Гришаев Андрей Робертович родился в Ленинграде в 1978 году. Окончил Ленинградский электротехнический институт. Автор поэтической книги “Шмель” (2006). Лауреат премии “Нового мира” (2007). Живет в Москве.
Это окно
Мама моя, благословляю твой ненадежный и долгий покой.
Ты стоишь у окна и машешь мне вслед рукой.
Вся наша жизнь скучна, длинна, надеждой озарена,
И бесполезнее, и милосерднее, чем это “яблоко на”.
Усатый водитель, прими меня и отвези на вокзал.
Ночные улицы прячут огни, усталые видя глаза.
И мир, полный людей и машин, следствий и их причин,
Так бережен к человеку, когда тот остается один.
Ни слова о прошлом. Мы полетим. Он сядет. Она вздохнет.
И будущий сын, обернувшись, скажет: ничего, и это пройдет.
И это окно, где не гаснет свет, где вечный твой силуэт, —
Надежда, которой, в сущности, нет, и время, которого нет.
В детской
Итак, я не жалею ни о чем.
И, дверь высаживая плечом,
Я возвращаюсь в темноту уюта.
Потертый заяц, уши набекрень,
Олень безногий… Нет, скорей тюлень.
Замри, минута.
Здесь ангелы, в количестве двух штук,
Без помощи приборов или рук
Обедали и засыпали.
Один из них вернулся. Это я.
Я видел необжитые края.
Уютно там? Едва ли.
Родители, хотите ли взглянуть
В мои глаза, тяжелые как ртуть,
Своими невесомыми глазами?
В фотоальбоме ли, в дыму, во сне
Вы явитесь, воскресшие, ко мне.
И я останусь с вами.
Лесная прогулка
Ну вот. Чернеющей дорогой
Уходишь ты в прозрачный лес.
Ты исчезаешь. Ради Бога
Постой, пока ты не исчез.
Присядь на камень. Снова чудо.
Природа говорит.
Слетает лист из ниоткуда,
И капелька горит.
Отец, ты помнишь, было раньше:
Мы шли с тобой вдвоем
По берегу осенней чащи
Бессмертным октябрем.
И я тебя ругал когда-то,
За плечи тряс
За твой алкоголизм проклятый,
За то, что любишь нас.
Я тряс тебя из сил последних.
И ты как будто знал,
Что этот страшный лист осенний
Встал ото сна,
Что эта капля ледяная
Уже горит.
А ты идешь, идешь по краю,
И сердце не болит.
Как будто говоришь ты: “…Паспорт,
Носки, тетрадь,
И не забудь зубную пасту…
Я буду ждать”.
Почтальон
Почтальон седлает велосипед.
Почтальона нету давно на свете.
Но в одном письме запечатан слепящий свет,
А в другом письме запечатан соленый ветер.
Обгоняя ветер, в какую-то едет глушь.
Он такой невзрачный, стершийся и прозрачный.
Там живет жена, у которой разбился муж,
Там живет отец, у которого сын внебрачный.
Вы сочли почтальона за ангела, за гонца?
Вы поверили мне? Посмотрите-ка, что в конверте:
Там лежит анонимка на адрес того отца.
И свидетельство о скоропостижной смерти.
И зовут почтальона Семен, ему 40 лет.
И он будет жить еще 44 года.
Что ты смотришь в глаза, дорогой равнодушный свет?
Что ты вертишь хвостом, моя дорогая свобода?
Портрет отца
Портрет отца без сходства
Я в детстве рисовал.
Мне все казалось просто:
Вот нос, лица овал.
Все так и было просто:
Рисунок оживал.
И плакала в прихожей,
Мне помнится, сестра.
Рисунок непохожий
Смотрел на нас с листа.
Родной и непохожий.
Живой глядел с листа.
Без Тебя
Играет на трубе мальчишка звонкий,
И память распрямляется, тонка.
Я помню, как звенели перепонки
От папиного звонкого звонка.
Он приходил с работы неуставший
И руки мыл, и улыбался мне.
И руки не похожи были наши
В следах смешных на ледяном окне.
Прошло сто лет. Но руки не похожи.
Их память злого времени прочней.
И сын идет к отцу и молвит: Боже,
Я без Тебя воистину ничей.
На записи
Поэт садится за стол и пишет.
Крупным планом: рука, свеча.
Шум дождя. Он его не слышит.
Близкий ракурс из-за плеча.
Перечеркивает. Неподвижен.
Наклоняется, как рыбак.
Фрагментарно: тарелка вишен,
Пепельница, пиджак.
Застрочил. Белый лист чернеет,
Убывает. Слова, слова.
Камера проскальзывает под дверью:
Доски крыльца, трава.
Камера набирает скорость.
Внизу промелькивает река.
На записи слышится чей-то голос,
Не разобрать наверняка.
Шорох разрядов. Треск. “Остановите съемку”.
Горизонт запрокидывается вбок.
Затемнение. Знакомый голос негромкий:
“Что ты смог? Повторяю: что ты смог?”