Ноябрьский триллер

Глава семнадцатая Ночной звонок

Через неделю после пышного торжества и последовавших затем помпезных похорон Наталье позвонила Вика и загадочным тоном предложила встретиться на «нейтральной территории». Так у них называлось обшарпанное кафе «Фортуна», расположенное неподалеку от офиса, где тосковала Наталья. Тосковала, потому что господин Фелоди, ее шеф, уехал в командировку в Штаты, и в офисе воцарилась тоска зеленая. То есть сотрудники без хозяйского глаза слонялись из угла в угол или часами висели на служебном телефоне, а с трудом оправившаяся от недавних потрясений Наталья целыми днями просиживала за своим столом, тупо уставившись в экран компьютера, тем самым создавая видимость работы. Потому приглашение подруги, произнесенное таинственным шепотом, ее обрадовало.

«Хоть какое-то разнообразие», — подумала Наталья и согласилась.

Зал был полон подростков и помятых жизнью личностей, пьющих дешевое пиво, и добропорядочная внешность Натальи вызвала недоуменные взгляды. Сквозь сизую пелену табачного дыма она пробралась в конец зала, где Виктория ждала ее в их излюбленной кабинке, отгороженной от любопытных взглядов дешевыми малиновыми шторами с желтой бахромой. Шторы напоминали полковые знамена, захватанные жирными руками посетителей, Наталья брезгливо, двумя пальчиками взялась за край, приподняла его и юркнула внутрь.

Вика лениво жевала сушеных кальмаров, методично доставая их из разодранной пачки, перед ней стояла кружка светлого пива. Вероятно, не первая, потому что ее взгляд, тяжелый и мутный, говорил об опьянении средней тяжести — Наталья знала подругу не первый год и успела изучить все стадии Викиного состояния. Например, сейчас, в средней, она — задумчива, меланхолична, преувеличенно вежлива, даже манерна, называет окружающих не иначе как «леди и джентльмены» и пьет исключительно «за любовь и дружбу». Следующей стадии лучше не дожидаться, так как в ней Виктория становится неуправляемой и может выкинуть что угодно, начиная с раздачи собственных денег всем нуждающимся и заканчивая дракой с уличным забулдыгой. Это уж, как говорится, куда юбка понесет.

Трезво оценив ситуацию, Наталья решила не засиживаться и заранее вызвать такси.

— Привет, — весело сказала она, располагаясь напротив.

— Здравствуй, милочка, — без всякого выражения произнесла Вика. Ее пожухлый синий костюм студенческих времен смотрелся смешно и трогательно.

Наталья высунулась из кабинки, чтобы подозвать официанта. Тот выглядел подстать заведению: длинные жирные волосы, трущиеся о лацканы засаленного пиджака, и серое лицо с розоватыми бугорками угрей.

— Что будем пить? — сально улыбаясь, спросил он.

— Сто пятьдесят «Хванчкары». И вызовите, пожалуйста, такси. Через полчаса мы уезжаем, — сурово сказала Наталья.

Официант удивленно заморгал: в их заштатном заведении не привыкли вызывать для клиентов такси, в лучшем случае люди отсюда уползали на четвереньках, в худшем — их выводили под белы рученьки и складывали на ближайших скамейках. Но вопросов он задавать не стал, записал заказ и исчез за занавеской.

— Ну, выкладывай, дорогая, что у тебя произошло? — повернулась Наталья к Вике. — С какой стати ты опять набралась?

— Только не надо читать мне мораль, пожалуйста. Я к тебе как к единственно близкому человеку, а ты меня мордой в грязь! — с пафосом произнесла Виктория. Язык у нее порядком заплетался, глаза странно косили.

Сообразив, что разговор пошел в ненужном ключе. Наталья сбавила тон:

— Ладно, старушка, не буду. Так что случилось-то?

— Вспомнила я кое-что. Вот только не знаю: идти с этим воспоминанием в милицию или нет. — Вика сделала большой глоток пива и замолчала.

— Может, хватит говорить загадками, а Вик? — поторопила ее Наталья.

— Я вспомнила, что в ту ночь, когда умерла Линка, я сквозь сон слышала голоса. Два голоса. И оба голоса — женские. Получается, что в комнате, кроме меня, были две женщины. Одна — понятно, Лина, а другая — убийца. Ты понимаешь, о чем я? Убийца — женщина! Это существенно сужает круг подозреваемых, — Вика победно взглянула на Наталью, с трудом фокусируя взгляд на ее переносице.

— Погоди-погоди, давай рассудим. Как ты могла слышать что-либо, если ты была, прости за откровенность, мертвецки пьяна? И вообще, может быть, эти голоса тебе просто приснились? А сообщив милиции о своих, мягко говоря, бредовых воспоминаниях, ты направишь ее по ложному следу. Если мне не изменяет память, это карается законом, — вздохнула Наталья.

— Ты мне не веришь, да? — вызывающе бросила Виктория, шумно прихлебывая пиво.

— Прости меня, дорогая, но, зная твою любовь к горячительным напиткам, не верю. Ты вряд ли способна трезво оценивать ситуацию. Хотя зачем я тебя уговариваю? Ты — взрослый человек и вольна принимать решения самостоятельно. Делай, как знаешь, — горячо сказала Наталья. Позади раздался шорох, и она оглянулась.

В кабинку протиснулся официант с подносом, на котором стоял сомнительной чистоты бокал с вином и пепельница. Наталья вспомнила о сигаретах, торопливо достала из сумки пачку легкого «Винстона», щелкнула зажигалкой и глубоко затянулась. В свете последних событий нервы и у нее начали сдавать, уже неделю она спала только со снотворным. Виктория всегда была «экстравертом», с маху оценивала события и выпаливала все и вся без разбору, чем навлекала на себя основную часть случавшихся с ней неприятностей. Наталья — человек, по природе закрытый и вдумчивый, — частенько пыталась уберечь подругу от скоропалительных решений, но, к несчастью, безуспешно.

Она зло глянула на подругу, тупо покачивающуюся из стороны в сторону на манер китайского болванчика, и быстро заговорила:

— Ты хоть представляешь себе, как будут потешаться над тобой милицейские опера, когда вечно поддатая литераторша Трамм поведает им о своих «сновидениях»? Мне так и видится насмешливое лицо Дубового, заявляющего: «Белая горячка, делириум тременс!», и оглушительный хохот окружающих. Но как ты сама этого не понимаешь? Уму непостижимо. — Наталья остановилась перевести дух и вновь взглянула на подругу: Виктория что-то невнятно бормотала, уставившись в опустевшую пивную кружку, будто ничего и не слышала. Похоже, она допилась до последней стадии, говорить с ней в таком состоянии было бесполезно, но Наталья попыталась еще раз. — Викочка, миленькая, — произнесла она умоляющим голосом, — ты понимаешь, что есть реальный убийца, он или она, разницы нет! И если то, что ты говоришь, окажется правдой, тебя тоже могут убить просто из боязни — вдруг ты вспомнишь еще что-нибудь и сможешь указать на убийцу! Понимаешь ты это или нет? Тебе что, жизнь не дорога, дуреха?! — Теперь Наталья почти кричала на осоловевшую Вику.

Та подняла на подругу тяжелый мутный взгляд и промямлила:

— Плевать. Я никого не боюсь, а сейчас хочу домой.

— Поехали!

В сердцах Наталья рывком приподняла Вику со стула и поволокла на улицу. В сумерках около входа маячила желтая «Волга». Наташа ворча запихнула подругу на заднее сиденье, заплатила шоферу, назвала адрес и, зло хлопнув дверцей, зашагала в сторону метро. Ей необходимо было успокоиться.

Ольга весь вечер проболталась по магазинам, домой идти не хотелось. Во-первых, она совершенно не представляла, чем можно заняться в пустой квартире, — ведь последние два года Олежка скрашивал ее одиночество нежной заботой и вниманием. Во-вторых, из головы не выходило «гиблое» дело семейства Фандотти, а вне дома ей всегда лучше думалось.

Вечер выдался тихим и морозным, чувствовалось приближение настоящей зимы, хотя снег лежал на обочинах тротуаров лишь небольшими грязными фрагментами. Душа ныла и саднила, будто застарелая язва, а ярко освещенные витрины магазинов и кафе манили, настойчиво зазывая войти и стряхнуть с себя одиночество, как истрепанный от долгой носки плащ. Поддавшись соблазну, Ольга заходила в эти заманчивые заведения, но вот странно — в шумной компании улыбающихся людей, беззаботно покупающих новогодние игрушки или плотоядно поглощающих сосиски в тесте, она чувствовала себя еще более одинокой. Настроение безнадежно заклинило на отметке «депрессия».

Прослонявшись по центру часа четыре, Ольга наконец решила ехать домой. По дороге купила себе пышный букет желтых хризантем. И совсем не потому, что желтый цвет вошел в моду с легкой руки Аллы Борисовны — просто исстари известно: этот цвет поднимает настроение, недаром дома для душевнобольных красят именно в желтый колер.

Но и такая радикальная мера не оказала желаемого действия — душа продолжала стенать и плакать. Так было всегда, когда у Ольги что-то «не вытанцовывалось».

Открыв дверь квартиры, она обнаружила, что в прихожей горит свет, на кухне зазывно бренчат кастрюли и аппетитно пахнет пельменями.

«Господи, Олег! Олежка вернулся!» — светло подумала она, и теплая волна счастья затопила ее.

— Олегыч, ты где?! — громко закричала Ольга, расшнуровывая тяжелые меховые ботинки.

— Представления не имею. Здесь только Викторыч, — раздалось у нее над головой.

Ольга вздрогнула и посмотрела вверх. Над ней возвышался Стас. В Ольгином фартуке, с шумовкой в руке, он добродушно улыбался, глядя на ее ошарашенную физиономию.

— Не привиделся, не сомневайся. Живой, из плоти и крови. Собственной, как говорится, персоной. Сюрприз тебе решил сделать.

— Понятно, — разочарованно протянула Ольга, — а ключи где взял?

— К Олегу на работу заскочил. Он поворчал немного, но потом ничего — дал. Ох, заболтался я с тобой, у меня ж там пельмени выкипят! — спохватился Дубовой и ринулся на кухню. — Помозговать я к тебе приехал. Прости, что без приглашения, но очень надо было, — донеслось оттуда. — Ты проходи, Ольгуня, не стесняйся. Сейчас ужинать будем.

— Спасибо за радушный прием, — с легкой иронией сказала Ольга, входя в кухню. Несмотря на разочарование (конечно, было бы лучше, если бы на месте Стаса оказался Олег), она все же обрадовалась неожиданному гостю. — Вот не знала, что ты такой хозяйственный.

— Это что! Я еще и крестиком вышивать умею.

— Как кот Матроскин? Ну, знаешь, это сейчас неактуально. Вот если б ты, к примеру, деньги печатать умел, тогда да! А то крестиком…

— Садись. Тебе пятнадцать штук хватит?

— Давай двадцать. — Ольга ощутила первобытный голод, вспомнив, что не ела со вчерашнего вечера. — Ты явился в надежде, что я раздобыла что-нибудь путное относительно Милены Валито?

— Я всегда ценил тебя за сообразительность. Понимаешь, я уже три ночи не сплю, обмозговывая это чертово дельце. — Стас бросил в рот сразу пригоршню пельменей и на минуту замолчал, занятый едой. — Но одних мозгов, к сожалению, маловато. Дефицит фактов налицо.

— Не могу тебя особенно порадовать. Мундштук на самом деле принадлежит Милене Валито, вот только она понятия не имеет, как он очутился на пороге спальни Лины Фандотти. Валито вновь подтвердила, что никогда не приближалась к комнате убитой, более того и шагу не ступала на второй этаж особняка. Будь добр, Стас, подай мне уксус. — Ольга показала пальцем на навесной шкаф справа. — Спасибо. Мне показалось, что известие о том, где нашли мундштук, потрясло ее. Она испугалась и высказала предположение, что преступник нарочно подкинул принадлежащую ей вещь под дверь убитой, чтобы навести подозрения на нее.

Стас перестал жевать, и, воздев вилку кверху, резюмировал:

— Логично. Если, конечно, она не врет.

— И еще. Во время разговора я заметила выражение какого-то боязливого сомнения, мелькнувшее в ее глазах. Мне показалось, подчеркиваю, показалось, что госпожа Валито что-то знает. Знает, но не хочет говорить.

— Я доверяю твоей интуиции, но «показалось» к делу не подошьешь, Оленька. Значит, не хочет говорить? Если не хочет — у нее на то есть веские причины, ведь дело-то нешуточное. Два убийства за два дня, и никаких концов! Никто ничего не видел, не слышал и не знает. И, главное, никаких следов! Фантастика! Заговор молчания! Круговая порука! Опыт показывает, что свидетели есть всегда. Вот только они молчат. А почему?

— Ответ напрашивается сам собой. Потому что убийца — человек влиятельный, и свидетели боятся его. — Палева вопросительно взглянула на Стаса. Тот задумчиво ковырял зубочисткой во рту, вид у него был преуморительный, и Ольга, не удержавшись, прыснула.

— Перестань смеяться. Значит, круг замыкается, и мы упираемся в самого господина Фандотти?

— Похоже, что так.

— Завтра же установлю за ним наблюдение. Рано или поздно убийца выдает себя.

— Если ты о бытующем мнении, будто убийцу всегда тянет к месту преступления, то это мало что даст. Ведь место убийства — его собственный дом! Нескладно получается, товарищ полковник.

— Оставь свой сарказм при себе, пожалуйста. Просто на данный момент ничего другого мне в голову не приходит. Если ты можешь посоветовать что-то более умное, то пожалуйста… — Стас сделал пригласительный жест рукой.

— Нет. Кстати, еще один момент: во время нашей беседы Милене Валито кто-то позвонил, судя по всему мужчина. Она очень не хотела разговаривать с этим человеком при мне и ни разу не назвала его по имени, что само по себе настораживает. В общем, устанавливай свое наблюдение, а там посмотрим! Между прочим, у меня хватило ума попросить служащую у Фандотти Любу присмотреть за хозяином и в случае чего ставить меня в известность. Так что ты мне должен. Спасибо за ужин, полковник. — Ольга поднялась из-за стола.

— Пожалуйста. — Дубовой принялся убирать грязные тарелки.

— Ночевать ты тоже здесь собираешься? — Она демонстративно посмотрела на разрисованный баклажанами циферблат кухонных часов, те показывали половину двенадцатого.

— Я не прочь. Только Олегыч твой меня завтра же вызовет к барьеру. По-моему, он не верит в дружеские отношения между мужчиной и женщиной. Зеленый еще. И чего ты с ним связалась, не понимаю.

— И не пытайся, все равно не поймешь.

— Почему это?

— Потому что я сама этого не по-ни-ма-ю. Ясно? А теперь давай выкатывайся. Спать пора.

Проводив Дубового, Ольга приняла душ и завалилась спать. Без Олежки в постели было холодно и неуютно, и она долго ворочалась, прилагая нечеловеческие усилия, чтобы заснуть. Наконец ей это удалось. Снился ей Дубовой верхом на белом скакуне, за ним на сияющем «Мерседесе» гнался Массимо Фандотти, рядом с Фандотти почему-то сидел Олег и громко кричал: «Банзай!»

Из сумасшедшего винегрета нелепого сна ее выдернул телефонный звонок. Ольга с трудом разлепила веки, впотьмах на ощупь отыскала трубку и хрипло прошептала:

— Алло.

— Спишь, голубушка? — Дубовой говорил возбужденно, почти кричал.

— Сплю. Что-нибудь случилось?

— Пора, красавица, проснись, открой сомкнуты негой взоры…

— Ну хватит ерничать. Ты что, пьян? Время половина третьего! — разозлилась Ольга.

— Лучше бы я был пьян. Милену Валито обнаружили в автомобиле «Вольво» на тридцать четвертом километре Новорижского шоссе с пулей в голове. Вставай, через полчаса за тобой подъедет Костя. Жду.

Трубка коротко запищала, Стас отключился. Ольга села на постели, в висках стучало, голова разламывалась от недосыпания и упорно отказывалась соображать. Детектив изо всей силы дернула себя за мочку уха, пискнула от боли, включила бра и принялась одеваться.

В четыре утра на тридцать четвертом километре Новорижского шоссе около элегантного красного «Вольво», скромно притулившегося на обочине, царила суматоха. В радиусе ста метров Ольга насчитала пять машин: три милицейских, «Скорую помощь» и «Волгу» ГИБДД.

В густой тьме, освещаемой тревожными вспышками милицейских мигалок, под сильными порывами промозглого ветра сновали люди. Валил густой, липкий снег. Движение частично перекрыли, и, несмотря на ночное время, по левой полосе медленно тянулась колонна автомашин, из них время от времени высовывались любопытные лица проезжающих.

Не успел Костя притормозить, как Ольга, яростно рванув молнию куртки до подбородка, выскочила из машины. Дубовой стоял неподалеку от «Вольво», наблюдая за работой оперов. Ольга рысью пронеслась мимо него, подбежала к машине и заглянула внутрь. На руле бессильно висела женщина в блестящей кожаной куртке. Лицо ее оказалось скрыто пышными вьющимися волосами. Судя по полной неподвижности женщины, она была мертва.

— По свидетельству врача, смерть наступила около шести часов назад, — прокомментировал Стас, подойдя к застывшей столбом Ольге.

— Что еще? — Палева говорила неестественным, каким-то деревянным тоном, чувствовала это и ничего не могла с собой поделать. Она была потрясена случившимся. Проработав бок о бок со смертью немало лет, Ольга так и не смогла к ней привыкнуть. Женщина, молодая, красивая и, вероятно, счастливая, с которой она еще днем пила кофе и которой не желала ничего плохого, эта самая женщина была мертва! И именно после разговора с ней, с Ольгой! Здесь есть какая-то связь. Ольга чувствовала себя причастной к смерти Милены. Но зачем, почему, отчего это произошло? Ответа она не знала, а нелепое чувство вины тихо вползло в душу и улеглось там плотными холодными кольцами.

— Еще? — Стас говорил негромким голосом, как и положено в присутствии покойника. — Убита выстрелом в голову из «беретты», автоматического пистолета итальянского производства. Оружие найдено в машине, рядом с убитой. Следов никаких: ни отпечатков пальцев, ни улик, ни свидетелей. Ее случайно обнаружил мужчина, проезжавший мимо: решил, что дамочка сломалась, и вот… На мой взгляд, попытка инсценировать самоубийство, как и в предыдущих случаях. Но ты же понимаешь, что три самоубийства за неделю многовато.

— Кому принадлежит оружие, выяснили?

— Интересно, когда бы мы успели? У вас, частников, понятия о милиции какие-то извращенные! — вскипел Стас. — А потом, тут и проверять-то нечего. И так понятно, что хозяин пистолета — твой работодатель, синьор Фандотти.

— Ну, это еще надо доказать! — отрезала Ольга и отвернулась. — Значит, мне не показалось, будто Валито что-то знает. Ведь убили ее именно после разговора со мной. Из опасения, что она может проговориться.

— Но она не проговорилась. И зря. А могла бы нам помочь. Все равно ведь ухлопали. — Стас достал пачку «Кента» и закурил.

Лес, плотно обступавший дорогу, глухо стонал. Сильный порыв ветра швырнул целую пригоршню снега Ольге в лицо, она инстинктивно зажмурилась и почувствовала, как защипало глаза. Потекла тушь, а вместе с ней закапали слезы. Накопившиеся за последнюю неделю невзгоды, тоска по Олежке, оставившего ее именно сейчас, в самое трудное время, бессилие перед обнаглевшим маньяком, истреблявшим людей у нее под носом, — все это вылилось наружу обильными, неудержимыми слезами. Ольга плакала беззвучно, отвернувшись от Стаса.

Овладев собой, она сердито, чтобы полковник не заметил ее слабости и не поднял на смех, буркнула:

— Слушай, ты бы выбирал выражения. Никогда не привыкну к твоему жаргону.

— Это защитная реакция. В нашем деле без цинизма нельзя — свихнешься. Твой афоризм. Цитирую.

— Вот-вот, «ухлопали», «свихнешься». Тьфу!

— Одна радость, Ольгуня: круг подозреваемых сужается. Народу в деле остается все меньше и меньше, — беззаботно заметил Дубовой.

— Ага, мы дождемся, когда преступник перебьет всех и останется в гордом одиночестве, и торжественно нацепим на него наручники. Так, что ли? — Ольга немного успокоилась и незаметно вытерлась рукавом.

Из темноты вынырнул высокий худой врач в накинутом поверх белого халата пальто. Он тер глаза и безудержно зевал:

— Ну что, тело можно везти?

— Валяйте. — Стас пнул ногой замерзшую кочку и зашагал к машине. — Садись ко мне, договорим! — крикнул он Ольге.

Из притормозившего «КамАЗа» высунулась небритая физиономия, и, глядя на вытащенный из машины труп, водитель присвистнул:

— Ого! Богатые тоже плачут!

«Господи, сколько вокруг кретинов!» — со злостью подумала Ольга и тоже пихнула ногой промерзший ком земли, больно ударила палец, взвыла и похромала за Стасом в машину.

В салоне детектив заснула. Уазик болтало из стороны в сторону, Ольга заваливалась то вправо, то влево, больно билась о металлические внутренности автомобиля, просыпалась и дико озиралась, пытаясь определить местонахождение машины. Они со Стасом договорились ехать в управление: смысла возвращаться домой не было — с утра предстояла уйма дел. Необходимо было выяснить владельца оружия — хотя одно то, что пистолет был итальянским, подсказывало, кто мог оказаться его хозяином. Требовалась срочная медицинская и баллистическая экспертизы, подтверждающие версию убийства. Да и машину Милены Валито предстояло осмотреть в более комфортных условиях.