Ольга Иванова По линии отрыва

Ольга Иванова (Яблонская Ольга Евгеньевна) родилась в Москве в 1965 году. Окончила Литературный институт им. А. М. Горького. Автор пяти лирических сборников, один из которых, «Ода улице», вышел под литературным псевдонимом Полина Иванова. В настоящее время работает в столице риэлтором.

* * *

Гляди, как нежится в недрах сот

иллюзий медок блажной!

Но где же, книжица, адресат,

достойный хотя б одной!

О ком не совестно, вопия

ко Господу, рук воздеть.

В сиротской люльке небытия

лежащего — углядеть.

Как перл из раковины изъять.

Водою живой облить.

Во тьме беспамятства — отстоять.

Именем наделить.

У здешней немочи, немоты

оспорив его курсив.

В созвездье Взгляда, в созвучье «Ты» —

свои же собственные черты,

как в зеркале, воскресив.

* * *

…А я живу — ослепшею улиткой

судьбы, ее заблудшею подлодкой

(и там уже немерено — воды)…

А ты живешь — как редкостная рыба,

плывущая по линии отрыва

в глубины Леты, лексики во льды.

А я живу — как реквием играю.

Красноречиво шествую по краю.

Но все еще не падаю — стою, —

взята за горло собственною песней.

Она — сильней. Но я ее — телесней.

И ей меня — не сбыть небытию.

* * *

Шутки — в сторону: время — не терпит.

Но — напротив — уходит.

И попутно — утопии топит.

Упования хитит.

Рвет, как ровницу, узы плотские.

Ниже талии грабит.

То есть, радость моя, — опуская

комментарии — гробит.

Чтобы в спальню ночного кошмара

из его коридора

доносились не шорохи мира,

а шаги Командора.

Чтобы тело ушло, как улика,

с головой — в одеяло.

И ничто — до последнего всхлипа —

ни на что не влияло.

* * *

До ста считаешь, свечой чадишь.

С тоски словеса плодишь.

А то и радуешься — сидишь —

незнамо чему. Глядишь —

а поступь у жизни — уже строга.

А в склянице взгляда — лед.

А то — сшибавшее берега,

питавшее столько лет,

как прорву, стойкий ее порок

и крови сорочий крик

словесное млеко — уже творог.

А сверстник — уже старик.

И нароешь номер, и видишь: стерт.

И лопаешь люминал.

И шепчешь: это еще фальстарт.

А это — уже финал.

* * *

Неуловимо.

Неощутимо.

Неизреченно.

Неотвратимо.

Непостижимо.

Неизмеримо.

Недостоверно.

Неоспоримо.

Несокрушимо.

Неодолимо.

Ненасытимо.

Неутолимо.

Неукротимо.

Неугасимо.

Немилосердно.

Невыносимо.

Недолговечно.

Неудержимо.

Невозвратимо.

Недостижимо.

Неизгладимо.

Невосполнимо.

И что это было —

необъяснимо.

* * *

Е. Лапшиной.

В челне печали, в миру которому имя — amour,

минуя артериальный Стикс и венозный Коцит,

живою плотью грели гранит, обнимали мрамор…

А если жажда одолевала — вкушали оцет…

Целили раны, сгрызали узы, срывали цепи…

Сводя просодию просто счастья до просто текста.

Тремя перстами крестили спины, стелили степи

наивных прописей, каждою буквою благословляя бегство.

А после, чопорно примеряя одёжу вдовью,

дряхлея в омуте зазеркалья (а были — девы!),

теряли годы и это звали земной любовью.

(А были — девы. А будто вдовы — рыдали: где вы!)

И — Боже правый, какою дрожью, какою дрожью,

какою болью неизреченной, какою болью

платили смерти — ее безвременью, бездорожью,

ее безлюбью, ее надгробью, ее подполью!..

Но — Боже правый, какою кровью, какою кровью

все ж созерцали — какие крины, какие кроны,

врата какие, какие стены, какую кровлю,

в каком чертоге нерукотворном —

за эти раны! —

в ладье победы, в легчайшей лодке очарованья

уже без боли минуя зримое и земное,

минуя мнимое, незабвенное, плотяное,

имея явное и иное, чему названья…

Загрузка...