Няня Боссов Братвы

ГЛАВА 20: ЧАС БЕЗМОЛВИЯ

ЭММА

Часы показывают 03:00. Сон ускользает от меня, как всегда неуловимый. Я поворачиваюсь и обнаруживаю рядом с собой Алину, крепко вцепившуюся в мою пижаму. Несмотря на бурлящий хаос, ее невинное лицо умиротворенно. Это ослабляет тугой узел в моей груди и вызывает улыбку на губах.

Рядом со мной дыхание Дмитрия ровное, спокойное. Он отвернулся, погрузившись в мечты, которые мне недоступны. На мгновение я наблюдаю, как поднимается и опускается его спина, тихий ритм контрастирует с беззвучными криками моих собственных мыслей.

Я сажусь, и комната слегка кружится. Слишком много мыслей, недостаточно отдыха. Я тянусь к стакану с водой, прохладная поверхность — небольшое утешение. Вода холодная, и это резкое облегчение. Я делаю маленький глоток, позволяя ей успокоить бурю внутри.

Дмитрий встает рядом со мной, его голос хриплый от сна.

— Не можешь уснуть?

Я качаю головой, тишина в комнате внезапно становится слишком громкой.

— Нет.

Он раскрывает объятия, приглашая. Я колеблюсь, всего лишь мгновение, прежде чем погрузиться в его объятия. Его грудь твердая, теплая. Когда он гладит мои волосы, в этом жесте чувствуется затишье, тихое обещание.

— Все будет хорошо, — шепчет он. Я не уверена, для кого это заверение, для меня или для него, но я цепляюсь за него. Я крепко обнимаю его, ища утешения в его уверенности.

Тепло объятий Дмитрия возвращает меня в нормальное состояние. На мгновение я закрываю глаза и просто дышу, позволяя ровному биению его сердца успокоить мое собственное. Но, как всегда, мысли возвращаются, словно волна, которую невозможно игнорировать.

— Что, если не все в порядке? — Шепчу я.

Дмитрий крепко обнимает меня, его губы прижимаются к моему лбу.

— У нас все будет хорошо. Что бы ни случилось, мы пройдем через это вместе.

Эти слова успокаивают, но их недостаточно, чтобы полностью изгнать страх. Я слегка отстраняюсь от него, мои пальцы обводят контуры его лица в тусклом свете.

— Ты когда-нибудь беспокоишься?

— О чем? — Спрашивает он, сверля меня взглядом.

— О той жизни, которую ты выбрал, — мягко говорю я. — Об опасности, которой мы постоянно подвергаемся.

Он отвечает не сразу, выражение его лица задумчивое, пока он обдумывает вопрос.

— Конечно, я беспокоюсь, — признается он наконец. — Но я также знаю, что мы такие, какие есть, Эмма. Мы не можем это изменить.

— Я знаю, — говорю я со вздохом. — Но иногда все это кажется таким подавляющим.

Большой палец Дмитрия проводит по тыльной стороне моей руки в успокаивающем жесте.

— Я знаю, но мы рядом, — мягко говорит он. — И, кроме того, мы проходили и через худшее.

— О? Ты можешь рассказать мне одну из таких историй? — Спрашиваю я с надеждой в голосе.

Он хихикает, и звук вибрирует в его груди.

— Ну, однажды Александр решил приготовить для разнообразия. Он утверждал, что у него есть "безотказный" рецепт борща.

Я прижимаюсь ближе, предвкушая рассказ.

— И что?

— И он поджег кухню. Не кастрюлю, а всю кухню. — Его смех наполняет комнату, и, несмотря ни на что, я тоже начинаю смеяться.

— Приехала пожарная бригада, а он стоял на улице с обугленной кастрюлей и расстраивался больше из-за потери борща, чем из-за кухни. — Дмитрий качает головой, продолжая хихикать. — После этого он несколько месяцев не заходил туда.

Образ грозного Александра, скорбящего над испорченным блюдом, ослабляет напряжение в моих плечах.

— Я бы с удовольствием на это посмотрела, — говорю я, и по моему лицу расплывается искренняя улыбка.

Дмитрий наклоняется ближе, его голос понижается до знойного шепота.

— Знаешь, если ты хочешь что-то увидеть, я могу показать тебе кое-что еще лучше.

Мое сердце учащенно забилось при этом предложении, и я почувствовала, как жар поднимается к моим щекам.

— Правда?

Он кивает, лукавая ухмылка играет в уголках его рта.

— Я мог бы отвезти тебя куда-нибудь подальше от всего этого хаоса. Туда, где мы могли бы побыть вдвоем.

Мысль о том, чтобы побыть с ним наедине, вдали от всего остального, манит. Я наклоняюсь ближе, и мои губы оказываются всего лишь на расстоянии дыхания от его губ.

— Мне нравится, как это звучит, — говорю я.

Через мгновение губы Дмитрия оказываются на моих, и весь мир рушится. Он жадно целует меня, его руки притягивают меня ближе к себе.

По мере того, как мы целуемся, напряжение, которое нарастало внутри меня, начинает ослабевать. Беспокойство, страх, неуверенность, все это исчезает в этот момент.

Первые лучи рассвета пробиваются сквозь шторы, и я обнаруживаю, что проснулась раньше будильника. Я провела ночь в постели Дмитрия с Алиной, надежно укрытой между нами. На мгновение я наблюдаю за тем, как они спят, как синхронно вздымаются и опускаются их груди в мирной дреме.

Я касаюсь кончиками пальцев щеки Дмитрия, затем Алины, молчаливо благодаря за этот тихий момент. Осторожно, чтобы не разбудить их, я выскальзываю из постели и быстро переодеваюсь.

Выйдя за дверь, я встречаю Александра. Он, как часовой, расположился в прихожей, темные круги под глазами выдают ночь, проведенную в боевой готовности.

— Доброе утро, — приветствует он, его голос груб от усталости.

— Доброе утро, — отвечаю я, стараясь соответствовать его нормальному тону.

— Ты хорошо спала?

— Да, я… да, спала, — отвечаю я, стараясь заверить скорее себя, чем его.

— Ты готова? — Спрашивает он.

— Не уверена, — признаюсь я, чувствуя, как тяжесть предстоящего дня ложится на мои плечи.

— Послушай, Эмма, если ты не хочешь этого делать, ты не обязана, — предлагает Александр, и в этом вопросе есть мягкость, которую я не замечала раньше.

Но я качаю головой, скорее для того, чтобы подтвердить свою решимость, чем для того, чтобы отмахнуться от его заботы.

— Я должна, — утверждаю я, и слова мои тверды. — Я должна это сделать, чтобы доказать невиновность моей сестры.

Его кивок почти незаметен.

— Если что-то случится, мы будем слушать, хорошо? Мы сразу же вмешаемся. Ты будешь в безопасности, — заверяет он меня.

И я хочу ему верить, правда хочу. Потому что сейчас его обещание — единственное, за что я могу ухватиться.

Я колеблюсь долю секунды, осознавая реальность ситуации. Близость, опасность… всего этого слишком много и в то же время недостаточно.

— Я не знаю, как все это работает, — признаюсь я, и мой голос выдает дрожь, которую я чувствую внутри.

Александр ободряюще кивает.

— Я тебе покажу, — говорит он деловым тоном, пытаясь развеять напряжение. — Подними рубашку.

Я подчиняюсь, поднимаю подол рубашки, обнажая живот. Он достает небольшую сумку, лежащую на полу рядом с ним. Его руки профессионально проводят проволокой по моей коже, прохладно и точно.

Когда Александр прикрепляет провод к моей коже, я чувствую себя уязвимой. Я никогда не думала, что мне придется это делать, не говоря уже о том, что мне будет комфортно. Но ради Алины я сделаю все, что потребуется.

— Так, все готово, — говорит Александр, проверяя связь. — Только не забывай постоянно держать при себе приемник.

Я киваю, забирая у него маленькое устройство и убирая его в карман.

Его губы слегка прижимаются к моей щеке — мимолетное прикосновение, оставляющее след тепла.

— Удачи, — пробормотал Александр, этот простой жест удивительно контрастирует с его обычным стоицизмом.

Я прикасаюсь к тому месту, где только что были его губы, и от этой близости по позвоночнику пробегает дрожь. Это молчаливое признание опасности, в которую я вступаю, и напоминание о том, что все, кто в этом участвует, поставлены на карту.

— Спасибо, — удается сказать мне, набираясь храбрости улыбнуться. — Она мне понадобится.

Я выхожу на улицу. Они уже вызвали для меня такси. Я оглядываюсь на особняк и вижу Николая на балконе. Я улыбаюсь ему. Он улыбается и машет мне в ответ.

Я сажусь в такси, и город расплывается мимо меня, пока мы едем в сторону салона красоты Мэдден. Знакомые улицы ничуть не облегчают тревогу в моем животе. Когда машина останавливается, я делаю глубокий вдох, готовясь к тому, что должно произойти.

— Моя сестра невиновна, — повторяю я в голове миллион раз.

Когда я вхожу в салон, воздух наполняется ароматом средств для волос и лака для ногтей. В салоне многолюдно, он гудит от болтовни клиентов и стилистов, как и всегда.

Я поднимаюсь наверх, где административные помещения находятся в стороне от оживленного салона. Мне кажется, что у меня вот-вот случится сердечный приступ. На втором этаже тише, деловая суета приглушена толстым ковром под моими ногами.

В едва уловимой тишине салона я настраиваю маленький наушник, спрятанный под волосами, и слабые помехи напоминают мне, что Александр и остальные прислушиваются к каждому слову.

Вот она, Кейт, ее темные волосы ниспадают прямо на спину. Она поворачивается, и ее лицо озаряется, когда она видит меня.

— Эмма! — Восклицает она, и через мгновение я оказываюсь в ее объятиях. Прошло слишком много времени с тех пор, как я ощущала комфорт от объятий сестры. На мгновение я позволяю себе забыть, почему я здесь, забыть о проводе, спрятанном под одеждой, забыть о прислушивающихся ушах мужчин, которые стали неотъемлемой частью моей жизни.

Я крепко обнимаю ее в ответ, часть меня не хочет отпускать, боясь того, что может произойти, когда я это сделаю.

Кейт, держащая меня за руки, обеспокоена, ее брови сведены вместе.

— Эмма, ты вспотела. Что случилось?

Я стараюсь, чтобы мой голос был ровным.

— Ничего, правда. Думаю, я простудилась или что-то в этом роде.

Я солгала. Я солгала своей сестре.

Ее лицо смягчается от сочувствия.

— О, милая.

Она подает сигнал своей ассистентке, женщине с эффективным характером, и бодро инструктирует ее.

— Принеси нам, пожалуйста, горячего чая. На троих.

Я растерянно моргаю.

— На троих?

Кейт кивает, выражение ее лица становится ярче.

— Да, помнишь? Приедет моя мачеха Мария. Она тоже хотела тебя увидеть.

Точно, Мария. Я заставляю себя улыбнуться.

— Конечно, мне не терпится ее увидеть.

Когда помощница кивает и уходит готовить чай, у меня в животе образуется яма, не только от нервов, но и от осознания того, что простой семейный визит, о котором я когда-то мечтала, теперь похож на прогулку по минному полю.

— Ну, как дела с твоей новой работой? — Спрашивает она.

— Все хорошо, — удается сказать мне, чувствуя, как учащается пульс. Я чувствую присутствие Александра в своем ухе, молчаливого ангела-хранителя.

Голос Александра доносится через наушник, спокойный и размеренный:

— Просто придерживайся общих слов. У тебя все хорошо.

Кейт наклоняется вперед, на ее изящных чертах проступает озабоченность.

— Ты выглядишь немного не в себе, Эмма. Все ли в порядке на работе?

Я киваю, натягивая на губы ободряющую улыбку.

— Да, просто обычная фаза адаптации к новой работе, понимаешь?

Что я говорю? Прошли месяцы.

Не успеваю я собраться с мыслями, как в комнате меняется атмосфера: входит женщина, которую Кейт называет Марией. Ее элегантность не требует усилий, ее поведение уверенно, но в ее приветствии есть мягкость, которая не доходит до ее глаз.

— Извини, я просто на мгновение потерял ход мыслей, — заикаясь, произношу я, избегая испытующего взгляда Кейт.

Мария переключает внимание на меня, ее улыбка вежливая, но отстраненная.

— А ты, должно быть, Эмма. Я так много о тебе слышала.

Кейт подталкивает разговор, похоже, не замечая скрытых тенденций.

— Эмма как раз собиралась мне кое-что рассказать. Ведь так, Эмма?

Я киваю, горло сжимается.

— Ничего важного, просто кое-что по работе. Это может подождать.

Голос Александра — тихий якорь в моем ухе.

— Хорошее спасение. Продолжай слушать. Нам нужно выяснить, не говорят ли они что-нибудь о «отмороженном» или Грейс.

Глаза Кейт все еще смотрят на меня, ищут, но она отпускает тему моей работы неуверенным кивком. Она всегда была остроумной, и я могу сказать, что она подозревает что-то неладное.

Мария изящно переводит разговор на более легкие темы, рассказывая о недавнем отпуске, успехах салона и городской светской жизни. Она мастерски ведет светскую беседу, ее слова льются легко и непринужденно.

Голос Александра доносится до моего уха:

— Будь начеку, Эмма. Мы должны знать, если они проболтаются, упомянут что-нибудь о своих операциях.

Я едва заметно киваю, как бы соглашаясь с тем, что говорит Мария, но на самом деле я подтверждаю указание Александра. Я стараюсь расслабить черты лица, чтобы выглядеть заинтересованной и не встревоженной, потягивая чай, который принесла помощница.

Внезапно раздается звонок телефона Кейт. Она бросает взгляд на экран и хмурится, извиняясь, чтобы ответить на звонок. Она отходит в сторону, оставляя нас с Марией наедине.

Взгляд Марии пронзителен.

— Ты выглядишь напряженной, дорогая. Может, работа не такая, как ты ожидала?

Я качаю головой, стараясь сохранить ровный голос.

— Временами это было очень тяжело, но в то же время полезно.

Кейт возвращается, и ее глаза загораются неподдельным интересом.

— Расскажи мне о малышке. Это она создает проблемы?

Я смеюсь коротким, нервным звуком, но негромко.

— Нет, нет. Она просто ангел. Такая милая и умная для своего возраста.

Мария наклоняется ко мне, ее интерес растет.

— Правда? И сколько, ты сказала, ей лет?

— Три года, — отвечаю я, чувствуя, что горло немного сжалось.

— У тебя есть ее фотография? — Мария спрашивает, слегка наклонив голову, ее голос звучит мягко.

Я качаю головой, чувствуя напряжение Александра через наушник.

— К сожалению, нет. — Мои слова обрываются, и я внутренне проклинаю себя за то, что не была готова к такому простому вопросу.

Мария кивает, ее губы сжаты в тонкую линию, которую можно принять как за улыбку, так и за знак скрытых мыслей.

— Очень жаль. Я бы с удовольствием на нее посмотрела.

У меня замирает сердце, когда я понимаю, что расспросы Марии не просто праздное любопытство, а целенаправленная попытка собрать информацию. Но что ей может понадобиться от фотографии трехлетней девочки?

Кейт, кажется, без труда переключается на другую тему:

— Ты не видела Грейс в последнее время?

Я качаю головой, стараясь сохранить нейтральное выражение лица.

— Нет, не видела.

Кейт слегка хмурится:

— Правда? Я думала, вы могли бы столкнуться.

Я чувствую, как учащается мой пульс.

— Я не знала, что она так близка тебе, — осторожно говорю я.

— Да, я говорила тебе, помнишь? Подруга из колледжа, — настаивает Кейт.

Я решаю немного надавить:

— Что она изучала? — Это тест, и я затаила дыхание в ожидании ответа.

Кейт улыбается быстро и легко.

— Журналистику, — говорит она, и это звучит заучено.

Журналистика. Это ложь. Она лжет мне в лицо.

Мария наклоняется вперед, ее бровь нахмурилась от беспокойства.

— Знаешь, я думала, ты возьмешь с собой маленькую девочку.

Я колеблюсь, ложь легко ложится на мои губы.

— На самом деле она плохо себя чувствовала.

Лицо Марии смягчается.

— О нет? С ней все в порядке?

Я киваю, успокаивая ее.

— Да, сейчас она в порядке, но я думаю, что можно подхватить тот вирус, который у нее, кажется, был.

— Может быть, бедняжка скучает по родителям, — вмешивается Кейт со странным комментарием, делая осторожный глоток чая.

Это застает меня врасплох. Я никогда не упоминала о родителях Алины.

— Я никогда ничего не рассказывала тебе о ее родителях. Откуда ты это знаешь? — Спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос был ровным.

Кейт смотрит на меня, выражение ее лица невозмутимо.

— О, но ты рассказывала, разве ты не помнишь? — Ее тон легкий, но в ее глазах есть что-то, что меня не устраивает.

Я уверена, что ни о чем не говорила. Она пытается играть со мной в игры разума?

— Что именно я сказала? — Спрашиваю я, желая узнать, как много она знает или утверждает, что знает.

Улыбка Кейт превращается в ухмылку.

— О, просто светская беседа, которую мы вели некоторое время назад. Ты же знаешь, как это бывает. — Ее слова легки, но под ними таится тьма, от которой мне становится не по себе.

Я чувствую, как присутствие Александра усиливается в моем ухе, призывая меня быть начеку.

— Понятно, — говорю я просто, не желая ничего выдавать.

Мария снова меняет тему, но я уже не могу сосредоточиться на ее словах. Мой разум мечется, пытаясь соединить все точки. Что знает Кейт? Что она пытается выяснить? И почему она упомянула имя Грейс? Разговор продолжается вокруг меня, а у меня в голове стоит гул.

Мария, вздохнув, добавляет.

— Это такая трагедия, когда такой маленький ребенок остается без родителей.

Я не могу отделаться от ощущения, что они меня прощупывают, ищут реакции, но я не могу проявить слабость.

— Да, это печально, — соглашаюсь я, внимательно наблюдая за их выражениями в поисках каких-либо признаков.

Кейт откидывается назад, изучая меня с любопытством, граничащим с навязчивостью.

— Как бы то ни было, хорошо, что у нее теперь есть кто-то вроде тебя.

Разговор переходит в другое русло, но их предыдущие комментарии остаются в моей памяти, не давая покоя. Что они задумали? Почему они так случайно заговорили о родителях Алины?

Я не могу больше терпеть, поэтому просто говорю.

— Что ты знаешь об Алине, Кейт?