны и стараясь не шипеть от боли. Расслабляюсь и поднимаю голову вверх, разглядывая светильник на потолке. Думаю о том, что, наверное, переборщил и вообще, что за ребячество, не хватало только в обтягивающее трико одеться и бегать ночью по городу, выкрикивая что-то о Силе Лунной Призмы. Адреналиновый откат — он такой. Начинаешь сомневаться, искать смыслы в происходящем, переживать о том, что наделал. Однако, поскольку я знаю как с этим справляться и принимаю ответственность за все решения, которые принял — то я и не грызу себя сам. В тот момент это было необходимо, все прошло довольно удачно, хотя было довольно рискованно. И да, необходимость выгуливать своего темного попутчика, выплескивать агрессию очень нужна и мне и Кенте. Потому что в последнее время я — вылитый хороший парень, а постоянное пребывание в этой роли всегда подразумевает компромиссы, сдерживание рефлексов и инстинктов, где-то наступить на горло собственной песне и как результат — накапливается фрустрация. В моем случае было нужно выправлять социальное положение Кенты из ужасного в приемлемое и комфортное, да и помочь окружающим хотелось, а в результате — вона как меня перекосило. Лекарство известно — больше тренировок в агрессивных видах спорта, физическая активность и иногда — разумный риск. Именно разумный! Прекратить порочную практику прыгать на нож мягким пузом. Ведь это все постепенное стравливание пара и агрессии как раз и нужно для того, чтобы сохранять голову холодной, а разум чистым, а не дергать тигра за усы.
— В ванне валяешься? — спрашивает меня Хината, что-то разыскивая на полке с шампунями, мылом и зубными щетками.
— Угу — отвечаю я машинально и только потом понимаю, что наличие моей любознательной сестренки в ванной комнате в тот момент, когда я лежу в горячей воде — как минимум необычно. И требует некоторого прояснения ситуации.
— А ты чего не спишь так поздно? — спрашиваю я вовсе не то, что хочу спросить. На самом деле мне хочется встать, закрыться полотенцем и спросить какого черта она тут делает, но первый порыв никогда не бывает верным. Во-первых, чего-то прятать от нее уже поздно, а такие вот движения покажут меня не с лучшей стороны. В конце концов я — старший брат и как таковой должен тут пример хладнокровия и рассудительности показывать. Было бы неплохо, конечно, еще и пример высокой морали и нравственности показать, но чего нет — того нет. Это ей пускай мама пример подает… хотя и там у меня есть определённые подозрения, уж больно в фривольные чулочки мама вечером в пятницу себя затягивает. А во-вторых, нам от народа прятать нечего, а поведение «ой стыдно!» — травму неокрепшей психике нанести может. Потому я не дергаюсь и продолжаю расслаблено лежать в горячей воде.
— Не спится чего-то — говорит Хината, усиленно делая вид, что ищет что-то на полке: — не видел мою жидкость для контактных линз?
— Ты контактные линзы носишь? — удивляюсь я: — у тебя же со зрением все в порядке…
— Это для косплея… — поясняет Хината: — у нас скоро будет фестиваль, мы с Айкой в кафе кошек-горничных официантками записались!
— Обалдеть — говорю я. Мой разум тщетно пытается связать три таких разных понятия как служащая в гостинице или богатом доме, работница предприятия общественного питания и млекопитающее семейства кошачьих отряда хищных. Получается с трудом. Я мотаю головой, выбрасывая из нее образы невероятных мутаций и социальных девиаций, которые могли бы привести к такому результату. Наверное, последствия утечки радиоактивных отходов под гостиницей с рестораном и зоомагазином.
— Нет, я спрашиваю, чего ты в ванной комнате делаешь. Видишь же, что я ванну принимаю.
— Пф! — фыркает Хината: — да что я там не видела! Мы с тобой вообще мылись вместе до определенного возраста! Меня Айка попросила сфотать!
— Что?!
— А что? Кстати, предлагаю сделку — деньги пополам. Только чур, сам все сфотаешь, у меня рука не поднимется. А то в прошлый раз я ей уже баклажан на кухне сфотографировала, так она опознала что это баклажан, представляешь?! Тысячу иен заплачу и одну встречу в кафе взаимозачетом.
— Все, иди отсюда! — делаю вид, что сейчас брызну в нее водой и она отступает за дверь. Приоткрывает и просовывает свою голову обратно.
— А откуда у тебя такие синяки на бедре? — спрашивает она: — опять с кем-то подрался?
— А ну! — я брызгаю в нее водой и она исчезает. Я остаюсь один, размышляя как так я забыл закрыть дверь в ванную комнату. А еще о том, что завтра надо будет в новостных сайтах поискать новость из разряда «избит и замерз до смерти, циничный убийца даже написал СМС в полицию!» и «детективы вышли на след циничного убийцы, это школьник!». А через некоторое время «мораторий на смертную казнь в отношении несовершеннолетних снят Верховным Судом Японии на судебном заседании по делу циничного убийцы». И конечно — «приговор приведен в исполнение, школьник-убийца брошен под асфальтоукладочный каток, повешен и сожжен, а пепел развеян над помойкой».
Вздыхаю. Все-таки адреналиновый откат и бурная подростковая фантазия в сочетании друг с другом — убойная смесь.
На большой перемене я решил перекусить не в буфете или где-нибудь в классе, а сознательно выбрал нашу клубную комнату. Мне нужно было встретиться с Шизукой. Вот поэтому мы с ней сейчас сидим в клубной комнате вдвоем над бутербродами с тунцом и рисовыми шариками. Благодаря нашей старосте и председателю клуба — у нас есть термос и чайник, так что в чашках у нас горячий зеленый чай. Шизука не ест и не пьет. Она смотрит на меня и мне становится слегка неуютно под ее пристальным, немигающим взглядом.
— Полагаю, ты гадаешь, почему я решил собрать вас всех здесь? — спрашиваю я, приподнимая бровь, и очень желая разбавить атмосферу шуткой, пусть даже такой старой и седой.
— Ты сказал прийти — отвечает Шизука: — и я не вижу здесь никого, кроме нас с тобой.
— Тяжелая публика — бормочу я себе под нос: — но ладно. Во-первых насчет субботы — ты придешь?
— Да — отвечает Шизука. Просто «да» и все. Никакого «конечно» или «как я могу не прийти» или «я же обещала». Просто «да» и все. И она продолжает смотреть на меня своим застывшим взглядом.
— Хорошо. Как я уже говорил — возьми с собой спортивную форму. И полотенце. И бутылочку воды.
— Да — снова это «да». Снова этот немигающий взгляд. Жуткая девчонка эта Тихоня. Вот потому-то у нее и нет подружек. И друзей. И парня тоже. Какой парень захочет, чтобы на него так смотрели? От такого взгляда — мурашки по коже. И это, даже если не знать, что у нее в портфеле — один выкидной нож, один с фиксированным клинком и заточкой под «танто» и конечно же опасная бритва в кармашке. Надо бы ее научить таскать пластинку бритвы за щекой, как шпана в портовых городах, выплевывая ее в лицо в случае опасности, сгибая между зубами… то-то страху будет. Хотя, это может уже и перебор, но если кто и может легко освоить такую технику — так это Тихоня, она спокойно с каждой стороны по бритве может носить… тут весь трюк в том, чтобы не бояться порезаться, уметь спокойно перемещать бритву во рту языком. Вот как захочется мне особо острых ощущений — так обязательно ей этот трюк покажу. Первый же парень, который к ней с языком полезет — поседеет.
— И… есть еще одна причина. — говорю я: — смотри, сегодня мы будем учится воспринимать все более позитивно.
— Зачем? — спрашивает Тихоня.
— Затем, что когда ты воспринимаешь мир позитивно, то тебе живется немного легче. Тут главное — отношение.
— Зачем?
— Зачем? Как зачем — чтобы жить счастливо и …
— Зачем жить счастливо? — спрашивает Тихоня-Шизука и я понимаю, что у меня нет ответа на этот вопрос. Вот вроде аксиома — все люди хотят жить счастливо, да? А поди ж ты, докажи ее, на то она и аксиома, подается по умолчанию. А убери это краеугольный кирпич в основании всех мысленных построений — и все. Это как, если коучу, который инфорцыганит на тренинге по успеху и всему этому джастдуит — сказать, что успех не нужен. Вот не нужен и все. Можно я пойду уже? Против такого трудно возражать. Ну не нужен тебе успех, ну чего тут. Иди уже.
— Хорошо — после некоторой паузы начинаю я: — жить надо комфортно. Зачем? Чтобы жить дольше? Зачем? Чтобы … исполнить все желания твоего темного нанимателя, например. Чтобы поубивать всех, кого хочешь. Чтобы пострадать вдоволь. Чтобы завоевать мир и повергнуть его к своим ногам и все такое. Много дел. А для этого надо мыслить позитивно… а то с негативными мыслями у тебя рак жопы начнется уже в пятнадцать.
— Мне шестнадцать. Семнадцать скоро исполнится.
— И если ты не начнешь воспринимать мир позитивней, то у тебя скоро что-нибудь отвалится. В любом случае, мы начнем с ассоциаций, это позволит мне узнать тебя лучше. Давай так — я говорю слово, а ты говоришь первое, что придет в голову, как услышишь это слово. Хорошо?
— Да — снова «да» и снова этот взгляд.
— Ладно. Итак… забор!
— Где?
— Нет, в смысле — забор как слово. Что у тебя в голове всплывает первым делом?
— Убийство. — отвечает Тихоня и я гляжу на нее. Молча. Как забор может быть связан с убийством? Прошу пояснить. Тихоня-Шизука поясняет. Все просто — убийство под забором. Вот стоит забор, а под ним в луже крови — мужик. Кишки наружу, язык изо рта вывален, глаза выпучены, а над ним мухи кружатся. И запах. Потому как лето на дворе и они ему в глаза уже личинки откладывают. И собака кровь из лужи лакает.
— Хорошо. — вздыхаю я, думая о том, что игра в ассоциации может вызвать определенные трудности, уж больно фантазия у нее богатая и креативная: — маленький милый щенок.
— Загрызен собаками насмерть — поясняет Шизука.
— Ээ… розовый пони? — я пытаюсь найти что-то, что очень трудно ассоциировать с «кровь, кишки, мозги по стенкам». Как можно ассоциировать что-то жуткое с розовым пони?
— Изнасилован единорогами. И убит. — любезно объясняет Шизука: — потому что у них рога такие… винтом. Кишки наружу, конечно же. Возвратно-поступательными движениями как штопором — выдернуты. И глаза выколоты.
— Погоди. — поднимаю я руку: — погоди. Стой. Сейчас… папа и мама? — не прекращаю попытки я. Тихоня сужает глаза, прищуриваясь и подбираясь.
— Убиты собственной дочерью — говорит она: — какая страшная смерть. Они умирали долго и мучительно. И как в него такой здоровенный баклажан поместился?
— Ой все — говорю я, вытирая лицо. Игра в ассоциации у нас не получилась.
— Смерть — отвечает Тихоня.
— Все, мы прекратили — объясняю я: — давай так. Наша задача — помочь тебе видеть что-то позитивное в жизненных обстоятельствах, хорошо? То есть твоя задача — проговаривать про себя как минимум два или три позитива от любой ситуации. Сделать лимонад из лимона и все такое.
— Это как? — Тихоня наклоняет голову набок, продолжая смотреть на меня. Я пожимаю плечами.
— Вот смотри — говорю я: — например ты забыла дома домашнее задание и …
— Я ничего не забываю — отвечает Тихоня и смотрит на меня своим пристальным, изучающим взглядом. Вот кому-то другому на моем месте стало бы жутко… а мне даже и не страшно. Ну… почти не страшно. Когда на вас так смотрят и говорят, что «ничего не забывают» — поневоле начинаешь вспоминать — а не сделал ли ты ей чего плохого… и самое главное — не забыл ли ты об этом? Потому как напоминание может быть… неприятным.
— Хорошо, хорошо. Ты не забыла дома домашнее задание, но по дороге в школу у тебя его выхватил какой-то мальчик и …
— И он труп — кивает Шизука. Я смотрю на нее вздыхаю и соглашаюсь.
— Он труп. Но в этом наверняка можно найти что-то позитивное, не так ли? — спрашиваю я.
— Конечно. — говорит Тихоня: — по крайней мере я не забыла домашнее задание дома.
— Ээ… — говорю я. Смотрю на часы. Слава богу, большая перемена заканчивается, надо и нам в новый корпус бежать, а потом я что-нибудь придумаю, как помочь Тихоне.
— Ладно — говорю я, вставая и закрывая крышку пластиковой коробочки с бенто: — побежали в класс, скоро урок. А твоим образованием попозже займемся. А то опоздаем.
— Да — говорит Шизука и мы выходим из клубной комнаты. Запираем ее на ключ и идем по коридорам старого корпуса. На лестнице, что ведет на первый этаж — стоит Хироши, скрестив свои руки на груди. Нагловатая ухмылка, небрежная поза, прислонившись к стене — таков наш Каин.
— Кого я вижу! — говорит он, отлепляясь от стены: — а я уж думал вы собираетесь уроки пропустить… увлекшись друг другом. А у меня, собственно к тебе дело, Кента-кун.
— Хорошо — говорит Шизука и я с удивлением смотрю на нее. Хорошо? Как-то странно такое от нее слышать.
— Хорошо — поясняет мне Шизука: — первое — не придется долго труп тащить, тут до кабинета химии недалеко.
— Что?! — глаза у Хироши выпучиваются и он делает шаг назад. Вот кто бы другой сказал такое, слово в слово — он бы только посмеялся. Но из уст Тихони, сосредоточенной и спокойной — это звучит… нет, не устрашающе. Как раз, если кто-то хотел бы испугать — это бы не задело бы нашего Каина и краем. Но Тихоня говорит это так как и положено — пытаясь найти какие-то позитивные моменты.
— Второе — нас тут двое а он один — говорит Шизука: — я дам тебе бритву, постарайся не напачкать.
— Э… — говорит Хироши, переводя взгляд с нее на меня. Взгляд говорит «ладно она, но ты-то!». Я пожимаю плечами, показывая, что мешать человеку находить в этой жизни позитивные моменты не буду.
— Третье. Следующий урок — алгебра. — говорит Шизука и видя, что я не понимаю, о чем речь, поясняет: — Не люблю я алгебру. И даже если нам придется урок пропустить, пока мы тело разделываем… ты же говорил, что нет тела — нет дела и надо пока он не окоченел, потом трудно будет…
— Знаете что? — говорит Хироши, спрыгивая на ступеньку ниже: — пойду я, пожалуй, а то звонок на урок скоро.
— А что так? — вежливо спрашиваю я: — у тебя вроде дело ко мне было важное?
— Да разве оно важное — говорит Хироши, спускаясь еще на ступеньку: — так, ерунда. Потом поговорим. Совсем нет смысла нам всем здесь стоять… кричи не кричи — никто и не услышит. — и он исчезает внизу.
— И в этом тоже есть позитив — хмурит бровь Шизука: — первое — мы не пропустим урок, потому что разделывали тело. Второе — мы не замарались. В живом человеке от трех до десяти килограммов каловой массы, а у нас с собой полиэтиленовой пленки нет. И в третьих — …
— Если ты так будешь всех пугать, то в них каловой массы ни черта не останется — вздыхаю я: — видишь! Жить с позитивом намного легче… правда пока только для тебя.
— А кому еще должно быть легче? — спрашивает меня Тихоня и на этот вопрос у меня тоже нет ответа. Счастье — штука крайне личная и если лично вы счастливы, то и ладно. Правда нашей Тихоне все еще предстоит научиться перестать пугать людей до усрачки, но что такое жизнь как не процесс обучения?
— Никому — отвечаю я ей честно: — так им и надо…