Кума-сама — это вам не на заборе писать репродукцию картины Федора Решетникова «Опять двойка», как образец бытовой живописи времен Советского Союза. Кума-сама — это местный босс организации, про которую официальные лица уверяют, что такой организации не существует. И про которую на улицах города абсолютно все знают, что она не только существует, но и здравствует, чего и нам всем желает, а если эта самая организация не будет вам здравствовать желать, так самая пора медицинскую страховку покупать, да и завещание у хорошего нотариуса выправить, а то мало ли что может случиться. Город большой, портовый, тут полно тяжелой техники, высоких домов с открытыми окнами и лестниц со скользкими ступеньками… зачем добавлять статистику несчастных случаев как на производстве, так и вне его?
Потому практически все в нашем городе знают Куму, знают Медвежий угол, знают его слабость к поединкам в Кругу, а также огромную кучу бытовых страшилок про какого-нибудь приезжего идиота, который не знал и случайно Куме дорогу перешел. Где именно такие идиоты заканчивают свой путь — на дне залива с ногами в тазике с бетоном или в фундаменте строящегося торгового центра, а то и в крематории, в качестве бонусной добавки в урну с прахом вашей бабушки — никто точно не знает. Отчего эти истории приятно слушать вечером, выключив свет и освещая фонариком лицо… или болтать о них в пабе под холодное пиво, теплое сакэ и жаренного кальмара со специями на деревянных шпажках.
Встречаться же с Кумой в его берлоге — это я вам скажу уровень. Мне просто повезло, что на каком-то этапе я участвовал в шоу и привлек его внимание своим нездоровым перекосом в сторону единоборств. И сейчас, когда у нас на горизонте новые неприятности с китайскими товарищами — его влияние, его связи и мое с ним знакомство будут очень кстати.
— Добрый день, Кума-сама — кланяюсь я почтительно. Все как положено, как учила меня мама, как учила меня Сора-тян — поклон практически в девяносто градусов, переломиться пополам в пояснице и смиренно уткнуть взгляд в пол, задержаться в таком состоянии долю секунды, так, чтобы акцентировать внимание на позиции, нельзя кланяться так, словно нырок в боксе делаешь, челночком — вверх, вниз. Нет, это поклон и тут надо показать уровень почтения, вежливость по отношению к старшему по званию и готовность кивать головой и соглашаться.
— О! Кента! — расплывается в зубастой улыбке Кума-Медведь и делает широкий жест своей огромной ручищей: — проходи, присаживайся! Чаю? Кофе? Ми-тян сообрази там что-нибудь… ага.
Тут же рядом со мной появляется девушка в дорогом офисном костюме и как по мановению волшебной палочки на столе возникает чашка, из которой струится легкий пар и по помещению разносится аромат жасмина. Клянусь, я даже подумать не успел, хочу ли я чаю и уж тем более — какого именно. Ну и ладно, думаю я, зато чайной церемонии не будет. Кума — скорее европейский тип лидера, он не рядится в кимоно, не носит татуировок с шеи и до пояса, видел я его предплечья, никаких карпов и драконов. Вот и тут — хочешь чаю? Секретарь принесет тебе чаю. Никаких чайных церемоний, уважительного молчания пока фарфоровая посудина промывается горячей водой один раз… второй, третий. Пока выверенными жестами взбивается зеленый чай, а первая заварка, считающаяся ядом — выливается прямо сквозь деревянную решеточку на подносе. Сразу к делу. Как и принято в загнивающей от собственного прогресса Европе. К черту традиции.
— Спасибо — киваю я и отпиваю немного из чашки. Выказать вежество и уважение — штука обязательная, а совсем не пить чаю — это вроде как не совсем вежливо. Не знаю. Тут мое обучение начинает хромать на обе ноги, потому что ни мама, ни Сора-тян ни разу не сказали, как себя вести на приеме у босса локальной организованной преступности, ака — уважаемого и законопослушного бизнесмена. Потому что обратное не доказано. Нет свидетелей. Пропали все куда-то.
— Чего я тебя позвал-то — гудит Кума и откидывается назад в своем монументальном кресле, больше похожим на трон владыки из какого-нибудь третьесортного исторического боевика о рыцарях и пышногрудых принцессах: — слышал у тебя неприятности с… континентальными ребятами.
Ага, думаю я, вот как тут триаду обзывают. Континент. Ребятки с Континента. Мы — само собой островные, а они — континентальные. Здорово. Просто, понятно и не перепутаешь. А заодно и слова вроде «триада» или «якудза» почем зря не будешь трепать. Неоднократно замечал, что такими вот словами не разбрасываются… сами участники процесса. Посторонние, третьи лица, вроде уполномоченного господина Вана-старшего — те могут. Была бы настоящая триада, намекнули бы, но слова не произнесли. Саньхэхуэй, например… а скорее всего — название группировки произнесли бы. Триада — это общее название всех преступных сообществ Китая. Но никто и никогда не скажет про себя — «я мафия». Суньион, «Четырнадцать Тысяч», «Ассоциация Гармонии», есть даже «Братство Большого Кольца», не смейтесь. И это только ребятки из Гонконга. Потому что в самом Китае организованной преступности нет. Организованная преступность там — это государство. Переводя на обычный, понятный нам всем язык — преступные организации в самом Китае настолько жесткие и законспирированные, что внешние ребята ничего о них не знают. Так что… ребята с Континента.
— Есть такое дело — не стал запираться я: — и раньше были. В свое время Косум захватила парочку и …
— Помню — Кума хохотнул и достал здоровенную сигару, повертел в руках карманную гильотину: — как же, помню. Она говорит — ты молодцом держался. Ну… после твоего выступления в Медвежьем Круге я и не сомневался. — он обрезает конец сигары гильотиной и кладет ее на стол. Барабанит своими толстыми, похожими на сардельки пальцами по полированной поверхности мореного дуба.
— Перепугала их Косум-чан, перепугала до усрачки. — хмыкает он и крутит головой: — я уж думал совсем к нам дорогу забудут, ан нет. Чтобы ты знал, Кента-кун, здесь, вот где ты сидишь и даже если ты выйдешь отсюда, сядешь в это вырвиглазного цвета позорище, которое Косум называет автомобилем и нажмешь на газ — то ты будешь полдня ехать и все еще останешься там, где единственным законом для обычных людей будет мое слово. И это огромная ответственность. На улицах болтают всякое… но с восемьдесят шестого года в Сейтеки не было войны банд, на улицах не лилась кровь обычных людей, попавших под перекрестный огонь. Мы здесь — решаем дела мирно. — он делает паузу и многозначительно смотрит на меня.
— Понимаю — склоняю голову я, пребывая в недоумении. Это что еще за акцент на «мы тут решаем дела мирно»? Угроза? Или предупреждение «не вздумай мне тут войну банд устроить, Кента-кун, башку оторву?» Да вряд ли, для Кумы я все еще школьник, пусть дерзкий и талантливый, но школьник, ожидать от такого войны банд как-то уже совсем перебор. Или он проницательней чем кажется? Я-то на самом деле много чего могу, действовать в рамках закона мне тесновато, основная трудность не в том, как бы всех поубивать, это как раз несложно. Основная трудность в том, как бы всех поубивать и остаться непричастным, с чистыми руками и вне подозрений… вот это задачка. Боже, как я ненавижу современный мир с этими его везде понатыканными камерами и системой распознания лиц, с постоянным мониторингом телефонов и мгновенным появление в сети любых происшествий… это все усложняет.
— Мирно — это значит идти на компромиссы — продолжает Кума и кладет на стол бумагу. Пододвигает ко мне. Я беру ее и читаю. Копия договора беспроцентного займа, да. Стороны — Кисимото Минами и некий Ван Ян. Подписи. Заверено нотариусом. Сумма… да, та самая, от которой у меня волосы дыбом на затылке стоят. Куда Кексик столько денег дела? С другой стороны тот же молекулярный принтер штука недешевая…
— Значит вам уже сказали о чем речь… — говорю я, изучая договор. Кексик, Кексик, куда ты лезла и зачем тебе такие деньги? Нам есть о чем поговорить, дорогая… ладно, это не катастрофа, пока этот чертов Ван-старший обратится в суд… ага, а ты подписала договор как физическое лицо, значит и активы можно успеть вывести и процедуру затянуть лет на пять, а там уже неактуально будет, там и обанкротим тебя… ничего страшного. Не конец света. Со стороны закона, если по процедуре — ничего тебе не угрожает. А со стороны криминала и понятий — Кума-сама нас прикроет. Я поднимаю взгляд и смотрю на здоровяка в дорогом костюме темно-синего цвета. Белоснежная рубашка и красный галстук. Прямо сейчас он немного напоминает мне Снепса Порваллонне из комедии «Оскар» с Сильвестром Сталлоне — эдакий мафиозо, который пытается показаться цивилизованным человеком и даже галстук нацепил. Кума-сама только на вид кажется неповоротливым и недалеким громилой… он быстр, он опасен и очень умен. И считать его добрым дядюшкой или своим союзником было бы ошибкой. В этом мире и на таком уровне выживают немногие, а уж преуспевают — и того меньше. Где-то я читал что успешным топ-менеджером с большей степенью вероятности может стать человек у которого отсутствует эмпатия. Который не умеет пожалеть, посочувствовать или войти в положение. Потому что вершины можно добиться только расталкивая локтями и идя по головам. И это топ-менеджеры в обычных предприятиях, в легальном гражданском бизнесе. Что же говорить про теневой бизнес, про бизнес, где решение закатать человека в бетон — такое же обыденное, как и «продавай по отсечке на семь сорок».
— Сказали? — хмыкает Кума: — да не сказали. Принесли. Эти ребята в свое время помогали нам в операциях по континенту. И задолжали крупную сумму. Вернуть ее они не смогли… вовремя. А я потерял не только время и деньги. Я потерял людей, Кента-кун. Четверых людей, если быть точным. У двоих из них остались семьи. Дети. Родители. Я помогал им все это время, но… этого конечно было мало. Потому, когда сегодня мне принесли эту бумагу — сперва я обрадовался, ведь я смогу выплатить то, что причитается этим людям, безутешным в своем горе. С процентами. А потом я вспомнил, что Кисимото Минами — это же госпожа Бьянка, а госпожа Бьянка — твоя подружка и было бы неправильно ломать ей ноги сразу же, требуя возврата суммы. Вот я и пригласил тебя, чтобы разрулить ситуацию на месте… мирно. Как мы всегда и решаем здесь…
— Вот как… — говорю я. Говорю просто чтобы протянуть время. У меня сейчас слишком много мыслей. Главная из них — нас разводят. Разводят по классической схеме, разводят как кроликов на дачном участке, как наперсточник своих клиентов. Теперь Бьянка должна Куме и это плохо, это означает не только то, что у нас нет крыши, нет защиты, это означает что в случае отказа платить по счету у нас появляется … а что у нас появляется? Сперва он обдерет нас как липу, заберет все, сеть заправок Бьянки, все ее фирмы и недвижимость… если есть что забрать у меня — тоже заберет. А потом… потом — я знаю как это будет. Потом скажут — ну, остатки средств будете отрабатывать. И счетчик на проценты включат. Тут — все. До конца жизни не выбраться, всегда в долгах, я буду на ринге отрабатывать и делать что Кума скажет, а Бьянка — все что угодно. И подстелить под нужных людей и позабавится и видео продавать… что угодно. Вот ведь… так, тихо, спокойно, держи себя в руках! Ты не жертва обстоятельств, да и Бьянка не барышня в беде, чтобы так вот сдаться. Стискиваю зубы. Закрываю глаза. Выдыхаю. Открываю глаза и сталкиваюсь с внимательным взглядом Кумы-сама, уважаемого бизнесмена и законопослушного гражданина. Первая реакция — всегда ошибочна и попытаться оторвать голову Куме здесь и сейчас — дурная идея. Мало того, что не получится, так если даже бы и получилось — везде камеры, все знают, что я тут. Сделать вид, что вышел и подстеречь его в коридоре? Напасть со спины, вскрыть сонную артерию и яремную вену на шее и смотреть как эта туша пускает кровавые пузыри ртом? Тшш… тихо, тихо, спокойно. Не время плескать красным, время думать.
— Как замечательно, что вы спасли мою невесту от китайской триады — говорю я и глубоко кланяюсь: — как прекрасно что нам не придется иметь дело с этими головорезами. Это просто отлично. Я не могу выразить всю глубину своей признательности вам лично, Кума-сама. Вы — просто земное воплощение Бодхисатвы, не иначе.
— Хм. — смутить Куму нелегко, иначе он не был бы тем, кем он сейчас является: — да, я так и подумал, что вам будет приятно иметь дело со своими соотечественниками. Сумма правда… немаленькая и нужна она мне довольно быстро. Иначе проценты набегут.
— Там же написано, что займ — беспроцентный — указываю я: — я полагал…
— Между господином Ваном и госпожой Кисимото — да. А вот эти уроды с континента у меня на счетчике сидят уже пятый год — уточняет Кума: — боюсь, что в этом случае вы становитесь ответственными за эти проценты. Понимаю, что это известие может и выбить из колеи, для тебя это неожиданно… понимаю. Что же… из уважения к тебе и твоей невесте, Кента-кун, я могу дать вам три дня на решение этой проблемы. Чрез три дня я ожидаю увидеть в своем офисе деньги. Или вы можете перевести их на счет… который тебе даст Ми-тян.
— Три дня. — повторяю я. Мне нужно время. И Кума дает мне его. Недостаточно для того, чтобы решить проблему, но достаточно для того, чтобы подумать и принять решение. Что же… и то в радость.
— Спасибо за информацию и за то, что потратили свое время — я встаю и кланяюсь под внимательным взглядом Большого Босса: — пожалуй я пойду.
— Ступай с миром — благожелательно кивает он: — ступай.
— До свидания. — время уходить и начинать укладывать в голове все, что только что произошло. А произошло многое. В конечном итоге я расцениваю все это как попытка рейдерского захвата всего, чем Бьянка владеет, если, конечно у нее секретных деньгохранилищ нет. Так что сперва надо с ней поговорить, а потом уже решения принимать. Вдруг у нее эти деньги уже отложены и в коробках на поддонах в каком-нибудь гараже стоят, только и ждут того, чтобы их отдали? Может быть? Вряд ли, но чем черт не шутит, рановато волну поднимать и импровизировать сходу. В сухом остатке пока известно только то, что Кума заявил, я даже договора цессии не видел, но думаю, что за ним не станет. Сделают. Самое противное в том, что с Кумой метод «а ты на меня в суд подай» — не сработает. Не будет он в суд подавать. У него другие методы… эффективней и быстрей судебной бюрократии. Он умеет деньги из людей выбивать… и мне это не нравится. Понятно, что Бьянка в долговое рабство не пойдет, она долбанутая на всю голову, скорее народ вокруг порешает и библейскую чуму на волю выпустит. Также понятно, что я этого не допущу — ни того, ни другого. И уж тем более сам не пойду за долги на Куму работать. Нет. С этой публикой как — коготок увяз, всей птичке пропасть, отпор надо давать сразу же, на берегу и как можно более жестко. Так что… если у Бьянки нет таких вот денег, то я наконец сниму ошейник, поводок и намордник с Темного. Во всем надо искать положительные стороны, да. Хотел отпустить его погулять — вот тебе и повод, пожалуйста. И самозащита тут и помощь возлюбленной и вообще справедливость наводить и карму воплощать. Могут, конечно и меня грохнуть в процессе… но когда это меня волновало? Жизнь вообще штука интересная, но короткая, сколько не живи, перед смертью не надышишься. Вообще, сделать все с размахом, плюнуть на камеры, написать завещание и устроить тут армагеддон… уж взрывчатку-то Бьянка достанет. И пару стволов. А на худой конец — прямо сейчас у нее бочку плавиковой кислоты реквизирую… нет, рановато еще уходить, дурак ты эдакий. У тебя обязательства перед людьми и семьей. Пусть это будет план «Браво». Или даже «Омега». До чего все-таки охота все простыми средствами решать, если в руке молоток, то к чему его сдерживать?
— И… вот еще что — говорит Кума, и я — оборачиваюсь, уже почти дойдя до двери.
— В качестве жеста доброй воли я могу принять к оплате и твою долю в «Женской Общаге» — добавляет он: — о цене договоримся. Не обижу.
— Еще один жест доброй воли. Как щедро. — говорю я, отчаянно следя за тем, чтобы мой голос не выдал тонну сарказма на слово. Не время еще.
— Что тут скажешь — пожимает плечами он: — я мягкий словно масло, сынок. У тебя три дня, запомни.
— Конечно. — и я закрываю за собой дверь. В приемной на стуле сидит Косум, у нее виноватый вид. Вскакивает, увидев меня, подбегает было, но видит мое лицо и останавливается.
— Что, так плохо? — спрашивает она.
— Все замечательно. — отвечаю я: — просто не бывает чудесней. Ты отчеты по своей общаге когда последний раз писала?
— Позавчера — моргает она: — а что не так? У нас дела идут очень хорошо, не может он на нас ругаться, у нас такой подъем пошел как мы вещание на континент подключили через Золотой Фаервол. Просто никакой политики и блюр на откровенный контент — и нас пропустили в китайский сегмент интернета. Все идет как на дрожжах, я тебе похвастаться хотела, сколько мы за неделю сделали…
— Ага. Понятно. — киваю я: — Ну ты молодец.
— А то! — радуется Косум: — я ж тоже в доле. Мне выгодно, Куме выгодно, тебе выгодно. Ты вообще, скоро будешь богаче своей подружки… и я так предполагаю, что нам масштабироваться надо. Сперва — филиалы в Токио и Киото, а там… а ты чего не радуешься? — хмурится она: — что такого Кума тебе сказал?
— Да я радуюсь. Радуюсь. Прости что не прыгаю от радости, у меня что-то спина … побаливает. — отвечаю я: — Пошли уже отсюда. Поговорить надо.