О, мой ангел…

7

Надя сквозь стеклянные двери кабинета Оуэна рассматривала роскошную лужайку перед домом, по которой сновали ее родственницы. Все они, начиная с семилетних девчушек, были одеты в цветастые цыганские платья и все были чрезвычайно заняты. Поблизости от теннисного корта были установлены три ярких шатра, а в центре патио громоздился длинный стол. Дюжина маленьких столиков, скрывавшихся под яркими зонтами, была разбросана по лужайке. Все это скорее напоминало карнавал, нежели ежегодное собрание клуба любителей цветов Кроу Хеда. Что заставило Надю уговорить свое семейство принять участие в этом пышном торжестве?

— Мне кажется, Оуэн, этот вечер не самая хорошая идея.

— Спокойно. — Он стал у нее за спиной и обнял за талию. — Это моя идея. И если мы не сумеем ее как следует осуществить, можете валить все на меня.

— Ты уверен, что все пройдет как надо?

— Тетушка Верна утверждает, что народу здесь набьется, как сельдей в бочке, а она знает, что говорит.

Оуэн нежно поцеловал Надю в завиток на затылке.

— Сейчас она в кухне и сама наблюдает за приготовлениями.

Надя попробовала отстраниться от него.

— Конечно, замечательно, что твоя тетя пригласила мое семейство обслуживать праздник, но боюсь, не всем может понравиться эта затея с гаданиями.

— Глупости, тетушка обожает такие штучки. Наконец, ей будет приятно полюбоваться на злобные гримасы Виолетты Дюбуа. Разве можно представить цыган без их музыки, танцев и гадания? Думаешь, тетка не захочет переплюнуть мисс Виолетту и обойтись одной едой без развлечений?

— А что устроила Виолетта в прошлом году? Приглашала симфонический оркестр?

— Хуже. — Он коснулся губами ее затылка. — Оркестр шотландских волынщиков, который оглушил присутствовавших своим ревом. Бедная Верна приехала домой с дикой головной болью и не могла от нее избавиться целых два дня.

Надя хихикнула.

— Хорошо. Обещаю, что скрипка Густаво успокоит любую головную боль. Но должна предупредить: не все любят узнавать свою судьбу.

— Спокойно. — Он еще раз торопливо поцеловал ее. — Твоя мама и Верна все рассчитали. Во-первых, гадание по руке — это только часть программы, а во-вторых, за него придется платить. Поэтому никто не сможет обвинить Верну в том, что получил плохое предсказание.

— А если оно будет хорошим?

С тех пор, как две недели назад произошло несостоявшееся любовное приключение в сарае, Оуэн практически не покидал ранчо. У него установились дружеские отношения со всеми членами Надиной семьи. Он помог Стево и Рупе вырыть колодец в южной части пастбища и даже устроил ее отца и дядю Юрика на работу в своей строительной компании. Судьба Кондратовичей менялась к лучшему, и все это благодаря Оуэну. Правда, музыка так и не возвращалась к Наде, хотя надежда не оставляла ее.

— Уверен, что хорошее пророчество Верна оценит по достоинству.

Он открыл дверь и легонько вытолкнул Надю в патио. Помимо всего, подумал он, это и ее вечер. Оуэн оглядел три шатра, разбитых у теннисного корта.

— Мне еще никто не предрекал будущее. Как ты считаешь, какое гадание вернее: по руке, по чайному листу или на картах таро?

— Полагаю, ты будешь слишком занят, и у тебя не найдется времени на глупости.

У нее не было никакого желания давать ему подобные советы. Способность черноглазых цыганок предсказывать судьбу делала людей подозрительными. Стоило обронить, что нужно быть осторожнее на дороге, как человек начинал нервничать каждый раз, садясь за руль. Если кто-то из ее родных намекнет, что Оуэн влюблен в красивую цыганку, женится на ней и обзаведется кучей детей, то он будет молиться, чтобы это свершилось. Однако ей не хотелось никаких сложностей именно теперь. Надя даже не предполагала, как станут развиваться их отношения с Оуэном, но путешествие на ложе, устланное розовыми лепестками, было далеко от реальности. Да, его поцелуи заставляют дрожать коленки, но пока для Нади важнее семья, которая нуждалась в ней. А сейчас она вообще мечтала только о том, чтобы этот день не закончился катастрофой. До Оуэна очередь еще не дошла.

— Почему ты не хочешь, чтобы я узнал свою судьбу?

— О! Посмотри. Вот и Елена. — Надя кивнула в ту сторону, откуда появилась сестра. — Пойду к ней. Мы поговорим позже, Оуэн.

Не дожидаясь ответа, она бросилась помогать сестре расставлять стулья вокруг карточного столика.

Оуэн улыбнулся, любуясь ее изящной фигурой. Надя выглядела очень призывно в цветастой юбке, широкими складками спадавшей на щиколотки, в белой крестьянской блузке, которая приоткрывала загорелые плечи, манящие к поцелуям. Он никогда не видел, чтобы на Наде было столько золотых украшений. На каждом пальце красовалось по кольцу, большие серьги оттягивали мочки ушей, на груди сверкало монисто из золотых монет, а руки ближе к локтям обвивали браслеты. Вся родня глядела на нее с любовью. Оуэн заметил, как оттопырилась нижняя губа у Нади в тот момент, когда он заговорил о гадании. Она явно расстроилась. Но почему? Ведь он хотел узнать о своей судьбе, а не о ее.

— Простите, сэр, — произнес Себастьян, неожиданно появившийся рядом. — Требуется ваше присутствие на кухне.

Оуэн еще раз посмотрел на Надю и ее сестер.

— Какая-то проблема, Себастьян?

— Милли грозится уйти, сэр.

— С какой стати?

Милли готовила для них уже более тридцати лет и никогда не затевала разговора об уходе.

— Кажется, она не поладила с миссис Кондратович. Милли не устраивает, как та стряпает.

— Почему не устраивает? — спросил Оуэн, направляясь к кухне в сопровождении Себастьяна.

— Двое из семьи Кондратович и ваша тетя собирают какие-то овощи для салата.

— И что из того?

— Сэр, они собирают их не на огороде, — он округлил глаза и сморщился, — а в цветочной оранжерее.

— О, Ида! Ты должна погадать. — Мейбл Ланстон вытянула вперед свою красную руку. — Видишь эту линию? — Она указала пальцем на ладонь. — Прелестная маленькая цыганочка сказала, что мне предстоит пережить три странные любви.

Оуэн бочком приблизился к пожилым женщинам и посмотрел на свою ладонь. Неужели, только взглянув на нее, можно узнать, сколько влюбленностей тебя ждет? А не следует все-таки пойти к Елене?

— Ха, ха. Значит, именно на это ты потратила целых пять долларов! Насколько я понимаю, ты выходила замуж четыре раза и все по большой любви. Самому Господу известно, что ты венчалась с каждым мужчиной, который хоть однажды обратил на тебя внимание.

Ида положила себе картофельного салата, обнюхала его и только тогда осторожно попробовала. После этого добавила на тарелку еще две большущие ложки.

Мейбл презрительно фыркнула.

— Я категорически отвергаю тот факт, что у меня было лишь четыре мужа. А ты знаешь, что она еще сказала?

Ида посмотрела на Мейбл тяжелым взглядом и принялась за следующее блюдо.

— Она сказала, что сколько я буду жить, столько же мне можно надеяться.

Оуэн поперхнулся и быстро потянулся за стаканом с водой.

— Тебе же восемьдесят один год! Какой дурак тебя захочет?

— Ты просто завидуешь.

— Чему?

— У тебя было только два мужа, а вот Невиль Уолкер в прошлое воскресенье во время мессы делал мне глазки.

Ида разгневанно отвернулась от Мейбл и направилась к другому столу, за которым уже сидели две леди.

Оуэн неприлично громко расхохотался, услышав, как возмущенная Ида пробормотала:

— Ты слепа, как старая крыса, Мейбл. Невиль Уолкер каждое воскресенье подмигивает мне в то время, когда преподобный Ноуленд читает проповедь о телесном грехе.

Оуэн покачал головой и оглядел дворик. Пришли все приглашенные, причем каждый привел еще кучу друзей.

Собрание, организованное тетушкой Верной, имело оглушительный успех. Виолетте придется постараться, чтобы затеять у себя на следующий год нечто подобное. За то время, когда гости начали прибывать, Оуэн видел Надю только дважды, и оба раза она моталась между кухней и буфетом, устроенном в патио. Сейчас он пристально наблюдал за дверью в кухню. Может, пора помочь ей?

Он вошел в кухню и остолбенел. Надя размахивала половником и что-то кричала своей тетке на непонятном языке. А ее мать и другая тетка размахивали ложками и орали в ответ. У Оуэна не было ни малейшего представления о причине разыгравшейся свары, но он возблагодарил судьбу, что ножи на другом конце кухни. Он приблизился к Наде.

— Привет. Поддержка не требуется?

Надя опустила половник и уставилась на женщин.

— Как насчет судейства? — пошутил Оуэн. Надина мать принялась что-то объяснять Оуэну на незнакомом языке.

— По-английски, по-английски, Оленка, русского не учил, — смущенно заулыбался Оуэн.

— Простите, что говорю по-польски, — сказала Оленка, оборачиваясь к дочери. — Оуэн, рассудите нас.

Оуэн растерялся.

— А в чем дело?

Надя закивала головой, вручила Оуэну половник, а затем подняла крышку с огромной кастрюли, булькавшей на плите.

— Скажи-ка нам, здесь достаточно соли?

— Соли? — Он со страхом посмотрел на кастрюлю. — Разве в ней сплошная соль?

— Сначала попробуй! — скомандовала Надя.

Оуэн опять взглянул на кастрюлю, потом на Надю.

— Что, нужно добавить соли? — Он никак не мог уяснить, чего от него хотят, но считал, что критиковать повариху, которую он любит, опасно. А он ее действительно любил.

— Нет, нет, — по-русски закричала Оленка, обращаясь к Наде. — И не старайся подсказать ему свое мнение. Пусть он сам решит.

Надя повернулась к Оуэну.

— Пожалуйста, просто попробуй.

Оуэн почмокал языком, смакуя жаркое. Потом попробовал еще раз, надеясь, что Надя подаст ему какой-нибудь знак, который облегчит его задачу. Знака не было. Он положил половник и произнес:

— Оо… очень вкусно!

— Так нужно ли добавить соли? — настаивала Оленка.

Оуэн отдал половник Наде.

— Ничего не требуется, здесь все в норме.

Он затаил дыхание и ждал, что будет дальше. Надя посмотрела на мать и что-то сказала. Фраза, судя по тону, могла означать только одно: «А я что говорила?» Через мгновение Надя бросилась к нему и несколько раз поцеловала в щеку.

Оуэн застыл на месте. Впервые Надя выразила свои чувства в присутствии родственников. Правда, вот уже две недели он надеялся, что это случится. Возможно, в ближайшем будущем ему удастся разгадать тайну, скрытую в ее глазах. Он засмеялся и поцеловал ее в лоб.

— А что бы ты сделала, если бы я сказал, будто соли не хватает?

Она продолжала улыбаться и, вырвавшись из его рук, принялась наполнять опустевшую тарелку сестры Сони.

— Я бы просто сказала: добавьте соли.

Оуэн взглянул на Соню и ужаснулся. Молодая женщина с трудом держалась на ногах. Будь он более догадливым, то потребовал бы немедленно отправить ее в родильный дом: Соня была на последнем месяце беременности. Заметив, с каким удовольствием Соня принялась за еду, Оуэн удивился, что женщины в таком состоянии все же не теряют аппетита.

— Увидимся позже, — заговорщически прошептал он на ухо Наде.

После его ухода Надя долго стояла в дверях, отрешенно уставившись в пространство.

Прежде чем поднять глаза на Оуэна, София долго смотрела в чайную чашку.

— Сказать тебе то, что ты хочешь услышать, или правду?

— Только правду.

— Значит, так. Ты — строитель.

Она опустила чашку на стол.

Оуэн сдержал раздражение. От Софии он ждал большего. Все знали, что он — архитектор и владеет строительной компанией. Оуэн потратил почти половину дня, чтобы решить, какой способ гадания ему больше нравится. Не испытывая ни малейшего стеснения, он останавливался около каждого гостя, которому предсказывали судьбу, и старался определить самый надежный метод. Елена, девятнадцатилетняя сестра Нади, выглядела самой симпатичной, но недостаточно опытной для того, чтобы ответить на интересующие его вопросы. Воля Ионкович, свекровь беременной Сони, предсказывала судьбу на картах таро. Он не хотел иметь дело с картами, иные из которых именовались «Висельник» или «Смерть». Таким образом он выбрал Софию, гадавшую по чайному листу.

— Ты строитель мечты.

Оуэн продолжал морщиться. Конечно, его можно было назвать и так. Каждый дом или иное здание, которое он строил, было воплощением мечты его заказчика.

— Ты мне не веришь? — спросила София.

— Верю, верю, — ответил он, не испытывая никаких иллюзий. Сама Надя призналась ему, что не склонна к семейному занятию предсказывать судьбу. Он и не ждал, что София со своими чайными листьями сможет открыть будущее. Тем не менее ему нравилась ее серьезность.

София откинулась на спинку стула и внимательно смотрела на молодого человека, которому симпатизировала ее племянница.

— Я говорю не о домах и зданиях, — сказала она.

— Тогда о чем же? — Оуэн взглянул на старую фарфоровую чашку, стоявшую перед ним. — Не понимаю, о чем ты толкуешь?

— О тебе. — Она сдернула бархатное покрывало со стола и отпила из стакана немного кока-колы. — Ты хочешь знать о своем деле?

— Зачем мне это? Я свое дело знаю.

— Да, оно будет процветать, — сказала София, улыбнувшись и покачав головой, — потому что у тебя будет много детей и они станут тебе помогать.

Оуэн уставился в чашку.

— Тебе сообщили об этом распаренные в воде чаинки?

— Нет. Сейчас во мне говорит дар прорицания. Я знаю: ты будешь крепко любить своих детей. Ты очень внимателен ко всякому маленькому существу на ранчо.

— А о чем известили тебя чайные листья?

— О том, что ты воплотишь свою мечту о счастье.

— Значит, она сбудется?

— Вот этого не вижу. — Она посмотрела на Оуэна и добавила: — Но мечта эта очень сильная. Она лежит у тебя на сердце.

Оуэн медленно поднялся.

— Спасибо, София.

— Я тебя разочаровала? — Она положила руки на колени. — Наверное, ты ждал, что я пообещаю тебе путешествия, интересные приключения или что-то в этом роде? — Она печально покачала головой. — Прости. Я совсем забыла, что ты гаджо, и по ошибке сказала тебе правду вместо вымысла.

Он взъерошил волосы. Как объяснить Софии, на что он в действительности надеялся?

— Это мне нужно просить у тебя прощения. Я пришел к тебе, чтобы получить более или менее определенный ответ. — Он хмыкнул, словно извиняясь. — Или хотя бы намек, что я на верном пути.

София улыбнулась.

— Твое сердце подскажет, на верном ты пути или нет. Что же касается твоей мечты, — у Софии зазвенели браслеты на руках, — то я не ведаю, каков будет результат. — Она смягчила эти слова улыбкой. — Только тебе по силам осуществить свою мечту.

Оуэн понимающе кивнул.

— Спасибо, София.

Он направился к выходу из шатра. Нужно было освободить место для другого страждущего узнать свою судьбу.

— Оуэн, — тихо окликнула его София.

— Да?

— Желаю счастья твоей мечте.

— Где собирается рожать Соня? — крикнул Оуэн, оглядывая табор. Никто не спешил что-либо предпринять. Не видно ни сумки с вещами, ни встревоженного мужа, нет и взволнованных предстоящим событием родственников.

Даже Надя спокойно помогала разгружать оставшуюся после торжества провизию. Клубная встреча закончилась, в его доме все было приведено в порядок уже несколько часов назад, а взятые напрокат столы, стулья, шатры вывезены.

— Так где же она?

— В своей постели, — ровным голосом сказала Надя. Она взяла бумажный пакет с хлебом и чесноком и направилась к одному из автовагончиков.

— Ее следует отправить в больницу! — воскликнул Оуэн. — Через несколько минут я вернусь сюда с машиной и…

Надя посмотрела на Оуэна и ласково положила руку на плечо своего маленького двоюродного брата.

— Потише, Оуэн. Ты детей испугаешь.

Оуэн взглянул на автовагончик, где, по его предположениям, могла находиться Соня. При мысли о том, как она мучается, у него начались спазмы в желудке.

— Вы что, против родильного дома?

— Нет. Для большинства членов нашего семейства госпиталь — последнее пристанище. Обычно это означает, что надежды больше нет.

— А кто же помогает при родах?

— Те женщины, которые уже рожали. Это моя мама и Саша.

— Значит, твоя мать принимала собственных внуков?

— А кто же еще мог быть на ее месте?

— Ну, хорошо, а как обстоит дело с опытом, соответствующей подготовкой и соблюдением гигиены?

Он со страхом посмотрел на автовагончик. В наступивших сумерках кто-то зажег внутри его свет. Ага, там Соня и собирается рожать.

— Твоя мать и Саша, выходит, повитухи?

— Для наших людей — да. — Заметив его растерянный вид, она улыбнулась. — Спокойно, Оуэн. Роды продлятся недолго.

Оуэн побледнел.

— Слушай, да она трудилась целый день, таскала посуду. Ведь все это могло вызвать раньше времени схватки. Так?

— Нет. Схватки у Сони начались чуть раньше. Мы об этом знали, не спускали с нее глаз и не разрешали носить тяжести.

— Какого черта вы позволили ей работать? — чуть не закричал он снова. Подобное отношение к роженице казалось ему жестоким и бессердечным. Оуэн не понимал, как они могли спокойно взирать на женщину, у которой начинались схватки.

— Она сама того пожелала, — сказала Надя. — То, что сестра помогала в буфете в таком положении, меня не волновало, Оуэн.

Надя закрыла глаза и вздохнула, присев на подножку дядиного грузовика.

— Соня хотела заработать свою долю прибыли. У нее есть колыбель, в которой выросли братья, но в прошлом месяце она углядела подержанную детскую коляску в одном из магазинов.

Надя топнула каблучком и посмотрела на вагончик, где новая жизнь боролась за свое появление в этом мире.

— Я предложила купить коляску, но Соня отказалась. Она считает, что я и так слишком стараюсь для семьи. Соня обладает завидным упрямством Кондратовичей.

Оуэн присел рядом с ней.

— И что мы теперь будем делать?

— Ждать, — просто ответила она, улыбнувшись и взяв Оуэна за руку. — Не волнуйся. Рождение малыша естественно для матери.

— Но что, если… — Он почувствовал, как Надя сжала его руку.

Чуть позже ликующий новоиспеченный отец Густаво появился в дверях, держа что-то завернутое в одеяло. Он поднял сверток и провозгласил:

— Ура! В честь Америки мы назовем ее Либерти!

Он исчез в вагончике мгновенно, как и появился.

Оуэн повернулся к Наде и вытер с ее щек две слезинки, скатившиеся из глаз. Он боялся, что и сам может растрогаться без меры. Голос у него чуточку дрожал. Оуэн прочистил горло перед тем, как задать вопрос.

— Хорошо, тетя Надя, а что мы будем делать теперь?

Она оглядела табор и улыбнулась. Отец и дядья уже готовили выпивку. Пола и София расставляли на столах еду. Кто-то взялся за скрипку и стал наигрывать зажигательную мелодию.

— Теперь, Оуэн, мы соблюдем старую цыганскую традицию.

Она схватила его за руку и потащила к столу.

— Что же это за традиция?

— Традиция такая — мы будем праздновать!