Новеллы моей жизни. Том 2

Мечты и действительность

Восприятие мира под углом своей профессии — явление вполне естественное. Я — режиссер, немножко писатель, больше драматург, потому что драматургия для меня неотделима от режиссуры, в какой-то степени я и артистка и организатор.

В жизни мне никогда и ничего не давалось легко, я даже люблю преодоление трудностей — то единство трагедийного и смешного, которым так поражает нас Шекспир в своих драмах. Когда мне бывает очень трудно, обычно говорю, подмигивая самой себе: «А все же ситуация занятная, посмотрим, как-то вы теперь, Наталия Ильинична, выпрыгнете из этого положения?» Разговаривать с собой на два голоса, вероятно, привычно для многих людей: будто одна ваша половинка действует на сцене жизни, а другая с режиссерским прищуром посмеивается даже и тогда, когда первой — ох как тяжело, и этим только помогает ей, напоминая, что жизнь есть действование, а действование — борьба. Вероятно, больше всего помогает мне то, что никогда не теряю веры в конечный результат и не устаю себе повторять:

Теперь уже все во мне было подчинено одной цели — новому, еще не родившемуся, но самому дорогому мне театру — первому в мире Детскому музыкальному театру.

Сейчас, когда Детский музыкальный театр уже создан, признан, проверен временем, меня часто спрашивают, как, когда появилось у меня чувство неодолимой потребности отдать все свои силы, опыт, любовь на создание первого театра оперы для детей?

На этот вопрос одной фразой не ответишь. Мне кажется, все, что написано в моих новеллах, вся моя жизнь какими-то крупицами готовила меня к этому самому главному.

В мыслях и чувствах художника все события множатся на жизненные устремления, духовные накопления, и вдруг, словно чудом поднявшись со дна души, мечта расцветает, принимает ясные, до удивительного реальные очертания.

Нужен детский музыкальный театр. Об этом много раз говорила, так называлась и статья, напечатанная в газете «Правда» 28 февраля 1962 года (за подписями Д. Кабалевского, Н. Сац). В единении театра и музыки — огромная воспитательная сила.

Театр своим живым действием, образностью, яркими красками увлеченно поможет приблизить детей к музыке, звучащей на сцене, в оркестре, а музыка даст еще большую глубинность идеям спектакля, еще большую эмоциональность в восприятии жизни каждого действующего лица на сцене, доскажет то, что не всегда можно выразить словами.

Давайте скажем друг другу правду, даже если она и горькая. Падение у значительной части юношества интереса к поэзии и музыке, отношение к симфоническим концертам и опере как явлениям устарелым, ненужным особенно больно ощущались в пятидесятые и шестидесятые годы. «Гармонии в жизни мало — долой ее и в музыке!» — кричат некоторые и отрицают необходимость знать музыку классиков, забывая, что Мусоргский, Бетховен, как и Пушкин, Шекспир, — то «вчера», которое нужно, необходимо нам знать «сегодня», чтобы строить «завтра».

«Хорошая музыка делает любого человека тоже талантливым, любого слушателя „творческим человеком“ (М. Светлов).

Слова мудрых всех времен и народов мобилизовала себе на помощь.

Советские композиторы поддержали меня первыми.

Жизнь скрестила наши творческие пути с Т. Н. Хренниковым впервые, когда ему было двадцать лет и он был студентом консерватории. Теперь Хренников стал крупным общественным деятелем — первым секретарем Союза композиторов СССР.

Как я была рада, когда получила возможность выступить на съезде композиторов!

Представьте себе огромный Дворец съездов в Кремле, хрустальные люстры, мраморные колонны, тысячи две композиторов, съехавшихся со всего Союза, руководители партии и правительства в президиуме съезда…

И вот слово получаю я, стараюсь подняться на трибуну розными шагами, хотя ноги меня плохо слушаются…

Без всякой записки говорю о том, что звучит в мыслях и сердце: «Нужен детский музыкальный театр!»

Делегат Украинской ССР, с которым я даже не знакома, композитор К. Данькевич, делегат Грузинской ССР, композитор А. Мачавариани, поддерживают меня в своих выступлениях, даже в резолюцию съезда включены добрые слова о задуманном.

— Кто спрашивает? — слышу голос взявшего телефонную трубку сына.

И в ответ — торопливо скромное:

— Шостакович.

Сын не поверил, думал, что кто-то решил меня разыграть.

Но это был сам Дмитрий Дмитриевич. Он очень тепло отозвался о моем выступлении на съезде, просил, «если у меня есть свободное время», сегодня же заехать к нему, и когда эта встреча состоялась, заявил о готовности помогать мне во всем в чем сможет, пока не добьюсь «рождения на свет» замечательного, вновь задуманного дела. Передал он мне и сложенную в несколько раз бумажку — его обращение к юношам и девушкам.

«Любите и изучайте великое искусство музыки. Оно откроет вам целый мир высоких чувств, мыслей, оно сделает вас духовно богаче, совершеннее. Благодаря музыке вы найдете в себе новые, неведомые вам прежде силы. Вы увидите жизнь в новых тонах и красках. Музыка еще более приблизит вас к тому идеалу совершенного человека, который является целью нашего коммунистического строительства».

Как всегда в моей жизни, не обошлось без юмора. В журнале «Советская музыка» появляется музыкальная пародия Владимира Зака с моим большим портретом, на котором я якобы пою сочиненную им очень смешную музыку с настойчивым повторением одной и той же фразы, с «глубокомысленными» паузами, неожиданными изменениями в темпе. Ласково и весело автор стихов и музыки посмеивается над моей настойчивостью, начиная словами о том, как всех секретарей Союза композиторов я уже уговорила, многие другие организации тоже, но еще далеко не все в порядке, и потому рефрен такой:

Спасибо и советским писателям. Они решили обратиться к руководству с просьбой поддержать это «нужнейшее начинание».

Общественное мнение — большая сила. Но все же слова оставались долгое время словами. Привычное часто упорно сопротивляется новому.

Моя подушка по ночам вбирала много горьких слез, но рано утром умывалась холодной водой и заставляла себя не ходить, а бегать в поисках новых союзников. К счастью, детская опера уже по два раза в день звучала, пробуждая звучанием своим что-то новое, дорогое в сердцах детей, зажигая их глаза. Все больше хорошего говорили об этом спектакле и взрослые, появилась в авторитетной газете статья «Есть детская опера».

Радоваться успеху нашего «Морозко»? Но ведь опера эта возникла на сцене Театра эстрады только на время новогодних школьных каникул и замолкнет, как только погаснут елочные огни… Пока жизнь моего «Морозко», звучание молодых голосов его участников — только времянка. Некоторым руководителям я со своей идеей уже поднадоела.

И все же мне удалось доказать нужность Детского оперного театра.

И вот последствия…

Первой радостью был приказ министра культуры РСФСР:

«В целях улучшения и дальнейшего развития музыкально-эстетического воспитания детей и юношества создать в городе Москве стационарный Детский музыкальный театр…»

Вторая радость — приказ того же министерства:

«Назначить товарищ Сац Наталию Ильиничну главным режиссером — руководителем Московского государственного детского музыкального театра в порядке перевода из Всероссийского гастрольно-концертного объединения».

Итак, у меня уже есть право создавать драгоценное. Но нет помещения. Ощущение невесомости. Ведь я задумала не отдельные спектакли, а стационарный театр. Большое искусство для маленьких. Театр со своим московским адресом.

Свободных театральных зданий в Москве не было. Знала. Просить никогда не любила, да, потом, надо прежде мобилизовать свою инициативу и обращаться за помощью, когда созреет план, кого и о чем конкретно надо просить.

Но если крепко хочешь, то в конце концов появляется и чудесное «а вдруг». Так внезапно «вцепилась» в идею овладеть помещением бывшего кукольного театра на улице 25-го Октября. Уже много лет в центре Москвы стояло здание, считавшееся аварийным, и никто его не ремонтировал. Входная дверь не запиралась. На нижнем этаже кто-то строгал и пилил. Зрительный зал на втором этаже был объявлен опасной зоной, и он задыхался от собственной пыли. На третьем этаже предприимчивые семьи сами себе разрешили въезд без ордеров, а левую часть здания заняло Министерство энергетики.

Все это уже много лет никого не интересовало. Но как только эта полуразвалюха понадобилась мне — она стала «предметом первой необходимости» для многих.

Я решила действовать «по правилам»: пойти в районное жилищное управление, предложить отремонтировать и вернуть к жизни помещение в центре города. Думала, будут рады. Но заведующего коммунальным хозяйством видеть пришлось мне один только раз, когда он — высокий, розовощекий, властно молчаливый, в серой фетровой шляпе — устремлялся куда-то на совещание. В кабинет к нему секретарша меня категорически не допускала по разным причинам, в том числе заявив, что он очень утомлен, так как только что защитил кандидатскую диссертацию. Милая! Она и не знала, какой ключик неожиданно для себя вложила в мои руки!

На следующее утро у меня в кармане уже была типографски отпечатанная моя кандидатская диссертация, которую я, к счастью, только что защитила. В жилуправление я ходила как на службу, каждый день. И вот однажды, когда секретаршу кто-то «на минуточку» вызвал на лестницу, я проскользнула в дверь великого кандидата «только для того», чтобы поздравить его с успешной защитой и попросить ознакомить меня с темой. Моя почтительность и скромность смягчили его сердце. Он подарил мне свой отпечатанный труд под названием «Некоторые особенности чердачных перекрытий». Я попросила его автограф. Он был горд и расписался каллиграфически. Подарила ему в ответ свою диссертацию. Автографа он не попросил, но уразумел, что люди, имеющие «высокое звание» кандидатов, должны быть мягче друг к другу. Сводила его семью в Театр эстрады. Его семилетнему сыну понравился спектакль «Морозко».

Тональность наших встреч улучшилась, я приблизилась к цели и заговорила о помещении на улице 25-го Октября. Он слегка затуманился, но все же «открыл карты». Оказалось, что на это помещение претендуют многие «влиятельные организации», и особенно сильно — находящийся по соседству с бывшим кукольным театром ресторан «Славянский базар». Теперь я поняла, почему меня так долго к нему «не допускали», почему он избегал даже разговора со мной.

Гамбринус! Страшное слово — бррр. Не подумайте, что речь идет о «Гамбринусе» А. И. Куприна. Но как раз в это время мне попалась газетная статейка, где, спекулятивно ссылаясь на «Гамбринус», пробовали опоэтизировать процесс услаждения желудка. Но хорошо хоть, я узнала, вернее, выцарапала правду, прежде чем состоялось решение Московского Совета. Теперь — вперед! Мобилизую всех и вся. Детская опера — свет, этот проклятый Гамбринус (как попытка возвысить до духовной радости выпивку и закуску) — тьма. Знаю — за рестораном силы и деньги. Но доходы, самые астрономические, не главное в нашей стране. Побеждает благородное. И вот уже (конечно, далеко не только из-за моей агитации) жилищный отдел смирен, подписывает согласие на передачу здания нам, вопрос перенесен на утверждение в исполком Московского Совета.