Няня Боссов Братвы

ГЛАВА 8: ГУБЫ НЕ ЛГУТ

ДМИТРИЙ

Я стучу в дверь Эммы, и костяшки пальцев ударяются о дерево с большей силой, чем я намеревался.

— Эмма? — Нет ответа. Я стучу еще раз, немного мягче. — Эмма, я хочу с тобой поговорить.

Тишина, затем приглушенный ответ с другой стороны.

— Нам не о чем говорить, Дмитрий. Просто уходи.

Я приостановился, положив руку на дверь. Я мог бы уйти, позволить ей погрязнуть в гневе, но это не мой стиль.

— Я не уйду, пока ты не откроешь дверь, Эмма. Просто открой дверь, пожалуйста.

Раздается шорох, звук шагов, а затем дверь распахивается. Она стоит там, ее лицо нарисовано, глаза блестят от непролитых слез. Черт, я чувствую всплеск защитного гнева, желание наказать Николая и Александра за то, что они заставили ее пройти через это.

— Можно войти? — Спрашиваю я, сохраняя ровный голос. Это меньшее, чего она заслуживает после того ада, через который мы ее протащили.

Она кивает, отступая в сторону, чтобы пропустить меня. В комнате стоит тяжелый воздух.

— Эмма, я…

— Я думала, ты умер! — Прерывает она меня, ее голос дрожит. Черт, мы здорово облажались.

— Я знаю, — говорю я, заходя в ее комнату и тихонько закрывая за собой дверь. — И мне жаль, что тебе пришлось пройти через это.

— Жаль? — Ее смех горький: — Ты позволил мне поверить, что тебя убили. Ты был частью всей этой… всей этой больной игры!

Я знал о плане, даже сыграл в нем свою роль. Я убеждал себя, что это было необходимо, но видеть ее такой сломленной, испуганной… меня гложет.

— Я знаю, и я никогда не прощу себе того, что мы сделали с тобой, Эмма. — Я делаю шаг к ней, но она отступает. — Но, пожалуйста, поверь мне, когда я говорю, что мы сделали это, чтобы ты была в безопасности. Александр и Николай никогда бы не причинили тебе вреда, им просто нужно было знать, могут ли они доверять тебе.

— А что насчет тебя? — Спрашивает она, глядя на меня. — Тебе тоже нужно было узнать, можешь ли ты мне доверять?

Я беру ее руку и подношу к своему сердцу, крепко прижимая к себе.

— Нет, Эмма. Я доверял тебе с самого начала. Просто у меня не было доказательств, чтобы убедить остальных.

Она смотрит на меня какое-то мгновение, затем убирает руку и скрещивает руки.

— А что теперь, Дмитрий?

Закрыв между нами щель, я невозмутимо встречаю ее взгляд.

— Эмма. Я полностью тебе доверяю.

Ее следующий шаг неожидан. Она делает шаг вперед, крепко обнимая меня.

— Никогда больше так со мной не поступай, — яростно шепчет она.

На долю секунды я ошеломлен: ее тело прижато к моему, ее дыхание теплое на моей шее. Но потом инстинкт берет верх. Я обхватываю ее руками, притягивая ближе. Ее запах, цветочный, смешанный с адреналином этого дня, заполняет мои чувства. Я упираюсь подбородком в ее макушку, произнося безмолвную клятву.

— Никогда больше, — шепчу я в ответ и говорю серьезно.

Ее хватка усиливается, и я чувствую влагу на своей коже. Слегка отстранившись, я вижу дорожки слез на ее щеках. Большим пальцем я смахиваю затянувшуюся слезу.

— Ты волновалась за меня? — Спрашиваю я.

— Конечно, волновалась, — огрызается она, ее глаза яростны, даже когда в них плещутся эмоции. — Ты можешь быть настоящим засранцем, Дмитрий, но это не значит, что я хочу твоей смерти.

Я хихикаю, и она хихикает в ответ. Ее тело прижимается к моему, ее дыхание смешивается с моим.

— Эмма, — говорю я. Ее губы приоткрываются, и это все приглашение, которое мне нужно.

Я наклоняюсь и прижимаюсь к ее губам в нежном поцелуе. Она сразу же отвечает, ее рот открывается под моим. Я углубляю поцелуй, мой язык исследует теплые уголки ее рта. Она такая чертовски приятная на вкус, как мед, пряности и все то, чего я жаждал с первого дня знакомства с ней.

Ее пальцы пробираются сквозь мои волосы, притягивая меня ближе, и я тихо стону, отдаваясь ощущениям, моменту, ей. Мир сужается до ощущения ее тела, прижатого к моему, до сладкого вкуса ее губ, до учащенного биения ее сердца о мою грудь.

Когда мы наконец расстаемся, мы оба задыхаемся, ее щеки раскраснелись, а мое сердце бешено колотится.

— Дмитрий, — выдохнула она.

Я прижимаюсь лбом к ее лбу, большой палец проводит успокаивающие круги по ее спине.

— Эмма, — отвечаю я.

Я чувствую желание, исходящее от нее, и понимаю, что это не просто физическое влечение. Здесь есть что-то более глубокое, что-то, что уже давно кипит под поверхностью. Я знаю, чего хочу, но не уверен, готова ли она к этому. Мы и так через многое прошли. Что, если это просто результат адреналина? Что, если это просто временная разрядка?

Я отстраняюсь от нее. Мне нужно время, чтобы все это обдумать. Она — чертова няня, черт побери. А я только что поцеловал ее. Поцеловал так, как никогда раньше никого не целовал. И это не все, что я хочу с ней сделать. Я не хочу больше держаться от Эммы на расстоянии, но я не хочу разрушать все, даже не начав.

Она встречает мой взгляд, ее глаза все еще сияют, а губы слегка припухли и покраснели от поцелуя.

— Мне пора, — говорю я, прекрасно понимая, что не хочу этого делать.

Но я отворачиваюсь, оставляя ее стоять посреди комнаты. Я закрываю за собой дверь, и щелчок засова раздается в тишине. На данный момент это правильное решение.

Я вхожу в гостиную, чувствуя на себе их взгляды еще до того, как я их увидел. Александр прислонился к камину.

Николай поворачивается ко мне лицом:

— Ну что? — Спрашивает Николай.

Я сжимаю челюсть, мое терпение истощилось.

— Все это был твой план, Николай. И это мы страдаем от последствий.

Александр поднимает бровь, молчаливо вопрошая. Понятно, что он хочет подробностей, но я не в настроении удовлетворять его любопытство.

— Эмма под запретом, — говорю я, и эти слова звучат как указ. — Какую бы игру ты ни затеял, она закончилась.

Выражение лица Николая ожесточается.

— Перестань обвинять меня. Мы все знаем, что это было необходимо.

— Мы закончили с тестами. Мы закончили использовать ее как приманку, — отвечаю я.

— С каких это пор она тебя волнует? — Спрашивает Александр.

Я выдерживаю его взгляд, не дрогнув.

— С тех пор как она готова была отдать жизнь за эту семью, ни черта не зная о нас.

Николай тихонько хихикает и качает головой.

— Ты становишься мягким, Дмитрий. Это может быть опасно для всех нас.

Я вздрагиваю от этого.

— Я не мягкотелый, — резко возражаю я. — Я поступаю умно. Мы не можем позволить себе настроить тех, кто нам нужен, против нас.

— Не волнуйся, — говорит Алекс, — если с ней что-то случится, ответственность за это буду нести я. Я дал ей обещание.

На этом все решено. Больше никаких споров, никаких дебатов. Александр сказал свое слово, а когда он дает обещание, оно равносильно клятве.

В тоне Николая звучит сарказм, он широко разводит руки.

— Прекрасно. Вы оба рисуете меня злодеем.

Я бросаю на него взгляд.

— Это ты не смотришь ей в глаза. Она хочет объяснений и от тебя, Ник. Разве не ты поболтал с ней прошлой ночью? Или лучше сказать, угрожал ей?

Его ухмылка сменилась хмурым взглядом.

— Это было частью плана.

— Планы меняются. И теперь ты должен ей больше, чем просто угроза.

Николай смотрит между мной и Александром, его защита медленно рушится.

— Хорошо, — соглашается он, — я поговорю с ней. Но не сейчас, — быстро добавляет он, — сначала мне нужно разобраться кое с чем другим. — Я некоторое время изучаю его, пытаясь прочесть его мысли. Это так похоже на него: оттягивать неудобный момент, откладывать встречу с музыкой до последнего. — Не жди слишком долго.

Он кивает. Николай может иногда играть в свободные игры, но он знает, как важно держать внутренний круг в узде и безопасности.

Когда он удаляется, скорее всего, чтобы разобраться с тем, что привлекло его внимание, я снова поворачиваюсь к Александру.

— Ей понадобится нечто большее, чем просто слова, — говорю я.

— Например, поцелуй? — Он ухмыляется.

— О чем, черт возьми, ты говоришь, Алекс? — Я притворяюсь невинным. Как он мог догадаться?

Он показывает на уголок рта, самодовольная улыбка все еще играет на его губах.

— У тебя там помада.

Проклятье. Я вытираю лицо, чувствуя предательский жар румянца.

— Это не то, что ты думаешь, — бормочу я, хотя это именно так.

Александр усмехается.

— Конечно, нет. — Он откидывается на спинку кресла и загибает пальцы. — На нее приятно смотреть, не так ли?

— Что? — Говорю я, защищаясь. — Я думал, ты ее ненавидишь.

Я опускаюсь в одно из кожаных кресел, перекидываю одну ногу через руку, стараясь казаться таким же расслабленным, как и он.

— Ненависть — сильное слово. Скажем так, она… растет во мне.

Я качаю головой, не желая вступать с ним в разговор. Не сейчас. Главное — безопасность и благополучие Эммы, а не неохотное одобрение Александра.

Я встаю с кожаного кресла. Я не могу отрицать, что Эмма пленила меня так, как никто другой, и это сводит меня с ума. Мне нужно выбраться из этого дома, подальше от всех.

— Я пойду прогуляюсь, — отрывисто говорю я, хватаю пальто и направляюсь к двери.

— Один? — Спрашивает Александр.

Я закатываю глаза. Я знаю, что, что бы я ни сказал, он последует за мной. Поэтому я просто выхожу на улицу.

Когда я выхожу, меня обдает холодным, свежим воздухом, и я чувствую, как он очищает мою голову. Я засовываю руки в карманы и начинаю бесцельно ходить.

Вскоре я слышу, как дверь снова открывается и закрывается, и шаги Александра синхронизируются с моими.

— Помнишь, как дома мы думали, что такой холод, это ерунда? — Спрашивает Александр.

Я смотрю на него, воспоминания будоражат.

— Да, русские зимы были не для слабонервных. Мы были сделаны из более прочного материала.

Он кивает, редкая улыбка трогает его губы.

— Старый Иван говорил, что у нас в душе железо.

— Скорее лед, — поправляю я, но имя Иван вызывает волну ностальгии. Он не был нашим отцом, во всяком случае, не по крови, но вполне мог им быть. Он научил нас всему, что мы знаем, поддерживал нас, когда у нас ничего не было.

Улыбка Александра немного меркнет:

— Он бы гордился, знаешь ли… Тем, что мы построили.

Я отвожу взгляд, жало потери все еще острое, даже после стольких лет.

— Или надрал бы нам задницы за то, во что мы ввязались.

— Скорее всего, и то, и другое, — слышу я, как улыбка возвращается в его голос.

Тишину нарушает резкий писк уведомлений. Мы останавливаемся, обмениваясь взглядами. Вытаскиваем телефоны и видим его — лаконичное сообщение Николая:

У нас проблема.