Новый Мир ( № 8 2010)

Остатнее упованье

Ольга Иванова родилась в 1965 году. Окончила Литературный институт им. А. М. Горького. Автор пяти лирических сборников, один из которых, “Ода улице”, вышел под литературным псевдонимом Полина Иванова. Работает риелтором. Живет в Москве.

В подборке сохранены авторская пунктуация и орфография.

* *

*

не эта ночь [с присущими ночам

мотнёй и недвусмысленным ознобом],

не эта жизнь [не ставшая ничем

под этим улыбающимся небом],

не этот прах, ютящийся в горсти,

не это искалеченное лето,

не это неродное “не грусти”

в моём романе — главное. не это.

но пара строф [забита под замок],

да таинства остатние мгновенья,

да музыка — бормочущий комок

мольбы — на рубеже исчезновенья,

в теснейшей из имеющихся ниш,

помимо аксиом и мимо клавиш…

какой уже ничем не объяснишь.

а главное — никак не озаглавишь.

* *

*

чуть шторы раздвинешь — глядишь, и готово:

наплывы листвы — за волною волна,

полдневного города чрево китово,

во чреве — Иона, в Ионе — война.

комедия мая, весны ниневбия,

оконная рама, витрина двора...

интрига [жируя], сюжет [оживая],

свобода [хрипя]. остальное — жара.

чтоб жили — тома, а миры — вымирали,

дневали в золе, ночевали в пыли...

— мораль? — извините.

а нэту морали.

есть Он и Иона [душа на землби].

ария Клио

сласти

смоква

лести

клюква

вместо

чуда —

бич

и буква

прах

[руля]

пророк

[немея]

содо-

мия

сало-

мея

тело

Ангела

на блюде

тени

тени

кони

люди

пушки

ядры

крови

литры

кадры

кадры

кадры

титры

* *

*

лучшие думы мои, достояние сердца моего, разбиты —

вторя Иову [и в правоте продувшему те дебаты],

всяко ёрзая и рыдая, в аккурат посередь страды,

безукоризненно попадая мимо брода и борозды,

сумрачно глядя из-под руки в неближние эти дали,

куда, быть может, и добредёшь — да только тебя не ждали,

зарубцевавшийся было рупор намертво растравив,

темы выхода не осилив, а выбора — не развив,

на обочине, на минуточку, всеобщего упоенья

сея [где остальные жнут] остатнего упованья

полумёртвые семена — зренья на-ка не посади,

собственной тени — и той семеня заведомо позади.

к душе

взращена безоблачной этой высью

да сыта безадресной этой вестью,

растекись по древу разумной мысью,

истрезвись, Душа, распрощайся с лестью,

оттрассируй прочь, отряси сандали,

ибо этой резвостью кто не грешен —

гдеже вечно в нети её и дали

из-под рбодных стрех,

c обжитых скворешен,

загасив и порх и [до кучи] порох,

из любых её закутков и пазух

гонит серобурое — златопёрых

да слепорождённое — ясноглазых...

яже, торжествуя приобретенье,

в строевом отрыве — немою ротой —

тыча хворостиной во средостенье

болтовни божественно-большеротой,

отожрут полтулова — дай лишь палец:

на холстах цветистых её, лесистых

[во гроббех багетов, в оградках пялец]

не кохает хор её — голосистых.

credo-1

Зовут её — жизнь, а она — исступленье.

Эдгар Аллан По

так и жить: самому помирать,

чтоб и чернь с этой радости мёрла,

чтобы жизнь, а не шняга, в тетрадь

чёрной речкой хлестала из горла, —

как когда-то, в крови и пыли,

где присохло тряпьё к подреберью

и скулила его натали

перед наглухо запертой дверью,

с раскуроченным нахер нутром

изрекло [изумив очевидца]

Наше Всё [разрази меня гром]:

не впускайте… сначала — умыться…

credo-2

поэтам

не отрицаю, не до серенад —

где остриё [бряцающее над]

неотразимо рдеющей звезды

врезается в редеющи ряды.

где целина с мотнёй её будней

скудна, и тем не менее и в ней

есть нищета поболее, чем та:

служенье муз не терпит ни черта.

ни берега, ни брода, ни весла

ни доблести, ни подвигов, ни сла

ни истины, ни лжи из-под пера

ни слёз уже, ни жизни, нихера

поэтому пришла и говорю

[спиной — к отряду, мордой — к алтарю]:

друзья мои, прекрасен наш конклав

в безмолвии её последних глав.

эпилог

в книге, нутро холодящей,

так и остаться — бредущей

с этой толпою галдящей

к общей печали грядущей,

века соломинкой ломкой,

Божьего ока соринкой,

блоковскою незнакомкой,

приговскою балеринкой —

в этой вселенской шкатулке,

в этой неслыханной ссылке,

в этом ночном переулке,

в этой дурацкой косынке...