Не так давно побывал я в храме Облачного Леса, Урин-ин[66], где происходила церемония объяснений сутры Цветка Закона[67], и по дороге встретил двух удивительных старцев и старуху, старше годами, чем обычные люди, — мы оказались рядом. Странно, как это они очутились в одном месте. Я все присматривался к ним, а они в это время пересмеивались и переглядывались, и [Ёцуги] сказал:
— Уже несколько лет я говорю, что хотел бы встретиться с человеком старого времени и потолковать с ним о том, что мы видели и слышали в мире, и особенно поведать о судьбе его светлости нынешнего господина, Вступившего на Путь. ню:до:-дэнка [Митинага][68]. Ах, как я рад, что встретил вас! Теперь я со спокойным сердцем уйду к Желтому Источнику[69]. Поистине тяжкое бремя для сердца — не говорить о том, о чем хочется. И я понимаю людей былых времен: когда им хотелось о чем-нибудь поведать, они выкапывали ямку и в нее говорили[70]. И опять повторяю: как я рад нашей встрече! Но сколько же вам лет?
И теперь другой старец [Сигэки] промолвил:
— Лет своих я совсем не помню. Я звался О:инумаро и состоял пажом у покойного Великого министра дайдзё:дайдзина Тэйсинко:[71], когда он назывался архивариусом куро:до и младшим военачальником сё:сё:[72]. А вы, господин, должно быть, прославленный О:якэ-но Ёцуги[73], что служил в то время у госпожи императрицы-матери хаха кисаки-но мия[74]. Если так, то летами вы намного меня превосходите. Я был еще ребенком, а вы уже мужчиной лет по крайней мере двадцати пяти-двадцати шести.
Ёцуги сказал:
— Да-да, именно так. Но как же все-таки уважаемое имя господина? На это [Сигэки] ответил:
— Во время совершения обряда Покрытия главы[75] в доме Великого министра дайдзё:дайдзина[76], он изволил спросить: “Как твое фамильное имя?” — и я ответил: “Называют Нацуяма”, — и он сразу же нарек меня Сигэки[77]. Это было удивительно.
Все те, кто разбирались в таких делах, издали смотрели на них или на коленях придвигались поближе
Человек, с виду похожий на слугу из знатного дома[78], лет едва тридцати, приблизился и сказал:
— Да, старцы рассказывают на диво интересно! Даже не верится.
Старцы переглянулись и презрительно рассмеялись. Слуга взглянул на того, кто назывался Сигэки, и спросил:
— Вот вы сказали: “Не помню сколько мне лет”. А помнит ли сей старец?
— Ну, конечно же, помню! В этом году мне сравнялось сто девяносто. А значит нетрудно сообразить, что Сигэки достиг ста восьмидесяти. Нет никаких сомнений! Поскольку я родился в день полнолуния первой луны в тот год, когда государь Мидзуно:[79] отрекся от престола (876 г.), я пережил тринадцать императорских правлений. И вправду, возраст неплохой! Немало лет я прожил. Люди могут и не верить, но это истинно так. Мой отец состоял в услужении у недоросля-школяра, а потому, хотя и был низкого звания, но обретался, как говорится, “около столицы”[80] и разбирал по писаному; он и записал на моих пеленках дату рождения, пеленки эти и сейчас у меня. Это был год старшего брата огня и обезьяны (876 г.)[81], — так сказал [Ёцуги], и казалось, что это правда.
Теперь [слуга] обратился к другому старцу:
— Хочется услышать и о вашем, старче, возрасте. Ведом ли вам год вашего рождения? Тогда мы легко сочтем ваши лета.
— Меня взрастили не истинные мои родители, а вскормили чужие люди, и я оставался с ними, пока мне не исполнилось двенадцать-тринадцать лет, точный возраст мне не называли. [Приемный отец] рассказывал: “У меня не было своих детей, и пошел я на рынок по поручению хозяина, имея при себе десять собственных связок монет, и тут женщина, державшая на руках пригожее дитя, обратилась ко мне: 'Вот хочу отдать кому-нибудь. Этот ребенок у меня десятый, родился он. когда отцу его было 40 лет, и что еще хуже — родился он в пятую луну[82]'”. Я отдал деньги, что были у меня при себе, и вернулся домой. На вопрос: “Как родовое имя его истинного отца?”, она ответила: “Нацуяма”. И вот, когда мне исполнилось тринадцать лет, я пошел на службу к господину Великому министру о:идоно [Тадахира], — сказал он.
И еще сказал [Ёцуги]:
— Какое счастье, что мы встретились! Видно, это — знак Будды. Сейчас люди то там, то здесь собираются, чтобы толковать сутры, а я не ходил, мне казалось, все это не стоит внимания. А тут в голову пришла мудрая мысль. Какое счастье, что я пришел сюда!
А когда [Ёцуги] спросил:
— Эта госпожа — ваша жена еще с прежних времен?
Сигэки ответил:
— Нет, моя жена рано умерла. А эту женушку я позже взял. А как госпожа из Высокого дворца[83]?
Ёцуги сказал:
— У меня и сейчас прежняя жена. Сегодня мы собирались сюда вместе, но женушка прихворнула, как раз сегодня у нее случился приступ лихорадки, и она не смогла прийти.
Он говорил так печально, будто плакал, со скорбью, но слез не было видно. Так, ожидая наставника-толкователя сутр, проводили мы долгое томительное время, и один старец [Ёцуги| заговорил:
— Покуда мы все праздно проводим время, беседуя о былых временах, поведаем присутствующим о том. “каков был мир в старину”.
И другой старец [Сигэки] сказал:
— Да-да, это было бы необыкновенно интересно. Извольте рассказывать! Может быть, иногда и я, Сигэки, что-нибудь вспомню.
Им, видно, очень хотелось поговорить, и всем присутствующим не терпелось поскорее послушать. И хотя там собралась толпа людей, нетерпеливо ожидающая историй, особенно выделялся среди них слуга, вознамерившийся слушать внимательно и поддакивать.
Ёцути сказал так:
— В мире много необычайного. Но только старые люди могут кое-что вспомнить о сем мире. В древности, когда правили высокомудрые государи, “всех старых годами людей страны, мужчин и женщин!” призывали и расспрашивали об обычаях старины, и миром повелевали, только выслушав их речи. Потому стариков следует уважать. Молодые, да не пренебрегайте ими!
Как забавно было смотреть, когда он раскрывал желтый веер с девятью планками из черного дерева хурмы и важно посмеивался!
— Я, Ёцуги, намерен по всей форме поведать о необычайных делах. Собираюсь поведать перед лицом монахов и мирян, мужчин и женщин ни о чем другом, а только о судьбе его светлости господина, Вступившего на Путь, ню:до:-дэнка [Митинага], превзошедшего всех в мире. Дело это великое, и придется мне по порядку поведать о многих императорах, императрицах, а еще о министрах, высших сановниках. Я намереваюсь поведать о самом счастливом из них, об обстоятельствах его жизни, дабы прояснился ход вещей в мире. Мы слышали, что. когда Будда хотел разъяснить всю Лотосовую сутру, то сначала толковал другие сутры. Потому, как говорят, его учение состоит из пяти периодов[84]. Так и мне, чтобы поведать о славе господина. Вступившего на Путь, ню:до:-доно [Митинага], следует поговорить сначала о других сутрах.
Мне казалось, что слова его звучат напыщенно, и я думал: “Ну нет, вряд ли он расскажет что-нибудь замечательное!” — но он продолжал красноречиво повествовать:
— Нынешние молодые люди, должно быть, думают: “Те. кого в мире прошлом и нынешнем называют регентами сэссё;[85], канцлерами кампаку[86], или коих именуют министрами[87] и высшими сановниками[88], похожи счастливой судьбой на господина. Вступившего на Путь. ню:до:-доно [Митинага]”. Однако это не так. Коротко говоря, все они произошли от одного предка одного рода[89], но когда род разделился на ветви, то, как разнятся чувства людей, так же и они стали различаться.
С самого сотворения мира один за другим вплоть до нынешнего правления сменились, кроме семи поколений богов, шестьдесят восемь поколений императоров, первым из которых правил император Дзимму[90]. Следовало бы, конечно, начиная с императора Дзимму. припоминать и повествовать последовательно о смене государей. Однако слишком давнее вряд ли достигало наших ушей, и потому намереваюсь рассказывать, начиная с более близких времен. Был государь, которого называли императором Монтоку[91]. От сего государя и до нынешнего сменилось четырнадцать поколений. Если считать годы, то с третьего года Кадзё: (850 г.), года старшего брата металла и лошади, тогда сей государь взошел на престол, до нынешнего года (1025 г) прошло всего сто семьдесят шесть лет. Недостоин я произносить премудрых государей имена, что при полном моем благоговении являются на мои уста. И он продолжал повествовать.
Государь, называемый императором Монтоку, был старшим сыном-наследником императора Ниммё:[92]. Его августейшую родительницу называли Великой императрицей-матерью тайко:тайго: Фудзивара Дзюнси[93]. Сия императрица была дочерью Левого министра Фуюцуги[94], посмертно удостоенного чина Великого министра дайдзё:дайдзина Первого ранга высшей ступени[95]. Сей государь родился в восьмую луну четвертого года Тэнтё: (827 г.), в год старшего брата огня и овна. Был он чист сердцем, видел людей насквозь. В двадцать шестой день второй луны девятого года Дзё:ва (842 г.), в год младшего брата воды и собаки он совершил обряд Покрытия главы и в том же году в четвертый день восьмой луны стал наследным принцем, владельцем Восточного павильона[96]; было ему шестнадцать лет. В двадцать первый день третьей луны третьего года Кадзё: (850 г.), в год младшего брата огня и коня он взошел на престол, было ему двадцать четыре года. Правил миром восемь лет.
Его августейшая матушка родила государя в возрасте девятнадцати лет. Она была возведена в сан императрицы кисаи[97] в четвертую луну третьего года Кадзё: (850 г.), было ей сорок два года. В первый год Сайко: (854 г.), в год старшего брата дерева и собаки она удостоилась сана императрицы-матери ко:тайго:. В двадцать девятый день (в день младшего брата воды и петуха[98]) второй луны третьего года Дзё:ган (861 г.), в год младшего брата металла и змеи она постриглась в монахини и прошла церемонию окропления главы ароматной водой[99]. В седьмой день первой луны шестого года той же эры (864 г.), в год старшего брата дерева и обезьяны она удостоилась сана Великой императрицы-матери тайко:тайго:. Ее называли императрицей Годзё:. В Исэ моногатари[100] песня, сложенная средним военачальником, тю:дзё: Нарихира: “Если бы каждый вечер ты засыпал...”[101], — об этой императрице. Также и “Весна... Иль это все не та же, не прежняя весна?”[102].
Следующего государя называли императором Сэйва. Он был четвертым сыном-наследником императора Монтоку. Его августейшую матушку называли императрицей-матерью ко:тайго: Мэйси[103]. Она была дочерью Великого министра дайдзё:дайдзина Ёсифуса[104]. Сей государь родился в двадцать пятый день третьей луны третьего года Кадзё: (850 г.), в год старшего брата металла и лошади, в доме своего деда по материнской линии Великого министра о:киотодо — Коитидзё:[105] на пятый день после того, как родитель его взошел на престол, — и как это было прекрасно и радостно. Сей государь был сердцем благороден и собою красив. Помнится, это он соперничал с принцем Корэтака[106], чтобы стать наследным принцем, владельцем Восточного павильона. Вскоре после своего рождения, в год старшего брата земли и собаки, в двадцать пятый день одиннадцатой луны он стал наследным принцем, владельцем Восточного павильона; в двадцать седьмой день восьмой луны второго года Тэннан (858 г.), в год старшего брата земли и тигра в возрасте девяти лет он взошел на престол. В первый день первой луны шестого года Дзё:ган (864 г.), в год старшего брата земли и крысы он в возрасте пятнадцати лет совершил обряд Покрытия главы. Правил миром восемнадцать лет. В двадцать девятый день одиннадцатой луны восемнадцатого года той же эры (876 г.) во дворце Сомэдоно-ин[107] сложил с себя сан. В восьмой день пятой луны третьего года Гангё: (879 г.) принял постриг. Еще его называли императором Мидзуно:. Его потомки — это нынешний род воинов Минамото. И, конечно, они же — стража императорского двора. Августейшая матушка родила сего государя в возрасте двадцати трех лет. В седьмой день первой луны шестого года Дзё:ган (864 г.) удостоилась сана императрицы-матери ко:тайго:. В императорском сане она пребывала сорок один год. Ее называли императрицей Сомэдоно. В то время Изгоняющим злых духов годзисо: был Великий учитель дайси Тисё:[108]. Во втором году Тэннан (858 г.), в год старшего брата земли и тигра он возвратился из Китая.
Следующего государя называли императором Ё:дзэй. Он был старшим сыном-наследником императора Сэйва. Его августейшую родительницу называли Великой императрицей тайко:тайго: Такуси[109]. Она была дочерью заместителя среднего советника гон-тю:нагона Нагара[110], посмертно — Великого министра дайдзё:дайдзина Первого ранга высшей ступени. Сей государь родился в шестнадцатый день двенадцатой луны десятого года Дзё:ган (868 г.), в год старшего брата земли и крысы, во дворце Сомэдоно-ин. В первый день второй луны одиннадцатого года той же эры (869 г.), в год младшего брата земли и быка в возрасте двух лет стал наследным принцем, владельцем Восточного павильона, и в двадцать девятый день одиннадцатой луны восемнадцатого года той же эры (876 г.), в год старшего брата огня и обезьяны взошел на престол — было ему девять лет. Во второй день, день младшего брата огня и змеи[111], первого месяца шестого года Гангё: (882 г.), в год старшего брата воды и тигра в возрасте пятнадцати лет он совершил обряд Покрытия главы. Правил миром восемь лет. Сложил с себя сан и жил во дворце Нидзё:ин. Прошло шестьдесят пять лет, и он скончался в возрасте восьмидесяти одного года[112]. В заупокойной молитве говорилось: “Брат Сяка нёрай на один год старше”[113]. Мысль эта глубокомудра, полна смысла, но одному человеку привиделось во сне: “В последующем мире господин страдает, потому что в молитве годы его выше годов Будды”. Императрица-мать хаха кисаи была на девять лет старше императора Сэйва. Говорили, что она в двадцать семь лет родила монаха-государя Ё:дзэй. В первую луну первого года Гангё: (877 г.) удостоилась сана императрицы кисаи[114], называли ее тю:гу:[115], было ей тридцать шесть лет. В седьмой день первой луны шестого года той же эры (882 г.), в год старшего брата воды и тигра она удостоилась сана императрицы-матери ко:тайго:, был ей сорок один год. Неизвестно, при каких обстоятельствах сия императрица вошла во дворец[116]. В то время, когда она содержалась еще в сокрытых от глаз покоях[117], средний военачальник, тю:дзё: Аривара тайком увез ее и спрятал, а ее старшие братья министр Мотоцунэ[118] и старший советник дайнагон Куницунэ[119] и другие — а случилось это давно, они тогда были молоды — пустились в путь, чтобы вернуть ее, а она сложила: “И молодой супруг мой сокрыт здесь, здесь и я скрываюсь...”[120]. Позже об этих событиях некто сложил: “Встают, верно, картины века богов!”[121]. Если так, то ее, видно, не берегли, как по обычаю следовало беречь девицу, вот и привлекла она взгляды [Аривара Нарихира], что не подобало. Она состояла в родстве и тесной дружбе с императрицей Сомэдоно и часто навещала ее, там и произошла встреча[122]. С моей стороны непозволительно рассуждать о таких событиях. Но все люди знают о том, что было. Разве есть еще кто-нибудь в наши дни, кто не помнил бы “Собрание старых и новых песен Японии”[123] или Исэ моногатари. Говорят, что “Тоскливые мечты о той, которую не могу сказать, что “вижу”[124] тоже написано, когда эти двое были близки. Он записал все это для последующих времен, а был он человек с причудами. Как изящна и увлекательна — не то, что сейчас — была жизнь в старину! — так говорил Ёцуги и, казалось, он сейчас рассмеется, церемонность исчезла, он держался с великой скромностью.
Это была та, которую называли императрицей Нидзё:.
Следующего государя называли императором Ко:ко:. Он был третьим сыном-наследником императора Ниммё:. Его августейшая матушка, посмертно удостоенная сана Великой императрицы тайко:тайго: Фудзивара Такуси[125], была дочерью посмертно пожалованного рангом Великого министра дайдзё:дайдзина Фусацуги[126]. Сей государь родился в седьмом году Тэнтё: (830 г.), в год старшего брата металла и собаки, во времена августейшего правления императора Дзюнна в доме на Хигаси Годзё:[127]. В седьмой день первой луны третьего года Дзё:ва (836 г.), в год старшего брата огня и тигра, во времена августейшего правления его отца — государя Фукакаса[128], он был возведен в Четвертый ранг[129], было ему семнадцать лет. В первую луну третьего года Кадзё: (850 г.) он стал главой ведомства дворцовых служб накацукаса-кё:[130], был ему двадцать один год. В двадцать первый день[131] одиннадцатой луны первого года Ниндзю: (851 г.) он поднялся до Третьего ранга, было ему двадцать два года. В шестнадцатый день первой луны шестого года Дзё:ган (864 г.) он получил еще и пост наместника провинции Ко:дзукэ, ками[132], было ему тридцать пять лет. В тринадцатый день первой луны восьмого года той же эры (866 г.) он был перемещен на пост заместителя управителя Западных земель [Дадзайфу:] гон-но соти[133]. В седьмой день второй луны двенадцатого года той же эры (870 г.) он поднялся до Второго ранга, было ему сорок лет. В двадцать шестой день второй луны восемнадцатого года той же эры (876 г.) он стал главой ведомства церемоний сикибукё:[134], было ему сорок шесть лет. В седьмой день первой луны шестого года Гангё: (882 г.) он поднялся до Первого ранга, было ему пятьдесят три года. В первую луну восьмого года той же эры (884 г.) стал главой управления Западных земель [Дадзайфу:] соти; в четвертый день второй луны он взошел на престол, было ему пятьдесят пять лет. Правил четыре года. Называют его государем Комацу[135]. Не знаю, правда ли, но мы слышали, что во время его августейшего правления стали ходить через [комнату под названием] “Черная дверь”, куродо, которая располагалась напротив павильона Глициний Фудзицубо[136].
Следующего государя называли императором Тэйдзи[137]. Он был третьим сыном-наследником императора Комацу. Его августейшую мать, императрицу-мать ко:тайго:-но мия называли принцессой Ханси[138]. Она была дочерью принца Накано Второго ранга, главы ведомства церемоний, сикибукё:, посмертно удостоенного чина Великого министра дайдзё:дайдзина Первого ранга. Сей государь родился в пятый день пятой луны девятого года Дзё:ган (867 г.), в год младшего брата огня и свиньи. В тринадцатый день четвертой луны восьмого года Гангё: (884 г.), старшего брата огня и дракона его нарекли родовым именем Минамото[139], было ему восемнадцать лет. В двадцать шестой день восьмого месяца третьего года Нинна (887 г.), в день младшего брата огня и овна он стал наследным принцем, владельцем Весеннего павильона[140], а вскоре, в тот же день, взошел на престол, был ему двадцать один год. Правил миром десять лет. С двадцать первого дня, дня младшего брата земли и петуха, одиннадцатой луны первого года Кампё: (889 г.), с года младшего брата земли и петуха — с этого времени ведет начало Чрезвычайное празднество святилища Камо[141].
Императорским посланцем был средний военачальник Правой императорской охраны тюдзё: Токихира[142]. В десятый день четвертой луны первого года Сё:тай (898 г.), в год старшего брата земли и лошади он постригся в монахи. Татибана Ёситоси, низший управитель дзё: из наместничества Хидзэн[143], что служил ему во дворце, приняв постриг, служил государю помощником и в его подвижнических странствиях. Так, по пути в Кумано[144], в одном месте, называемом Хинэ[145], он сложил: “Увидел во сне во время ночлега в пути...”[146] Люди проливали слезы, и все потому, что это так печально!
Неизвестно, что сталось с сим государем, когда он сделался простым подданным. Толком не помню. Его августейшую матушку называли императрицей То:ин. Сей государь принял родовое имя Минамото, его называли “принцем-близкоприслуживающим” о:дзидзю:[147]. Во времена августейшего правления монаха-императора Ё:дзэй, будучи придворным, он выступал танцором[148] во время августейшего шествия в храм. Уже сложив с себя сан, он проходил в процессии мимо резиденции монаха-императора Ё:дзэй, и тот сказал: “Разве сейчас он не в моей свите?” Государь, всего лишь состоящий в свите, — это редкость!
Следующего государя называли императором Дайго. Он был старшим сыном-наследником государя Великого инока Тэйдзи. Его августейшую матушку называли императрицей Иней[149]. Она была дочерью министра двора найдайдзина Фудзивара Такафудзи[150]. Сей государь родился в восемнадцатый день первой луны первого года Нинна (885 г.), в год младшего брата дерева и змеи. В четырнадцатый день четвертой луны пятого года Кампё: (893 г.) он стал наследным принцем, владельцем Восточного павильона, было ему девять лет. В девятнадцатый день первой луны седьмого года той же эры (895 г.) в возрасте одиннадцати лет он совершил обряд Покрытия главы. В третий день седьмой луны девятого года той же эры (897 г.), в год младшего брата огня и змеи он взошел на престол, было ему тринадцать лет. В ту ночь он внезапно явился из спальных покоев дворца в головном уборе[151]. Люди говорили: “Он сам совершил обряд”, — но правда ли это, нет ли... И вот правил он тридцать лет. Это было во времена его августейшего правления: когда во дворец принесли рисовые колобки ика-но мотии[152], чтобы отпраздновать пятидесятый день с рождения принца, — не помню, то ли Мураками, то ли монаха-императора Судзаку, — и средний военачальник тю:дзё: Корэхира[153] сложил песню.
[Ёцуги] словно бы в задумчивости прочитал:
Пусть дни станут в год длиною
С нынешней полночи.
И тогда отныне
Будем столетие
Лунный блеск лицезреть.[154]
И государь милостиво в ответ сложил:
Коль явлена в пожеланиях
Сила божественных слов,
Тогда отныне
Столетие будем незамутненным
Лунный блеск лицезреть.
Посмотришь на августейшее собрание песен, оно поистине прекрасно, в поэзии государь изволит быть непревзойденным.
Следующего государя называли монахом-императором Судзаку. Он был одиннадцатым сыном-наследником государя Дайго. Его августейшую матушку называли императрицей Онси[155]. Она была четвертой дочерью Великого министра дайдзё:дайдзина Мотоцунэ. Сей государь родился в двадцать четвертый день седьмой луны первого года Энтё: (923 г.). В двадцать первый день десятой луны третьего года той же эры (925 г.) он стал наследным принцем, владельцем Восточного павильона, было ему три года. В двадцать второй день девятой луны восьмого года той же эры (930 г.), в год старшего брата металла и тигра он взошел на престол, было ему восемь лет. В четвертый день первой луны седьмого года Дзё:хэй (937 г.) совершил обряд Покрытия главы, было ему пятнадцать лет. Правил шестнадцать лет.
Следующего государя называли императором Мураками. Он был четырнадцатым сыном-наследником государя Дайго. Его августейшая матушка родила также и императора-монаха Судзаку. Сей государь родился во второй день шестой луны четвертого года Энтё: (926 г.) в Кэйхо:бо:[156]. В пятнадцатый день, день младшего брата металла и свиньи, второй луны третьего года Тэнгё: (940 г.) он совершил обряд Покрытия главы, было ему пятнадцать лет. В двадцать первый день четвертой луны седьмого года той же эры (944 г.), в год старшего брата дерева и дракона он стал наследным принцем, владельцем Весеннего павильона, было ему девятнадцать лет. В тринадцатый день четвертой луны девятого года той же эры (946 г.), в год младшего брата воды и свиньи он взошел на престол, был ему двадцать один год. Правил миром двадцать один год. Императрица-мать хаха кисаки родила бывшего принца[157] из Весеннего павильона в третьем году Энги (903 г.), в год младшего брата воды и свиньи, было ей девятнадцать лет. В двадцатом году той же эры (920 г.), в год старшего брата металла и дракона она императорским указом была пожалована рангом высочайшей наложницы нё:го[158], было ей тридцать шесть лет. В двадцать третьем году той же эры (923 г.), в год младшего брата воды и овна родила императора-монаха Судзаку. В двадцать пятый день четвертой вставной луны[159] императорским указом была возведена в сан императрицы кисаи, было ей тридцать девять лет. Итак, государь Судзаку родился в том самом месяце, когда она стала императрицей. В сорок два года она родила Мураками. В тот день, когда она стала императрицей, при ее дворе никто не упоминал о бывшем принце, это было бы дурным предзнаменованием[160], но одна придворная дама, его молочная cecтра по имени Таю:-но кими[161] так сложила:
Горько горюю о нем,
хотя понимаю:
Уже не время, минули сроки,
Но, сердце мое предавая,
Льются горючие слезы.
И в тот день, когда люди покидали поминальную службу, она так сложила:
Придет пора,
В деревне далекой
Она запоет,
Кукушка, что
Горный покинула храм.
Это происходило в пятую луну[162]. Как изящно! Некто сочинил строки, поистине столь глубокие и полные чувства, что их передают из поколения в поколение, и так будет вплоть до мира последующего. После смерти бывшего наследного принца, владельца Восточного павильона, матушка безутешно оплакивала его и в тот же год родила монаха-императора Судзаку, удостоилась сана Нашей императрицы варэкисаки, поэтому сердце ее было преисполнено смешанных чувств — и печали, и радости. Ее называли “Старшая императрица” о:кисаки[163].
Следующего государя называли монахом-императором Рэйдзэй. Он был вторым сыном-наследником императора Мураками. Его августейшую матушку называли императрицей Анси[164]. Она была старшей дочерью Правого министра Моросукэ[165]. Сей государь родился в двадцать четвертый день пятой луны четвертого года Тэнряку (950 г.), в год старшего брата металла и собаки, в доме на Годзё: его светлости Арихира[166], который, говорят, был еще и помощником наместника сукэ провинции Бидзэн, Пятого ранга нижней ступени. В двадцать третий день седьмой луны того же года стал наследным принцем, владельцем Восточного павильона. В двадцать седьмой день второй луны третьего года Ова (963 г.) совершил обряд Покрытия главы, было ему четырнадцать лет. В двадцать пятый день пятой луны четвертого года Ко:хо: (967 г.) в возрасте восемнадцати лет он вступил на престол. Правил два года. В двадцать четвертый день десятой луны восьмого года Канко: (1011 г.) скончался в возрасте шестидесяти двух лет. Люди света говорили: “Жаль, что так не вовремя”, — ведь пришлось отложить церемонию Великого вкушения[167] после восшествия на престол монаха-императора Сандзё:.
Следующего государя называли монах-император Энъю:. Он был пятым сыном-наследником императора Мураками. Его августейшая матушка приходилась родительницей и монаху-императору Рэйдзэй. Сей государь родился во второй день третьего месяца третьего года Тэнтоку (959 г.), в год младшего брата земли и овна. Когда он стал наследным принцем, владельцем Восточного павильона, поднялся большой шум[168]. Но все знают сию историю, да и рассказывать долго, на этом и остановлюсь. В тринадцатый день восьмой луны второго года Анна (969 г.), в год младшего брата земли и змеи он взошел на престол, было ему одиннадцать лет. В третий год первой луны третьего года Тэнроку (972 г.) совершил обряд Покрытия главы, было ему четырнадцать лет. Правил пятнадцать лет. Императрица-мать хаха кисаки в возрасте двадцати трех и двадцати четырех лет родила одного за другим[169] сего государя Энъю: и монаха-императора Рэйдзэй. Какое поистине необыкновенное счастье! Ее дед по материнской линии был некто Фудзивара Цунэкуни[170], наместник ками провинции Идзумо Пятого ранга низшей ступени. Слышал я, что по докладу императору он впоследствии был посмертно пожалован Третьим рангом. И хотя это произошло после смерти, его слава в мире действительно послужила к его чести. Она стала называться императрицей тю:гу:. Я слышал, что скорбь императора по поводу ее кончины, — а она скончалась, родив Десятую принцессу[171], — была беспредельна. Наверное, есть люди, что читали об этом в “Дневнике” императора Мураками. Хотя до меня стороной дошел только смутный слух обо всем этом, но и моему ничтожному сердцу внятны печаль и жестокость случившегося. Принцесса, оставшаяся в живых после смерти матери, — это не кто иная, как Великая жрица святилища Камо дайсай-ин[172].
Следующего государя называли императором Кадзаном. Он был старшим сыном-наследником монаха-императора Рэйдзэй. Его августейшую матушку после смерти называли императрицей-матерью ко:тайго: Кайси. Она была старшей дочерью Великого министра дайдзё:дайдзина Корэмаса Кэнтокуко:[173]. Сей государь родился в двадцать шестой день, в день старшего брата огня и крысы, десятой луны первого года Анна (968 г.), в год старшего брата земли и дракона в доме своего деда по материнской линии на Итидзё:[174] — это храм-резиденция Сэсон-дзи[175]. В этот день император Рэйдзэй совершил церемонию Великого Очищения[176]. В тринадцатый день восьмой луны второго года той же эры он стал наследным принцем, владельцем Восточного павильона, было ему два года. В девятнадцатый день второй луны пятого года Тэнгэн (982 г.) совершил обряд Покрытия главы, было ему пятнадцать лет. В двадцать восьмой день восьмой луны второго года Эйкан (984 г.) он взошел на престол, было ему семнадцать лет. В ночь на двадцать второй день шестой луны второго года Канна (986 г.), в год старшего брата огня и собаки произошло постыдное событие: никого не известив, он тайно отправился в храм Ханаямадэра[177] и постригся в монахи, было ему девятнадцать лет. Правил два года. После этого прожил двадцать два года. В ту ночь, когда он отрекся от престола, случилось нечто печальное. Когда он вышел через малую дверь покоев придворной дамы Фудзицубо, то оказалось, что месяц светит ярко, и государь сказал: “Ах, как светло! Что же делать?”, — на что господин Авата[178] [Митиканэ] ответил, торопя государя: “Не медлите с отречением. Уже переданы Драгоценная Яшма и Священный Меч”. Он сам, еще прежде чем государь вышел из дворца, передал императорские регалии[179] принцу, владельцу Восточного павильона, и потому знал, что вернуться государю уже невозможно. Государь некоторое время медлил, не решаясь выйти на яркий лунный свет, но когда на лунный лик набежали облака и немного потемнело, он подумал: “Я смогу принять постриг”. Только он решился сделать шаг, как вдруг вспомнил о письме госпожи Кокидэн[180], которое хранил и перечитывал, но сегодня отложил его, чтобы порвать. Он повернул назад со словами: “Подождите немного”. Но господин Авата сказал: “Не надо сейчас об этом думать. Если теперь упустим время, нам непременно что-нибудь помешает, и ничего не выйдет”. И пролил притворные слезы. Так, повел он государя по улице Цугимикадо[181] на восток. Когда они сворачивали у дома астролога Сэймэя[182], то услышали голос самого Сэймэя, громко хлопнувшего в ладоши:
— На небесах явились знамения, предсказывающие, что император отречется от престола, видимо, это уже произошло. Еду во дворец доложить. Запрягайте экипаж.
И при звуках его голоса государем овладела грусть.
Когда Сэймэй сказал: “Пусть какое-нибудь прислуживающее божество[183] отправится во дворец”, — то некое невидимое глазу создание открыло дверь и сказало при виде удаляющегося государя:
— Как раз сейчас изволит миновать наш дом.
А дом этот стоял на пересечении улиц Цутимикадо и Матигути, как раз по дороге. Прибыв в храм Ханаямадэра, государь принял постриг, и после этого господин Авата сказал:
— Дайте мне немного времени, я хочу показаться своему отцу, министру[184], в последний раз в прежнем виде и рассказать ему обо всем. Я непременно вернусь.
— Ты обманул меня, — промолвил государь и заплакал. Как грустно и печально! Ужасно, что тот давно уговаривал государя всеми возможными способами и клятвенно заверял, что будет его верным учеником. Господин Хигаси Сандзё: [Канэиэ][185] испугался: “Как бы и сын не постригся в монахи”, — и снарядил умудренных опытом и годами людей — искусных воинов из клана Гэндзи[186] — сопровождать их. В столице они действовали незаметно, а на берегу реки появились открыто. Говорят, эти люди с короткими, длиной в один сяку, мечами[187] наголо сопровождали их к храму против воли.
Следующего государя называли монахом-императором Итидзё:. Он был старшим сыном-наследником монаха-императора Энъю:. Его августейшую матушку называли императрицей Сэнси[188]. Она была второй дочерью Великого министра дайдзё:дайдзина Канэиэ. Сей государь родился в первый день шестой луны третьего года Тэнгэн (980 г.), в год старшего брата металла и дракона, в доме министра Канэиэ — Хигаси Сандзё:. Он стал наследным принцем, владельцем Восточного павильона в двадцать восьмой день восьмой луны второго года Эйкан (984 г.), было ему пять лет. В двадцать третий день шестой луны второго года Канна (986 г.) он взошел на престол, было ему семь лет. В пятый день первой луны второго года Эйсо (990 г.), в год старшего брата металла и тигра совершил обряд Покрытия главы, было ему одиннадцать лет. Правил двадцать пять лет. Его августейшая матушка родила его в девятнадцать лет. Ее называли госпожой, принявшей постриг нё:ин Хигаси Сандзё:. Ее матушка была дочерью Фудзивара Накамасу[189], правителя ками провинции Сэтцу.
Следующего государя называли монахом-императором Сандзё:. Он был вторым сыном-наследником императора Рэйдзэй. Его августейшую матушку после смерти называли императрицей-матерью Тё:си[190]. Она была старшей дочерью Великого министра Канэиэ. Сей государь родился в третий день первого месяца первого года Дзёгэн (976 г.), в год старшего брата огня и крысы. В шестнадцатый день седьмой луны второго года Канна (986 г.) он стал наследным принцем, владельцем Восточного павильона. В тот же день совершил обряд Покрытия главы, было ему одиннадцать лет. В тринадцатый день шестой луны восьмого года Канко (1011 г.) вступил на престол, было ему тридцать шесть лет. Правил пять лет. Как жаль, что, уже отрекшись от престола, он потерял зрение. Посторонние, глядя на него, подозревали обман, ведь внешне он ничуть не изменился: глазное яблоко, зрачок — все было совершенно чистым. Иногда зрение к нему возвращалось. И он говорил: “Вижу плетение бамбуковой шторы”. Когда принцесса Первого ранга[191] Ё:мэймон-ин прибыла во дворец в сопровождении кормилицы Бэн[192], и гребень скреплял ее прическу с левой стороны, государь сказал: “Дитя мое, гребень не на месте”[193]! Сию принцессу он любил больше всех, и печально было видеть, как он, обливаясь слезами, говорит, ощупывая ее удивительные волосы: “Как горько, что не могу я увидеть такую красоту!” Всякий раз, когда она приходила к государю, он непременно одаривал ее чем-нибудь, достойным принцессы. Господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], увидел принцессу, когда она возвращалась домой с бумагами на владение имуществом монаха-императора Сандзё:, и сказал со смехом: “Сколь умна принцесса! Детским сердцем должна бы решить, что это старые ненужные бумажки, а она несет их домой”. И тогда кормилицы засмеялись: “Что это вы такое говорите!” И дворец Рэйдзэй-ин тоже был подарен ей, но господин, Вступивший на Путь вернул его со словами: “Поскольку с древних времен дворец; принадлежал государям, сейчас не следует отдавать его в личное владение. Он должен принадлежать императору”. И так дворец Рэйдзэй-ин стал передаваться из поколения в поколение, как и дворец Судзаку-ин.
Государь перепробовал множество способов лечения глаз, но действия они не оказывали, и это было очень прискорбно. Он издавна тяжко страдал от нервной лихорадки, и когда врачи сказали: “Обливайте ему волосы водой от больших и до малых холодов[194]”, — стали обильно обливать его ледяной водой, и сразу на него нападала сильная дрожь, он бледнел, я слышал, что все, видевшие его, сокрушались и печалились. От болезни он когда-то принимал снадобье кинъэкитан[195], эликсир бессмертия, и люди говорили: “Тот, кто принимает это снадобье, будет страдать от глазной болезни”. Появился дух дворцового священника[196] губу Кандзана и произнес: “Поместившись в его голове, простираю крылья налево и направо, хлопаю ими, и тогда он на мгновение прозревает”. Он отрекся от престола затем, чтобы совершить паломничество в Главный храм Тю:до:[197]. Побывал там, и все же никаких признаков улучшения не было, что достойно сожаления. Пусть не сразу, но должно же было наступить хоть какое-то облегчение. Ходили даже слухи, что это проделки горного тэнгу[198]. Тогда он затворился в храме Удзумаса[199]. Жил там у восточного навеса под решетчатым потолком[200] в отдалении от образа Будды. Когда же надевал шапку эбоси[201], то совершенно уподоблялся Великому господину, Вступившему на Путь, дайню:до:-доно Канэиэ[202]. Сердцем был добр и великодушен, и люди в мире отзывались о нем с большой любовью. Жрица святилища Исэ отправлялась в святилище, и он изволил вдеть ей в волосы прощальный гребень[203], оглядываться друг на друга им не полагалось, и по сему поводу, слыхал я, господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно Митинага, изволил сказать: “Я и помыслить о таком не мог: сей монах-император не должен был и глядеть в ее сторону, а он — странное дело! — даже бросил на нее взгляд”[204].
Следующий государь — ныне царствующий[205]. Он второй сын-наследник монаха-императора Итидзё:. Его августейшая матушка — старшая дочь его светлости нынешнего господина, Вступившего на Путь, ню:до:-до:ка [Митинага]. Ее называют императрицей-матерью ко:тайго:-но мия Сё:си[206]. Нету, видно, таких людей, что не знали бы прекрасно сего государя. Но я намереваюсь рассказать про всех императоров от начала. Родился в одиннадцатый день девятой луны пятого года Канко: (1011 г.), в год старшего брата земли и обезьяны, в доме Цутимикадо[207]. В тринадцатый день шестой луны восьмого года той же эры стал наследным принцем, владельцем Весеннего павильона, было ему четыре года. В двадцать девятый год первой луны пятого года Тёва (1016 г.) взошел на престол, было ему девять лет. В третий день первой луны второго года Каннин (1018 г.) совершил обряд Покрытия главы, было ему одиннадцать лет. Пребывал в императорском сане, видимо, лет десять[208], [раз] нынешний год — это второй год Мандзю: (1025 г.), год младшего брата дерева и быка. Хотя [нынешний государь] такой же, как и другие монархи, за ним стояли многие верные люди. Его дед по материнской линии — его светлость нынешний господин, Вступивший на Путь, ню:до:-до:ка Митинага, хотя и постригся в монахи, — родитель всему миру, пестует под своим крылом всех людей Поднебесной, словно своих чад. Его старший дядя — нынешний канцлер кампаку и Левый министр Ёсимити управляет Поднебесной. Следующий дядя — министр двора найдайдзин и средний военачальник тю:дзё: Левой императорской охраны [Норимити]. Другие его дядья — это старший советник, дайнагон, распорядитель двора Весеннего павильона таю: Ёримунэ, заместитель распорядителя гон-таю: двора императрицы-супруги тю:гу: Ёсинобу, средний советник тю:нагон Нагаиэ. Подобное всегда бывало, за государем стоят многие. Даже мудрейший государь — и в прежние времена, и ныне — может быть свергнут, если многие его подданные поднимутся против него, а [Го-Итидзё:] стоит твердо, ведь из всех императоров Поднебесной он один имеет таких сторонников. Когда-то давно монах-император Итидзё: во время болезни изволил говорить: “Следовало бы Первого принца [Ацуясу][209] сделать наследником, владельцем Весеннего павильона, но ведь нет у него верных людей, и я не могу на это решиться. Придется сделать наследником Второго принца Го-Итидзё:”. И это ныне правящий государь. Слова его истинно правильные. Мне не стоило бы рассказывать о последовательном правлении императоров, но ведь чтобы поведать о том, как ширились слава и процветание его светлости господина, Вступившего на Путь, ню:до:-до:ка Митинага, следует говорить о судьбе государей и государынь. Не отрастит ветвей и не принесет плода посаженное дерево, если не питать его корни. Поэтому вначале я вспомнил августейшую последовательность императорских правлений, а затем последовательность министров, — сказал Ёцуги, и тогда О:инумаро промолвил ответ:
— Ах, нет, это замечательно! Вы будто бы поднесли зеркало, в котором отразились многие императоры, а еще деяния многих министров, и у нас такое чувство, словно мы вышли из тьмы прошедших лет, и утреннее солнце ярко осветило все. Зеркало в шкатулке для гребней в покоях жены замутилось, в нем ничего не разглядеть, мы не собрались отполировать его, так оно и лежит ненужное, брошенное в шкатулке для гребней, и мы привыкли к тому. Когда слушаешь ваши рассказы, то кажется, что стоишь против ясного зеркала, и, с одной стороны, смущает, что так отчетливо видишь свое лицо, а с другой — замечательно, что так хорошо видно. Вот так чудо! Сдается мне, прибавит оно десять-двадцать лет жизни старику.
И это было так забавно, что людей, смотревших и слушавших, разбирал смех, хотя и было им оттого стыдно.
Думаю я, речи [Ёцуги] не были никчемными, пустыми, и все внимательно слушали. О:инумаро предложил:
— Ах, вот, послушайте, пожалуйста, я сочинил стихотворение.
И Ёцуги в ответ на это:
— Чувства переполняют меня. Давайте послушаем! И тогда Сигэки смиренно произнес:
Пред светлым зеркалом
Все, что минуло,
И ныне сущее,
И то, что грядет,
Прозреваю.
И когда он прочел, Ёцуги очень взволновался и, пробормотав [про себя] много раз, с натугой сочинил ответное стихотворение:
О, старое зеркало!
В нем заново прозреваю
Деяния императоров,
Министров — чредою,
Не скрыт ни один!
— Разве не мнится вам, будто стоите вы перед модным зеркалом в форме цветка мальвы о восьми лепестках, помещенным в лаковую шкатулку, украшенную перламутром? Нет-нет, такие зеркала ярко сверкают, но легко тускнеют. Конечно же, древние зеркала старинного фасона — белые, металлические, хотя и не отполированы человеческими руками, сияют так ярко, — так говорил [Ёцуги].
И его гордое смеющееся лицо заслуживало быть запечатленным на картине. Это было странно и удивительно, и вид у него был такой, что хотелось внимательно слушать. Что и говорить, рассказы его были забавны и поистине увлекательны.
Ёцуги продолжил:
— Довольно говорить о пустяках, лучше поведаю о делах истинных. Все слушайте меня внимательно. Сегодняшние разъяснения к проповеди о Лотосовой сутре послужат к вашему просветлению, а слушая меня, жалкого старца, вы словно внимаете “Анналам Японии”[210].
Монахи и простолюдины сказали:
— Мы слыхивали множество разъяснений сутр и проповедей о Законе Будды, но никто никогда не рассказывал нам о вещах столь удивительных.
И пожилые монахини и монахи возложили руки на лбы[211] и слушали благоговейно, преисполнившись верой.
— Я, Ёцуги — старец, внушающий благоговение. Разве не приходится людям честным думать обо мне со смущением, [сравнивая себя со мной]? Я — старец, коему ведомо все в мире, кто все помнит и ничего не забывает. Среди тысяч дел, что я видел глазами, слышал ушами и собрал воедино, счастливая судьба нынешнего господина, Вступившего на Путь, ню:до:-доно [Митинага], не имеет себе равных, неизмерима, и нет за ним ни второго, ни третьего[212], об этом мы слышали в старину, и видим это нынче. Это — как Закон Единственной Колесницы[213]. Судьба его неизменно была счастливой. И Великим министрам, и канцлерам кампаку, и регентам сэссё: нелегко процветать с первых шагов до последних. В сутрах Закона и в священных текстах говорится иносказательно: “Хоть и рождается великое множество мальков, трудно им стать настоящей рыбой, хоть и посадили дерево манго, но плодам завязаться трудно”. Слышали мы, что именно так разъясняется. Среди министров и высших сановников Поднебесной один лишь князь, подобный драгоценной яшме, обладает в мире столь необыкновенно счастливой судьбой. И ныне, и в будущем никто не сможет сравниться с ним. Такое поистине редкость. Приготовьтесь же и слушайте. Нет в мире событий, которых бы я не видел и о которых бы не слышал. Думаю, многие не ведают ничего о делах, о коих говорит сей Ёцуги, — так он сказал. И [монахи и миряне] ответили:
— Мы ничего не знаем, — и обратились в слух. Ёцуги продолжил:
— С начала существования государства сменилось много поколений министров. Много их было, но помню наперечет всех, кто служил в Поднебесной: Левых министров, Правых министров, министров двора и Великих министров. С начала существования государства и до нынешнего времени было тридцать Левых министров, пятьдесят семь Правых министров, двенадцать министров двора. Что до Великих министров дайдзё:дайдзинов, то во времена древних императоров их назначение было делом нелегким. Им становился дед правителя либо его дядя. Велики числом были министры, советники-нагоны[214] и сподвижники из дедов, дядьев и других императорского рода. Много было и таких, кто уже после смерти удостаивались ранга Великого министра дайдзё:дайдзина. Таких было всего семеро. При жизни же трудно было стать Великим министром дайдзё:дайдзином. Думаю я, во времена правления императора, которого называли Ко:току, тридцать седьмого поколения, начиная с императора Дзимму, впервые учреждены были восемь ведомств и сто управ[215], должности Левых и Правых министров и министра двора. Левым министром был Абэ-но Курахасимаро[216], Правым министром — Сога Ямада-но Исикавамаро[217], последний был дедом императрицы Гэммё:[218]. Слышал я, что министр Исикавамаро стал министром в первый год младшего дерева и змеи правления императора Ко:току, и в пятом году старшей земли и петуха был умерщвлен наследным принцем, владельцем Восточного павильона. Все это было давным-давно. Министром двора был Накатоми-но Камако мурадзи[219]. Тогда еще эры правления не имели названий[220], и трудно определить луны и дни. Именно император Тэнти тридцать девятого поколения впервые назначил Великого министра. Им стал принц О:томо, он же О:томо-но мико[221], сын-наследник императора. В первую луну он стал Великим министром дайдзё:дайдзином, а в двадцать пятый день двенадцатой луны того же года (672 г.) взошел на престол, его называли императором Тэмму. Он правил миром пятнадцать лет. Императрица Дзито сорок первого поколения, начиная с императора Дзимму, также назначила Великого министра дайдзё:дайдзина — принца Такэти[222]. Он был сыном-наследником императора Тэмму. Из этих двух Великих министров дайдзё:дайдзинов один вскоре стал императором[223]. Принц Такэти скончался в ранге Великого министра дайдзё:дайдзина. После этого очень долго Великих министров дайдзё:дайдзинов не назначали. В Законах Сикиинрё:[224] установлено именно так: “На должность Великого министра дайдзё:дайдзина людей дюжинных не назначать. Если подходящего человека нет, место должно остаться свободным”. Это, конечно же, не обыкновенная должность! Во времена правления сорок второго императора Момму[225] были наименованы эры правления. Год назвали первым годом Тайхо (701 г.). В девятнадцатый день второй луны четвертого года Сайко (657 г.), в последний год правления императора Монтоку, в год младшего огня и быка министр Фудзивара Ёсифуса, дядя императора [Монтоку], Левый министр Первого ранга стал Великим министром дайдзё:дайдзином, было ему пятьдесят четыре года. Именно сей министр стал первым регентом сэссё:. И вот с этого князя начиная, до нынешнего министра Кан-ина[226] последовательно сменились одиннадцать Великих министров дайдзё:дайдзинов. Если прибавить предшествовавших принца Отомо и принца Такэти, то будет тринадцать Великих министров дайдзё:дайдзинов. Тем людям, что становились Великими министрами дайдзё:дайдзинами, после кончины непременно давали посмертные имена. Однако принц Отомо скоро стал императором. Не помню, было ли посмертное имя у принца Такэти. И еще: те Великие министры дайдзё:дайдзины, которые приняли постриг, посмертного имени не удостаивались. Так, из одиннадцати последовательно сменявшихся Великих министров дайдзё:дайдзинов двое — [Канэиэ, Митинага] — приняли постриг, и потому не получили посмертных имен. Я намереваюсь поведать от начала до конца о судьбах последовательно сменявших друг друга одиннадцати Великих министров дайдзё:дайдзинов. Говорят: “Чтобы вычерпать поток, надо отыскать исток”. И потому рассказывать следует с самого начала, с того, кто носил Великую тканую шапку тайсёккан[227], но это времена уж слишком отдаленные. Слушателям моим может показаться, что я их дурачу, но, возможно, им случится узнать от меня о былом; речь моя будет долгой и, если она прервется появлением проповедника, я с сожалением очнусь от интересных историй и умолкну. Поскольку о деяниях императоров я повествовал, начиная со времени императора Монтоку, то говорить я буду о деде императора шестого поколения, считая от Каматари, которого люди называли Фудзисаси. Рассказывать буду, начиная с сего министра Фуюцуги. Среди них [министров], думаю я, нынешний господин, Вступивший на Путь, ню:до:-доно [Митинага], один не имеет себе равных.