Обжигающая страсть

IV

Все же не зря люди говорят, что понедельник — день тяжелый!

Так медленно, как в этот день, у Степана Николаевича время не ползло никогда. Он встал рано, еще не было шести, и, бесцельно побродив по квартире, устроился с сигаретами в кресле, пытаясь вникнуть в скороговорку дикторов Си-Эн-Эн, ведущих программу новостей. Он неплохо знал английский, и обычно, включая спутниковое телевидение, переходил на режим телетекста, чтобы с большей степенью достоверности понять, о чем говорится в передаче. Но сегодня он не понимал ничего и не пытался понять. Кравцов переключился на «Спорт», но занудная теннисная партия тут же нагнала на него еще большую тоску. Попробовал смотреть MTV, но мелькание бритых и волосатых негров, выкрикивающих под бешеный ритм какие-то рэповские частушки, окончательно испортило настроение. Выключив систему, он ушел на кухню.

Жена еще не вставала, и кухня хранила тот первозданный опрятный вид, который Светлана Васильевна, хорошая хозяйка, придавала этому помещению перед отходом ко сну.

Кравцов открыл холодильник, собираясь что-нибудь пожевать, но взгляд его упал на начатую бутылку «Лучезарного», и Степан Николаевич тут же довольно справедливо решил, что лучшая поддержка в течение дня все же не «Марс» или «Сникерс», а пятьдесят граммов хорошего коньяка.

Плеснув себе в стакан, он включил кофеварку и тостер, положил перед собой пачку «Честерфильда» и битый час просидел на кухне, уставившись в утреннее голубое небо за окном.

Со стороны могло бы показаться, что Кравцов о чем-то напряженно думает, но на самом деле в голове у Степана Николаевича медленно, как минутная стрелка его «Роллекса», кружила только одна мысль: быстрее пережить всю текучку утра!

Он знал, что было причиной его бессонницы, его раздраженности и мрачного настроения, не покидавшего его с воскресенья, с той самой минуты, когда, мелькая за соснами, исчез джип Макара, увозивший Лолиту в город. Все было элементарно просто — он хотел к ней, он скучал без нее, без этой стройной светловолосой девчонки, годившейся ему в дочери. Он хотел быть с ней ежесекундно, видеть, слышать, чувствовать ее, наслаждаться ею.

Кравцов понимал, что с самого утра у него ничего не получится — заседания фракций, комиссий и комитетов были обязательным атрибутом начала понедельника в Госдуме и в Кабинете министров. Он понимал также, что Лолиту вообще будет нелегко найти — Паркс, как владелица рекламного агентства, также, по-видимому, пожелает подвести в понедельник какие-нибудь итоги и прикинуть планы на предстоящую неделю.

Он все это понимал, но твердо знал, что найдет сегодня Лолиту и увидит, чего бы ему это ни стоило.

Услышав, как завозилась в спальне жена, убирая постель, Степан Николаевич проскользнул в ванную, и, приняв душ и побрившись, уставился в зеркало, разглядывая собственное изображение.

На него смотрело старое и усталое лицо, правда, не утратившее определенного лоска благородства и благополучия. Еще бы! Брился он исключительно с помощью ментоловой пены «Жилет» и станка одноименной фирмы, привезенного из Германии, а не произведенного в славном городе Санкт-Петербурге. Специальные кремы от «Уилкинсон» и его любимая туалетная вода «Хоризон» от Ги Лярош помогали полностью устранять раздражение, сухость и желтизну кожи. Однако напряжение и бессонницы последних дней все же сделали свое дело — под глазами появились какие-то синие мешки, а лоб и щеки возле носа и губ прорезали глубокие морщины.

Он ума не мог приложить, что в нем, старом козле, могла отыскать такая чудесная девушка, как Лолита, к тому же полностью обеспеченная материально. Он не понимал, как он сам мог позволить себе влюбиться, идиотски втюриться, не спать по ночам, а главное — в кого! — в невесту собственного сына!

Кравцов вздохнул, покрутил своему изображению в зеркале пальцем у виска и направился в кабинет, чтобы облачиться в темно-синий двубортный костюм, который любил больше всего.

Светлана Васильевна неожиданно возникла на пороге, с удивлением рассматривая мужа.

— Ты чего это сегодня в такую рань?

— Дела, мать, дела…

— Подожди, не так, — она подошла к нему, чтобы перевязать галстук. — Ты хоть позавтракал?

— Да. Гренки, кофе… Кстати, ты подала неплохую идею…

Кравцов скользнул мимо жены на кухню, на ходу засовывая руки в рукава пиджака. Жена поспешила за ним.

Степан Николаевич открыл холодильник, снова достал коньяк и вытащил зубами пробку из бутылки, плеснул в стакан и залпом выпил.

— Господи, Степа, что с тобой? Закуси хоть чем-нибудь, — засуетилась Кравцова, видя, что муж снова устремился в свой кабинет.

— Коньяк, Света, не закусывают — его только смакуют, или пьют для бодрости, как тонизирующий напиток… Впрочем принеси мне кусочек лимона, — крикнул он уже из кабинета, сгребая в кейс необходимые документы со стола.

В прихожей его уже ждала жена с лимоном, и когда он, на ходу прожевывая ломтик, устремился к двери, она не выдержала:

— Степа, но ведь машина за тобой подойдет только через пятнадцать минут! Куда ты? Подожди…

— Ладно, все. Покурю там внизу, подышу воздухом, — он чмокнул ее в щеку и решительно бросился из квартиры, то ли спасаясь от чего-то, то ли спеша чему-то навстречу…

Он еле дождался, пока окончится заседание фракции. С трудом сдерживая нетерпение, отсидел на совещании в кабинете председателя комитета. И, наконец, освободившись, поспешил в свои апартаменты.

— Машенька, у меня сейчас будут очень важные разговоры по телефону, поэтому постарайся, чтобы меня никто не нашел. Хорошо?

Секретарша кивнула и демонстративно нажала кнопку, переводившую все внутренние телефоны на ее пульт.

— Кофе, Степан Николаевич?

— Нет, спасибо.

— Документы, письма…

— Позже, Маша, позже… Я тебя позову, — и Кравцов поспешил укрыться в кабинете.

Усевшись на свое место, он открыл нижний ящик стола, достал оттуда маленький блокнот-держатель, распухший от визиток тех, с кем доводилось ему иметь встречи на неофициальном уровне, и открыл на последней странице. В специальном гнезде была вставлена черная матовая карточка, на которой золотым тиснением сверкало: Лолита О. Паркс, рекламное агентство «СтарЛат». Несколько раз прочитав номер и выучив его наизусть, Кравцов бросил блокнотик обратно в ящик и снял трубку с телефона, который напрямую, без местных АТС и секретарши, выходил в город…

Начиная с той ужасной ночи на даче Кравцовых, все у Лолиты пошло наперекосяк.

Встав поутру с сильнейшей головной болью и ощущением разбитости во всем теле, девушка попыталась привести себя в порядок. Но ее любимая, только что приобретенная в «Золотой розе» на Охотном ряде ланкомовская помада выскользнула из рук в тот самый момент, когда Лолита выдвинула ее из футляра. Естественно, красота ланкома с этой самой секунды годилась разве что в мусорное ведро.

Буквально через полчаса, устраиваясь в кресле в гостиной с чашечкой кофе в руках, девушка зацепила подлокотник, рука дрогнула — и чашка великолепного черного «Нескафе» оказалась на ее не менее великолепных белых джинсах из «Бергхаус-ОЛБИ».

Позже, отъезжая в Москву, она неудачно вписалась в проем дверей джипа и сильно ударилась головой о стойку. Дома, на Остоженке, вдруг выяснилось, что забарахлил автоответчик в телефоне и почему-то отключили горячую воду.

Вечером она попыталась работать, разрабатывая планы рекламной кампании одного из инвестиционных фондов, но, промучавшись до трех ночи, ничего лучше перепевов известных дебильных штампов изобрести не смогла.

А утро понедельника окончательно доконало Лолиту.

Решив взбодриться, она с восходом солнца отправилась в парк Горького, посчитав, что пара километров легкого бега лучше любого тоника освежат тело и помогут собраться с мыслями.

Пройдя быстрым шагом для разминки по Пушкинской набережной, Лолита свернула на дорожки Нескучного сада. Солнце чуть золотило верхушки деревьев, прорываясь иногда сквозь густую листву косыми и почти объемными лучами. Утренняя прохлада позволяла дышать легко и спокойно, и шум еще толком непроснувшегося города не долетал сюда, в этот прекрасный уголок Москвы.

Сильным ногам девушки неплохо помогали подошвы «Найка», ее любимых кроссовок, с гелиевыми подушечками-пружинками на носках и пятках. Лолита бежала легко и с удовольствием, и под мягкий, почти неслышный мерный стук кроссовок об асфальт, она почувствовала, как усталость, тревога и раздражение покидают ее. Она даже улыбнулась, когда пробегавший навстречу парень вдруг остановился и поприветствовал ее, присев шутливо в реверансе.

Выбравшись на совершенно безлюдную аллею, девушка решила дать ускорение, пробежаться на полную мощь, чтобы почувствовать в мышцах приятную усталость. Она глубоко вздохнула и припустила что было мочи, энергично работая руками. Но вдруг толчок в спину сбил ее с ног.

Толчок был настолько сильным, что Лолита ударилась об асфальт, больно, до крови, разодрав коленку, перекувыркнулась через неловко подставленную левую руку и вылетела с дорожки на траву. Инстинктивно обернувшись всем телом, она увидела широко открытые глаза и обнаженные клыки молодого, здоровущего пса, вроде бы боксера, который и ударил ее лапами в спину. Собака тоже не удержалась на ногах, но, вскочив, снова бросилась на девушку.

Лолита успела подставить ногу, больно ударив собаку в грудь. Но пес не успокоился. Он впился в ее голень, молча и с остервенением вгрызаясь зубами в плоть. Лолита закричала, скорее не от боли, а от страха. Упав на спину и стараясь ногами отбиться от чудовищной собаки, она дрожащими руками вытащила из наплечной кобуры газовый револьвер «Ума-Леди», с трудом нащупала предохранитель, переключила его и нажала на курок раз, другой, третий.

Газ вряд ли подействовал на собаку, но звук выстрелов в тишине парка был настолько громкий и неожиданный, что боксер наконец-то подал голос, отпустил Лолиту и бросился наутек.

Лолита почувствовала, как в воздухе запахло черемухой, и нашла в себе силы, чтобы отбежать на десяток метров в сторону: было бы глупо прослезиться от газа из собственного пистолета. Но силы тут же оставили ее, и девушка, упав в траву лицом, громко и протяжно заревела.

Это было уж слишком! За что на ее голову столько испытаний сразу!

Она плакала минут десять, не в силах сдержать рыдания. Постепенно всхлипывания становились все реже, наконец она более-менее успокоилась и, привалившись спиной к стволу дерева, осмотрелась.

Лолита сидела в каких-нибудь пяти метрах от дорожки и заметить ее не составляло никакого труда. Но, естественно, ни милиции, ни прохожих, ни хозяина проклятой собаки не было и в помине.

Девушка вдруг осознала, что до сих пор сжимает свой верный револьвер, который подарил ей папа, как только в России разрешили легально хранить и использовать газовое оружие. Поставив револьвер на предохранитель, она снова засунула его в кобуру, возблагодарив Бога за свою привычку всегда брать с собой это маленькое, удобное и очень действенное оружие. Потом девушка попыталась осмотреть себя.

Белый спортивный найковский костюм был в ужасном состоянии. Левая штанина порвана и окровавлена, а от правой остались одни лохмотья. На куртку было ужасно смотреть — грязь и зелень от травы великолепно пропечатались на белой ткани.

Лолита стащила с себя куртку, фланелевой подкладкой вытерла слезы с лица. Никого вокруг, а до дома не очень-то и близко! Отчаяние охватило девушку, и слезы снова навернулись на глаза. Но она справилась с собой, встала и, накинув куртку на плечи, чтобы не привлекать внимания к оружию, побрела к дому.

Какие-то два парня помогли ей добраться до квартиры, а сердобольная старушка-соседка, заметившая неладное через глазок, долго еще топталась в коридоре квартиры Парксов, поминутно спрашивая Лолиту, не нужно ли вызвать «скорую».

Выпроводив старушку, девушка сбросила всю одежду, вошла в душ и, сдерживая стоны, тщательно промыла все раны и царапины. А затем, разрисовав ноги йодом и закутавшись в длинный зеленый махровый халат, в полном бессилии упала на кровать и провалилась в тяжелый и тревожный сон.

Ей снилось, будто страшная огромная собака, в три раза больше той, в парке, терзает, грызет и кусает ее тело, вырывая целые куски мяса из ее ног. Лолита кричала, плакала, умоляла не трогать ее, она звала на помощь, но не появлялся никто — ни отец, ни мать, ни Макар, ни Степан. Она была одна, совсем одна в своем сне. Страшная черная тень вдруг появилась позади ужасной собаки и истерически захохотала, увидев мучения девушки.

И вдруг тень взмахнула руками и собака тут же куда-то исчезла, будто провалившись сквозь землю. Тень перевоплотилась в фигуру мужчины, у которой почему-то не было лица. Он наклонился над ней, помолчал и вдруг поднял руку, указательным пальцем тыча ей прямо в лицо. Он выговорил на удивление знакомым голосом:

— Это тебе наказание. За все.

Лолита закричала от ужаса и проснулась.

На столике у изголовья мелодичной трелью заливался радиотелефон.

Она сняла трубку и слабым голосом произнесла:

— Да?

— Лолита?

— Да.

— Простите, это Вероника, ваш секретарь…

— Да-да, Ника, я узнала. Что-нибудь случилось?

— Нет, просто… Сегодня понедельник, у вас назначено совещание…

— Меня сегодня не будет. Отложим пока…

— Лолита, извините, у вас такой голос… Вы заболели?

— Да, немного нездоровится… Я позже перезвоню, Вероника, — и Лолита с облегчением нажала кнопку отбоя.

Но не успела она положить трубку, как телефон ожил вновь. Девушка вдруг услышала голос Кравцова-старшего:

— Лолита?

— Да, Степан…

Он не забыл ее! Он первый пришел к ней на помощь! Он позвонил к ней тогда, когда она больше всего в нем нуждалась!

От неожиданно нахлынувших чувств она расплакалась.

— Ты плачешь?

— Нет, Степан, все нормально… Все хорошо…

— Правда?..

— Да, милый.

— У тебя голос… Странный какой-то.

— Меня покусала собака.

— Какая собака? О чем ты говоришь? Лолита, алло!..

— Обыкновенная собака. В парке. Приезжай поскорее, я все расскажу.

— Я тебе, собственно говоря, чего и звоню… — Степан Николаевич явно замялся, не решаясь произнести что-то.

— Да?

— Лолита, я не могу больше… Я люблю тебя… Я хочу тебя видеть, слышать. Я хочу наслаждаться тобой и с тобой. Я тебя хочу. Я к тебе сейчас приеду. Понимаешь?

— Конечно, милый! Я жду тебя. Я очень сильно жду. Ты тоже мне нужен…

На этот раз она сама открыла ему дверь.

Он стоял на пороге, большой, сильный, строгий, и глаза его, обычно такие строгие и холодные, излучали сейчас мягкий свет теплоты, ласки и нежности. Лолита не выдержала и, втащив Кравцова в прихожую и захлопнув дверь, бросилась к нему на шею, сильно и страстно целуя его в губы.

Он тут же обхватил ее талию и так сладко, так ласково прижал к себе, что у девушки подкосились ноги.

Степан, как пушинку, взял Лолиту на руки и понес ее прямо в комнату. Он осторожно опустил ее на кровать и выпрямился, расстегивая и снимая пиджак, развязывая галстук.

Они смотрели в глаза друг другу, и их взгляды говорили больше любых слов.

Лолита ждала его.

Он осторожно опустился рядом с ней на колени, взял ее голову в свои ладони и начал целовать. Глаза. Виски. Нос. Губы. Щеки. Мочки ушей. Шею. Грудь. Один сосок. Другой…

Она стонала и судорожно вздрагивала всем телом от его поцелуев. Жар волнами катился по ее телу, пронизывая бедра мелкой сладкой дрожью.

Лолита скрестила руки у него на затылке и прижимала его голову к себе.

Он распалялся все больше, и она чувствовала его жар. Этот жар передавался ей, двигал ее телом, ее руками.

Халат давно распахнулся, и девушка была вся в его власти.

Кравцова, как и в прошлый раз, буквально потрясла ее беззащитная обнаженность.

Но теперь он действовал нежно и осторожно.

Буквально осыпав все ее тело, каждую складочку, ложбинку поцелуями, он медленно вошел в нее.

Качаясь, как на волнах волшебной реки, они капля за каплей пили бесконечное наслаждение…

Лолита попыталась встать, чтобы пройти в душ, но, неудачно зацепив покусанной ногой за Степана, не смогла сдержать стон. Боль нахлынула с новой силой.

Кравцов был рядом, и она упала ему на грудь, теперь уж откровенно не сдерживая рыданий.

Степан вскочил, глянул на ее ноги и сразу же все понял.

— О, Господи!.. Как же это тебя угораздило… Ну, не плачь, перестань… Ну!.. Вот так, молодец… Так, сейчас посмотрим, — он осторожно положил Лолиту на спину и склонился над ее ногами. — Ну, ничего страшного… Если только тот пес не бешеный. А так — сейчас все залечим. Есть у тебя спирт, йод, фурапласт и вата?

— Да, я сейчас…

— Лежи-лежи, — мягко остановил он ее движением руки. — Я сам все найду, ты мне только скажи где.

Лолита показала, и он, голый и немного смешной в таком виде, бросился на кухню, к аптечке, и вскоре вернулся со всем необходимым.

Кравцов имел неплохие навыки оказания первой медицинской помощи. Аккуратно протерев раны спиртом, кое-где он залил их фурапластом, который создает защитные заживляющие пленки на царапинах, кое-где воспользовался йодом. Потом он ощупал ее суставы, и Лолита вдруг почувствовала, что у нее сильно болят ушибленный локоть и левая кисть. Степан Николаевич определил легкое растяжение в запястье и наложил тугую повязку. Он сделал это, на взгляд девушки, весьма профессионально.

Ей вообще было чрезвычайно приятно выступать в роли не то пациентки такого замечательного врача, не то дочки такого отличного папы. Ей доставляло невероятное удовольствие ощущать его заботу, его осторожные и умелые прикосновения. Боль исчезала под его чудодейственными пальцами, и даже промывание ран спиртом Лолита выдержала без единого стона.

— Степан, где ты всему этому научился?

— Господи, Лита!.. Будут у тебя дети — научишься еще и не этому. Особенно, если они будут такими сорванцами, как Макар…

Кравцов вдруг осекся на полуслове, вздрогнул и как-то довольно испуганно взглянул на Лолиту:

— Прости, зря я…

— Степан, пойдем пить кофе. Я хочу тебя угостить, — как могла, постаралась сгладить неловкость девушка.

Они сидели на кухне, друг напротив друга, и пили кофе, приготовленный Лолитой.

Она рассказывала о всех своих злоключениях. Теперь, когда все осталось позади, а Степан был рядом, происшедшее уже не казалось ужасным, а скорее, смешным, и девушка искренне смеялась, рассказывая и про испорченную помаду, и про ушибленную голову, и про излишне агрессивную собаку.

Они вспомнили вечер на даче, одновременно посетовав на то, что проводили его не наедине. Как вдруг, вернувшись к тому дачному разговору, Кравцов спросил:

— Лолита, а что же было с Ральфом? Почему он умер?

Девушка помолчала, опустив голову.

— Ты имеешь в виду моего брата?

— Да… Его разве не так зовут?.. Звали…

— Так, — она вздохнула. — Это долгая история, как я уже и говорила. Понимаешь, мы всегда были вместе… Мы переезжали из одной страны в другую, нужно было все время учить новые языки, ходить в новые школы… Когда отец был послом во Франции, я после колледжа поступила в Сорбонну. Ну, а Ральф остался со мной, когда уехал отец… Мы, конечно, снимали одну квартирку на двоих. Он учился в колледже, потом тоже пошел в университет… Словом, мы с ним становились все ближе и ближе друг к другу.

Голос девушки звучал чуть слышно. Она как будто через силу, как будто преодолевая неимоверное сопротивление, рассказывала о своем прошлом.

— Понимаешь, по большому счету, у нас больше ничего и не было, кроме себя… Кроме друг друга… Я любила его! — ее голос вдруг окреп и зазвучал решительно и даже немного жестко. — Он никак не мог смириться с тем, что мне суждено было расти, взрослеть, превращаться в девушку и женщину. Он не мог, не хотел отпускать меня. Он хотел, чтобы я целиком принадлежала ему.

Она встала, прошла в комнату и вернулась с сигаретой в руках, хотя раньше Степан Николаевич не замечал, чтобы Лолита курила.

— У тебя есть огонь?

— Да-да, — он извлек из кармана пиджака пьезозажигалку, и столбик пламени метнулся к кончику ментолового «Салема».

— Меня всегда пугало это собственничество в отношении меня, — продолжила девушка, выпустив изо рта струйку ароматного дымка. — Понимаешь, если ты можешь себе представить… Самое страшное, что может случиться с тобой в твоей жизни… В общем, со мной это, наверное, случилось…

Она снова замолчала, отпила несколько глотков кофе, не отрывая взгляда от поверхности стола. Степан тоже замер, чувствуя, насколько важно то, что она сейчас рассказывает. Он чувствовал, что никто никогда не слышал эту историю из уст Лолиты до него.

Кравцову вдруг тоже страшно захотелось курить, и он вынул из кармана «Честерфильд», щелкнул зажигалкой. Его движение, видимо, вывело девушку из оцепенения, и она, еще раз глубоко затянувшись, продолжила:

— Мой брат покончил с собой из-за меня.

На долю секунды она запнулась, но тут же заговорила вновь медленно и очень тихо:

— Я должна была принять решение. И я решила. Я могла скрыть свое решение от него, но не захотела…

Вдруг она взглянула прямо в глаза Кравцову и внятно, спокойно произнесла:

— Степан, если ты этого не знаешь, то запомни на всю жизнь: люди, которым нанесен ущерб, — самые опасные и безжалостные. Они могут убить кого угодно, лишь бы доказать что-то. Ты меня понял?

Кравцов, честно говоря, ничего не понял, но, чувствуя, что выяснять подробности не стоит, молча кивнул головой…

Стоя в прихожей и уже собираясь уходить, Кравцов вдруг решился сделать Лолите предложение, которое уже несколько дней обдумывал и смаковал:

— На выходные я лечу в Минск. Там на следующей неделе будут проходить некоторые консультации и переговоры… Словом, если хочешь, поехали со мной?

Девушка внимательно посмотрела ему в глаза, подошла ближе. Поцеловала в щеку, прижалась к нему и тихо ответила:

— Нет. Выходные мы с Макаром решили провести в Таллинне.

Она отстранилась от него, не выпуская из рук его плеч, и горячо прошептала:

— Степан, ты же знаешь, я сделаю все, что угодно… Только, пожалуйста, не нужно пока ничего менять, не нужно торопить…