Новый Мир ( № 9 2013)

Периодика

«Вестник Европы», «Гефтер», «Иерусалимский журнал», «Известия», «Искусство кино», «Коммерсантъ Weekend», «Литературная газета», «Московские новости», «Московский книжный журнал/The Moscow Review of Books», «НГ Ex libris», «Нева», «Неприкосновенный запас»

«Вестник Европы», «Гефтер», «Иерусалимский журнал», «Известия», «Искусство кино», «Коммерсантъ Weekend», «Литературная газета», «Московские новости», «Московский книжный журнал/The Moscow Review of Books», «НГ Ex libris», «Нева», «Неприкосновенный запас», «Новая газета», «Перемены», «ПОЛИТ.РУ», «Православие и мир», «Радио Свобода», «Российская газета», «Русский Журнал», «Русский репортер», «Свободная пресса», «Сибирские огни», «Теории и практики», «Теория моды», «Топос», «Урал», «Эксперт Юг», «Colta.ru», «Family.Booknik/Букник младший»

Елена Айзенштейн. «Сокровенное, в слезах, едва прошептанное слово». Образы Бога и поэта в творчестве Елены Шварц. — «Нева», Санкт-Петербург, 2013, № 5 < http://magazines.russ.ru/neva >.

«При всем многобожестве Елены Шварц и увлеченности ее мифологическими, дохристианскими образами замечательны стихи, в которых звучит христианская тема, осмысленная в индивидуально-авторских образах и в образах традиционного православия».

«Е. Шварц умела быть истово верующей, и эту истовость веры она передала в стихах».

«Елена Шварц любила икону Богоматери-Троеручицы в Никольском соборе. Свою любовь к иконе она объясняла приворотом небесных сил, колдовским, магическим влиянием».

И другие формулировки — такие же двусмысленные.

Максим Амелин. «Карта нашей поэзии предельно неточна». — «ПОЛИТ.РУ», 2013, 16 мая < http://www.polit.ru >.

Речь лауреата Литературной премии Александра Солженицына на церемонии награждения, 15 мая 2013 г., Москва.

«Особенно трепетным отношением и подлинной любовью я проникся к поэтам допушкинской поры, оказавшимся для меня отнюдь не литературными ископаемыми, а верными собеседниками и учителями. Русский поэтический XVIII век, изъясняющийся на необыденном, необычайно весомом и емком языке, на самом деле был огромной плавильней и кузней едва ли не всего грядущего разнообразия форм и жанров, видов и традиций, до сих пор так или иначе проявляющегося в нашей поэзии».

Полина Барскова. «Мне нужно переключение времени». COLTA.RU публикует очередную главу из биографического проекта Линор Горалик — книги бесед с современными русскими поэтами «Частные лица». — « Colta.ru », 2013, 28 мая < http://www.colta.ru >.

«Мои запросы юношеские были совершенно из области Страны Желанной, как сказано в отличной книге ёМио, мой Мио”, я как-то влюблялась мифологически, у меня была мучительная страсть в области 13 лет к фотографии, вырезанной откуда-то тайно, — Михаила Николаевича Барышникова. Я тогда такие удивительные тексты писала, натурфилософские — например, о летнем дожде, называлось это „Барышников”, а о зимнем дожде — „Бродский”. И отношения с этим пантеоном были крайне интенсивные, как бывает во сне. Да, и еще было детское великое чувство к Высоцкому, всепоглощающее, лет в 10. Главное, все эти детские страсти с возрастом не истаяли, как-то оказались переработаны сознанием».

Андрей Битов. Я люблю Петрушевскую. Юбилей современного классика. — «Новая газета», 2013, № 56, 27 мая < http://www.novayagazeta.ru >.

«Для меня феномен Петрушевской в том, что она не принадлежит ни к какому поколению. Ее, уж не знаю, яхта или кораблик, проплыл между двух айсбергов и застрял в будущем».

«„Время ночь” — такая штука в прозе, которую мне не с чем сравнить. <...> Я с впечатлением от „Времени ночи” заседал в первом Букеровском жюри. И совершенно невыносимым было, что явному победителю не дали первого Букера. Мы с Элендеей Проффер боролись за это, но дело оказалось безнадежным. И с тех пор Букер стал хром на один глаз, слеп на одну ногу, так и не выровнявшись, потому что таких ошибок совершать в истории литературы нельзя».

Кира Богословская. Двойной капкан. «Ловушка» зрительского восприятия. — «Искусство кино», 2013, № 4, апрель < http://kinoart.ru >.

«Зрители [ТВ] не хотят видеть сюжеты „о себе”, посвященные ежедневным проблемам и ситуациям, если в финале нет полной и безоговорочной победы „их типа” правды. Сегодняшняя семантика российской жизни работает так, что при помещении „простых людей” в узнаваемые российские обстоятельства создается ощущение, что и они сами, и их жизнь незначительна. <...> Сегодня такой идеологии, которая позволяла бы „обычным людям” себя достойно и спокойно чувствовать, нет».

«В таких условиях зрителям становится важно соответствие представленного на экране их личной мифологии, которая, как правило, является одновременно и массовым мифом. Именно она худо-бедно защищает их от тревожной неопределенности мира. Двойной капкан зрительских ожиданий можно обозначить как: „Я хочу видеть правду, но не хочу ее видеть”».

Дмитрий Быков. Карамзин с автоматом. К 75-летию Людмилы Петрушевской. — «Коммерсантъ Weekend », 2013, № 19, 24 мая < http://www.kommersant.ru/weekend >.

«Людмила Петрушевская — один из весьма немногих российских литераторов, по всем статьям заслуживающих Нобелевской премии. Мне трудно назвать более значительное явление в русской прозе и драматургии девяностых и нулевых. Рядом с ней, пожалуй, можно поставить Владимира Сорокина — но думаю, что приемы Петрушевской тоньше, а ее концепция человека (без которой не бывает серьезного прозаика) оригинальнее».

«Петрушевская сентиментальна, как Андерсен, и потому безжалостно отсекает все, что могло бы сделать жизнь ее героев хоть сколько-нибудь сносной. Персонажи самых бессолнечных, безвыходно мрачных ее текстов — таких, как „Время ночь”, — могли бы найти сотни вариантов спасения, знают они и какие-никакие радости, и надежду, и адаптивные механизмы у них должны бы работать, как всегда они работают у людей, долго борющихся за выживание, — но Петрушевской все это не нужно, поскольку ее жанр есть именно страшная сказка».

Быть ли России нерусской? Накануне дня рождения ученого и мыслителя [Игоря Шафаревича], с ним встретился корреспондент «ЛГ». Вел интервью Геннадий Старостенко. — «Литературная газета», 2013, № 22, 29 мая < http://www.lgz.ru >.

Говорит Игорь Шафаревич: «<...> должен заметить, что в попытке пресечения русского национализма у власти могут быть не только порочные подходы, но и вполне естественные опасения. Недавно я читал статью одного известного пропагандиста национальной идеи — о том, что власть вытесняет национальные протестные формы в подполье. Возможно, так оно и есть, но, с другой стороны, жесткая установка на такой протест может отдавать авантюризмом и привести к разрушениям. Такого рода „партизанская война” может развиваться непредсказуемо. Поэтому надо быть реалистами. Все-таки в последнее время жизнь немного повернулась к лучшему, появилась какая-то стабильность, у людей есть какая-то работа, которая их кормит. И мнение, что строящуюся сейчас жизнь нужно разрушить, пусть она и плоха с моральной точки зрения, слишком жесткий взгляд на вещи».

Владимир Варава. Апофатические этюды. Вечность. — «Топос», 2013, 17 мая < http://www.topos.ru >.

«Ибо наше существование не совсем наше, и оно проистекает из неведомого нам принуждения самого бытия к существованию. Это не мы существуем, это нас принуждают существовать. И это принуждение к существованию без спроса (без нашего ведома и желания) имеет единственное оправдание лишь потому, что мы существуем вечно. Будь мы конечны, это вынужденное существование без спроса, абсурдное и жестокое в своей основе, сущностно несправедливое, было бы просто невыносимо, и человечество давно бы придумало способ избавиться от самого себя».

«Ум потрясен и заворожен таинственной непостижимостью самого обычного и естественного. Но именно в этой естественности, в страшном свете солнечного мрака, в дневном пепелящем зное, в лучезарной прозрачности свежего дыхания ветра и видна вся его потрясающая неестественность. Неестественность и невозможность. Невозможность, граничащая с умопомрачением, если мы только на миг отрываем взгляд от привычного и направляем его еще на более привычное: на то, что есть. <...> Вот эта невозможность существующего более всего и потрясает».

Алексей Варламов — о мифах, выживании писателя и непойманном карпе. Беседу вела Оксана Головко. — «Православие и мир», 2013, 22 мая < http://www.pravmir.ru >.

«Когда я собирался писать книгу про Алексея Толстого, думал, что размажу этого негодяя по бумаге и буду рвать на себе и на нем волосы, стеная, до какой низости может пасть русский писатель и русский человек. А когда я стал вникать во все извивы его судьбы, он меня победил и в этот момент сделался мне ближе».

Игорь Вишневецкий. «Я скорее синефаг, чем синефил». Беседу вел Евгений Майзель. — «Искусство кино», 2013, на сайте журнала — 30 апреля.

В связи с полнометражной художественной картиной «Ленинград», снятой прозаиком, поэтом и музыковедом Игорем Вишневецким по собственной одноименной повести (см.: «Новый мир», 2010, № 8).

Говорит Игорь Вишневецкий: «Меня интересовали люди, которым к началу блокады было 30 — 50 лет, т. е. родившиеся между 1891 и 1911 гг. Раннее детство их прошло в другой стране, при другом порядке вещей, и вполне „советскими” людьми их назвать очень трудно. А ведь они и составляли большинство гражданского населения. Кто-то успел до начала советского погрома окончить школы и гимназии, а кто-то университеты и даже начал проявлять себя на том или ином поприще. Конечно, у всех у них была разная степень включенности в советский мир и потому конформизма. Но основа-то была иной, и на советский мир они все смотрели чуть отстраненно. Это видно, например, по „Осадной записи” лингвиста А. Н. Болдырева, которому в 1941-м было 32 года и который довольно часто пишет в блокадных дневниках „Петербург”, а не Ленинград, отмечая сугубо советские новации с антропологической внимательностью Миклухо-Маклая, живущего среди папуасов».

«Из того, что я знаю, можно заключить, что окончательное принятие советской судьбы, а вместе с ней и имени города произошло, конечно, не в 1945-м, а после первой блокадной зимы 1941 — 1942. По сути это было смирение перед ужасом пережитого, отчасти и советским ужасом, но также ужасом военным. Так что я не предлагаю тут никакой новой концепции».

Андрей Грицман. Пятнадцать лет спустя. Бродский в Америке. Эссе. — «Вестник Европы», 2013, № 36 < http://magazines.russ.ru/vestnik >.

«Относительная индифферентность Бродского по отношению к окружающему американскому пейзажу и культуре не ограничивалась Новой Англией. Любопытно, что это относилось даже к сумасшедшему Нью-Йорку, в котором Бродский провел довольно много лет. С другой стороны, по какой-то причине европейский, особенно итальянский, культурный пейзаж легко входил в его искусство и на самом деле служил декорацией для многих его стихов „постсоветского” периода».

«Поразительно, что из 64 стихотворений в сборнике „ So Forth ” (последнем — 1996 года; 21 из них написаны по-английски) почти ни одно не имеет отношения к американскому культурному ландшафту. Есть, правда, несколько идиоматических оборотов, разговорных словечек, которые разбросаны по разным стихотворениям („Песня”, например). Но все-таки создается впечатление, что эти словечки являются имитациями (почти пародиями) языка. В то же время представляется, что естественный для Бродского поэтический английский язык парит где-то среди теней Джона Донна и У. Х. Одена, что отличает его от другого великого поэта-иностранца — Чеслава Милоша».

Гуманитаристика будущего? Беседа с Сергеем Ушакиным в кулуарах «Банных чтений» 2013 года. Беседовали Ирина Чечель и Александр Марков. — «Гефтер», 2013, 15 мая < http://gefter.ru >.

Говорит профессор славистики и антропологии Принстонского университета Сергей Ушакин: «Вы помните фильм „Отдел” канала „Культура”? Та же самая ситуация, житийный жанр, Жития Святых. При этом любопытно, что, несмотря на то что фильм был о представителях гуманитарной науки, речь об их научной деятельности, о качестве их научных идей, об их влиянии на новые поколения исследователей в фильме практически не шла. Наука ученых оказывается неважной. Как у Жванецкого: а при чем тут борщ, когда такие дела на кухне? А дела-то на кухне идут бурно, и в результате оказывается самым важным, кто сколько пива выпил, кого и сколько давили. А то, что книжек нет, что идеи малоинтересные, да и просто нежизнеспособные… Ретроспективно особенно понятно, что жизнь (и жития!) этих людей оказалась более интересной, чем то, что они производили профессионально. Мне кажется, в этом трагедия позднесоветской гуманитарной интеллигенции».

Екатерина Дайс. Орфей Рафеенко. — «Русский Журнал», 2013, 8 мая < http://russ.ru >.

«Никто так, как украинцы, Москву не любят и не понимают ее глубинной сути (в этой любви, конечно же, есть оттенок Стокгольмского синдрома), поэтому когда мы читаем, что „в Кремле — вернее, под ним, на глубине тридцати метров, — есть Тайный зал Московского Сердца. В этом зале вот уже сотни лет слоняется без дела от стены к стене и распевает песенки огромный розовый заяц…”, то невольно верим в такую абсурдную зоософию. Кстати, насчет зоософии. Один из наиболее удавшихся Владимиру Рафеенко образов — это образ ежика, в прошлой жизни бывшего великим танцором». Это о романе донецкого прозаика Владимира Рафеенко «Московский дивертисмент» (М., «Текст», 2013; журнал «Знамя», 2011, № 8).

Даниил Дондурей. Граждане против гражданского общества. Телерейтинг как Воспитатель Нации. — «Искусство кино», 2013, № 4, апрель.

«Ни в одном из сообществ „думающей России” нет сущностного понимания того, что современные электронные медиа, в первую очередь телевидение, — могущественный институт культуры. Под видом доставки потребителям бесплатной информации и развлечений оно снабжает их ценностными системами, нормами, образцами поведения, кодами реагирования на любые ситуации и проблемы реальной жизни во всех ее сферах».

«Видимо, именно поэтому — в силу деликатности своей миссии — ТВ не заинтересовано в публичном обсуждении действующих здесь технологий, а свое истинное значение и результаты работы всячески преуменьшает, если не табуирует. Уникальное, надо заметить, явление».

«...И Рим погиб от трудовых мигрантов». Философ Александр Доброхотов о том, почему ходит на Болотную, как на работу, и называет себя монархистом, почему в России нет национальной проблемы и почему власти выгодно правовое государство. Беседу вела Юлия Меламед. — «Московские новости», 2013, на сайте газеты — 17 мая < http://mn.ru >.

Говорит Александр Доброхотов: «В Пестеле никакой истерии не было. Пестель был полу-Наполеон, он был настоящий монстр».

«Когда был подростком, я запоем читал все книжки про Наполеона. Но вообще-то это первая редакция Гитлера. <...> Он был полуфашист. Настоящий урка корсиканский».

«В легитимации современной власти чего-то не хватает. Источником власти всегда были божественные санкции. Только в XVII — XVIII веках появилась идея делегирования полномочий власти от общества, через электоральные механизмы. Религиозные санкции стали не нужны. Но не все так просто. Монарх отвечал не перед народом, а перед Богом. Это смешно звучит сейчас, но народу это проще понять. Народ тоже знает, что он не сахар, что он источник произвола и дури. Легче признать, что есть еще одна точка — более высокая, над народом».

Игра в бисер в контексте культуры. «Душу не спасти ни инновациями, ни инвестициями. Искусство — тоже», — считает Игорь Волгин. Беседу вел Валерий Выжутович. — «Российская газета» (Федеральный выпуск), 2013, № 107, на сайте газеты — 22 мая < http://www.rg.ru >.

Говорит Игорь Волгин: «Только что под моей редакцией вышла 1220-страничная „Хроника рода Достоевских”. Мы над ней работали несколько лет. Это коллективный фундаментальный труд, изданный Фондом Достоевского. „Хроника” наследует уникальной книге 1933 года М. В. Волоцкого. Он просчитал значительное количество персоналий начиная с XIV века. Мы продолжили реконструкцию этого родословного древа — вплоть до наших дней. Нашли сотни неизвестных ранее имен. Книга оказалась в три раза больше прежней. Удалось восстановить потерянные звенья в XVIII веке, там были существенные генеалогические провалы. Достоевский, сколь это ни удивительно, не знал своих ближайших предков. Не знал даже имени бабки (Анастасии), отчества деда (Андрея Григорьевича), униатского священника (перешедшего в православие) в его родовом селе Войтовцы, под Брацловым. Там родился отец писателя, осталась большая родня. В книге много новых архивных документов: официальные бумаги, частная переписка, материалы из фондов НКВД... Под одной обложкой с „Хроникой” — моя книга „Родные и близкие”. Я, в частности, уделяю там большое внимание обеим супругам Достоевского. Ведь жена в России (особенно писательская) — больше, чем жена».

Александр Иличевский. Литература как искусство убеждать. Беседовала Наталия Демина. — «ПОЛИТ.РУ», 2013, 11 мая < http://www.polit.ru >.

«Относительно Стругацких я не могу составить мнение, поскольку мне не довелось прочитать ни единой их книжки. Поэтому здесь я не эксперт. <...> Нет, я как-то смотрел что-то, но меня это не привлекло».

«Я бы не писал, если бы было, что читать».

«Меня очень интересует момент, когда литературная реальность становится психической реальностью. Это очень важный момент, потому что нет никакого сомнения, что весь наш мир создан с помощью букв, чисел и речений (коммуникаций). С помощью слова — в широком смысле. Потому что числа — это тоже слова. И мы видим, как материальный мир является продуктом неких речей, донесенных до человека, и понятых им текстов. Это вполне теологическая ситуация. Уподобляясь Творцу, человек с помощью текста и коммуникаций (речений) создает материальный мир».

«Бумажная книга — „уходящая натура”, без сомнения. Мне 42 года, я год пользуюсь Kindle и не могу нарадоваться».

Джеймс Киллок. За цифровые права. Интервью взяла Анна Сакоян. — «ПОЛИТ.РУ», 2013, 4 мая.

«<...> я думаю, что копирайт не должен регулировать каждый штрих нашего взаимодействия с информацией. В настоящий момент по умолчанию позиция такова, что копирайт важнее всех остальных прав. <...> Так что первый момент — это то, что мы не должны считать копирайт более важным, чем он есть. Есть более важные вещи. Неприкосновенность частной жизни важнее, чем копирайт. Свобода слова важнее. Да и в целом возможность коммуникации, передачи информации — это самое значимое свойство Интернета».

«<...> копирайт — это хороший стимул, если вы автор, пишущий книгу. Но это уже не очень хороший стимул, когда вы уже двадцать лет как умерли, и уже ваш внук получает доход от тех книг, которые вы написали примерно сто лет назад. Едва ли это эффективно поощряет креативность».

Джеймс Киллок ( James Killock ) — исполнительный директор британской организации Open Rights Group .

Алексей Колобродов. Ад и Рай Алексея Балабанова. — «Перемены», 2013, 20 мая < http://www.peremeny.ru >.

«Наивно предполагаю: в неснятом Алексеем Балабановым фильме о юности Сталина молодое поколение страны получило бы нового героя, сравнимого с Данилой Багровым».

Григорий Кружков. Два эссе. О стихах Ильи Эренбурга и Олега Чухонцева. — «Иерусалимский журнал», 2012, № 43 < http://magazines.russ.ru/ier >.

«Прелесть этой мелодии — в ее новизне, необычности для нашего уха. В русской поэзии размеры с двумя цезурами — большая редкость. Ища у нас аналогию большому асклепиадову стиху, я сумел вспомнить лишь стихотворение Олега Чухонцева. Не совсем то — но две цезуры есть, и анапедактили наличествуют.

sub Зычный гудок, ветер в лицо, грохот колес нарастающий, /sub

sub Вот и погас красный фонарь — юность, курящий вагон. /sub

<...> Интересно, думал ли Олег Чухонцев, сочиняя свое стихотворение, про „Левконою” Горация?»

Илья Кукулин. «Сегодня — время ускоренного развития литературы». Беседу ведет Наталия Санникова. — «Урал», Екатеринбург, 2013, № 5 < http://magazines.russ.ru/ural >.

«На мой взгляд, сегодня — время ускоренного развития литературы, аналогичное Серебряному веку в русской поэзии».

«Многие рефлексирующие люди психологически чувствуют себя висящими в пространстве без опоры, потому что непонятно, какое отношение мы, живущие в России после стольких катаклизмов и после семидесяти лет разделения русской литературы на легальную, неподцензурную и эмигрантскую, — какое отношение мы сейчас имеем к культурной традиции. Мне кажется, любая культурная традиция, которая продолжается как ни в чем не бывало, часто воспринимается в образованном сообществе как фальшь и обман. И чтобы понять, что происходит с тобой лично, поневоле приходится становиться аналитиком».

«Эта функция культурной легитимации сегодня отделяется от распространения текстов: местом распространения все в большей степени становится Интернет, а функция культурной легитимации пока что во многом сохраняется за книгой».

Сергей Куняев. Николай Клюев. Главы из биографического повествования. — «Сибирские огни», 2013, № 5, 6 < http://magazines.russ.ru/sib >.

«Клюев не мог не ждать этого дня, не мог не предчувствовать его наступление. Когда комиссар оперода Шиваров предъявил ему ордер, Николай прочитал, отошел в сторону, тяжело уселся на низенький стул, предоставив свою дальнейшую судьбу Божьей воле. <...> В протоколе обыска было подробно и добросовестно зафиксировано все изъятое для представления в ОГПУ: „Рукопись поэмы ‘Я‘ (это была рукопись ‘Каин‘ со стертым прежним заголовком и частично разорванными пополам страницами. — С. К. ), вторая часть; рукопись поэмы ‘Погорельщина‘, зеленая тетрадь с записями различных стихотворений на 34 страницах; рукопись сборника стихотворений ‘О чем шумят седые кедры‘ и другие, напечатанные на машинке на 54 листах; рукопись из первой части поэмы ‘Я‘ на первом листе; рукопись поэмы ‘Песнь о великой матери‘ на 82 страницах; рукопись стихотворения ‘Не верю‘ на двух листах; программа концерта от 9 октября 1914 г<ода>; книга Таро... и книга В. В. Розанова ‘Люди лунного света‘; три записных книжки; шестнадцать писем и записок с адресами”...»

Эрик Мартин. Ошибка как творческий ресурс в романе Набокова «Дар». Авторизованный перевод с немецкого Надежды Григорьевой. — «Неприкосновенный запас», 2013, № 2 (88) < http://magazines.russ.ru/nz >.

«Прежде всего следует подчеркнуть, что нарративная экономика „Дара” подразумевает нехватку и дефицит в той же степени, как богатство и избыток, так что чистое накопление никоим образом не может быть оценено позитивно».

Борис Межуев. «Русское викторианство» между политикой и литературой (Жизнь и смерть Александра Солженицына). — «Гефтер», 2013, 22 мая < http://gefter.ru >.

«Солженицын и в самом деле может быть назван „совестью” России, только не в банальном смысле этого слова, но скорее в том, в каком Сократ говорил о своем „демоне”. „Демон” никогда не советовал философу, как надо поступать, но всегда оберегал от дурных и неправильных поступков. Солженицын и был таким сократовским „демоном” России. Он призывал „жить не по лжи”, но ему почти никогда не удавалось говорить и думать правильно, то есть взвешенно, расчетливо, обдуманно. „Демон” не подсказывал ему точных и политически безукоризненных решений. <...> Но тем не менее Солженицын каждый раз почти мистическим путем уходил от Большой лжи, от всех тех соблазнов, которым поддавались почти все честные русские патриоты».

«Мы дадим премию поэту, от которого еще нет оскомины». Поэт Юрий Кублановский — об Андрее Вознесенском, переделкинских дачах и непереводимости Бродского. Беседу вела Лиза Новикова. — «Известия», 2013, на сайте газеты — 14 мая < http://izvestia.ru >.

Говорит Юрий Кублановский: «Когда-то я бредил стихами Вознесенского. Для меня он был преемником раннего Маяковского, которого я обожал. Тогда, в начале 1960-х, выискивалось все, что отличалось бы от соцреалистической „серятины”. Когда в журнале „Знамя” я прочитал стихи Вознесенского, они произвели на меня огромное впечатление. Потом, когда стали открываться Пастернак, акмеисты, Ходасевич, у меня появились другие приоритеты. Но первоначальный огонь, который мне дала поэзия Вознесенского, остался и сейчас».

«Назову вам два имени, Денис Новиков и Борис Рыжий. К сожалению, обоих этих поэтов уже нет в живых, их сломали 1990-е годы. В их поэзии как раз совмещались традиционализм и свежесть. Я как раз нашел очень интересного поэта, продолжающего традицию Дениса Новикова. Но назвать его имя пока не могу».

Этот поэт, ставший лауреатом премии «Парабола», — Андрей Гришаев. См. также поэтическую подборку Андрея Гришаева «Птицы летят на выход» («Новый мир», 2013, № 4).

«Мы победили великое зло». Интервью с Эдуардом Веркиным — автором лучшей современной книги о войне для подростков. [Материал подготовила] Аня Ликальтер. — « Family.Booknik /Букник младший», 2013, 6 мая < http://family.booknik.ru >.

Говорит автор повести «Облачный полк» Эдуард Веркин: «Как-то так получилось, что в нашей уютной песочнице писательниц гораздо больше, чем писателей, особенно в подростковом ее уголке. И читательниц больше, чем читателей. И читательницы эти гораздо активнее. И библиотекари. И обозреватели. И даже все наши критики — они тоже девушки. Все вместе очень напоминает школьный коллектив, где мужиков традиционно два: трудовик и физкультурник. Отсюда определенная специфика. ФБ-склоки, ЖЖ-вопли и стоны, коалиции, холивары, заполошный алармизм, ну, кто работал в школе, тот знает. Как результат — подростковая проза уже во многом ориентирована на девачковые (от 12 до 40) таргет-группы и на соответствующее восприятие. И это верно как про коммерческую прозу, так и про серьезную. Я понимаю, что раньше, с Жюлем Верном, лунными тракторами, мушкетерами и индейцами, у нас был перекос в сторону мальчиков, но все равно мне, как отцу двух мальчишек, хотелось бы, чтобы для них писали больше. И я сам стараюсь это делать».

«Назад в будущее»: 2100-й. Оптимизм и трагедийность, свет и тень: так сочетаются два эти материала. Новые два видения мира и будущего — в проекте корпорации Би-би-си «Назад в будущее». — «Гефтер», 2013, 20 мая < http://gefter.ru >.

Говорит Фрэнсис Фукуяма: «Я думаю, XXI век совершенно точно будет веком биологии. Самые значительные перемены будут связаны со способностью человека изменять геном и, в конце концов, свою собственную природу».

«Я хочу сказать: очень может быть, что в XXI веке мы увидим совершенно новые технологии общественного контроля, о которых в прошлом могли только мечтать, и я думаю, это повлечет за собой довольно неприятные политические последствия. <...> Например, то, что некоторые утопические политические проекты, которые просто нереализуемы сейчас, станут возможны в будущем».

«Ну, я боюсь, что мы даже не сможем узнать в них своих внуков и правнуков. Если будет реализована хотя бы одна из этих призрачных возможностей, они будут не просто сильнее и умнее, но с ними произойдут такие неуловимые изменения, которые мы даже не можем себе представить. Вполне возможно, мы вступаем в постчеловеческий период истории. И тогда станет ясно, что я был прав, потому что на самом деле история человечества окончена, приходит время другого вида, который появится не в результате естественного отбора, а в результате отбора, произведенного человеком».

«Нам плохо, потому что это мы такие». [Материал подготовили] Владимир Козлов, Людмила Шаповалова. — «Эксперт Юг», 2013, № 17 — 19, 13 мая < http://expert.ru/south >.

Говорит Денис Гуцко: «Литературоцентричная Россия погибла, писатель в литературе больше не пророк. Кому как, а я скажу: и слава Богу. Умерла, так умерла. Мне вполне комфортно в этой ситуации — может быть, потому, что сам я на пророка не тяну. Да и то сказать, здоровье дороже. Это ж какая нагрузка — вспомнить хотя бы Льва Николаевича, его три дневника: дневник, тайный дневник, „для одного себя”. А несчастную жену его?».

«Важно и то, что я пишу о провинции. Не о тихом маленьком городе вроде Вологды, например, где провинциализм может давать ощущение корней, истоков, а о такой тяжелой его форме, как провинциальный город-„миллионник”. Это глубоко нездоровое пространство, особый воспаленный мир. По крайней мере, в Ростове[-на-Дону] это бросается в глаза. Сочетание столичных понтов и абсолютно серого пространства — душного, замусоренного, пыльного».

Анна Наринская. Дневник ненадежного рассказчика. О том, что Софья Островская написала помимо доносов. — «Коммерсантъ Weekend », 2013, № 20, 31 мая.

«Она принадлежит к традиции женско-романтической — рассчитывающей на читателя по определению (и высмеянной за это Оскаром Уайльдом в „Как важно быть серьезным”: „Видите ли, это всего только запись мыслей и переживаний очень молодой девушки, и, следовательно, это предназначено для печати”), и при этом на читателя заочно влюбленного. К традиции, ярчайшим образом воплощенной в „Дневнике Марии Башкирцевой” — популярнейшей книге в России начала XX века, которую Островская никак не могла не читать. <...> В принципе дневник Островской, если его читать тем самым первым, „неосведомленным”, „невинным” способом, — это и есть дневник Башкирцевой, умноженный на долгую жизнь, революцию, сталинизм и блокаду (ее записи 1941 — 1943 годов, самые искренние из имеющихся, — один из самых ярких из всех имеющихся блокадных дневников)».

«Но знание о тайной (и куда более обширной и изобретательной, чем просто вынужденное „сотрудничество”) деятельности автора превращает этот же текст в роман о любви, самоистязании, предательстве и манипуляции, а его создательницу — даже не просто в литературную героиню, а в один из главных фетишей нарратива XX века. Потому что Софья Казимировна Островская, годами пишущая свой подробный дневник и умалчивающая о главном („Дурное о Т. Г., — записывает она в день ареста Татьяны Гнедич, обвинения против которой во многом опирались на ее донесения. — Говорят, что арестована. Possible ”), — это и есть „ненадежный рассказчик”, центральная фигура творчества Владимира Набокова, Итало Звево, Кадзуо Исигуро и еще многих в его самой шокирующей ипостаси».

Одна история на всех. Беседу вел Константин Мильчин. — «Русский репортер», 2013, № 21, 30 мая < http://expert.ru/russian_reporter >.

Говорит Максим Кантор: «Идея романа [«Красный свет»] в том, что личного нет. То, что ты считаешь своей экстерриториальностью, так или иначе часть истории всех людей. Человек состоит из других. И твоя личная история есть контаминация и сплав истории многих».

См. об этом романе статью Аллы Латыниной в настоящем номере «Нового мира».

Глеб Павловский. Антропология зла: будущее и пережитое. — «Гефтер», 2013, 9 мая < http://gefter.ru >.

«С трудом я восстанавливаю свои разговоры с М. Я. Гефтером — его последних лет. В них он совсем другой. Это Гефтер Темный. Особенно важен был для нас обоих 1993 год. Беседы с ним я надеюсь вскоре издать. Вот отрывок из разговора, бывшего ровно 20 лет тому назад с бывшим рядовым истребительного батальона. К нему приложена реплика из одной моей лекции о Гефтере в Русском институте. Глеб Павловский, 09.05.2013».

Говорит Михаил Гефтер (1993 год): «Человеку свойственно удержать первоначальное наименование вещи, даже явно не соответствующее масштабу и природе явления. Русские не единственные пользовались клише „культа личности”, „застоя”, „перестройки”. Это также антропология. Когда некое явление, вдруг появившись и не будучи освоенным, напугает нас, мы, не способные его опознать, беремся за старый термин. Так сложилось, что в ХХ веке антропологизм убийств получил санкцию и имя фашизма. Как СПИД, который искали по военным лабораториям, а оказалось, что он в самой природе гоминид. И я утверждаю, что фашизм внутри каждого из нас».

«С этой точки зрения я бы волновался не хасбулатовскими шансами против Ельцина, а орбитальным оружием, которое испытывают высоко над нами американцы. Если однажды испытания будут удачны — все, планету захлопнут, вся и всех будут контролировать. А кто тогда будет контролировать Кремль, это частность. Тебе все еще неясно, что я называю фашизмом? Я хочу, чтобы ты об этом хорошо подумал».

Говорит Глеб Павловский (Беседа в Русском институте 24 августа 2012): « Гефтер отклонял либеральное деление на героев и злодеев русской истории, которое в России в каждую эпоху директивно. Вот и сегодня, меняя свои пристрастия или допуская двусмысленность в этих вопросах, ты рискуешь репутацией и политическим местом. Только в России существует понятие „рукопожатных исторических деятелей”. Отнюдь не практикуемая на деле человеком этическая твердость сублимируется в надменном ригоризме безопасных приговоров покойникам, размежевании и порицании тех, кто преступает линии разметки. <...> Гефтер не пытался пожалеть злодеев. Он всматривался в них именно как в людей падших. Его интересовали скрытые точки слома личности , в России такой хрупкой, часто временной и ненадежной».

Елена Петровская. «Ширпотреб определяет наше восприятие искусства». Беседу вел Фуркат Палванзаде. — «Теории и практики», 2013, 13 мая < http://theoryandpractice.ru >.

«Позволю себе вернуться к понятию произведения искусства, которое мы по-прежнему употребляем, хотя, конечно, условия для бытования самих творений настолько изменились, что употреблять это словосочетание уже не представляется возможным. И в этом есть ирония и даже парадокс: как можно продолжать говорить о произведении искусства, когда оно предполагает нечто завершенное в себе, замкнутое, обладающее внутренней логикой, более того, встроенное в контекст определенных социальных отношений, востребованное в этом качестве и в нем опознаваемое? Но сегодня все это разрушено — нет больше созерцающего индивида. Уже во второй половине XIX века появляется то, что называют публикой. А сейчас мы последовательно прошли этап эволюции, когда сама аудитория искусства расширилась до невероятных пределов — в том смысле, что любой человек участвует в этом процессе».

Владимир Рафеенко. Абрикосы Донбасса. Беседовала Екатерина Дайс. — «Русский Журнал», 2013, 30 мая < http://russ.ru >.

«Вообще, мне кажется, хороший современный роман — это всегда джаз. Это мотивы, которые развивают сами себя, музыка, которая выпевается, выговаривается, вытягивается из мерцающей разноцветными смыслами пустоты».

«Роман [ёДемон Декарта”] о том, что внутри человека нет никаких инструментов для того, чтобы отделить правду ото лжи, добро от зла, а тьму от света. Человек тотально погружен в иллюзии, он беспомощен и слеп. И только милосердие и активная помощь Создателя помогают ему идти по жизненному пути, находить смысл и ориентиры для этого движения».

Сергей Ромашко. «Надо пересмотреть переводы Гессе». Беседу вела Полина Николаева. — «Московский книжный журнал/ The Moscow Review of Books », 2013, 20 мая < http://morebo.ru >.

«Подражать ему [Гессе] трудно, потому что у него нет определенной манеры. Скорее Томасу Манну можно подражать, у него все-таки есть своя, тягучая манера письма. А Гессе — разный, и стремился это показать. Потом, он большой эстет, а эстетство такого рода у нас тоже не очень идет, даже если автор популярен. Рильке популярен, а кто подражает Рильке? Так и здесь. В какой-то степени он на многих повлиял, выражение „Игра в бисер” прочно вошло в русский язык. Но я не вижу особенного „гессевидного” отпечатка на одном или нескольких авторах. Это можно скорее говорить о писателях вроде Оруэлла или Кафки, там, где конструктивные признаки ощутимы. А то, что некая общая радиация была на тех, кто был достаточно восприимчив в 70-е, — это несомненно. Очень многие люди прошли через увлечение Гессе, другое дело, что оно потом по-разному преломлялось или уходило, но думаю, не уходило совсем».

Елена Рыбакова. Лев Толстой идет на баррикады. — « Colta.ru », 2013, 27 мая < http://www.colta.ru >.

«Не стоило бы, повторю, и браться за разбор этого биографического опуса, если бы Павел Басинский на время забыл, что он человек государственный, и делами биографическими в новой книге и ограничился. Но нет — в период обострения идеологической борьбы государственному человеку положено быть на передовой и строчить агитки, пусть даже в героях у него значится Толстой и события происходят сто с лишним лет назад. В этом качестве — как агитка — новая биография Толстого представляет даже определенный интерес: примерно как фантазии Павла Пожигайло о вредных классиках XIX века, которым не место в школьной программе (в дни триумфа Пожигайло книга Басинского как раз покидала типографию). Как агитку ее и будем читать».

Андрей Рудалев. Обреченность на роль второго плана. О романе Дениса Гуцко «Бета-самец». — «Свободная пресса», 2013, 3 мая < http://svpressa.ru >.

«Если литературный ровесник Гуцко Роман Сенчин в своих произведениях выясняет, с какого момента „пластмассовый мир” начинает побеждать человека, когда он смиряется и превращается в насекомое, то в „Бета-самце” проводится дотошное расследование причин, обстоятельств и выявление того момента, когда человек перестает жить своей жизнью, а движется по социальным рельсам чужих императивов».

Герман Садулаев. Сокровенные человеки. — «Свободная пресса», 2013, 20 мая.

«Итак, русские — это уникальная этническая общность, со своей собственной культурной идентичностью, со своей генетикой, кровью и антропологическим типом. И русские — это степень цивилизованности, это городские, современные, свободные, государственные, выше и вне этнической узости. Два суждения, противоречащие друг другу. И тем не менее оба верные. Линейного решения для этого противоречия нет. Только вместе два подхода способны определить русский народ. Подобно тому, как волновая и корпускулярная теории света только совместно могли описать его природу. Пока не была сформулирована квантовая теория. „Квантовая теория” русского народа еще будет создана, еще предстоит».

«Русскому нужно государство потому, что он ярый, беспримерный, беспримесный индивидуалист. Он вольный, свободный. Слишком свободный. Ошибались все, и народники, и западники, которые полагали русский народ приверженным к общинной жизни, к коллективизму. Одни видели в этом его добродетель, другие — порок, а заблуждались и те и другие. В мире нет такого индивидуалиста, такого эгоиста, как русский человек».

Ольга Седакова. Наш ответ Кириллу и Мефодию. — «Православие и мир», 2013, 24 мая < http://www.pravmir.ru >.

«В чем, я думаю, должна была бы выразиться наша благодарность святым Кириллу и Мефодию? Я думаю, в исполнении совершенно насущной задачи: изменении традиции преподавания русского языка в школе, прежде всего».

«Школьные уроки русского языка сводятся у нас к обучению орфографии и пунктуации. Я твердо убеждена, что с родным языком человека нужно знакомить другим образом. Он должен представлять себе его историю (здесь найдется место и очерку о старославянском и церковнославянском), его место в кругу родственных языков, многообразие его вариантов, исторических и географических (сведения по русской диалектологии). Его нужно знакомить с узусом языка и его стилистикой».

Ирина Сезина. Скинхеды в России: особенности субкультурного кода и идентификаторы. — «Теория моды. Одежда. Тело. Культура», № 27 (весна 2013) < http://nlobooks.ru >.

«Для начала, однако, стоит разобраться в терминах. Отсутствие функционирующих медиа, с одной стороны, воспитанная им нелюбопытность населения — с другой, информационное пространство, изобилующее низкокачественной телепродукцией разнообразных жанров, которые принято объединять исчерпывающим тегом ёчернуха”, а также реальность, к которой правомерно применить этот же тег, обусловили гигантскую путаницу в терминах — скинхедов, нацистов, националистов, фа, антифа и футбольных фанатов (!) часто не различают даже уважаемые издания. Те же факторы породили в обывательском сознании образ скинхеда, состоящий во многом из заблуждений, преувеличений и мифов».

Смерть в купальном трико. Беседу вел Дмитрий Волчек. — «Радио Свобода», 2013, 24 мая < http://www.svoboda.org >.

Беседа с Сергеем Кудрявцевым, основателем издательства «Гилея» и составителем сборника неизданных стихотворений Бориса Поплавского «Небытие».

«— Вы пишете в предисловии, что публикации из наследия Поплавского были изуродованы в угоду беженской культурной политике. В чей огород камень — [душеприказчика] Николая Татищева?

— Я сказал достаточно резко, конечно. Но речь идет о том, что он [Поплавский] пытался приспособиться к действительности и писал такие стихи, которые надеялся опубликовать. В нескольких эмигрантских журналах они появлялись, вышла книга в 1931 году. Она была изуродована, но не им. Ему не дали возможности посмотреть корректуру, и, конечно, там был ряд ошибок. О том, что он пытался некоторым образом приспособиться к действительности, свидетельствует его письмо Зданевичу, оно тоже было опубликовано в первой из гилеевских книжек. Там он пишет, что пытается стать понятным и не разделяет то храброе презрение к действительности, которого придерживается Зданевич. То, что осталось неизданным до последнего времени, вряд ли могло быть опубликовано тогда. Вы сами можете увидеть, что в основном тексты тому времени или той культурной цензуре не соответствуют. Так что при его жизни была опубликована лишь очень незначительная часть. И я не считаю, что это лучшие стихи».

Андрей Тесля. «Допечатный» Сологуб. — «Русский Журнал», 2013, 8 мая < http://russ.ru >.

«Реальная плотность культуры — это наличие массы разных „маргинальных версий”, „частных интересов” и т. п., существующих на обочине сложившегося на данный момент „большого канона” и тем самым придающих ему, кстати говоря, устойчивость — способность меняться через подключение этих самых „версий”, поскольку они стремятся войти в него, учитывают его наличие — и тем самым оказываются „пригодны к использованию” по мере надобности».

«„Советский” разрыв в этом плане катастрофичен не столько теми версиями культурной истории, которые он последовательно утверждал (или принимал, перенимая из других источников, подвергая соответствующей редактуре), сколько в почти полном уничтожении иных версий».

«Собирание прошлого в этой ситуации превращается в своеобразную „революцию наоборот” — в большем или меньшем масштабе, но практикующее не „припоминание” наличествующего (и смутно различаемого периферийным зрением), а „открытие”: новые имена, едва ли не новые культурные эпохи оказываются некогда бывшими — и затем как бы сгинувшими начисто: и только последующая, идущая за „открытием” рефлексия обнаруживает следы памятования в позднейших эпохах — ранее почти неразличимые, они прочитываются как отсылки, смутные припоминания, которые были актами скорее внутренней речи, чем речи, рассчитывающей на то, чтобы быть услышанным кем-то вовне».

Андрей Тесля. «Святой священник» vs . «яснополянский старец». — «Гефтер», 2013, 24 мая < http://gefter.ru >.

«Однако и Толстой, и о. Иоанн [Кронштадтский] — при всех отличиях, делающих их содержательно по большинству положений радикально противоположными друг другу, — имеют одну важнейшую черту. И тот и другой являются религиозными реформаторами, персонажами модерной религиозности — с формированием которой связаны и конфликт Толстого с Церковью, и деятельность о. Иоанна. Этот новый тип религиозности в качестве массового, формирование которого начинается в России в XIX веке, разрастаясь во второй половине столетия, предполагает сознательное принятие и усвоение религиозного исповедания».

«Острота конфликта между Толстым и Церковью (нетипичным, но характерным лицом которой в этой ситуации оказался о. Иоанн) связана не с личными религиозными исканиями Толстого или персональными особенностями о. Иоанна Кронштадтского: это конфликт между требованием принадлежности к государственной религии и требованием искренности веры, конфликт между новой религиозностью и ее формами — и прежними рамками, которые взламывались тем же о. Иоанном в его священнической деятельности, но которые он стремился сохранить на надперсональном уровне».

См. также статью Аллы Латыниной «Нельзя одновременно любить Льва Толстого и Иоанна Кронштадтского»… (Заметки о книге Павла Басинского «Святой против Льва»). — «Новая газета», 2013, № 57, 29 мая < http://www.novayagazeta.ru >.

Тихие новаторы. Поэт Александр Переверзин о погружении в текст, тисках поэтической тусовки и киберкнигах. Беседу вел Борис Кутенков. — «НГ Ex libris», 2013, 16 мая < http://www.ng.ru/ng_exlibris >.

«— Расскажите подробнее о готовящемся сборнике Дениса Новикова, претендующем на то, чтобы стать первым полноценным собранием стихов поэта и более обширным по сравнению с „ Визой ” , вышедшей в „ Воймеге ” в 2007 году. Когда ждать этого издания?

— Как и „Виза”, книга составлена Феликсом Чечиком, в нее добавлены радиоэссе Новикова, которые он писал, недолгое время сотрудничая в Лондоне с программой Севы Новгородцева на радио BBC, и стихи, по разным причинам в „Визу” не попавшие. Большой труд проделала Ольга Нечаева, расположив все тексты в хронологическом порядке. Работа близка к завершению, но есть организационные моменты, которые пока не позволяют сказать о точной дате выхода книги. Но я очень надеюсь, что это случится до осени 2013 года».

Михаил Трофименков. Очень злой гений. О столетии Фантомаса. — «Коммерсантъ Weekend », 2013, № 20, 31 мая.

«На самом деле тот Фантомас, которого мы знаем и любим, не имеет практически никакого отношения к герою Сувестра, Аллена и Фейада. <...> Бессмертный Фантомас — плод коллективного творчества гениев авангарда: сюрреалистов и их предшественников. Сюрреалисты что ниспровергали кого-то, что превозносили — делали это с тоталитарной категоричностью. Сказано, что „‘Фантомас‘ — это ‘Энеида‘ нового времени” (Блез Сандрар), так тому и быть. Сказано: „Фантомас, иже еси на небеси, // Поэзию спаси” (Мерман), значит, молись святому Фантомасу, пока лоб не расшибешь».

«Авангард 1910-х возводил на пьедестал „плохое искусство” и то, что искусством вообще не считалось. В России это были, скажем, трактирные вывески — интерес к ним был важнейшим этапом в открытии искусства примитивистов. Во Франции — книги и фильмы о Фантомасе, тоже своего рода лубок. При этом — современный лубок. Утверждать, что фильмы Фейада не хуже „Энеиды”, означало утверждать, высокопарно выражаясь, что кино — тоже искусство, причем искусство, наиболее созвучное эпохе».

Украинская литература — это гетто. Интервью писателя Ильдара Абузярова с поэтом Евгенией Чуприной. — «Свободная пресса», 2013, 5 мая < http://svpressa.ru >.

Говорит Евгения Чуприна: «Новая волна у нас зародилась с феерическим появлением Олеся Ульяненко. Оксана Забужко тоже позиционирует себя как основатель современной украинской литературы. У нее гораздо более мощные медийные ресурсы, она может убедить мир в своей божественности, но ее знаменитые „Полевые исследования…” вышли через два года после появления ульяненковской „Сталинки”, которая взорвалась как нейтронная бомба в сознании нашей интеллигенции, и после этого всякий сообразительный автор неминуемо должен был написать скандальное произведение. Забужко так и поступила».

«Достоин упоминания Юрий Андрухович со своим станиславским (т. е. ивано-франковским) феноменом. Его деятельность находится несколько в стороне от украинской культурной традиции. Ивано-Франковск был в составе других государств. Однако сейчас это — тоже мы».

«И вот явился Сергей Жадан, который сумел объединить обе линии — Ульяненко и Андруховича — и создать общеукраинскую культурную концепцию. Это огромный интеллектуальный труд! Он также предложил собственную версию украинского литературного языка, которую молодежь с благодарностью приняла. Так что Жадан у нас играет роль Пушкина, который тоже свел влияния могучего Державина и грациозного Карамзина в единый канон. Жадан породил множество подражателей, с моей, кстати, легкой руки называемых поджаданниками».

См. также повесть Сергея Жадана «Продавцы счастья» в переводе Евгении Чуприной в июльском номере «Нового мира» за этот год.

Фри-джаз для Одиссея. Новый лауреат премии Александра Солженицына Максим Амелин — о том, кому нужны поэты прошлого. Беседу вел Михаил Визель. — «Российская газета» (Федеральный выпуск), 2013, № 101, на сайте газеты — 15 мая.

Говорит Максим Амелин: «Ситуация с XVIII веком еще более закостенелая. Как на него положил тяжелую могильную плиту Белинский, так никто ее с места и не сдвинет. Были попытки во второй половине XIX века, но они оказались прерваны революцией. Только в середине 30-х годов начали выходить академические сборники серии „XVIII век” и восемнадцативечные тома „Библиотеки поэта”. Но эти издания были купированы, а полного собрания нет ни у кого из поэтов XVIII века, за исключением Ломоносова. Достаточно сказать, что Полное собрание сочинений Державина выходило последний раз во второй половине XIX века. На тот момент это собрание, подготовленное Гротом, было образцовым, но сейчас безнадежно устарело — много чего было найдено, уточнено и так далее. В этом году 270-летие со дня рождения Державина будет отмечаться, а собрания нет. Это же позор всем нам!»

«В следующем году хотелось бы выпустить Анну Бунину, первую русскую поэтессу широчайшего диапазона, от философской оды до страстной лирики „на разрыв тельняшки”, родоначальницу всей женской лирики в русской поэзии. (Двоюродную тетку Жуковского и родную — Семенова-Тян-Шанского, между прочим.) От нее остался довольно большой корпус стихов, она серьезно повлияла на Баратынского, отчасти на Лермонтова, ее высоко ценили Крылов, Державин, а сейчас ее никто не знает, и тексты ее не присутствуют в литературе, потому что она тоже оказалась придавлена тем же неистовым Виссарионом. Хотя в любой стране писательнице такого уровня стояли бы памятники».

Составитель Андрей Василевский

«Вестник аналитики», «День и ночь», «Дилетант», «Дружба народов»,

«Иностранная литература», «История», «Знамя», «Лампада», «Наш современник», «Нескучный сад», «Октябрь»

Андрей Бильжо. Депутат П. А. Романов. — «Дилетант», 2013, № 7 (19) .

На обложке номера — стилизованная под каньонные скульптуры американских отцов-основателей на горе Рашмор композиция: Сталин, Екатерина II, действующий президент. И — Петр Первый, занявший 1-е место в рейтинге исторических личностей. Рубрика художника и психиатра называется «История от Андрея Бильжо», с картинкой, конечно.

«Кстати, если оторвать имя, фамилию и отчество от времени и личности, некоторые полные имена звучат очень современно. Ну, смотрите сами. Петр Алексеевич Романов. Депутат Государственной думы. Член „Единой России”. Такая вот визитная карточка. Ну, ведь правда — ничто не смущает.

В Петре Алексеевиче много было от наших депутатов. Да и от новых русских — тоже. Так и вижу его в малиновом пиджаке, в расстегнутой до пупа рубахе, с голдой и крестом на груди. Но это мое сугубо личное мнение. И возможно, ошибочное».

А еще психиатр просит патриотов не ругать его за «размышления», они, мол, «чисто дилетантские».

Алексей Варламов. Наша религия крайне неагрессивна. — «Лампада», 2013, № 3 (90).

« — Видите ли вы динамику в процессе „православизации” нашего общества?

— Во-первых, мне не нравится сам термин, ни по звучанию, ни по сути. Он предполагает некую сознательную политику, которой нет и быть не может. А во-вторых, какая может быть „православизация” общества, где обанкротившуюся коммунистическую идею заменила куда более успешная идеология денег и их тотальной власти? Я думаю, мы сегодня дальше от христианских ценностей, чем были раньше, как бы это ни противоречило ответу на предыдущий вопрос. Да и любые разговоры о насаждении Православия, которые иногда ведутся в либеральной среде, что Церковь — это, дескать, новая КПСС, — все это спекуляции, и только. На словах государство, может быть, и лояльно к Церкви и людям верующим, но посмотрите хотя бы на наш гражданский календарь: гуляем две недели перед Рождеством, а на Святки работаем. У нас нет пасхальных каникул, принятых во всем мире. Нам навязываются ценности, чуждые христианству, подвергается сознательной порче система образования, идут постоянные нападки на институт семьи — какая здесь „православизация”?

— Не вызывает ли у вас вопросов нынешнее довольно жесткое противостояние секулярной части общества и людей верующих? Нет ли здесь опасности углубления раскола в обществе? Как следовало бы держать себя православным людям?

— Возможно, я ошибаюсь, но я не вижу ни такого уж жесткого противостояния, ни, соответственно, этой опасности, за исключением тех случаев, когда это противостояние искусственно создается или раздувается. Особенность Православия в том, что наша религия крайне неагрессивна. Она никому ничего не навязывает, не мстит, насильственно к себе не вербует и не удерживает против воли. Расколы в обществе происходят совсем по другим линиям напряженности. И православным людям нечего ни бояться, ни смущаться. А держать себя обыкновенно, без ложного смирения и напускной набожности, но очень твердо».

Говорят финалисты премии Ивана Петровича Белкина. — «Знамя», 2013, № 7 .

Из зачина речи первого финалиста (Дмитрия Верещагина с повестью «Заманиловка»).

«Друзья мои, согласитесь, что такое название для повести очень клевое? Да, конечно, скажете вы, клевое. И однако же, не попади она в руки умному человеку, такому, как Леонид Владленович Бахнов, эта моя повесть, пожалуй, лежала бы в мусорном контейнере; но он сперва обратил внимание на мой рассказ „Клакеры”, напечатал его в журнале „Дружба народов”; и после этого между нами началась, я говорю вам это честно, между нами началась дружба в „Дружбе народов”. Но это название, „Заманиловка”, у меня не от Гоголя, хотя в „Мертвых душах” Чичиков спрашивает мужика, где тут деревня Заманиловка, и на это мужик ему отвечает: „Может быть, Маниловка? А Заманиловки тут нету”, — но нет, господа вы мои хорошие, это у меня не от Гоголя, а от святителя Игнатия Брянчининова, благо есть у него очерк „Сети миродержца”, в котором наш гениальный святитель говорит о вселенской беде человека, даже, вернее сказать, всего человечества, да, да, потому что все люди барахтаются, как мухи в сетях паука. Очень многие люди попадают в сети этого „паука”…»

Какие же клевые бывают иногда стенограммы, господа вы мои хорошие, я говорю вам это честно.

Игорь Голомшток. Эмиграция. О людях и странах. — «Знамя», 2013, № 7.

Окончание второй части мемуаров. Ниже два умозаключения (прошу прощения за длинные выписки), читая которые, мне хотелось временами даже и ущипнуть себя.

«<…> Упаси Боже! я не собираюсь обвинять Солженицына в сотрудничестве с КГБ. То, что я собираюсь написать, — это лишь гипотеза, может быть, слишком смелая, но в качестве таковой имеющая право на существование. <…> В случае с Солженицыным эти люди (продвинутые выпускники МГУ, пришедшие в КГБ. — П. К. ) должны были прекрасно понимать, с кем они имеют дело. Его антизападничество, национализм под маской патриотизма, его презрение к плюрализму, к либеральному диссидентству („образованцам”), „демдвижу” (как сам Солженицын уничижительно называл демократическое движение) — все это было близко мировоззрению самого КГБ и в эмигрантских кругах не могло не вызвать, с одной стороны, сопротивление либеральной интеллигенции, а с другой — восторженную поддержку патриотов и националистов. Его арест в Москве и последующая переброска на самолете в наручниках на Запад послужила блестящей рекламой для утверждения его авторитета как мученика и врага номер один советской власти. За такового он и был принят политизированной эмиграцией. Это было мудрое решение Андропова: Солженицына запустили на Запад как лиса в курятник, и он произвел тут большой переполох».

«Напоследок хотел бы я спросить у прежних поклонников Солженицына: как бы они отнеслись сейчас к его пребыванию после возвращения в путинской России? Ведь его национализм, антидемократизм, православие, антизападничество — все то, против чего выступали Синявские вместе с либеральной интеллигенцией, — вошли составной частью, если не легли в фундамент идеологии теперешнего Кремля, и его награждали новыми высокими орденами (неплохо бы автору и в „Википедию” было глянуть, кто и чем награждал, от чего А. С. отказывался, ну да ладно. — П. К. ), Путин ездил к нему на поклон, отрывки из его „Архипелага ГУЛАГ” собирались ввести в школьные учебники (или уже ввели?), и сам Путин вместе с Медведевым зажигали свечи, а потомки вертухаев того же ГУЛАГа хором пели „Со святыми упокой” над его гробом. К сожалению, эти поклонники почти все уже пребывают на том свете вместе со своим кумиром, так что и спросить не у кого».

Нет, многие еще живы. Только вряд ли это заинтересует И. Г.

Валентина Голубовская. Вверх по лестнице — к Риду Грачеву. — «Октябрь», 2013, № 6 .

«В воспоминаниях о Риде я не раз встречала, что его называли в те годы (в начале 1960-х. — П. К. ) „литературной совестью Ленинграда”. Это было время, когда он переводил письма Сент-Экзюпери и, как мне помнится, начал переводить Камю. И писал эссе — о Сент-Экзюпери, о Поле Верлене, о Мориаке и Фолкнере, и такие, как „Уязвимая смертью болезнь”, „Интеллигенции больше нет”, „Значащее отсутствие”. Отрывки из этих эссе, естественно, не дадут полного представления об их философской и социальной остроте, но хоть в малой степени приоткроют внутренний мир Рида Грачева.

„Совесть же говорит нам о том, что мы не можем довольствоваться системой разрешений и запретов, что она, эта система, бессовестна, а поэтому ясно, что область поступка находится вне этой системы. Другими словами, эта система не есть завершение человеческого прогресса, а существует помимо прогресса, вне его. Эта система заменяет совесть. Таким образом, современный мир живет благодаря тому, что сохраняет следы утраченной совести, ‘пустое место‘ от нее. Достаточно всем забыть, что именно отсутствует, как произойдет катастрофа, распад структуры мира. Поэтому-то мы и говорим, что мир находится на грани катастрофы” („Значащее отсутствие”)».

Павел Гуревич. Абсурд как социальный феномен. — «Вестник аналитики» (Институт стратегических оценок и анализа / Бюро социально-экономической информации), 2013, № 1 (51) .

«Человек разумен, но часто поступает иррационально. Люди творят новое, но сами же его и разрушают. Человек удивительное существо. Он все понимает, но поступает наоборот. Это, впрочем, мысль Сократа».

Ну и так дальше — в статье, открывающей номер. Есть и примеры интересные. И финал есть. «Абсурду пора противопоставить гражданское мужество, здравый смысл и социальную терапию». Правы, Павел Гуревич, давно пора.

Адольфо Бьой Касарес. Борхес. Из дневников. Перевод с испанского Александра Казачкова. — «Иностранная литература», 2013, № 7 .

Друг и соработник Борхеса (много писали вместе, вели книжные серии, составляли антологии и т. п.). Немного из «русской литературной темы».

«Пастернак мне не интересен. Предпочитаю думать о нем плохо, нежели хорошо».

«Читаем первые страницы „Лолиты” Набокова. Борхес: „Я бы поостерегся читать эту книгу. Пожалуй, она очень вредна для писателя. Чувствуешь, что писать иначе невозможно. Сразу начинаешь обезьянничать перед читателем, фокусничаешь, достаешь цилиндр и кролика”».

«По поводу „Войны и мира” Борхес замечает, что неверно начинать роман большим праздником с большим числом персонажей, которых читатель должен индивидуально распознать: „Зачем Толстой так нагружает читателя, заставляя отождествлять каждого? Есть же замечательный ход: ‘Жил некогда человек‘, — почему им не воспользоваться?”» (из записей 1959 года).

«Среда, 16 декабря [1964]. Читаю Борхесу копию протокола суда над Иосифом Бродским, поэтом-переводчиком, осужденным за тунеядство в Ленинграде: мол, мало работал и недостаточно зарабатывал. Борхес: „Обвиняемый тоже вносит свою долю кафкианства: он похож на обвинителей, сам погружен в этот мир. Понятно, не будь этого, его бы просто убили”».

Елена Комлева. От православия к феномену ядерной энергии: заимствование фрагментов методологии антропосоциального толкования. — «Вестник аналитики» (Институт стратегических оценок и анализа / Бюро социально-экономической информации), 2013, № 1 (51).

«Мы не будем затрагивать вопросы веры в Бога». И через полторы страницы: «Хотя у Православия пока нет однозначного, на все случаи жизни, мировоззренческого „рецепта”, оно располагает общечеловеческим опытом, который формировался тысячи лет. Опыт этот и истина Откровения (если принять таковое за факт) позволяют черпать из них многое вновь и вновь. И это хороший базис при грядущем соосмыслении совместно атеистами и верующими, ядерного феномена и человечества».

Светлана Никорук. Как воспитать императора? — Научно-методический журнал для учителей истории и обществознания «История» (Издательский дом «Первое сентября»), 2013, № 5 .

Публикуется в рубрике «Материалы к уроку». Автор — учитель гимназии из города Новочебоксарска (Чувашия). Цитирую последнюю главку очерка.

«Зимой 2011 г. мне довелось быть на экскурсии в коттедже „Александрия”. Местные краеведы-экскурсоводы рассказали интересную историю о системе поощрения детей в семье Николая I <...>.

Через призму такого детства, такого воспитания можно увидеть и прощение декабристов, амнистию участников польского восстания, и череду либеральных реформ 1860 — 1870-х гг. Однако в стране существовали и глубокие внутренние противоречия, которые оказались неразрешимы и привели 1 марта 1881 года к трагической гибели Александра II. Николай I говорил цесаревичу: „Ты должен всегда помнить: только своей жизнью ты можешь искупить подаренное тебе Господом происхождение”. Александр II об этом помнил всегда…»

…Э, нет, это не для «Дилетанта» (см. стр. 235).

В следующем, июньском номере главный редактор «Истории», Алексей Савельев пишет в своей колонке: «Знаете, о чем я мечтаю? О том, чтобы создать учебник, где бы история российского государства, социальных отношений, экономического развития показывалась через историю семей ». В том же выпуске — яркая статья Аркадия Мурашева «Простая русская семья» с подзаголовком «О „черных баронах” Врангелях».

Ирина Лукьянова. Если ты умеешь петь. — «Нескучный сад», 2013, № 5-6 .

« Берестов вспоминал, что и ему, и его второй жене, Татьяне Александровой, художнице и автору „Домовенка Кузьки”, критики советовали не быть такими благостными: ей — стать безжалостнее к героям, ему — рассердиться… А чего сердиться, ворчал он, и так полно сердитых кругом. <…> Берестовские стихи, негромкие, не предназначенные даже иной раз для чтения вслух — это надо читать глазами, про себя, складывать в душе, — всегда о главном: о любви. Хорошие взрослые стихи могут рождаться из скорби, ярости, гнева, боли, из тревоги и тоски. Хорошие детские стихи всегда рождаются из любви и счастья: это самое главное, что человеку надо вынести из детства <...>. Ведь не для того мы детям, чтобы обучить их алгебре и вырастить из них высокооплачиваемых специалистов, а для того, чтобы поделиться с ними самым главным — счастьем и светом, вырастить в них любовь и радость — единственное, что помогает жить и дышать на самых крутых поворотах жизни, в самые горькие исторические времена».

В этом году Валентину Берестову исполнилось бы 85 лет. А этот номер «Нескучного сада» — последний в бумажном формате. Журнал уходит в Интернет.

Ярослав Смеляков. Я обвиняю. — «Наш современник», 2013, № 7 .

Если совсем коротко, то это яростное, плотное эссе 43-летней давности (кажется, до настоящей публикации так и бывшее в «самизатском» статусе) можно характеризовать строфой из стихотворения Я. С., напечатанного в том же 1970 году: «Ты б гудел, как трехтрубный крейсер, / в нашем общем многоголосье, / но они тебя доконали, / эти лили и эти оси». Кроме того, это, вероятно, одно из первых исследований о возможном убийстве Маяковского. (Смеляков собрал немало разноречивых свидетельств, в частности, приводит свою запись поразительного рассказа Н. Асеева о его малодушной «невстрече» с явно информированным человеком — в 1942 году.)

Илья Фаликов. Евтушенко. Love story. — «Дружба народов», 2013, № 7.

Отрывки из хроникальной биографической книги для серии «ЖЗЛ» публикуются в «казанском» (или «татарском») номере «ДН».

«2 июня 1949 года Тарасов напечатал у себя в газете («Советский спорт». — П. К. ) „очень смешное, разоблачавшее ‘их нравы‘”, стихотворение, подписанное Евг. Евтушенко .

Первая публикация. Автор попросил машинистку Т. С. Малиновскую поставить „Евг”, и это осталось навсегда. Что это означало? Боязнь слипшегося „ЕЕ”? Или в этом „Ев г ” было подсознательно закодировано родовое имя Г ан г нус? Так или иначе, мы имеем дело с практически новым парапсевдонимом.

Евг. Евтушенко существует в русской поэзии 65-й год».

Дмитрий Шеваров. Стиль, который никогда не повторится. — «Лампада», 2013, № 4 (91).

«А ведь его могло не быть и как художника. В ту пору, когда начинал свой творческий путь, искусство решительно отвернулось от Церкви, сочтя религиозную тему исчерпанной. А эти тонкие, бледные, почти чахоточные лица нестеровских отроков и девушек — откуда Нестеров взял их? Ведь Россия еще дышала здоровьем. Взгляните на цветные снимки Прокудина-Горского: там страна, полная сознания своих сил. Грандиозные заводы, новейшие паровозы и корабли, замечательные дороги и мосты, новенькие храмы, красиво одетые и вполне довольные жизнью люди. Ничто не предвещает катастрофы.

Нестеров же начиная с 1890-х годов пишет Россию страдальческую и жертвенную. Пишет новомучеников в то время, когда они еще не ведают о предстоящем мученичестве.

Тут много необъяснимого. Вот в 1897 году 35-летний Нестеров работает над „Великим постригом”. Самый пронзительный и нежный образ этой картины — девушка, идущая со свечой, низко склонив голову. И это оказывается первым портретом великой княгини Елизаветы Федоровны. А ведь художник еще не был с ней знаком, и она тогда не помышляла о постриге. Пожалуй, никто, кроме одного-двух человек, не мог тогда оценить пророческий художественный дар Михаила Нестерова. В нем видели добротного мастера, который по своему „ортодоксальному недомыслию” хватается за „уходящее и отжившее”. Главные герои его картин — иноки и инокини, послушники и послушницы — вызывали у критиков безумное раздражение.

С другой стороны, его критиковала тогдашняя православная общественность, обвиняя в подражании французским модернистам и символистам. „Это большое заблуждение. Я пою свои песни, они слагаются в душе моей из тех особенностей, обстоятельств моей личной жизни, которые оставляют наиболее глубокий след во мне”».

Экспедиция «Енисей». — «День и ночь», Красноярск, 2013, № 3 .

По следам прошлогодней летней поездки французских писателей по удивительному маршруту, от Абакана до Норильска. Впечатлениями делятся Франсуа Белек, Кристиан Гарсэн и Элизабет Бирийе. Последняя — маленькой поэмой «Сибирь»: «<…> Тайга горела. / Старик обвинял Соединенные штаты. / Я разглядывала / Древние сани. / Сталинградский шлем. / Коренной зуб мамонта. / Сталина в рамке над диваном. / Мощи. / Иконы. // Озноб от земли до неба. / Твое небо. / Ходила ли я под ним? / Сибирь. / Как подавленное желание. / Сердце, которое не смогли принять. / Любовь, которую не смогли сберечь. / Ты живешь во мне».

Этим утверждением заканчивается сочинение французской поэтессы.

Составитель Павел Крючков