В землянке под насыпью дамбы, где помещался полковой командный пункт, горела заправленная бензином коптилка.
Полковник, плотный, коренастый мужчина лет сорока, слушая Грачева, привычно хмурил брови и посапывал. Когда тот кончил, сказал:
— Молодцы воронежцы! Далеко фашиста погнали…
— Крепкий народ, — похвалил полковой комиссар, делая пометки у себя на карте.
Он чем-то очень походил на полковника, хотя ростом был чуть повыше и не такой грузный. Друг друга они понимали с полуслова.
— Обедали? — спросил полковник у Грачева и Красотченко.
— У нас на Черниговщине сперва гостей борщом да кашей потчуют, а потом уже спрашивают, сыты ли они, — усмехаясь, заметил полковой комиссар.
— Так там же у вас все такие шутники, как ты, — сказал полковник и приказал повару приготовить что-нибудь закусить.
На столе появились консервы и колбаса.
— Давай, давай, угощай гостей, — говорил повару комиссар. — Не скупись, брат. Разве это еда для русского человека?..
Повар принес вареных яиц, нарезал холодной свинины.
— А горячее твое где?
— Виноват, товарищ комиссар, не успел сварить горячего, — сказал смущенный повар.
— А ты пойди, пошарь у себя по куткам, может найдешь.
Повар ушел и вернулся с бутылкой водки.
— Экий ты догадливый! — сказал, усмехаясь, полковник.
Стакан был один. Первому полковник налил Красотченко.
— За боевую дружбу! — сказал комиссар.
Все по очереди выпили за дружбу и победу.
Прощаясь, полковник предупредил:
— Подбросить на ваш участок людей я не смогу. Вам придется держать рубеж, пока не подойдет смена. Имейте в виду, сейчас на вас опирается весь правый фланг дивизии.
Комиссар добавил:
— На лаврах не почивайте: завтра фашисты еще злей будут…
Грачев и Красотченко вернулись в расположение 2-го батальона.
Дождь, несколько раз начинавший моросить с вечера, перестал, но ночь была темной.
Красотченко обошел передний край, проверил посты, усилил охрану наиболее ответственных рубежей.
Настроение у бойцов по-прежнему было хорошее. Усталости не чувствовалось. Потери, понесенные отрядом, вызывали не уныние, а еще большую ненависть к врагу, желание отомстить за погибших товарищей.
На Красную горку Красотченко вернулся, когда ночь была уже на исходе. В помещении медпункта царила тишина. Все раненые были эвакуированы на левый берег. Медсестра Соколова и ее юные помощники отдыхали.
Красотченко прилег на кушетку и сразу же погрузился в тяжелое, без сновидений, забытье.
Его разбудил приход Грачева. Капитан устало присел на край кушетки, оказал:
— Не нравится мне, что притихли фашисты. Даже ракетами перестали баловаться…
Он с хрустом потянулся, зевнул.
Красотченко знал, что Грачев не опит уже третью ночь.
— Надо тебе отдохнуть, товарищ капитан, — сказал Красотченко. — А то с ног свалишься…
Однако отдохнуть им не пришлось. Спустя несколько минут близкие выстрелы подняли Красотченко с кушетки. Он выбежал во двор, Автоматная стрельба слышалась совсем рядом.
Вокруг него собралось человек восемь бойцов-связных, дежуривших в штабе. Подбежал начальник штаба истребительного отряда старший сержант Котов.
Грачев был уже на ногах.
— Веди группу! — крикнул он Красотченко. — Я иду на командный пункт батальона. Вышлю тебе поддержку…