Ну, погодите! или Двое на одного

Глава десятая
ОБМАНЩИЦА ЛИСА

Вместо одного инвалида теперь было два.

У Кузьмы болела левая нога и правое ухо.

У Волка болело левое ухо. А нога не болела совсем. Но зато был подбит правый глаз.

Из двух волков-инвалидов одного здорового волка можно было собрать. При желании. Но это так, шутка. А нашим друзьям было не до шуток. Да и в подвале находиться становилось опасно. Вот-вот нагрянет милиция.

— А может, ну его, — сказал Волк, — Зайчишку этого? Скоро лето. Поедем к морю. Там и часики золотые, и сумочки. Лежат себе на пляжике, загорают. Ждут нас. Начнём охотничий сезон. А?

— Это как?

— Ну, понимаешь, Кузьма. Если где-то что-то плохо лежит. Или хозяева плохо смотрят. За тем, что где-то плохо лежит.

— Как это?

— А так, что взять это надо! Чтоб лучше смотрели! — не выдержал Волк.

— Нет! Это не волчье дело! Пока я Зайчишку не поймаю, нет моему сердцу покоя. А поймаю — загрызу. Папой клянусь. Погибшим за границей.

— Злой ты очень, Кузьма, — сказал Волк. — Даже слишком. Ни грамма в тебе доброты. Избить — это дело. До потери пульса! Это я понимаю.

— Эх, вы, — сказал Кузьма. — Племя новое, незнакомое. И в кого только уродились?

Волку стало стыдно:

— Пошутил, Кузьма. Я всегда с тобой. До гробовой доски. Заячьей. Смерть Зайцам!

— Смотри! — строго сказал Кузьма. — Правый глаз у тебя подбит. Как бы с левым чаво не случилось.

По тротуару застучал ливень. В подвале стало сыро и неуютно. Потоки воды пенились в узеньком окошечке, прямо над их головами. Отдельные ручейки прорывались в подвал и журчали по стенкам.

Всё это не укрепляло силы духа. И без того не очень сильные.

Прохожие в окошечке бежали от ливня. Видны были только их ботиночки и сапожки. И ноги. Но не выше колен.

— Лиса! — вдруг закричал Волк. — По колготкам узнал. Такие, как она, никто не носит. В красный цветочек.

— И что? — спросил Кузьма. — Ну, Лиса. Что я, лис не видел?

— Таких, как она, — нет. Голова у неё — академия! Вот кто нам план нарисует.

Лиса действительно по уму не уступала целой академии. Если бы этот ум был направлен на мирные цели.

Но Лиса пошла другим путём. Обжулить, обдурить. Наобещать, а потом смыться… Большего мастера свет не видел! А посмотришь на неё — красавица. Глаза честные, добрые. Хоть принцессу в кино играй.

— Что я с этого буду иметь? — сразу спросила Лиса.

— Всё, что душеньке угодно! — сказал Волк.

— Моей душеньке много чего угодно, — улыбнулась Лиса. — Машина новая угодна. Колечки золотые. Кремы, духи. Кухонная мебель.

— А в живых остаться? Не угодно? — спросил Кузьма.

— Ка-акой строгий, — обиделась Лиса.

— Он у нас такой, — сказал Волк. — Без отца, без матери рос.

— Детдомовский, что ли? — спросила Лиса.

— Вроде, — сказал Волк. — Бабка его воспитывала.

— Какая ещё бабка?

— Баба-Яга. Слыхала?

— Ладно мне мозги пудрить! «Баба-Яга его воспитывала»! А меня — Кощей Бессмертный.

— Знаешь что, красавица? — сказал Кузьма. — Некогда мне тебя уговаривать. А Кощея твоего я, как тебя, видел. Напротив меня сидел. Дрожал, потел, просил от смерти спасти.

— Он же бессмертный.

— До поры, до времени. Пока иголочку с его смертью никто не нашёл. А иголочка — в яйце. А яйцо — в утке. А утку Иван-царевич подстрелил. Вот и получается: «Выручай, Кузьма! Выручай миленький. Принеси яйцо. Полцарства бери. Любую половину! Хочешь правую, хочешь левую».

Но Лиса всё ещё не верила:

— Ну, хорошо. А как ты сюда-то попал?

— Заяц! Чтоб ему… Дурман-травою напоил. И в город ваш, будь он неладен.

— Ай да Заяц! — захохотала Лиса.

Но, увидев глаза Кузьмы, сразу осеклась:

— Ладно… Помогу. Полцарства мне не надо. Но кусочек… Малюсенький-малюсенький.

Она задумалась.

— Надо из дома его выманить. А лучше — из города. В городе тяжело. Кругом милиция. В деревню бы его. К бабушке. Как в сказке про «Красную шапочку». Читали?

— Читали, читали, — сказал Волк. — Только не дочитали. С грамотой у нас… Не очень.

— Это не страшно, — сказала Лиса. — Грамота не нужна, коли голова есть!

— Верно, — сказал Волк. — Грамота для тех, кто в очках ходит. А я без очков вижу, где что плохо лежит.

— Не будем отвлекаться, — сказала Лиса. — Мы про бабушку говорили. Бабушка у него есть?

— Есть! — обрадовался Волк. — Зимой приезжала. Деревня деревней. Так навозом пропахла, что мухи проснулись.

— Отлично! А где она проживает?

— Откуда я знаю? Я с ней не переписываюсь.

— Не беда. Узнаем!

Лиса вильнула коротенькой юбочкой и исчезла.

Час её не было, два. Наконец прилетела. Весёленькая, довольная.

— Что бы вы без меня делали? Узнала! Всё узнала. Звоню я вашему Зайке с телефона-автомата.

«Внучек, — говорю старушечьим голосом, — это соседка звонит. Бабушки твоей. С почты. Из деревни этой… Ну как её?»

«Лесной», — подсказывает Зайка.

«Ага, из неё… По дороге этой, железной… Ну, как её там?»

«По Рижской».

«Вот-вот… по Рижской. Заболела твоя бабушка… С улицы этой…»

«Хвойной».

«Ага… Так что собирайся, внучек, собирайся, милый. Поторапливайся. Если хочешь успеть. С бабушкой проститься. И гостинцы не забудь. Маслица, селёдочки…»

— Пивка, — подсказал Волк.

— Пива я не просила. Не люблю его.

— Ну и дура! Что может быть лучше пива? Холодного, с воблочкой.

— Заяц! — сказал Кузьма. — Заяц может быть лучше. Иль забыли, милые, о чём речь ведём?

— Извини, Кузьма, — сказала Лиса. — Не забыли. Так вот… Я ему лапшу на уши вешаю. А он вдруг… ка-ак заплачет… Зайка мой. Клянусь. Мне так жалко его стало!

— Коли заплакал — поверил, — сказал Кузьма. — Заплакал — значит, он наш!

— Он у нас добрый, — сказал Волк. — Зайчик наш любимый.

— Я добрых люблю, — сказал Кузьма. — С недобрыми хуже. За жизнь свою цепляются. Отдать жалеют.

— Прав ты, Кузьма. — сказал Волк. — Из-за копейки удавятся!

— Всё! — обрезал Кузьма. — Собираемся.

Он подошёл к луже. Напился из неё. Отёр с морды капли.

— Нож берём поострей. Мешок, верёвки… Ничего не забыли?

Волк складывал всё, что называл Кузьма, в школьный ранец, который нашли тут же, в подвале.

— Ну, я пошла, — сказала Лиса. — Вернётесь — дадите знать. Ни пуха вам, милые, ни пера!

— Куда это «пошла», красавица? — спросил Кузьма. — Или план тебе свой не нравится?

— Нравится. Очень нравится. Но — детишки малые. Один завтра женится, дубина. Другой — в армию идти не хочет. Денег не напасёшься! И всё я одна, бедная мама.

— Зубы нам не заговаривай, — сказал Кузьма. — С нами поедешь!

— Не поеду я никуда! — разозлилась Лиса. — Тоже мне… Начальничек!

— Че-го?! — оскалился Кузьма. — Не по-е-дешь?!

Он встал на задние лапы, передние положил ей на белоснежную кофточку.

— Не по-е-дешь?!

Лиса спихнула его лапы с плеч. На кофточке остались грязные следы.

— Фу, дурак! Так обращаются с девушками? Ну, и манеры! Где вы только воспитывались?

— В школе благородных девиц, — захохотал Волк. — У Бабы-Яги!

— Поедешь или нет? — снова спросил Кузьма.

— Поеду, поеду, — сказала Лиса. — Не могу я таких красавцев бросить.

— Отлично! — обрадовался Волк.

— Но с одним условием. Ты, Кузьма, брюки наденешь и пиджак.

— Ещё чего? Барство какое! Может, и галчтук ещё нацепить? Как его там, «бабушку»?

— Бабочку, — подсказал Волк.

— А что? И галстук-бабочка не помешает, — сказала Лиса. — И на задние конечности пора становиться. В таком виде мы далеко не уедем.

— Не умею я на задних ваших.

— Сумеешь. Палочку возьмёшь. На неё опираться будешь. Как добрый старенький дедушка.

— Она права, — сказал Волк. — И так все на нас пялятся.

Кузьму нарядили в брюки и пиджак. В руки дали палочку для прочистки канализации. С резиновым наконечником. И Кузьма, низко-низко согнувшись, опираясь на палочку, как добрый старенький дедушка, с «добрым» Волком и «добренькой-предобренькой» Лисой, направился к выходу из подвала.