Ноябрьский триллер

Глава восемнадцатая Максим Павлович

В ночь гибели Милены господин Фандотти вернулся домой далеко за полночь. Лицо его, серое от усталости, выражало брезгливость и скуку, уголки губ нервически подергивались.

В квартире стояла тишина, Барти и няня спали. Массимо быстро прошел в кабинет и долго рылся в письменном столе. Добравшись до нижнего ящика, он наконец нашел, что искал, и извлек оттуда фотографию в продолговатой серебряной рамке. Едва взглянув на фото, Фандотти спрятал его в карман. Потом подошел к бару и налил себе полный стакан виски, подумал и отставил его в сторону. Сегодня он был у своего врача, и тот строго-настрого запретил ему пить.

«У вас, друг мой, нервное расстройство. — Врач ласково похлопал Массимо по плечу. — Само по себе это не страшно. Это естественно после потери любимой жены и матери, но поберечься следует. Попейте антидепрессанты, но ни в коем случае не алкоголь! Этим вы только усугубите ваше состояние».

Массимо с тоской посмотрел на вожделенный стакан и решительно отодвинул его подальше. Потом достал из внутреннего кармана пиджака блистер с белыми горошинами таблеток, выдавил сразу две и бросил их в рот. Усевшись в пухлое кожаное кресло, он вновь достал фотографию и принялся внимательно ее рассматривать.

Минут через пять приступ отчаянной, животной тоски прошел, и Массимо вздохнул свободнее. Спать не хотелось, он не мог толком спать уже целую неделю, но организм работал четко и, похоже, в сне не нуждался.

На цыпочках Фандотти пробрался в спальню сына, присел на краешек кровати и долго разглядывал милую мордашку посапывающего во сне Барти. Сердце снова заныло.

Массимо вышел из комнаты, неслышно притворив за собой дверь, нащупал в кармане мобильник, набрал номер и сказал:

— Андрей, через полчаса будь у моего дома.

— Едем куда? — сонным голосом спросил водитель.

— В Лесное. Кажется, я забыл там важные документы.

Через полчаса раздался звонок в дверь, на пороге стояли два телохранителя. Массимо бегом сбежал по ступеням. Пожилая консьержка взглянула на часы и только плечами пожала: мол, и чего людям не спится?

На трассе водителю пришлось попотеть: плотная снеговая завеса, скользкая, как каток, дорога, сильный встречный ветер. Казалось, погода задалась целью заставить Массимо Фандотти вернуться, но он наоборот подгонял водителя по-итальянски: «Престо! Престо! Престо!», что служило признаком крайнего возбуждения бизнесмена. Охранники недоуменно переглядывались и пожимали плечами, абсолютно не понимая, какого черта в непогоду и посреди ночи их босса понесло в лес.

Домчались за полтора часа. В Лесном их уже ждали: Володя предупредил о приезде хозяина, и старый Петрович, трогательно называвший синьора Фандотти на русский манер Максимом Павловичем, заслышав шум въезжающей во двор машины, настежь распахнул дверь. Ежась от колючего ветра и подслеповато щурясь в темноту, он терпеливо ждал, когда Массимо поднимется по ступеням.

— Заходьте, Максим Палыч, — добродушно гудел старик, раздевая хозяина. — Заходьте, зря беспокоитесь: у нас все в полном ажуре. — Петрович ласково заглянул в глаза Массимо и вздрогнул.

Фандотти напоминал разъяренного зверя: побелевшее и перекошенное от злобы лицо, сжатые в черную щель губы, прищуренные, налитые кровью зрачки. Молча, даже не глянув на преданного Марко, услужливо заглядывавшего хозяину в глаза, он взбежал вверх по лестнице и скрылся в коридоре второго этажа. Дойдя до комнаты жены, Массимо остановился, будто в нерешительности, потом распахнул дверь и вошел в нее.

Через несколько минут дом содрогнулся от жуткого животного воя. Это выл синьор Фандотти, выл страшно, как воют звери или умалишенные.

— Батюшки, да он в уме тронулся! — ахнул Петрович и размашисто перекрестился.

Вошедшие в дом водитель и охранники остолбенели, слушая дикие вопли хозяина.

— Как бы он с собой чего не сотворил? — Петрович испуганно посмотрел на Марко. — Может, врача вызвать? Ну, дохтора, — настойчиво повторил он, видя, что итальянец его не понимает.

Слово «доктор» оказалось интернациональным, и Марко сообразил, чего от него хотят, однако протестующе замахал руками:

— Но! Но!

— «Но» да «но», — проворчал Петрович, — разнокался тут. Чай, не запрягал еще! Вот помрет Максим Палыч, чего делать будешь, макаронник проклятый?!

Ворча и ругаясь, Петрович отправился в свою комнату под лестницей. Охранники еще немного постояли, прислушиваясь, но вой как будто прекратился, и они устало разбрелись по своим комнатам.

Утром синьор Массимо вышел к завтраку как ни в чем не бывало — чисто выбритый, тщательно причесанный. Он даже улыбался, но глаза смотрели холодно и отчужденно. Покончив с омлетом, Фандотти приказал Марко заказать три авиабилета на Милан на завтра.

— Один билет для меня, другой — для синьоры Бардини, третий — для синьора Паоло Фандотти.

— Старый синьор хочет вернуться домой? — спросил Марко.

— Да. Здесь, в России, говорят: «Дома и стены помогают». Старику нужен отдых и покой.

— Но, насколько я помню, вам, синьор, выезд из Москвы временно запрещен, — осторожно заметил Марко, наливая хозяину кофе из тяжелого серебряного кофейника времен Екатерины Великой.

— Черт побери! — заорал Массимо, вскочив из-за стола. — Я не спрашивал твоего мнения насчет моего отъезда, я приказал тебе заказать билеты, слышишь?!

— Да, синьор, — кротко ответил Марко и потупил глаза. Щеки его стали пунцовыми, руки дрожали, он попытался убрать со стола чашки, но едва не разбил блюдце.

— Пусть затопят камин в зале. Я там поработаю, — и синьор Фандотти тяжелой походкой вышел из столовой.

Ему требовался отдых, проклятая голова не отключалась, мысли не давали покоя. Вчера вечером ему позвонил нотариус из Милана и официально заявил, что оглашение завещания синьоры Луизы состоится первого декабря, и неофициально шепнул, что Массимо ждет неприятный сюрприз, о котором он не имеет права говорить раньше положенного срока. Фандотти надавил на него, и нотариус признался, что свою долю в «Космите» и два дома в Сан-Ремо и Порто-Фино мать завещала внучке Софии, дочери Джины. Старая ведьма! Ведь она была прекрасно осведомлена о его трудностях в последнее время, и так подгадить. Даже после смерти продолжала пакостить собственному сыну! Массимо не мог ей этого простить. Она мстила ему за Лину, за его непослушание, за то, что он посмел жениться на ней против воли матери. Еще эта чертова кукла Джина! Она во всем поддерживала матушку в надежде получить хороший куш после ее смерти и не ошиблась! Джина настраивала мать против Лины и против него, Массимо, и добилась-таки своего!

К горлу подкатил отвратительный плотный комок, он мешал дышать, и Фандотти изо всех сил рванул воротник рубашки. Пуговицы с треском посыпались на пол.

Что делать? В последнее время он винил Лину во всех своих неудачах — в ссоре с родителями, в финансовых проблемах, но теперь жены нет. А проблемы остались.

Массимо едва не взвыл, но вовремя опомнился — вчера ночью он, кажется, не на шутку испугал прислугу. Хватит! Не распускаться! Нужно держать себя в руках.

Держась за сердце, он подошел к высокому французскому окну и прижался лбом к холодному стеклу. За окном валил снег, все тот же проклятый снег, он стал для Массимо символом безысходности.

Окаянная страна, с вечным снегом и тусклым солнцем! И ему нестерпимо захотелось домой, в Италию, яркую и праздничную, пахнущую Адриатикой и терпким вином, полную жизни и истории, в родной Милан. Черт занес его на Богом забытую окраину земли!

Фандотти глухо застонал и стукнулся лбом о дубовую раму. Как он устал! Ему совершенно необходимо уехать, и Массимо это сделает. Плевать ему на всю русскую милицию вместе взятую!

При этой мысли ему полегчало. Он уедет, оставит все беды здесь, отвлечется, и, быть может, ему еще повезет. Должно повезти. Не может не повезти. И Массимо ощутил слева теплое покалывание — сердце ожило и робко отозвалось на его мечты. Да, так и будет. Непременно будет.

Он уже хотел отойти от окна, когда заметил движение у въездных ворот — там засуетились охранники. Потом Массимо увидел, как автоматические ворота медленно поползли в сторону, пропуская во двор допотопный милицейский уазик, на котором обычно перемещался полковник Дубовой.

Фандотти отпрянул от окна, правый глаз предательски задергался, руки затряслись.

— Какого черта им здесь опять нужно?! — выдохнул он. — Неужели они докопались до?.. Нет, не может быть. Мы были очень осторожны. Нет. И какое их собачье дело, если я!..

Он испуганно оглянулся — в последнее время у него появилась дурная привычка рассуждать вслух. Массимо обругал себя за неосмотрительность, расправил плечи, втянул живот и отправился встречать непрошеных гостей.

Ольга шла медленно, ее слегка пошатывало от усталости, но усталость была приятной — за утро они со Стасом умудрились переделать массу дел. Медицинское вскрытие и баллистическая экспертиза подтвердили версию об убийстве Милены Валито.

— Не сама она лишила себя жизни, — заключил судмедэксперт Паша Саттаров. — Вот смотрите, под каким углом располагался пистолет, когда убийца нажал на спусковой крючок, — и он скальпелем показал угол наклона. — Видите: отверстие, куда вошла пуля, расположено не у виска, а ближе ко лбу, направление выстрела от лобной части к уху. Это абсолютно нехарактерно для самоубийцы. Кроме того, женщины и после смерти хотят быть красивыми, а пуля разворотила нашей красавице едва ли не половину лба. Уверяю вас, никаким самоубийством здесь не пахнет.

Ольга с сожалением посмотрела на синеватое с заострившимися чертами лицо Милены. После смерти она выглядела божественно. Если бы не обезобразившая лоб, черная запекшаяся рана с лохмотьями кожи по краям, эту женщину можно было бы назвать прекрасной. Смерть стерла налет житейской суеты, все ненужное и мелкое, оставив врожденное благородство и восхитительное выражение вечного Покоя и Высшей Мудрости.

Глаза Ольги противно защипало, и она отвернулась. Гадкое, липкое чувство вины перед Миленой опять накатило на нее, и она судорожно всхлипнула, со стоном, прерывисто, как всхлипывают наплакавшиеся дети.

Стас понял ее и, приобняв Пашу, тактично вывел его из прозекторской.

Пока Ольга со Стасом присутствовали на вскрытии, криминалисты занимались идентификацией оружия, что оказалось проще пареной репы. Пистолет был официально зарегистрирован на Массимо Фандотти. Выяснилось также, что на его имя оформлено порядка сорока единиц огнестрельного оружия, начиная с охотничьих ружей и кончая дамским револьвером французского производства. Оказалось, что синьор Фандотти принадлежал к категории страстных коллекционеров подобного рода продукции.

— Попался, голубчик! — потирал руки Стас. — Теперь ему не отвертеться. Если у него нет алиби на вчерашний вечер, я его тепленьким возьму. Мафиози. Крестный отец нашелся! Я ему покажу, где раки зимуют, — митинговал он, беспокойно бегая взад и вперед по кабинету.

Ольга грызла засохшую пиццу, валявшуюся у Стаса на столе со вчерашнего дня.

— Слушай, ты — опытный сыщик, а рассуждаешь, как ребенок. Чересчур все просто у тебя получается, а Фандотти полный идиот. После двух дьявольски ловких убийств он вдруг резко тупеет, берет свой собственный пистолет и убивает Милену Валито. Чушь на постном масле! — Ольга взяла бумажный стаканчик с кофе и отпила сразу половину.

— А может, расчет сделан именно на это? Фандотти — дядечка умный, и он предвидел, что любой здравомыслящий человек будет рассуждать именно таким образом. То есть действовал методом от противного. Чтобы окончательно сбить следствие с толку и под шумок исчезнуть. А потом ищи его свищи в Италии — при его деньгах и связях мы черта лысого оттуда получим, а не его. Как тебе такой расклад, умница моя?

Ольга растерянно заморгала глазами и неуверенно заметила:

— Думаешь, Фандотти блефует?

— Блеф — штука опасная, но эффективная. Нужно тонко чувствовать, где и когда его применить. Если он рассчитывал запутать нас и выиграть время, то я ему этого не позволю. — Дубовой сел и нервно забарабанил по столу. — Чует мое сердце: надо срочно ехать в Лесное и брать красавчика за жабры, пока он не оставил нас с носом.

После долгих препирательств Ольга согласилась ехать в Лесное, и теперь, приближаясь к серой громадине особняка, она с каждым шагом ощущала, как дом постепенно наваливается на нее холодной каменной мощью, пугая и подчиняя всех и вся своей страшной воле. Казалось, он жил собственной жизнью, мрачной, ужасной жизнью каменного монстра.

«Ледяной дом», — вспомнила Ольга и остановилась: ноги отказывались нести ее в логово смерти.

Стас подтолкнул ее в спину:

— Но, но, залетныя! Не тормози.

— Боже мой, если бы ты знал, как надоел мне твой «дубовый юмор», — устало сказала Ольга.

— Подумаешь! — хмыкнул полковник, взбираясь по лестнице следом за ней.

Ольга сразу заметила, что Петрович, открывший ей дверь, глядел невесело. Сделав над собой усилие, она переступила порог и попала под прицел колючих глаз синьора Фандотти. Шедший следом Стас прошел ту же процедуру. Массимо Фандотти, несмотря на небольшой рост и некоторую расплывчатость фигуры, умел поставить человека на место. Как правило, это место всегда оказывалось значительно ниже его пояса.

— Здрасьте, — не очень-то радушно буркнул полковник Дубовой при виде не слишком гостеприимного хозяина.

— Искренне желаю вам того же. Но простите, я не ожидал вашего визита, — с плохо сдерживаемым раздражением сообщил синьор Фандотти.

— Мы, откровенно говоря, тоже.

— Что — тоже?

— Не ожидали от себя визита к вам. Обстоятельства, как говорится, вынудили, синьор Массимо, — не обращая особого внимания на откровенную враждебность хозяина, балагурил Стас, снимая куртку и сапоги.

Ольге не осталось ничего иного, как последовать его примеру.

Фандотти, заметивший, что его холодность не производит на русских ни малейшего впечатления, сбавил тон и спросил:

— Есть проблемы?

— Есть, синьор Массимо. И еще какие! Где мы можем с вами поговорить?

— В кабинете. — Под натиском полковника Фандотти на глазах становился покладистым и даже любезным. Он снизошел до того, что приказал Марко подать кофе гостям.

Дубовой в нетерпении потирал руки. Сделав глоток, он отставил чашку в сторону и начал издалека:

— Говорят, господин Фандотти, вы — страстный поклонник огнестрельного оружия.

— Порко Мадонна! Это громко сказано, полковник. У меня есть небольшая коллекция. Так, пустяки.

— Вы находите пустяком сорок две единицы огнестрельного оружия? На мой взгляд, это целый арсенал! Можно взглянуть на него?

— Конечно. Только я не понимаю, чем вызван столь пристальный интерес к моему хобби.

— Сдается мне, что вы, господин Массимо, все понимаете, только не хотите признаться.

— В чем признаться?

— Ну, например: где вы были вчера между девятью и одиннадцатью вечера?

— В офисе. А почему, собственно, я должен перед вами отчитываться? — Синьор Фандотти начал сердиться. Он вскочил и забегал по кабинету, возбужденно размахивая руками. — Насколько я понимаю, во всей отвратительной серии убийств, произошедших под крышей моего дома, виноват некто, кого я вас попросил разыскать. И я совсем не ожидал, что мне придется оправдываться, доказывая собственную невинность.

Слово «невинность», употребленное вместо «невиновность», развеселило Дубового. Он улыбнулся, затем невозмутимо продолжал:

— Не нужно так волноваться, гражданин Фандотти. Кто может подтвердить ваше алиби? — Стас называл Фандотти «гражданином», подчеркивая, что изменился процессуальный статус его собеседника: из свидетеля он превратился в подозреваемого.

Массимо, однако, этого нюанса не оценил, его поставило в тупик прежде всего слово «алиби». Он явно не понимал, причем тут его алиби и о чем вообще идет речь. Итальянец остановился и, вытаращив глаза, уставился на Дубового.

Ольга поняла его затруднения и мягко повторила вопрос:

— Кто может подтвердить, что вы, синьор Фандотти, действительно были в офисе с девяти до одиннадцати вечера?

— Охранник и водитель, которого я вызвал, чтобы ехать домой! — кипятился Фандотти. — А что все-таки произошло? Может, вы мне скажете наконец?

— Вряд ли вы услышите что-либо новое для себя, гражданин Фандотти, — с ухмылкой произнес Стас. — Вчера между девятью и одиннадцатью вечера была убита жена вашего заместителя, Милена Валито. И убита вот из этого самого пистолета. — Дубовой торжественно выложил на стол оружие. — Ваша игрушка, гражданин Фандотти?

Лицо Массимо побелело, пальцы непроизвольно сжались в кулаки, он начал задыхаться.

— Мама миа! — простонал он, схватился за голову и упал ничком на полированную поверхность стола.

— Боже мой, Стас! Ему плохо! Быстрее врача. Слышишь! — Ольга подскочила к синьору Фандотти и попыталась приподнять его, но он оказался чересчур тяжелым. — Помоги мне, Стас. Надо расстегнуть ему рубашку. Слышишь ты, чурбан?!

— Слышу, слышу. Плохо ему, как же! Просто ваньку валяет. Испугался, небось. — Стас ворча приподнял Массимо Фандотти, опрокинул его на спину и, увидев белое как мел лицо с посиневшими губами, крякнул: — Вот, черт! И впрямь помирать собрался. Врача вызывай, Ольга!

Массимо приоткрыл мутные глаза и прошептал:

— Не надо. Там, в кармане пиджака, таблетки, дайте… одну.

Пока синьор Массимо отлеживался на диване, Стас с Ольгой вышли в коридор.

— Наворотил ты дел, полковник Дубовый. — Она злилась и намеренно коверкала его фамилию, зная, как это раздражает Стаса. — Ты предъявляешь обвинение, даже не опросив свидетелей.

— Это ты про охранника и водителя? Чепуха! Он мог незаметно проскользнуть мимо охранника и добраться до Новорижского шоссе на частной машине. Потом вернуться и сделать вид, будто никуда не уезжал. Ведь в офисе никого, кроме него, не оставалось, а обвести вокруг пальца охранника дело плевое. Так что алиби жиденькое, да и пистолет принадлежит ему.

— Допустим. Но почему ты не допросил его секретаря, мужа Милены Валито, Погодину, Трамм? В этой истории мы имеем очень много потенциальных преступников. Почему ты берешь на себя ответственность принимать скоропалительные решения?

— Потому что из нас двоих, милая, полковник все же я. И мой профессиональный нюх подсказывает мне, что я принял единственно правильное решение. Промедли я хоть день, и видали бы мы твоего артиста, как собственные уши. Все. Точка. И вообще я не понимаю, чего ты за него заступаешься? Не из меркантильных ли соображений? Не хочешь лишиться обещанного в итальянских лирах заработка?

— Глупо с твоей стороны. Глупо и недостойно, — поджала губы Ольга.

— Ладно, прости. Это я ляпнул, не подумав, — извиняющимся тоном сказал Дубовой, трогая Палеву за рукав. — Не дуйся.

Мимо них неслышно проскользнул вездесущий Марко, имевший особый талант — возникать, казалось бы, из ниоткуда. Он подошел к двери кабинета, даже не удостоив взглядом полковника и Ольгу — по примеру хозяина, Марко презирал любого, кто не имел за душой хотя бы паршивенького миллиона долларов.

— Э, любезный, туда нельзя! Синьор Массимо просил его не беспокоить, — окликнул итальянца Дубовой.

Марко сделал вид, что не слышал, и шмыгнул за дверь.

— Вот, проныра! — буркнул Стас и быстро метнулся за управляющим. Дверь в кабинет осталась приоткрытой, и полковник прислушался к доносившемуся оттуда разговору. Говорили по-итальянски: синьор Массимо — слабым, дрожащим тенорком, Марко — свистящим шепотом, но Стасу удалось разобрать слово «Милан», произнесенное трижды. Подозвав Ольгу, он ткнул пальцем в сторону кабинета, и злорадно сказал: — Ну, и кто оказался прав? Слышь, про Милан судачат, макаронники. Я тебе, как врач, говорю: он укокошил трех женщин и собрался ноги делать. В Милан, на родину, захотел, голубчик. Граппу пить и спагетти трескать, сидя во внутреннем дворике палаццо под ласковым итальянским солнышком.

— Может быть, ты и прав, — задумчиво произнесла Ольга, вслушиваясь в нежно вибрирующую мелодику чужого языка.

— Пошли, надо еще с оружием разобраться. Похоже, наш клиент малость оклемался, — и Стас толкнул дверь.

— Только ты поаккуратней, пожалуйста.

— Ничего. С мафиози в белых перчатках не разговаривают.

— Ты его еще крестным отцом назови, — кольнула Ольга.

Синьор Массимо полулежал на массивных кожаных подушках. Вокруг него хлопотал Марко, он без умолку стрекотал по-итальянски и то совал хозяину стакан воды, то принимался вытряхивать на ладонь таблетки из тонкой стеклянной трубочки, найденной Ольгой в кармане пиджака Фандотти.

При виде вошедших синьор Массимо что-то коротко сказал Марко. Тот с ненавистью глянул на Дубового, облил Ольгу ледяным презрением и с подчеркнутой медлительностью вышел из кабинета.

Полковник присел напротив лежащего хозяина дома и, поигрывая коллекционным пистолетом, начал допрос:

— Итак, синьор Фандотти, теперь я бы хотел услышать от вас что-либо вразумительное. Каким образом ваш пистолет оказался в машине убитой Милены Валито?

— Я не знаю. — Голос Массимо звучал жалко и растерянно.

— Интересно. Но я уверен, что ваша коллекция хранится под замком.

— Естественно. В левом крыле, на втором этаже есть комната, которую я называю «охотничьей». Там, на большом стенде за небьющимся стеклом, и хранится моя коллекция.

— Так кто же, если не вы, мог взять оттуда пистолет? — напирал Стас.

— Никто. Потому что ключ от комнаты и от стенда хранится у меня в сейфе.

— Вот видите. Вы сами себя опровергаете, гражданин Фандотти. Нескладно получается. — Дубовой опять подчеркнуто назвал Массимо гражданином. Бизнесмен на сей раз понял смысл этого обращения, его передернуло, но возразить он не посмел.

— Почему же? Я могу объяснить. Мы въехали в этот дом не так давно. Лина, не привычная к большим помещениям, боялась. Как ни смешно это звучит, но она не могла спать по ночам, ей мерещились то привидения, то грабители. Если я ночевал здесь, все обходилось проще: она среди ночи прибегала ко мне и оставалась до утра. Если же дела вынуждали меня остаться в городе, то ей, бедняжке, заснуть без снотворного не удавалось. Однажды она попросила меня дать ей пистолет — так, на всякий случай. Я не нашел в этой просьбе ничего предосудительного и дал ей оружие, как раз «беретту». Для собственного спокойствия она хранила его в верхнем ящике туалетного столика. Теперь, насколько я понимаю, его там нет. — Приведя в свое оправдание эту версию, Массимо Фандотти тем не менее выглядел совершенно подавленным.

— История занимательная, но неубедительная. Кроме того, Лины Фандотти уже нет в живых, и проверить ваши показания не представляется возможным. А имеющиеся факты весьма красноречивы, гражданин Фандотти. — Стас говорил медленно, смакуя каждое слово.

Массимо зябко ежился под его колючим взглядом, но молчал. Он походил на затравленного зверя.

Постукивая пальцами по столу, Дубовой тоже долго молчал, очевидно, принимая какое-то решение. Потом поднялся, достал из кармана наручники и отчеканил:

— Вам придется поехать с нами, гражданин Фандотти. Вы задержаны по подозрению в убийстве вашей жены, Лины Фандотти, вашей матери, Луизы Фандотти, и Милены Валито. Вы имеете право отказаться от дачи показаний до приезда вашего адвоката. Идемте.

Массимо Фандотти послушно поднялся, взял пиджак, дал надеть на себя наручники, глаза его смотрели грустно и беспомощно. Выходя из кабинета, он оглянулся, окинул комнату взглядом, полным тоски и ужаса, и прошептал:

— Проклятая страна! Если бы я мог рассказать вам…

Дубовой не расслышал его последней фразы, а Ольга встрепенулась, хотела спросить, что он имеет в виду, но наткнулась на безжизненный взгляд итальянца и поняла: он ничего не скажет. Что-то жуткое было в глазах Массимо, будто на Ольгу глянула сама смерть.