Няня Боссов Братвы

ГЛАВА 6: ЗАСАДА

ЭММА

— Ладно, Алина, давай попробуем налить этот сок вместе, — предлагаю я, протягивая ей небольшой пластиковый кувшин, наполненный яблочным соком.

Мы находимся на огромной кухне, в помещении с полированными столешницами и приборами из нержавеющей стали, которые сверкают так, будто не видели ни одного дня использования.

Сейчас почти полдень, и работники кухни ушли на перерыв, оставив нас с Алиной наедине — редкий кусочек нашей свободы.

Ее маленькие ручки обхватывают сок. Я направляю ее руки, наклоняя кувшин к открытой чашке. Но для таких маленьких ручек держать тяжело, и не успеваем мы оглянуться, как сок каскадом переливается через бортик, проливаясь на мраморный пол внизу. Алина смотрит на меня расширенными от страха глазами. Она отступает назад, прикрывая голову руками, готовясь к удару. Мое сердце сжимается от этого зрелища.

— Эй, эй, все в порядке, — мягко говорю я, протягивая руку, чтобы нежно погладить ее по голове. — Это просто сок, ничего страшного.

Я беру несколько бумажных полотенец и опускаюсь на колени, показывая ей, как все убрать.

— Видишь? Это легко исправить.

Алина выглядывает из-за своих рук и, увидев улыбку на моем лице, расслабляется. Неуверенно она присоединяется ко мне на полу, берет бумажное полотенце и подражает моим движениям.

— Вот так! Все как новенькое — подбадриваю я, когда мы заканчиваем вытирать разлившееся пятно.

Она сияет, призрак ее прежнего страха сменяется чувством выполненного долга.

— Чисто! — Восклицает она, ее произношение немного шатается.

— Вот именно, чисто! Ты так быстро учишься, Алина. Я горжусь тобой.

И вдруг маленькие ручки Алины крепко обхватывают мою шею, ее объятия становятся неистовыми и цепкими. В этом объятии чувствуется отчаяние, которое задевает мои сердечные струны.

— Ладно, ладно, — говорю я с мягким смешком, но улыбка исчезает, когда я обнимаю ее в ответ, ее потребность в ласке задевает меня до глубины души.

Она через многое прошла, но страх в ее глазах от того, что она просто пролила сок? Это заставляет меня задуматься. Те трое мужчин хоть раз прикасались к ней? Сама мысль об этом вызывает во мне дрожь гнева.

Прижимая ее к себе, я шепчу:

— Теперь ты в безопасности, я с тобой.

Когда я медленно отстраняю руки Алины от своей шеи, дверь на кухню распахивается. Входит Дмитрий, его поза расслаблена, но выражение лица говорит о том, что он стоял там и наблюдал за нами.

Он прислонился к дверному косяку.

— Похоже, вы неплохо справляетесь с ситуацией, — комментирует он, на его губах появляется улыбка.

Я выпрямляюсь, убирая с лица прядь волос.

— Мы справляемся, не так ли, Алина? — Говорю я, глядя на девочку, которая теперь наблюдает за Дмитрием с осторожным любопытством.

— Да, вижу у вас все хорошо, — соглашается Дмитрий, отталкиваясь от дверного проема и делая несколько шагов ближе. — Она не ко всем так относится.

Я киваю и улыбаюсь.

— Могу я поговорить с тобой… наедине, Дмитрий? — Спрашиваю я низким голосом.

Он обводит взглядом пустую кухню и поднимает бровь.

— Мы наедине.

Я делаю жест в сторону Алины, которая все еще стоит рядом, и ее маленькая рука находит мою. Дмитрий кивает в знак понимания и опускается на колени перед Алиной, нежно разговаривая с ней по-русски.

Алина кивает, похоже, удовлетворенная тем, что сказал ей Дмитрий, и, не оглядываясь, покидает комнату.

Я смотрю ей вслед, чувствуя укол защиты.

— Надеюсь, ты не сказал ей ничего грубого.

Дмитрий стоит, повернувшись ко мне лицом.

— Я просто сказал ей, чтобы она шла играть в свою комнату. Ничего грубого, уверяю.

Он не разрывает зрительного контакта, небрежно беря яблоко с прилавка и откусывая, по-прежнему глядя мне в глаза.

— Так о чем ты хотела поговорить? — Спрашивает он, хрустя фруктом.

Мой взгляд падает на пол, и я чувствую, как теплый румянец пробирается по моим щекам.

— Я… Алина пролила немного сока и… — Я осекаюсь, заставляя себя снова встретиться с его глазами. Они темно-зеленые, почти зеркально отражающие оттенок его пиджака. — Она прикрыла голову, как будто… как будто ожидала, что ее ударят. Вы…

Выражение лица Дмитрия не меняется.

— Что мы?

Слова застревают у меня в горле, но я все равно выталкиваю их наружу.

— Похоже, с ней плохо обращались. Она всегда нервная, вздрагивает от резких движений, и в ее глазах есть страх, который просто… это ненормально. — Мои глаза напряглись, заставляя его отрицать это.

Он внимательно изучает меня, сканируя взглядом с головы до ног.

— Не волнуйся, Эмма. Это ее… родители. Не мы.

Я продолжаю.

— Что случилось с ее родителями?

Глаза Дмитрия слегка сужаются.

— Ты задаешь много вопросов.

— Мне нужно это знать, чтобы принимать соответствующие решения. Я бы спросила у Грейс, но я не видела ее все утро.

При упоминании Грейс с его лица исчезает краска. Он приостанавливается на середине жевания, и его непринужденная манера поведения меняется.

— Она… взяла выходной, — говорит он в конце концов, — что ты знаешь о Грейс?

Я чувствую пульсацию беспокойства из-за изменения его тона.

— Не так уж много. Она вела собеседование со мной, показывала мне все вокруг, — объясняю я. — А что? Что-то не так?

Дмитрий доедает яблоко до конца и выбрасывает сердцевину в мусорное ведро неподалеку.

— Грейс — это… сложная тема.

Я скрещиваю руки.

— Я не просто девушка, которая забрела сюда с улицы, Дмитрий. Я теперь отвечаю за Алину, и если есть что-то, что я должна знать…

Он поднимает руку, останавливая меня на полуслове.

— Я знаю, и ты вправе спрашивать. Но дела Грейс, это ее дела. Пока ты здесь, твоя задача заботиться об Алине. И ты прекрасно справляешься с этим, Эмма. Не отвлекайся.

— Но… — начинаю протестовать я.

Он подходит ближе, и в его взгляде появляется твердость, которой не было раньше.

— Это все, на чем тебе нужно сосредоточиться. Поверь мне.

Прежде чем я успеваю потребовать от Дмитрия больше информации, дверь кухни распахивается. Врывается человек, которого я видела, вероятно, из службы безопасности, и на его лице написана паника.

— У нас проблемы, — говорит он, его глаза бегают по комнате, пока не останавливаются на Дмитрии. — Ходят слухи о местонахождении Алины. Мы должны перевезти ее немедленно.

Реакция Дмитрия мгновенна, его тело скручивается, как пружина.

— Черт, — поворачивается он ко мне, — Эмма, ты пойдешь с нами. Мы не можем оставить Алину ни с кем другим.

Я в недоумении:

— Что происходит? Кто и что узнал?

— Нет времени, — отрезает Дмитрий, направляясь к Алине, которая выглядывает из-за угла, привлеченная суматохой. — Нам нужно идти, сейчас же.

— Но мои вещи…

— Забудь о своих вещах! — Огрызается он.

Человек у двери с нетерпением зовет нас.

— Нас ждет машина.

У меня почти нет времени на размышления, чтобы осознать страх и хаос. Я следую примеру Дмитрия и подхватываю Алину на руки, когда мы направляемся к двери. Ее маленькое тело прижимается ко мне, чувствуя страх и спешку.

Во что, черт возьми, я ввязалась?

Машина, в которую мы садимся, гладкая, с дорогой роскошью, которая кажется неуместной при поспешном бегстве. Стекла тонированы так темно, что я удивляюсь, как это законно.

Я усаживаю Алину на заднее сиденье рядом с собой, ее маленькая рука сжимает мою, и машина отъезжает от особняка. Каждый поворот, каждое ускорение заставляют меня напрягаться, ожидая худшего.

Дмитрий смотрит мне в глаза:

— Что бы ни случилось, не оставляй Алину. Ты слышишь меня? — Его голос тверд.

Я киваю:

— Слышу.

Он поворачивается на своем месте и сжимает мою руку, безмолвная клятва проходит через его прикосновение.

— Расслабься, Эмма. Я не позволю, чтобы с тобой или с ней случилось что-то плохое. — Несмотря на ситуацию, его слова — бальзам, успокаивающий мои расшатанные нервы.

Связь длится еще секунду, прежде чем машина с визгом останавливается.

Я едва успеваю разглядеть запаниковавшее лицо водителя, как оглушительный удар разносится эхом по замкнутому пространству, а его тело обмякает, прижимаясь к рулю.

— Эмма! — Кричит Алина, ее голос пронзителен от страха.

— Все будет хорошо, — шепчу я, скорее себе, чем ей.

Двери распахиваются, и внутрь врывается поток холодного воздуха. Люди в масках кричат на нас, их слова мешаются с моим пульсом.

— Выходите из машины, сейчас же! — Кричит один из них, угрожающе размахивая пистолетом.

Дмитрий держит мою руку в железной хватке, короткой, но надежной, до того, как его оттаскивают нападающие в масках.

Он двигается так, словно создан для этого: жестокая грация в сшитом на заказ костюме, когда сражается с двумя людьми в масках. Шквал ударов кулаками и локтями, танец отчаянного выживания. Дмитрий наносит тяжелые удары одному, затем другому. Но число против него, и к схватке присоединяются новые тени. Это хаотичная схватка, от которой сводит желудок и леденеет кровь. Я слышу хныкающие всхлипы Алины, чувствую, как она дрожит, прижимаясь ко мне.

— Закрой глаза, детка, — шепчу я, и голос срывается, когда я вжимаю ее лицо в свое плечо, чтобы отвлечься от ужаса, разворачивающегося снаружи машины.

Звук кулаков, ударяющих по плоти, вызывает тошноту. Я кричу, безнадежным, первобытным звуком, когда слышу безошибочный щелчок взводимого пистолета. Мгновение — ужасная, тяжелая пауза, а затем воздух сотрясает звук выстрела.

Я крепче сжимаю Алину, на моих губах звучит безмолвная молитва, все мое существо сосредоточено на том, чтобы оградить ее от безумия, творящегося снаружи.

Дмитрий… мертв?

Один из нападавших наклоняется, его глаза буравят меня сквозь прорези лыжной маски.

— Оставь девочку, и ты сможешь уйти.