Обезьяны

ХРАМ ОБЕЗЬЯН

— Не стреляйте лучше, Томпсон, — сказал Джек Мильн. — Ведь это обезьяны гуннамун, а они считаются священными. Кроме того мне не хотелось бы иметь стычку с этими чучелами, если бы им вздумалось спуститься сюда.

Томпсон нехотя опустил ружье, презрительно улыбнувшись углами губ. Джек Мильн заметил улыбку, и сквозь смуглую кожу его лица, загорелого от солнца, проступила густая краска.

— Так и быть, — сказал Томпсон, — не буду стрелять, если вы боитесь.

— Нисколько не боюсь, — возразил Мильн с невозмутимым видом. — Но дело в том…

В эту минуту Стэн Гиббс прервал их, слегка ахнув от изумления.

— Ах, чорт возьми! — воскликнул он, указывая в сторону обезьян. — Посмотрите, что они делают вон с той маленькой мартышкой. Это, наверное, чужая обезьяна, которая попала к ним случайно.

Все трое стояли в заброшенном водоеме древнего индусского храма. Над их головами сверкало знойное солнце, бросая дрожащие блики на большие глыбы железной руды, окаймлявшие огромный водоем, обрисовывая яркой светотенью длинный ряд ступенек, ведших из водоема к древнему индусскому городу, и проливая потоки света на высокую башню храма, поднимавшуюся перед ними.

Все трое — Джек Мильн, Стэн Гиббс и Томпсон — стояли и внимательно осматривали храм.

Он представлял собою самое странное зрелище, какое они видели с той поры как двинулись из Буррипура. Высокая башня храма буквально кишела обезьянами — огромными серыми косматыми обезьянами.

Они сидели на каждом шпице и на вышке, лопоча, кривляясь и кормя детенышей. Они раскачивались под каждым фантастическим изгибом, за который могли ухватиться своими цепкими руками, безостановочно боролись, дрались и тараторили, и шум от всей этой сумятицы доносился до людей, стоявших внизу, в водоеме, и внимательно наблюдавших за ними.

В эту минуту произошло неожиданное событие. Маленькая черная обезьянка бриндабунд, с смешным серым усатым лицом и длинной шерстью пробралась какими-то судьбами в древний храм, и это взбесило гуннамунов. Обезьянка бриндабунд прыгала и проносилась с быстротою молнии сквозь толпы серых гуннамунов, вскрикивая и повизгивая от страха, а они тянулись к ней своими цепкими руками и щелкали на нее зубами, пока она не добралась до самой вершины башни. Здесь она уселась на узеньком гладком карнизе и, вытянув вперед руки, ждала первого гуннамуна, который взберется наверх, чтобы столкнуть его с башни.

— Смотрите, смотрите! — воскликнул Гиббс, который, закинув назад голову и прикрыв рукою глаза, смотрел на маленького бриндабунда, сидевшего на верхушке древнего храма.

Большой серый гуннамун вскарабкался наверх и старался схватить бриндабунда. Но черная обезьянка оттолкнула его лапами. Большая серая обезьяна пошатнулась и с визгом упала в водоем почти у самых ног молодых людей. Минуту спустя за ней полетела другая, потом третья. При падении все они расшибались до-смерти.

— Это их остановит, — заметил Гиббс.

Джек Мильн кивнул головою.

— Черная обезьянка выбрала себе неприступную позицию, — сказал он. — Она будет сидеть там до наступления ночи, а затем улизнет.

Томпсон погладил спусковую собачку своего ружья, руки у него так и чесались.

— Ужасно хочется подстрелить хоть одну обезьяну, — сказал он.

— Очень глупо, Томпсон, — возразил Гиббс резко. — Не слышали вы, что ли? Ведь это священные обезьяны, и если вы застрелите одну из них, на нас накинутся туземцы, — не говоря уже о самих обезьянах.

Стэну Гиббсу было только двадцать лет, и он любил высказывать свои взгляды. Томпсон в эти последние два дня очень раздражал его, но Томпсон был способен раздражить кого угодно. Не то чтобы он был слишком неуживчивого нрава, но он был так самоуверен и имел такую неприятную привычку делать вид, что решительно все знает, хотя лишь месяц тому назад приехал из Англии и загар еще не успел согнать белизну с его лица. В глубине души Джеку Мильну очень не хотелось брать с собою Томпсона в эту маленькую охотничью и разведочную экспедицию, предпринятую из Буррипура. Но он был сыном старого школьного товарища его отца, и Джек не мог поступить иначе.

— Так вы действительно боитесь кучки злобных обезьян, юноша? — спросил Томпсон, положив ружье на сгиб руки.

Слово «юноша» уязвило Гиббса. Сам Томпсон был только на два года старше его, но он произносил это слово особенно презрительным и обидным тоном.

Адский шум, донесшийся из храма, отвлек внимание Стэна Гиббса и удержал его от резкого возражения. Большие серые обезьяны прыгали, скакали и раскачивались внутри и снаружи храма, что-то тараторя и скалясь на маленького бриндабунда, который также что-то лопотал и скалился на них с верхушки башни и от времени до времени бросал в них камнями, самым оскорбительным образом гримасничая и кривляясь. Гуннамуны были, очевидно, страшно взбешены, но ничего не могли сделать.

— Молодец бриндабунд, славно расправляется с ними, — сказал Джек Мильн, рассмеявшись. — Он непременно…

Пафф…

Мильн застыл с поднятой кверху головой.

Томпсон выстрелил все-таки из ружья! В то время как Мильн и Гиббс смотрели на священных обезьян, он поднял ружье, прицелился и выстрелил. Гиббс вскрикнул от страха. Даже Мильн на минуту вышел из себя.

— С ума вы сошли! — воскликнул он резким тоном.

Томпсон прицелился очень метко. Обезьяна-самка с детенышем на руках свалилась на землю и лежала, прижимая к груди с жалобными стонами испуганного детеныша. Смущенный вид Томпсона показывал, что он пристыжен своим поступком.

— Я не знал, что это самка, — сказал он.

Нам надо удирать, — перебил Джек Мильн. — Да поскорее. Поглядите-ка на них…

После выстрела Томпсона в храме наступила на минуту мертвая тишина. Затем обезьяны злобно затараторили и, все вместе бросившись вниз с пронзительным визгом, стали быстро спускаться всей стаей к водоему, где стояли молодые люди.

— На лестницу, на лестницу скорее! — вскричал Мильн.

Лицо Томпсона смертельно побледнело, и он пустился в бегство.

Первая обезьяна спрыгнула на землю в десяти шагах от них в ту минуту, когда юные охотники повернулись к длинному ряду ступеней, ведших наверх из водоема, — так быстро опустились обезьяны с храма. Джек Мильн оглянулся на миг и с одного взгляда увидел, что нечего и думать спастись бегством. Но если бы им удалось добраться до ступеней, у них была бы выгодная позиция в жестокой схватке, ожидавшей их.

— На ступени, если вам дорога жизнь! — крикнул он.

Следом за ними неслись большие серые обезьяны, злобно визжа и тараторя. Если бы обезьянка бриндабунд не привела их в ярость, они, пожалуй, не отважились бы напасть на людей. Но теперь они замышляли убийство. Джек Мильн видел это. Томпсон бежал впереди всех — у него были длинные ноги; он бросил ружье и мчался без оглядки, охваченный безумным страхом.

— Нам придется вступить с ними в бой на ступенях, — сказал Мильн скороговоркой.

В этот миг они подбежали к длинному ряду ступеней и повернулись кругом на узкой лестнице. Большой толстомордый гуннамун хотел схватить Мильна, но тот толкнул его что было мочи ружейным дулом.

За ним тянулась длинная стая серых обезьян; одни бежали на четвереньках, другие — на задних ногах; все злобно сверкали глазами и свирепо скалили зубы. Обезьяны были разной величины, но большинство — около двух метров ростом. Мильн очень хорошо знал, что если эти длинные косматые руки схватят человека, то ему уже не вырваться из них.

— Пр-р-очь! — заревел Гиббс и ударил со всего размаха прикладом винтовки по руке одну из обезьян. Рука повисла переломленная, точно гнилая палка, и обезьяна упала, закричав почти человеческом голосом.

Во время этой сумятицы, задыхаясь от удушливого запаха обезьян и отталкивая прочь их лапы, хватавшие его за платье и за руки, Джек Мильн благодарил судьбу, что гуннамуны не настигли их в водоеме. Тогда все было бы сразу кончено. Здесь же, на узкой лестнице у них была еще кое-какая надежда на избавление, хотя и очень слабая.

Томпсон оправился от испуга, хотя лицо его было очень бледно, а глаза расширены. Мильн и Гиббс подняли свои винтовки прикладом вверх, Томпсон стоял на лестнице позади них с небольшим охотничьим ножом в руках.

Никто не говорил ни слова. Для разговоров не было времени. Задние обезьяны лезли через спины передних, вытянув руки и скаля зубы. Большая серая обезьяна схватила за ствол винтовку Гиббса, крепко уцепившись за него, и между ними завязалась на минуту отчаянная рукопашная. Томпсон наклонился и ударил обезьяну ножом по руке. В ту минуту как он сделал это, протянулось два десятка рук, чтобы схватить его, и он попятился назад с криком ужаса.

— Так вот кого им хочется схватить — меня! — вскричал он не своим голосом.

Мильн с Гиббсом ничего не ответили. Они были слишком заняты. Весь водоем был битком набит гуннамунами; они тараторили, визжали и вливались неудержимым потоком на узкую лестницу. Через несколько секунд все должно было кончиться.

— Бегите верх, Томпсон! — крикнул Мильн задыхаясь.

Томпсон сжал в кулаке свой охотничий нож и не тронулся с места.

— Бегите вверх, вам говорят, — подхватил Гиббс, — иначе вам не сдобровать!

То, что случилось после, произошло так быстро, что у всех троих сохранилось лишь смутное воспоминание об этом. Мильн вдруг почувствовал, что обезьяны схватили и прижали его руки к туловищу точно тисками, а винтовку, повернутую вверх прикладом, вырвали у него и бросили прочь.

Гиббс поскользнулся на ступеньке и скатился вниз под косматые лапы обезьян с закрытыми глазами, в полной уверенности, что все кончено.

Крик ужаса сорвался с губ Томпсона, и Мильн, прижатый к груди обезьяны и почти задохнувшийся, и Гиббс, барахтавшийся у ступенек, силясь подняться на ноги, услышали этот крик. Кое-как Гиббсу удалось встать, а Мильну освободиться от объятий, сжимавших его.

В ярком солнечном свете черные тени дико кружились вокруг них, в то время как они стояли ошеломленные и ослепленные. Затем Гиббс воскликнул:

— Они схватили его!

Они стояли вдвоем на ступенях и не могли оторвать глаз, пораженные ужасом. Огромный серый великан-гуннамун держал в руках барахтающегося Томпсона. Охотничий нож он либо уронил, либо его вырвали у него из рук, и он был совершенно беспомощен в объятиях обезьяны. Мильн наконец отвел от него глаза, ожидая, что тут же с ним сейчас покончат. Подняв снова глаза, он увидел, что обезьяна, державшая в руках Томпсона, карабкается кверху по наружной стене храма, окруженная толпою своих сородичей. Гиббс поднял было ружье, но Мильн отвел его в сторону.

— Не стреляйте пожалуйста, — сказал он нерешительно, — они пока еще не намереваются лишить его жизни.

Они стояли одни на лестнице. Толпа обезьян отхлынула от них, собравшись вокруг гуннамуна, который держал Томпсона. Они беспомощно смотрели, как огромный гуннамун с Томпсоном в руках карабкался на стену древнего храма.

Затем обезьяна с человеком исчезла в каком-то отверстии.

— Он погиб, — медленно проговорил Гиббс.

Джек Мильн немного помешкал с ответом. Теперь, когда все было кончено, нервы его успокоились, голова остыла, и он углубился в размышления.

— Нечего и думать пытаться спасти его из храма, — сказал он наконец. — Этим мы только ускорили бы его гибель, да и нам самим пришлось бы, вероятно, плохо. Помню, один охотник рассказывал мне случай вроде этого, как обезьяны схватили одного европейца и продержали его у себя два дня.

— За что же они его схватили? — спросил Гиббс. — Разве он тоже убил одну из них?

Мильн кивнул головой.

— Вот это-то и есть самое скверное в нашем деле, — сказал он.

На храме, четверть часа тому назад кишевшем гуннамунами, не было видно теперь ни одной серой обезьяны. Только в отверстиях и окнах башни мелькала иногда косматая спина. Гуннамуны собрались, очевидно, внутри храма, откуда доносились звуки их лопотанья, крик и визг.

— Пойдемте, — сказал Мильн. — Чего же тут стоять? Вернемся лучше в лагерь и посмотрим, что скажет старик Чури. Он знает вдоль и поперек эти древние города в нашем округе.

Они повернулись и стали быстро взбираться по длинной, лестнице.

Выстрела Томпсона в городе, очевидно, не слышали, что было неудивительно, так как храм гуннамунов и заброшенный водоем находились в самом конце древнего города, на границе джунглей. Молодые люди оставили своих спутников в лагере, на прогалине, в том месте, где окраина города заросла джунглями.

В этот-то лагерь Мильн с Гиббсом и поспешили отправиться.

— Есть тут кто-нибудь? — крикнул Мильн, когда они добрались до четырех палаток, из которых состоял их лагерь. — Есть тут кто-нибудь?

Из одной палатки вышел высокий белобородый индус, который почтительно поклонился, подойдя ближе. Это был их старший слуга Чури.

— Ах, это ты, Чури, — промолвил Мильн и в нескольких словах рассказал о пленении Томпсона.

Чури спокойно выслушал рассказ с непроницаемым коричнево-бронзовым лицом и опущенными в землю глазами. Он провел полную приключений жизнь в джунглях и полуразрушенных древних городах округа и хорошо был знаком с храмами и пилигримами и со всеми особенностями индусской жизни, о которой европейцы почти ничего не знают. Когда Мильн кончил, он заговорил глубоким, звучным голосом.

— Саиб[3] Томпсон в опасном положении, саибы, — произнес он, держа рукою свою белую бороду. — Если обезьяны гуннамун еще не разорвали его на части, то могут скоро сделать это. Помню, в детстве мне рассказывали, как однажды священные обезьяны из храма гуннамун схватили одного кули и утащили его в свой храм, где кормили плодами и орехами почти целый месяц. Затем он от них убежал и прожил до восьмидесяти шести лет.

Гиббс нервно рассмеялся. Несмотря на опасное положение Томпсона, он живо представил себе, как обезьяны кормят его плодами и орехами, и эта картина заставила его усмехнуться.

— Послушайте, Чури, — сказал Мильн, указывая на город, расположенный за прогалиной в джунглях, — ведь вы же превосходно знаете город Поригонг. Не знаете ли вы, как бы нам освободить саиба Томпсона из рук гуннамунов, если только он жив еще?

Чури задумался.

— Если мы взлезем на храм снаружи, то гуннамуны сбросят нас вниз со стены, — сказал индус. — Да и жители города обозлятся за это на нас: ведь они думают, что некогда один из их богов воплотился в такую серую обезьяну.

Он снова погрузился в размышления.

Мильн с Гиббсом смотрели на него нетерпеливо. Мысль о положении Томпсона, если он только был еще жив, не давала им покоя.

— Пойдемте, саибы, — сказал вдруг Чури. — Я кое-что придумал. Оставьте здесь свои ружья.

Достаточно хорошо зная Чури, они не надеялись, что он сообщит им свой план.

Торопливыми шагами направились они из лагеря к городу, после того как Чури отлучился на секунду в палатку для слуг. Они шли по тропинке между развалинами каменных храмов и разрушенной крепостью, окруженной рвом. В отдалении поднимался высокий храм обезьян, однако нельзя было видеть, вышли ли гуннамуны из храма наружу. Все дело казалось Джеку Мильну почти пропащим, когда он размышлял о нем хладнокровно. Только мысль о том, что гуннамуны не разорвали немедленно Томпсона на части, поддерживала в нем искру надежды. До сей поры он еще не мог догадаться, что Чури придумал для спасения Томпсона.

Они прошли городом мимо нынешнего рынка, мимо заросших травою развалин храмов и крепостей былой цивилизации и наконец добрались до огромного, походившего на вал холма железной руды, расположенного на окраине нынешнего города. Когда они подошли к нему, Мильн с Гиббсом увидели, что склон холма изрыт множеством пещер разной величины; некоторые из них имели фантастические формы, другие представляли собою простые отверстия в скале.

— Что это такое, Чури? — спросил Гиббс.

— Пещеры, саиб, — ответил Чури. — Иные из них идут далеко под землею. А одна ведет прямо в храм обезьян.

Они вмиг сообразили, в чем заключается план Чури. Едва ли нашлось бы что-нибудь в древних разрушенных городах и окрестностях Буррипура, чего бы не знал Чури, а в городе Поригонге он прожил в юности несколько лет.

Чури остановился, глядя задумчиво на холм железной руды.

— Над этой пещерой была обезьянья голова, — пробормотал он. — В ней жил святой человек со слоновой ногой. Ага!

Он двинулся вперед большими быстрыми шагами, а Мильн с Гиббсом пустились за ним.

Молодые люди слегка дрожали от возбуждения при мысли о неожиданностях, которые предстояло им испытать.

Скоро они добрались до пещеры, над которой была прикреплена огромная обезьянья голова, высеченная из железной руды. Пещера представляла собою простое отверстие в скале, и всем троим пришлось низко наклониться, чтобы войти в нее. Из мрака доносилось ужасное зловоние. Мильн вдруг почувствовал, как что-то заворочалось около него, и вскрикнул. Чури зажег восковую свечу, которую достал в эту минуту из кармана, и при ее дрожащем свете молодые люди увидели мельком отшельника, который жил в пещере. Он был, очевидно, очень стар и немощен и только слабо замахал руками, когда они вошли в пещеру.

— Он ничего не может нам сделать, — сказал Чури. — Идите как можно скорее, саибы, и не обращайте на него внимания.

Спустя минуту они оставили позади себя отшельника в сумеречном свете и пошли, спотыкаясь, узким проходом, который извивался в недрах скал. Восковая свеча Чури обливала дрожащим, неверным светом поднимавшиеся по обе стороны иссиня-черные стены скалы.

Мильна охватило чувство изумления при мысли о давно исчезнувшей цивилизации, во время которой был высечен этот проход в скале под землею. Гиббс слегка задыхался от волнения. Лицо Чури, который держал в приподнятой руке горящую свечу, было по обыкновению непроницаемо.

— Простите, саибы, если я пойду впереди, — сказал он вдруг. — Дорога неровная, и я буду вам светить.

Минут через пять после того как они пустились в это странное подземное путешествие, Чури вдруг остановился, что-то рассматривая на земле перед собою. Взглянув через его плечо, молодые люди увидели черную ленту с колышущейся головой и раздутым мешком, преграждавшую им дорогу. Это была кобра. Чури достал откуда-то из-за пазухи длинный нож, наклонился и с быстротою молнии отсек пресмыкающемуся голову пониже мешка. А затем пошел дальше, не сказав ни слова.

В темном проходе было очень жарко, а воздух был насыщен каким-то неопределенным кислым запахом, который заставлял Мильна с Гиббсом с отвращением морщиться.

Вскоре дорога пошла слегка в гору, и Чури тотчас же остановился, подняв кверху руку.

— Боюсь, не поставили ли обезьяны в проход часового, саибы, — сказал он почти шопотом. — Нам надо итти как можно тише.

Минуту спустя Чури погасил пальцами свечу, и непроглядный мрак окутал их со всех сторон.

— Надеюсь, что нам не встретится больше кобра, — прошептал Гиббс.

Мильн ничего не ответил, но подумал то же самое в одно время с Гиббсом. Они подвигались вперед гуськом: впереди Чури, белая одежда которого совершенно пропадала в темноте, за ним Мильн и Гиббс. Проход теперь круто поднимался в гору и с каждым шагом становился шире. Они узнавали это, вытягивая в сторону руки. Кислый запах становился сильнее, и Мильну казалось, что он слышит глухое лопотанье, которое прерывалось отдаленными криками, доносившимися откуда-то сверху, из тьмы. Они приближались с каждым шагом к храму обезьян. В окружающем их мраке ничего не было слышно кроме их собственного слабого дыхания.

Вдруг Чури тихонько щелкнул языком.

— Идите тихо, как змеи, саибы, — шепнул он.

Далеко впереди себя Мильн с Гиббсом увидели маленькую блестящую светлую точку, а лопотанье и крики делались все громче. Все трое медленно крались вперед. Гиббс чувствовал, как сильно бьется у него сердце, Мильн крепко сжал губы, только у Чури не было заметно никаких признаков волнения.

Проход по-прежнему шел в гору. Он, очевидно, достигал храма обезьян в высоком месте, в какой-нибудь разрушенной комнате башни. Мильн подумал о Томпсоне и о том, успеют ли они притти во-время. Чури пристально смотрел на светлую точку, прикрыв рукою глаза.

— Часовых нет, — пробормотал он.

Они не шли, а скорее ползли в узком проходе, который все продолжал подниматься; точка дневного света, сверкавшая вдали, с каждым шагом становилась больше. Проход имел теперь метра два в поперечнике и расширялся подобно внутренности телескопа, по мере того как они подвигались вперед. Медленно и еле слышно переступали они с ноги на ногу.

— Что же это такое? — прошептал Гиббс.

Такого странного зрелища никому из них не приходилось видывать во всю жизнь. Все трое присели на корточках в конце длинного подземного прохода. Под ними, метра на три ниже, находился пол большой комнаты с круглыми каменными стенами, освещенной сумрачным дневным светом, проникавшим сквозь огромное отверстие в стене. Громкий шум лопочущих голосов раздавался из этой тускло освещенной пещеры. Кругом прыгали, лазали и сидели на корточках темные косматые фигуры, подобные видениям.

То были обезьяны гуннамун.

Некоторые из них сидели на корточках, освещенные лучами дневного света, проникавшего сквозь отверстие в стене. Они безостановочно визжали и лопотали, собравшись в кружок около какого-то предмета, находившегося посреди них.

Джек Мильн осторожно наклонился над краем стены поглядеть, что там у них такое. И в тот же миг сердце у него забилось и замерло от ужаса.

То был Томпсон.

Услышав, как Гиббс ахнул в эту минуту, Мильн понял, что он тоже увидел его.

Дневной свет ярко освещал бледное лицо Томпсона. Он был наполовину обнажен. Пробковый шлем его сидел на косматой голове одного из окружавших его гуннамунов, куртку его напялил себе на спину другой, а рубашка была разорвана в клочки. Он сидел в нескольких шагах от отверстия в стене, окруженный целым десятком больших обезьян. Не успел Мильн сообразить в чем дело, как увидел, что гуннамун, на котором был надет шлем Томпсона, толкнул его, а Томпсон быстро подался назад с отвращением и страхом. Минуту спустя другой гуннамун царапнул Томпсона когтями, злобно оскалившись на него, и он опять попятился назад.

— Да он сейчас упадет в отверстие! — прошептал Гиббс, с трудом удерживаясь от крика.

— Этого-то они и добиваются, — произнес Мильн с беспокойством.

— А отверстие находится, наверное, не меньше как в нескольких десятках метров от земли.

Чувство полной беспомощности охватило на секунду того и другого. Из обезьяньей ямы несло страшным зловонием. Томпсон, который обладал очень тонким обонянием и мыл руки, дотронувшись как-то раз до мертвого фламинго, страдал, вероятно, невыносимо.

Около десятка гуннамунов мучили Томпсона. Остальным эта забава, видимо, надоела, — они прыгали или сидели на корточках в яме, некоторые спали обнявшись, другие собрались кучками в темных углах. Но те, что мучили Томпсона, твердо решили довести свое дело до конца. Это было ясно, как день.

Спустя немного Томпсон оказался всего шагах в трех от большого отверстия в стене и, по-видимому, впервые догадался о намерениях гуннамунов. Он закричал, когда один из гуннамунов снова толкнул его, и ударил его по морде кулаком. Обезьяна зарычала на него и, несмотря на отчаянное сопротивление, толкала его все ближе и ближе к отверстию в стене. При виде этого другие мучители теснее окружили его. Еще минута — и Томпсон вывалился бы из отверстия и полетел в заброшенный водоем с высоты нескольких десятков метров.

Все происходившее в храме обезьян разыгралось перед взорами Мильна, Гиббса и Чури, смотревших с края скалы, которой оканчивался подземный проход, несравненно быстрее, чем рассказано об этом. Не прошло и минуты как Джек Мильн сообразил, что надо, не мешкая, попытаться спасти Томпсона.

И он тотчас же сделал эту попытку.

До пола комнаты было не больше трех метров. Прежде чем Гиббс и Чури догадались о его намерениях, он прыгнул вниз и соскочил в пещеру обезьян, подняв пронзительный крик, которым туземцы пугают обыкновенно диких зверей. Крик Мильна произвел на гуннамунов мгновенное действие. Они вскочили, бросились в сторону и стали взбираться с пола под темный потолок, лопоча от страха. Кучка мучивших Томпсона гуннамунов кинулась врассыпную. Мильн опять закричал, зная, что не пройдет и нескольких секунд, как обезьяны опомнятся от испуга. Что будет тогда, он не знал, но пока решился действовать.

— Томпсон, — позвал он торопливо, — ко мне, Томпсон, скорее!

Томпсон медленно привстал. Он, видимо, удивился, с трудом соображая, что случилось.

— Скорее, говорят вам! — сказал Мильн.

Томпсон заковылял к Мильну, прихрамывая. Из темноты, где скрылись гуннамуны, послышалось глухое злобное рычанье.

— Скорее! — вскричал Мильн, хватая Томпсона. — Стэн! — крикнул он, взглянув на край скалы, которым оканчивался подземный ход.

Не успел он повернуться, как Стэн Гиббс очутился рядом с ним.

— Чури втащит его, — сказал Гиббс, — а мы поможем приподнять его. Ах, чорт возьми, да они уже опять лезут назад.

Действительно, оправившись от страха, гуннамуны спустились друг за другом на пол пещеры и стали медленно подкрадываться к молодым людям с глухим рычаньем. Мильн повернулся и крикнул на них. Передние отпрянули назад, наскочив на задних. Но крик не мог напугать их надолго, Мильн знал это.

— Наклонитесь сюда, Чури! — крикнул Гиббс.

Они подняли Томпсона, почти лишившегося чувств. В этот миг к ним подскочил огромный гуннамун. Гиббс ударил его что было мочи тяжелым сапогом и оттолкнул прочь.

А наверху Чури уже втаскивал Томпсона на край подземной галлереи.

— Теперь вы полезайте, старина, живее! — крикнул Мильн.

— Нет, вы прежде, — возразил тот, покачав головою.

— Полезайте, говорю вам, глупый мальчишка! — настаивал Мильн.

Спорить было некогда. Гуннамуны совершенно оправились от страха и вертелись кругом них на четвереньках, подкрадываясь все ближе и ближе. Мильн знал, что тот, кто останется один с этой разъяренной стаей человекообразных, подвергнет себя большой опасности. Они не решались напасть на двоих, но с яростью накинутся на одного.

— Скорее, саибы! — крикнул им Чури сверху, и в тот же миг ярко вспыхнула пропитанная маслом веревка.

Мильн быстро поднял Гиббса, прижав его руки к бокам. Красноватое пламя промасленной веревки отбрасывало огромные блики и тени, освещая подстерегавших зверей, сидевших по всей комнате на корточках с горящими глазами и оскаленными зубами. Мильн крепко держал Гиббса, несмотря на его барахтанье.

— Нечего барахтаться, Стэн! — воскликнул он. — Полезайте, полезайте! Эй, Чури!

Чури наклонился к ним сверху, меж тем как от горящей веревки по всей комнате колыхались чудовищные тени. Старик схватил Гиббса своими сильными руками и втащил его на край скалы.

В ту минуту как Чури наклонился к Гиббсу, гуннамуны осторожно подкрались к Мильну сзади. Один схватил его за руку в тот миг как он обернулся, и Мильн быстро ударил его по боку. Другой хотел схватить его за ноги. Обезьяны так и кишели кругом него. Пока Мильн стоял к ним лицом, они не осмеливались прыгнуть на него, но стоило ему повернуться, чтобы они в ту же секунду кинулись на него. При свете пылавшей веревки он хорошо видел серых гуннамунов, сидевших на корточках и злобно смотревших на него. Опять он закричал на них по-туземному, но они только зарычали в ответ. Он на одну секунду оглянулся, и тотчас же ему пришлось оттолкнуть от себя ногами обезьяну, которая успела прыгнуть на него даже в этот краткий миг.

Сверху донесся голос Чури:

— Приготовьтесь, саиб. Сейчас я брошу в них огонь, они испугаются. Обертывайтесь тогда и прыгайте скорее кверху, а мы подхватим вас.

Пылающий огонь описал в воздухе дугу и упал посреди стаи гуннамунов. Они залопотали, боязливо взвизгивая, а Мильн быстро обернулся, присел и прыгнул, подняв кверху руки. Чури с Гиббсом наклонились над краем скалы и схватили его за кисти рук, упершись ногами в скалу, чтобы его тяжесть не перевесила их.

Спустя миг он вскарабкался к ним наверх. Внизу промасленная веревка, свернувшаяся при падении в кольцо, пылала точно костер, и испуганные гуннамуны разбежались все до единого и вскарабкались как можно дальше от нее.

— Пойдемте скорее, саибы, — сказал Чури.

Мильн только тут увидел, что Томпсон находился в глубоком обмороке, обессиленный всем происшедшим с ним. Чури взял его на руки, как ребенка, и все трое быстро добежали вниз, вдоль подземной галлереи.