Обходной контроль

Глава XI

Двое полицейских сидели в патрульной машине, которую они предусмотрительно поставили примерно в пятидесяти футах от ворот дома Клода Бостера. В случае чего они могли сказать, что не заметили, как я туда вошел. Хотя оба внимательно следили за мной через зеркало заднего вида и, убедившись в том, что это именно я, стали мирно продолжать свой разговор, прерванный моим появлением.

Вокруг дома мокрая трава газона была примята неширокой тропинкой — как свидетельство того, что дом тщательно охранялся. С неба падали редкие капли дождя. Я позвонил в дверь, подождал немного, оглянулся на Камиллу, сидевшую в машине и с интересом наблюдавшую за мной, затем позвонил еще раз. Никто не отозвался на звонок. Я попросил Камиллу подождать и пошел проверить заднюю дверь. Она была также закрыта, и никто не открыл мне после звонка. Оставалось только одно место, где он мог быть, — мастерская. Если телефон в мастерской не работал, было ясно, почему он не отвечал на мои звонки.

Я быстро пересек газон и, подойдя к двери мастерской, постучал. Дверь оказалась закрытой. Я позвал Бостера, приложил ухо к толстой двери и прислушался. Внутри раздалось слабое позвякивание стекла о цемент. «Черт», — сказал я тихо и машинально подергал ручку двери, понимая, что это бесполезно. Даже выстрелом из пистолета мне вряд ли удалось бы разбить замок и открыть дверь. Я подошел к окну, встал ногами на каменный выступ фундамента, тянувшийся по всему периметру здания мастерской, ухватился руками за край стены и попытался заглянуть внутрь. В этот момент я был хорошей мишенью для того, кто мог притаиться в мастерской, поджидая удобного момента. Я все взвесил и решил, что у меня нет другого выхода, кроме как рискнуть и проникнуть в мастерскую через окно. Дулом пистолета я выбил стекло, осторожно удалил осколки из рамы, с силой сорвал металлические жалюзи и бросил их на газон. Потом, подтянувшись, рывком перекинул свое тело в окно, на какое-то мгновение задержавшись на подоконнике, а затем, вытянув вперед руки, упал внутрь мастерской. Я уперся в скамейку, стоящую под окном, едва не выронив пистолет, и покатился по полу, пока не встал на четвереньки. В это время я был совершенно беспомощен и открыт для нападения. Прошло несколько секунд. Я поднялся на ноги, оглянулся по сторонам и увидел в полумраке мастерской блеск стекла. Это была разбитая стеклянная бутыль, а рядом из-под станины токарного станка торчали ноги. Я нашел выключатель лампы на станке и включил свет, повернув гибкую ножку лампы так, чтобы было лучше видно, кто лежит на полу.

Это был Клод Востер, изменившийся до неузнаваемости. Лицо его невероятно распухло и все посинело от кровоподтеков, пальцы рук были перебиты и торчали в разные стороны под невероятными углами. Кусок широкой ленты хирургического пластыря, которым был заклеен его рот, теперь болтался сбоку, прикрепленный одним концом к щеке.

Он был еще жив. В глазах его светилось сознание, и он смог каким-то образом разбить об пол стеклянную бутыль, когда услышал меня за дверью.

Я позвал его:

— Клод?

Губы его задвигались, и на них показалась кровь. В этот момент я обратил внимание, что рабочий фартук, который был на нем, прожжен прямо напротив сердца. Я стал осторожно ощупывать тяжелую парусину фартука в этом месте и обнаружил сплющенную пулю, которая была выпущена в него из «магнума» 22-го калибра.

Когда-нибудь Клод Востер поймет, как ему повезло. В верхнем кармане фартука у него лежало три стальных гаечных ключа, они и приняли на себя смертоносную силу пули, не позволив ей прошить насквозь его грудную клетку. Они лежали у меня на ладони, изогнутые и расколотые, но ставшие преградой выстрелу и не позволившие навсегда умолкнуть Клоду Бостеру.

— Вы меня слышите?

В ответ последовал слабый кивок головы.

— Я знаю, что вам здорово досталось, но все будет в порядке. Держитесь изо всех сил, не умирайте. Я должен поговорить с вами.

Востер кивнул головой и слабым голосом медленно сказал:

— Да… но поторопитесь. Я не могу… вынести это.

— Что здесь произошло?

На какое-то время он закрыл глаза, и я уже подумал, что он потерял сознание, но Востер приоткрыл их и взглянул на меня.

— Я услышал стук в дверь. Подумал, что это полицейский. Он… вошел… ударил меня.

— Кто, Востер?

— Худой. Он… был… высокий. Его лицо…

— Что? Продолжайте. Что, что, говорите!

Востер сплюнул кровь из разбитого рта, умоляя меня глазами прекратить расспросы, но я не мог этого сделать. Он сказал:

— Правая сторона… изуродована, вся в шрамах. Стеклянный глаз. У него был… странный пистолет.

— Что было потом?

Отражение боли и ужаса появилось в его глазах, тело обмякло при воспоминании о пережитом. Челюсть его отвисла и задрожала, он застонал и повернул голову набок.

— Как это было, Востер?

Он вновь медленно повернул голову ко мне.

— Я… рассказал ему, — произнес он. В его голосе прозвучала вина. Я ждал, зная, что ему есть что сказать. Наконец он зашевелил губами: — Я вспомнил… место, которое упоминал Луи. Лисвилл. Он бил меня… пытал меня… и я сказал ему. — Востер скосил глаза, по телу пробежала судорога. Одна рука при этом завернулась каким-то ужасным зигзагом. — Я… не мог этого вынести.

Я попытался говорить как можно спокойней:

— Когда, Востер? Как давно он ушел?

— Рано утром.

Это давало преимущество Найджу Хопесу в несколько часов.

— Лисвилл… где это?

Он попытался мне ответить, но не смог. Его рука, дрожа, приподнялась, как будто он хотел указать на что-то. Глаза его вновь потускнели. Он сделал последнее усилие, с трудом выдохнул из себя: «Карта… укол булавкой» — и потерял сознание.

Сейчас он находился в таком состоянии, что ему надо было дать хоть несколько минут собраться с силами. Я ничем не мог ему помочь, выпрямился, спрятал пистолет и оглядел комнату, ища карту. Никакой карты не было. Я выдернул на пол ящики, в которых Востер держал бумаги и схемы. Карты не было, хотя я перерыл все бумаги и в ящиках, и на полках. Востер пытался указать, но куда? Я вновь подошел к нему, намереваясь его расшевелить и получить ответ, и тут увидел, что из нижнего кармана фартука высовывается какая-то бумага. Это была обыкновенная карта автомобильных дорог Восточного побережья для туристов, такие обычно выпускают большие топливные компании с указанием заправочных станций. Цо эта карта охватывала значительный участок Восточного побережья от Флориды до Майна. В южной части есть сотни местечек с названием Лисвилл, которые могут представлять из себя всего лишь несколько домов у дороги. Я расстелил карту и посмотрел в угол листа, где были перечислены в алфавитном порядке все более или менее крупные города, ища название Лисвилл, но такого там не было.

Тогда я вспомнил, что Клод еще упомянул о булавочном уколе. Я повернул карту изображением вниз и стал осторожно водить подушечками пальцев по поверхности, стараясь нащупать выпуклость от укола. Ничего не обнаружив, я взял карту, поднял ее и стал смотреть против света, пытаясь обнаружить в бумаге отверстие от укола иголкой. Я рассматривал карту почти пять минут и нашел это место. Малюсенькое отверстие от укола иголкой. Видимо, Луи Агронски, указывая место, ткнул в него иголкой, и Востер, запомнив это, сказал мне. Маленькая точечка на голубом фоне карты была рядом с легендарным Лисвиллом, расположенным на самом берегу.

Я засунул карту в карман и схватил трубку телефона, чтобы позвонить Чарли Корбинету.

Прошло несколько бесконечных секунд, прежде чем трубка была снята и сквозь шум голосов я услышал его «Да?».

— Тайгер, Чарли. Я могу говорить?

Он почувствовал нетерпение в моем голосе и своим обычным тоном, как будто это был рядовой звонок, сказал:

— Конечно.

— Я нашел место.

— Да, продолжайте, пожалуйста. Я буду рад вам помочь. — Эти слова он произнес немного изменившимся голосом, несмотря на старания не выдать себя.

— Нет, спасибо. У нас нет времени. Я не хочу, чтобы кто-нибудь другой вмешивался, иначе мы спугнем нашего мальчика. Слушайте дальше. Найдж Хопес добрался до Клода Бостера. Кстати сказать, не так уж и трудно было это сделать. Вокруг дома ходил полицейский, и Хопес проник в мастерскую, когда тот был на противоположной стороне. Востер в таком состоянии, что нуждается в срочной помощи.

— Хорошо… Я понял. — Он знал, что бесполезно спорить со мной, и даже не пытался. Но он попробовал задержать меня другим способом и сказал:

— Твой… друг хочет связаться с тобой по телефону.

— Дейв?

— Нет, другой, которого ты мог бы называть… невестой. Очевидно, это очень важно.

— Ты просто стараешься задержать меня здесь, приятель?

— Для твоей собственной пользы, — сказал он. Но я-то знал, что он вовсе не это имел в виду. Они хотели убрать меня с пути.

Я только весело рассмеялся в телефонную трубку и сказал:

— Я оставлю название местечка на верстаке в. мастерской. И посмотрим, удастся ли вам отыскать его, опередив меня. У вас такие же шансы, как и у Найджа Хопеса, только он раньше начал поиски.

Я положил трубку, нацарапал название Лисвилл на верстаке и подошел к двери. Найдж Хопес легко вошел сюда. Однако теперь ему придется потяжелее. Он должен задействовать всю свою команду и все возможности для того, чтобы отыскать местечко под названием Лисвилл, расположенное на пути, по которому следовал Луи Агронски.

Я подбежал к автомобилю, быстро уселся и стал разворачиваться, подав автомобиль задним ходом на газон. Только я успел проскочить прямой участок улицы и завернуть в переулок, скрывшись за углом дома, как услышал вой сирен полицейских машин, подъезжавших к дому Бо- стера с приказом перехватить меня.

Времени для объяснений с Камиллой у меня не было; она, понимая напряженность ситуации, посмотрела на мое сосредоточенно-напряженное лицо и молча стала глядеть вперед на дорогу. Я двигался по направлению к аэропорту, выбирая тихие второстепенные улочки.

Они подключили все силы, стремясь обнаружить, перехватить меня и любыми средствами вырвать у меня указание расположения этого места. Я не мог винить их за это, они были так же заинтересованы, как и я. Но, будучи в деле с самого начала, я собирался довести его до конца. Я был лучше подготовлен к встрече и быстрее всех мог добраться до Луи Агронски.

Сбоку от меня Камилла чихала и сморкалась в носовой платок. Она тяжело дышала, ее все еще мучила простуда. Глаза ее слезились от насморка, но она все же улыбнулась мне и сказала:

— Я чем-то могу помочь?

— Наблюдай за своей стороной дороги.

— Куда мы направляемся?

— В аэропорт.

На перекрестке она дала мне знать, что с ее стороны все спокойно, и, когда мы пересекли его, спросила:

— Ты нашел… своего друга?

— Да, я нашел его. Убийца предполагал, что он мертв.

Я кратко описал сцену в мастерской. Она поежилась и сказала:

— Ужасно. От таких вещей мне делается не по себе.

— Забудь об этом. Мы почти у цели.

Она отняла платок от губ и вытерла им глаза.

—' Тайгер… мне страшно.

— Не бойся.

— Я ничего не могу поделать с собой. Может, это и глупо… но раньше… я никогда не попадала в переделки.

— Ты прекрасно держишься, малыш.

— Я ничем тебе не помогла… Ты оставишь меня здесь? — спросила Камилла.

— Я просто обязан это сделать.

— Но…

— Не волнуйся, никто не будет тебя беспокоить. Действие переносится отсюда в другое место. Дальнейший ход событий будет развиваться в Лисвилле.

— Где?

— Маленькое пятнышко на карте в Северной Каролине на берегу океана. Убийца, за которым я охочусь, получил фору в несколько часов, но это ему не поможет.

— Часов?

— У меня есть Ф-51, который ждет наготове. По такой погоде он может лететь быстрее любого другого самолета. Даже если этому человеку понадобился всего один час, чтобы обнаружить нужный Лисвилл, я могу достичь его первым. Это преимущество организации Мартина Грейди.

Ветер донес до меня звуки сирены с перекрестка на главной дороге, по которой пронеслись полицейские машины, пока безрезультатно разыскивающие меня. Дважды мне пришлось воспользоваться грунтовыми участками дорог, идущими почти рядом с автострадой, но никто меня не заметил, всякий раз мне удавалось найти дорогу, уводившую вдаль от шоссе, но ведущую к аэропорту. Я только примерно ориентировался по отношению к направлению движения в аэропорт, но этого оказалось достаточно. Передо мной вдруг возникла белая стрела, прибитая к стволу дерева, с надписью «Аэропорт». Я четко выполнил поворот и продолжал ехать, пока не достиг границы летного поля.

Найдя первое удобное ровное место, я въехал на поле и, прибавив газу, направил автомобиль к виднеющимся невдалеке ангарам. Автомобиль стало мотать по мокрому полю.

Когда я вошел, Мейсон Армстронг сидел внутри ангара с дымящейся чашкой кофе в руке и изучал наклеенные на стенах вырезки из газет и журналов. Увидев меня, он поставил чашку и сказал:

— Куда-нибудь собираемся?

— Какая погода?

— Нелетная. Они всех держат на земле. Коммерческие полеты отменены.

— Мы можем лететь?

Мейсон рассмеялся и пожал плечами.

— Можем, если вы хотите хлопот.

— Немного хлопот нам не повредит, — ответил я ему.

— Не так давно стартовал «Трубка команчей». В диспетчерской управления полетами ругались на чем свет стоит, а пилот имел такой счастливый вид, как будто то, за чем он летел, стоило потери права на управление самолетом.

Опять я почувствовал, как знакомый холодок пробежал по моей спине.

— Ты видел, кто летел вместе с ним?

— Только со спины. Высокий, худой малый, но я не видел лица.

Я достал карту из кармана и развернул ее.

. — Посмотри по своей карте, можем ли мы сесть где- то рядом с этим местом. — Я указал на точку рядом с Лисвиллом.

Мейсон странно взглянул на меня, пожал плечами и направился за своими картами. Вдали на стене я увидел телефон-автомат. Бросив монетку, снял трубку, назвал оператору два номера, по которым могла быть Рондина, и стал ожидать, пока оператор соединит меня с ней. Ни один из номеров не отвечал. Тогда я дал оператору номер Эрни Бентли и стал ждать, зная, что если Рондина звонила в Ньюаркский центр, то об этом звонке обязательно знает Эрни. Он был на месте. Я назвал себя и спросил:

— Рондина звонила?

— Так точно, но она не разговаривала с Ньюарком. Верджил связывался со мной, но я не мог соединить его с тобой, потому что не знал, где ты.

— И что, никакой информации?

— Ничего. Она была чем-то взволнована, сказала, что совершенно необходимо, чтобы ты связался с ней, но говорить ничего не стала. Я понял только, что она разузнала что-то важное. Она будет там, где ты велел, сегодня с трех часов дня.

— Я только что звонил туда.

— Еще нет трех часов.

— Хорошо, я позвоню ей. Это та самая квартира, в которой ты меня разместил. Пусть наши люди подъедут туда и побудут с ней, пока я не позвоню. Но в любом случае постарайтесь дознаться у нее, что она хотела мне сказать. Черт, у меня здесь осложнения. Я нашел место, где засел Агронски, но Хопес опередил меня. Ты можешь что- нибудь, предложить, чтобы поправить дело?

— Попробуй на нем «Безекс».

— Извини, в этот раз твои штучки мне не помогут.

Я повесил трубку и пошел назад к Мейсону, который рассматривал. разложенную карту.

— Ну, что там?

— Ничего подходящего, одни фермерские поля. Ближайшая взлетная полоса в десяти милях от места, и то дожди превратили ее в грязное месиво. Нечего и думать, чтобы сесть там.

Я оттолкнул карту.

— Мы обязаны быть там, — сказал я.

— Ты крепкий орешек, Тайгер.

— Да, так про меня говорят. У пас нет другого выхода. Этот «Команчи» тоже полетел туда.

— Да, но он достаточно легок, чтобы сесть на этой полосе, а мы не сможегл.

— Приходилось садиться на брюхо?

— Да, но не тогда, когда я заранее знал об этом, приятель. Послушай…

Я прервал его.

— Нет ничего в мире важнее этого полета.

Ему понадобилось не более двух секунд, чтобы все оценить. Он давно работал с нами. Стоило ему взглянуть мне в глаза, увидеть выражение лица, и он сказал:

— Так чего же мы тогда ждем?

Я вынул ключи от машины и вышел. Камилла спокойно сидела в машине, покашливая в носовой платок, я протянул ключи ей.

— Оставайся здесь еще час, затем отправляйся в мотель, к тому времени, по моим расчетам, там будет уже спокойно. Завтра утром должен быть рейс в Нью-Йорк, и ты вылетишь им. Там мы и увидимся.

Она посмотрела на меня грустным усталым взглядом, исходившим, казалось, из самых глубин ее души.

— Мы действительно увидимся? — спросила она совершенно потерянно.

Я протянул ей руку. Она взяла ее, вышла из машины и встала лицом к лицу со мной. Ее пальцы легким движением сдавили мне запястье.

— Может быть, — ответил я.

Она улыбнулась улыбкой маленькой девочки.

— Нет… все кончено. Моя паутина… не была достаточно прочной. — Улыбка ее немного посветлела. — Но я старалась, знаешь.

— Я знаю.

— И это стоило того. Я сожалею только об одном.

— О чем?

— Ты не написал мой портрет, как собирался.

Я коснулся губами влажной кожи ее щек и легким движением пальцев провел по ее бровям. В моих объятиях она- вновь вся затрепетала, веки ее полузакрылись, и из груди вырвался легкий стон, который я поймал губами как прорыв ее жизненных сил и страсти. Она жадно впилась в мои губы, пытаясь в этот миг передать в поцелуе все то, что было у нас в прошлом, и заручиться на будущее. Я с сожалением и неохотой оттолкнул ее.

— Будь осторожен, Тайгер.

Я кивнул.

— Ты еще придешь ко мне… возможно?

— Когда-нибудь это должно снова случиться.

— Тогда я сплету новую паутину, — улыбнулась она. — Будь осторожен, дорогой.

Позади меня Мейсон спросил:

— Ты готов?

— Иду, — отозвался я.

Наш самолет стоял на небольшой площадке, отведенной для частных самолетов, в последнем ряду. Мейсон держал его все время готовым к вылету, баки заправлены, практически, он мог стартовать в любое время. Главное, надо было суметь удрать с аэродрома. То, что шел дождь, как раз было нам на руку. Поскольку официально поле было закрыто, то все служащие спокойно сидели у электрообогревателей по своим комнатам и потягивали кофе. Можно было рискнуть прорваться.

Мейсон колдовал над приборной доской, готовя самолет к запуску. Я уселся рядом с ним, пристегнул себя ремнями и надел шлем. Из-за туманной сетки дождя и навеса, под которым стоял самолет, наши приготовления были незаметны.

Мейсон включил зажигание и нажал кнопку стартера, четыре лопасти винта начали медленно вращаться. Затем мощный двенадцатицилиндровый двигатель ожил и заревел в дождливой тишине летного поля, как разбуженный зверь. Мгновенно ожило радио, и испуганный голос оператора с башни управления начал запрашивать нас. Мейсон прибавил обороты, вывел самолет на взлетную полосу, развернул его против ветра и, дав полную свободу двигателю, погнал самолет навстречу надвигающемуся небу.

В пятидесяти футах над землей Мейсон взял по приборам нужный курс и, произнеся обычные для летчиков пожелания удачного полета, облегченно вздохнул. Самолет, задрав нос, набирал высоту.

На трех с половиной тысячах футов мы, преодолев облачность, вырвались в яркий солнечный день, возникший словно по волшебству. Под нами клубились белоснежные горы облаков, образуя вершины и долины счастливой страны, сплошь покрытой снегами. Тень самолета ныряла в облаках, окруженная радужным спектром, иногда проваливаясь в темные дыры в белом поле, которое закрывало собой весь ужас непогоды, царившей внизу.

Мейсон, рассчитав маршрут, прикинул, что мы будем в полете примерно час. У нас оставалось еще сорок минут, чтобы не думать о том, как мы посадим самолет, долетев до места. Там будет видно. А где-то впереди другой самолет и другие люди тоже должны будут решить эту проблему. Голос Мейсона в наушниках, как бы отвечая моим мыслям, стал комментировать ситуацию. «Команчи» хорошо начал полет. Возможно, ему повезет, и через разрыв в облаках он выберет место. Может, и не повезет. Оба самолета при такой облачности могут подлететь к Лисвиллу, только точно рассчитав маршрут. Обе крылатые машины летят по разным траекториям и, в лучшем случае, должны сойтись в одном месте. Мы, полагаясь на скорость нашего самолета, можем сократить разрыв во времени. Но посадка остается для нас большой проблемой.

Время, оно всегда все решает. Я закрыл глаза и, расслабившись, откинулся назад, дав себе возможность отдохнуть и обдумать ситуацию, возложив все заботы о полете на Мейсона, пока мы не достигли нужного места.

Рондина, что она хотела сказать мне, почему не могла доверить этого другим? Ее задание было довольно простым, запасным вариантом на случай, если бы мне не удалось здесь ничего обнаружить. Она не могла натолкнуться на что-то столь важное, хотя, конечно, всегда есть шанс встретить непредвиденное. Разрабатывая эту операцию, Советы не могли полагаться только на одного человека. У них, так же как и у нас, работала целая группа, и каждый был готов к определенным действиям, в зависимости от хода развития всей операции, все было спланировано и учтено. У них есть и свои специалисты, и профессионалы, готовые подключиться в нужный момент и сделать все, чтобы победить в этой сумасшедшей игре.

Их философия победы лучше нашей — боевая философия, где щель оправдывает средства, и не важно, что они мило улыбаются на этих встречах в ООН. Здесь они ведут себя, как на настоящей войне, и делают все, чтобы победить.

Сейчас они находятся на прямой, ведущей к цели, как игрок с мячом на линии ворот. Мы потеряли этот мяч по ошибке наших игроков, а они готовы использовать все преимущества своего положения и изо всех сил стараются занести, как в регби, мяч за линию, даже если для этого потребуется пожертвовать игроками. До сих пор я оставался цел в этой игре, мне очень везло, очень.

Ветер дул им в спину, а нам бросал пыль в глаза. Ни мы, ни они не могли позволить себе проиграть.

Дважды Мейсону приходилось лететь в сплошной облачности, полагаясь только на приборы. Наконец он направил самолет вниз и, пройдя сквозь облака, мы оказались над залитыми дождем обширными полями. Внизу не было видно никакого ориентира. Мейсон включил переговорное устройство и сказал:

— Боковой ветер сильнее, чем я рассчитывал, нас отнесло-слишком далеко на запад.

— Что теперь?

— Повернем на восток, дойдем до океанского берега и полетим вдоль него, пока точно не определимся, где мы. Здесь слишком низкая облачность, опасно лететь под облаками. Всего сто футов, а местами она опускается до земли.

— Тогда давай к океану.

Потребовалось еще пятьдесят минут, прежде чем нам удалось обнаружить небольшой курорт на берегу океана, расположенный среди песчаных дюн. Облетев его, мы поняли, что прибыли к месту. Удовлетворенные, мы взяли немного на юго-запад, подыскивая место для посадки и держась на минимально возможной высоте, чуть не касаясь макушек деревьев, стараясь избежать столкновения. Мы чуть не врезались в линию высоковольтной передачи и полетели вдоль нее. Она вывела нас к дороге. Сделав поворот на десять градусов от дороги, мы достигли другой автострады, пролетели несколько минут над ней и медленно ушли влево.

Я посмотрел вниз. Прямо под нами были указатели взлетно-посадочной полосы. Следы от трех колес глубокими бороздами в напитанном влагой грунте уходили вбок от центра полосы и заканчивались там, где стоял «Команчи», глубоко увязнувший в грунте.

Рядом с самолетом лицом вниз, наполовину в луже, лежало тело человека. Мейсон сказал:

— Они выиграли, Тайгер. Этот пилот хорошо знал местность.

— Ты можешь посадить самолет?

— Только не в эту лужу. Лучше, если мы сядем на твердое покрытие.

— Что-нибудь подходящее есть поблизости?

Мейсон покачал головой.

— По карте между этим местом и Лисвиллом только грунтовые дороги.

— Тогда давай подлетим к городу как можно ближе, между этим местом и Лисвиллом десять миль, парень наверняка отыскал себе машину, чтобы добраться туда, у него на это было время, а у нас нет.

— Когда-нибудь приходилось садиться в таких условиях? — спросил меня спокойно Мейсон.

— Всегда что-нибудь делается в первый раз.

— Иногда он оказывается и последним. Для этого случая я как раз хороший компаньон, — проворчал он и чертыхнулся.

Лисвилл представлял собой ряд складов, газовую станцию и несколько домов, расположенных на пересечении дорог. Мы пролетели над всем этим, почти планируя, выискивая открытое место, где можно было бы посадить самолет.

Я увидел, как Мейсон бодро кивнул мне, глаза его заблестели.

— Подтяни потуже ремни.

Я затянул лямки так туго, как только мог, и приготовился к приземлению. Мейсон выбрал место, сбросил газ, и самолет стал стремительно приближаться к зеленому выгону, поверхность которого от скорости напоминала волнистую гладь зеленого озера.

Мейсон прекрасно сделал свое дело, самолет коснулся земли сначала хвостом, потом фюзеляж с глухим скрежетом задел по земле и, наконец, как раненое животное, взревел двигатель, когда лопасти винта ударили по грунту и, загнувшись назад, беспомощно застыли. Скрежеща металлом по земле и камням, раскидывая комья грязи и брызги воды, самолет еще некоторое время скользил, пока не застыл, остановленный небольшим рвом дренажной канавы. Мы тут же выскочили из кабины, бросились от самолета, на случай, если он взорвется, и остановились в пятидесяти ярдах от него. Мейсон, взглянув назад, печально сказал:

— Что мы сделали с этой прекрасной машиной!

— Ничего, Грейди купит другой, — утешил я его.

Над нашей головой прогромыхал гром. Мейсон махнул рукой, и мы направились к Лисвиллу, который находился в полумиле от этого места.

Старик в потертых джинсах и фланелевой рубашке на газовой станции взял у меня бумажку в двадцать долларов, подозрительно посмотрел на нее, после чего засунул в карман. Он медленно двигался и соображал, при этом у него было представление, что первым встречным можно задавать вопросы, не отвечая на их собственные. Мне пришлось упростить наше общение, сказав, что наша машина встала на дороге, и он поверил в это, хотя и был несколько поражен тем обстоятельством, что мы здесь оказались.

— Подумайте сами, — сказал он, — машина проехала мимо некоторое время тому назад. Старенький грузовой пикап, который раньше принадлежал Генри Джордану, проданный, правда, прошлым летом. Его купил недавно появившийся в наших местах парень, живущий на Декстер-роад.

— Недалеко от авиаполя?

Старик сделал удивленное лицо и утвердительно кивнул.

— Да, он самый. Это место используют летчики, когда опыляют поля, нечасто, правда. Так что парень еще держит ферму рядом с летным полем.

— Он когда-нибудь появлялся здесь?

— Никогда не видел этого парня дальше его собственных владений. Все, что нужно, он берет в магазине на Декстер-роад.

Я взглянул на Мейсона, и стало ясно, что он также понял, как все произошло. Я достал сигареты, прикурил и сказал:

— Здесь где-то должна быть рыбная лавка…

Старик прервал меня, махнув рукой.

— Она открыта только летом. Парень, который держит ее, живет в деревянной хижине, как раз позади дома. Вы что, знаете его?

— Нет, но нам хотелось бы поговорить с ним.

— Ну что ж, вы как раз можете сделать это сейчас, он у себя. Запасся продуктами и журналами на целый год, сразу после Дня труда[7], и живет себе припеваючи, никуда не вылезая.

Я достал фотографию Луи Агронски и показал ее старику.

— Видели раньше этого человека?

Он уклончиво скосил глаза и молча уставился в сторону, пока я не положил еще двадцать долларов ему в ладонь, после чего он стал внимательно разглядывать фото.

— Полно туристов приезжают сюда летом порыбачить.

— Как насчет этого?

Он ближе придвинул фотографию.

— Возможно. Похоже, он бывал здесь. Не так уж многих я помню, но этого я видел, да, точно, видел.

Я почувствовал, что сейчас наступает тот самый момент.

— У него здесь поблизости есть свое место?

Он вернул мне фотографию с дружелюбной улыбкой.

— Послушай, мистер, — тянул он. — Я не могу сказать. Я прожил здесь более тридцати лет, и нет ни одного захудалого фермера в округе, которого бы я не знал.

— Может, кто-то продал свою ферму?

Он удивленно пожал плечами.

— Такого здесь не случалось. В хороший год люди прикупают земли, даже строят новые дома или расширяют старые. Если вы имеете в виду, что ваш приятель переселился сюда, так этого не было. Трое туристов имеют на пляже домики, которые они купили лет пять назад… Они приезжают туда на лето половить рыбу. Но я их не знаю, видел только, когда они делали покупки.

Я убрал фотографию в карман.

— Где эта рыбная лавка?

— Примерно полторы мили вниз по дороге. Не так далеко от пляжа. Вы хотите идти пешком?

— Нет. Я полагаю, у вас есть машина, которую вы можете нам одолжить, за деньги, разумеется. Пятьдесят долларов вас устроит?

— Устроит, — сказал он. — Она стоит за углом, синий форд. — Он взял деньги и, ухмыльнувшись, сказал нам, когда мы уходили: — Скорее возвращайтесь.

Дом с вывеской «Рыба Вакса» был почти невидим за соснами и песчаным бугром, окна были заколочены крест- накрест досками, дверь также прихвачена планкой. Деревянные стены дома никогда не знали краски, и ничто, кроме специфического запаха, не говорило о его назначении. Но для того, кто работал в год всего два месяца, видимо, это был неплохой бизнес. Кучи раковин устриц, которыми была усеяна площадка сбоку от дома, говорили сами за себя.

Хижина стояла позади дома, такая же на вид, только из кирпичной трубы вился дымок и светилось окно.

Я постучал в дверь, немного подождал, потом толкнул ее в нетерпении. В противоположном конце комнаты, развалившись на кровати, лежал полный бородатый человек в грязном нижнем белье и тяжело дышал, находясь в забытье совершенного опьянения. Пестрого окраса кот устроился на его животе, прикрытом газетой. Возле кровати валялись две пустые бутылки и остатки бутерброда, не доеденного котом, который, увидев нас, юркнул под кровать.

Мы оба подошли к кровати и начали трясти человека, стараясь его разбудить. Попробовали плеснуть на него водой, но безрезультатно.

— Черт, он в полной отключке, — сказал Мейсон.

Человек зашевелился, произнес что-то невразумительное и попытался перевернуться. Я подсунул руку ему под шею и стал трясти его голову.

— Вакс, вы слышите меня?

— Давай положим его на пол, и я попробую привести его в чувство, «пощекотав» кое-где.

— Черт, у нас совсем мало времени, чтобы заниматься шутками.

— Дай мне попробовать.

Вдвоем мы стащили его с кровати на пол и положили на разостланные газеты. Мейсон начал свое дело. Через секунду Вакс уже загоготал, закашлялся, пытаясь подняться и ища мутными глазами своих мучителей. Я включил газовую горелку, налил воды в стоявший на плите ковшик и поставил его на огонь. Затем насыпал побольше растворимого кофе и, когда вода подогрелась, вылил это питье в глотку Ваксу. Прошло около получаса, прежде чем он смог произнести первые слова.

— Что… какого черта… кто вы, люди?

Деньги делают чудеса. Я поднес к его глазам пятидесятидолларовую бумажку, удостоверился, что он ее увидел, затем опустил. Поймав его затуманенный взгляд, я сказал:

— Мне нужно кое-что узнать. Вы в состоянии говорить?

Мейсон дал ему выпить дымящийся кофе, и он жадно сделал несколько глотков, затем скорчил гримасу и начал шарить глазами в поисках бутылки.

— Возможно… если дадите выпить.

— Сначала поговорим. — Я показал ему фотографию Агронски. — Приходилось видеть этого человека?

Он подался вперед, быстро взглянул на фотографию и откинулся назад.

— Покупает у меня рыбу.

— Где он живет?

Вакс поджал губы.

— Где-то на пляже, я думаю. Никогда не говорил. Редко приходит в город. Видел его раза три-четыре, когда он делал покупки. Больной человек.

— Постарайтесь подумать, Вакс, где — на пляже?

На этот раз он довольно решительно тряхнул головой:

— Данно. По-моему, он живет там. Есть несколько домиков для туристов и деревянные хижины.

— А вы уверены, что он с пляжа?

— Конечно.

— Почему?

Вакс хитро рассмеялся, как заговорщик, и сказал:

— Всегда приходил с песком на своих шлепанцах, как и все оттуда. Больше здесь нигде нет песка, только там. Он точно с пляжа. Но сейчас там никого нет.

Я не стал с ним спорить. Вместе с Мейсоном мы быстренько выскочили из дома и через минуту уже мчались на машине по направлению к океану. Минут сорок назад дождь прекратился, и сквозь облака местами просвечивало голубое небо на фоне свинцово-серых туч.

На песчаной дороге было сравнительно сухо, и машина легко катилась, не увязая колесами. Где-то за облаками был слышен гул самолета, летевшего над океаном, со стороны которого надвигался фронт дождя. Затем самолет развернулся и полетел к берегу, стараясь уйти от надвигающейся тучи.

Дорога начала забирать влево, затем, резко повернув к океану, пересекала ров, который шел вдоль пляжа. Переехав его, мы лишались защиты деревьев, росших между дорогой и пляжем. Я притормозил и осмотрелся, чуть правее была небольшая сосновая рощица. Я загнал машину туда и выключил двигатель. Южнее, на пляже, почти рядом с этим местом виднелись похожие на ящики пляжные коттеджи, разбросанные на песчаных дюнах и выглядевшие заброшенными в это время года.

— Как ты представляешь себе ситуацию?

— Агронски мог купить один из этих домиков. Сделка прошла незамеченной, если он появлялся здесь редко. Я думаю, что сейчас он сидит в одном из этих домов, имея запас всего необходимого, один на один со своим изобретением, и ждет, когда созреет, чтобы воспользоваться им.

— Так в каком из них?

— На этот вопрос будет сложновато ответить.

Мы подошли к концу дороги, и я увидел ряд электрических проводов, висящих на столбах, уходящих в обоих направлениях.

— Смотри, Мейсон. Ко всем домикам подведены провода. По электрическим счетчикам мы сможем определить, в каком домике пользуются электроэнергией.

Снова послышался гул самолета и, как бы вторя ему, раздались раскаты грома. Небо затянуло тяжелыми облаками, надвигающимися с океана вместе со стеной дождя, словно плотный туман закрывавшими собой все пространство. Прошло немного времени, и самый дальний коттедж был уже поглощен им.

Мы стали осторожно пробираться к домикам, стараясь использовать волнистую поверхность дюн и укрываясь за каждым бугром. Дождь, уже настигший нас, тоже был хорошим укрытием, равно, однако, как и для наших врагов.

Мы добрались до первого домика, тщательно его осмотрели и, убедившись, что он необитаем, направились к другому, в сотне ярдов от первого. Двигались поодиночке с двух сторон, готовые в любую минуту к нападению и ответной атаке.

Мейсон первый увидел старый, побитый грузовой пикап, увязший колесами в песке. Автомобиль был закрыт кустами и деревьями, и его можно было увидеть только натолкнувшись.

— Он здесь, — сказал Мейсон.

Я кивнул.

— Пойди посмотри, нет ли каких следов, а я проверю следующий домик. Если обнаружишь его, быстро беги ко мне, и мы возьмем его вместе.

— Какого черта, Тайгер…

— Послушай, это профессионал. Он специально подготовленный убийца, а ты пилот. Он готов ко всему и знает, что мы у него на хвосте. Мы не должны допустить ошибки. Сам он не ошибается.

— Ну а ты…

— Я тоже не ошибаюсь. Ну, а сейчас иди.

Он взмахнул рукой, как бы отдавая мне честь, и, повернувшись, пошел к машине сквозь завесу дождя, а я направился к следующему домику. Через пару минут мы потеряли друг друга из вида. Вскоре я подошел к покосившемуся на один бок дому. Вначале я осмотрелся, затем приблизился. Вид у строения был совершенно заброшенный, электрический счетчик не работал и был покрыт песчаной пылью. Дом был оставлен несколько месяцев назад, двери и окна заколочены.

Несколько минут я стоял, осматривая местность, стараясь понять, что беспокоило меня. Ни возле первого домика, ни здесь не было никаких следов. По неизвестным причинам Найдж Хопес шел другим путем. Почему? Он знал не больше, чем я.

И тут я понял, какой же я был идиот. На столбах, кроме электрических проводов, по самому низу шел телефонный провод, от которого не было отводов к этим домам. Луи Агронски находился здесь не для отдыха. Он специально выбрал это место для своих целей. Агронски привык к определенным удобствам и должен был обязательно установить себе телефон, чтобы иметь связь. Нечего было ждать Мейсона, Чтобы сообщить ему об этом. Нагнув голову против дождя и зажав покрепче пистолет, я побежал по наклонному скату дюн вдоль линии столбов, высматривая отвод от телефонного провода.

Мне оставалось немного добежать до последнего дома, стоявшего на сваях и имевшего такой же побитый непогодой вид, как в воздухе сухим треском раздался короткий выстрел, но тут же был заглушен дождем. Я попытался определить, с какой стороны он раздался, но это было бесполезно. Вокруг дома песчаные дюны словно набегали с океана, гонимые ветром. Я пополз к дому, прячась за их бугристой поверхностью, и продвинулся вперед как можно ближе. Стараясь не подставлять себя под выстрел со стороны дома, я был готов ответить огнем в любую минуту. Пробравшись еще немного вперед, я увидел Мейсона. Он лежал ничком, голова была повернута набок, из нее на песок струилась кровь. Падая, он скатился в ложбину между дюнами, проделанную ветром и покрытую ракушечником. Одна рука его еще шевелилась в бессознательных конвульсивных движениях.

Но я не мог подойти к нему. Хопес именно этого и ждал. Как только я открою себя, он не промахнется. Он не убил Мейсона продуманно, чтобы привлечь мое внимание и попытаться выманить меня. У него было немного времени, но достаточно, чтобы дождаться моего появления. Он хотел работать наверняка и выполнить то, ради чего сюда явился.

Но его расчет был неверным. Иногда приходится идти на жертву ради чего-то большего. Мейсон был скрыт впадиной, выстрелить в него еще раз нельзя было, не поднявшись на гребень дюны. Он мог оставаться здесь в безопасности, пока я не смогу прийти за ним позже. Если смогу.

Я осмотрелся. Хопес должен был тщательно выбрать себе позицию, заняв ключевое место, с которого он контролировал бы. все подходы к дому. Я всмотрелся в пространство между землей и полом дома. Расстояние равнялось примерно четырем футам, но я не увидел ничего подозрительного, человек не мог спрятаться за сваями под домом.

Следы, ведущие от крыльца к океану, вряд ли принадлежали Хопесу, там была невыгодная позиция. Он должен быть в дюнах.

Сколько раз ему приходилось убивать? А сколько раз мне?

Однажды пути пересекаются, и происходит встреча, после которой идти продолжает только один. Как бы ты ни был опытен и силен, всегда есть вероятность встретить более опытного и более сильного противника. Каждому из нас до настоящего момента удавалось убирать основных своих соперников, теперь мы встретились здесь. Ничто не должно быть упущено, иначе не победить и не получить во второй раз самый большой приз.

Я почти наткнулся на натянутую нить, прежде чем увидел ее, и усмехнулся поставленной западне. Зацепись я за нее, Хопес по движению водорослей узнал бы о моем приближении и приготовился к встрече. Не задевая ее, я перекатился через нить и пополз к воде по небольшой площадке между песчаными буграми. Это был не совсем логичный путь. Надежнее подбираться через дюны, но так было ближе к тому месту, где он засел. Человеку, который движется, всегда труднее подготовиться к неожиданной встрече, чем тому, кто сидит в засаде. Я хотел обогнуть Хопеса и зайти сбоку. Лавируя между песчаными буграми, я добрался до волнорезов, которые длинными языками под углом уходили в океан. Дюжина робких птиц, с любопытством поглядывая на меня, ни на минуту не останавливала своего бега.

Отсюда я стал медленно подниматься по склону дюны к дому. Он был закрыт и стоял как молчаливый свидетель происходящего. Окна, словно пустые глазницы, смотрели безучастно. Я остановился, старательно изучая окружающие меня дюны и пытаясь определить, какую из них выбрал Хопес.

Была только одна подходящая — с гребнем, похожим на рыбью спину. С нее простреливалось все пространство, и она могла укрыть человека от нападения. Я почувствовал, как капли дождя, стекая по щекам холодной струей, попадали мне на губы, словно поцелуй смерти.

Стараясь быть незамеченным, я стал подбираться к этой дюне. Над моей головой чайка пронеслась прямо к гребню дюны, но вдруг резко, на девяносто градусов, изменила направление и устремилась к воде. Этого для меня было достаточно. Чайка первая увидела его, он был там, за гребнем. Теперь я знал и где он, и как к нему подобраться. Ждать было нечего, и я побежал.

Он лежал в углублении, которое вырыл в песке, чувствуя себя в безопасности и сознавая, что он контролирует ситуацию. Он лежал, поджав ногу, дуло пистолета смотрело вправо, а улыбка на его лице походила на оскал смерти. Другой рукой он держал перед носом ингалятор «Безекс». В любое другое время его лицо было бы обычным лицом, каких много в толпе, но сейчас, из-за выражения удовольствия от предстоящего убийства, оно было похоже на те лица профессиональных убийц, которые мне приходилось видеть раньше. Тяжелый блеск прищуренных глаз и твердо сжатые бескровные губы, искривленные странной улыбкой предвкушения предстоящего, и в то же время непонятная расслабленность убийцы.

Он тоже имел способность ощущать опасность. Мы встретились глазами. На моем лице он увидел такое же выражение, как и я на его.

Он по-кошачьи изогнулся, повернул пистолет и выстрелил, скатываясь по склону к основанию дюны. Казалось, наши выстрелы прозвучали одновременно, слившись в единый мощный хлопок, который разорвал воздух с удвоенной силой. Я почувствовал толчок в бок, чуть ниже грудной клетки, пуля обожгла меня и, просвистев, ушла в туманный воздух над песками.

Мой старый друг 45-го калибра сработал лучше. Пуля выбила «магнум» из его руки и, оставив кровавый след, оторвала два пальца, которые упали в песок на обед песчаным крабам.

Он дико посмотрел на меня, не веря в реальность происходящего. Я поставил пистолет на предохранитель и положил его на песок. Хопес понял, что я хочу взять его голыми руками, и не стал дожидаться. Он шел на меня странной смешной походкой, кровь текла из его руки. Я был готов встретить его, зная, что у Хопеса в руке нож, который он готов пустить в ход. Первым схватил его за кисть руки и опрокинул на спину, вывернув руку так, что нож, блеснув, отлетел в песок.

Я ожидал, что он будет бороться до конца. Ему должны были внушить, что задание, которое он выполняет, стоит любых жертв и усилий. К тому же, он был достаточно хорошо подготовлен и, благодаря своим победам, имел богатый опыт. Единственное, к чему он не был готов, это к поражению. Он поднялся и побежал с каким-то полустоном-полукриком через дюны по направлению к пляжу, бешено работая ногами. Я настиг его почти у самой воды и ударил сзади по ногам. Он споткнулся и упал на мокрый песок, перекатившись на спину. Я навалился на него, успев схватить руками его ногу, которой он хотел ударить меня в лицо. Он сопротивлялся как бешеный, обрушивая на меня все приемы дзюдо и карате, которыми владел. Но ни один из них не достигал цели. Я отразил его удар, направленный мне в горло, и сильным ударом правой сбоку в челюсть послал его в нокдаун. Затем ударил с другой стороны, и он упал лицом в воду. Хопес понял, что я намереваюсь сделать, поэтому извивался и царапал землю руками с окровавленными обрубками пальцев, стараясь выбраться из-под моей ноги, которой я с силой давил ему на шею, держа его голову под водой. Он извивался всем телом, стремясь сбросить убивающую его тяжесть.

Когда после нескольких конвульсивных движений тело его затихло, я оставил Хопеса и пошел к дому. Я нашел Мейсона, перевязал рану на голове и приподнял его. Он был без сознания, но остался жив. Ему, как и мне, в этот раз повезло.