Обходной контроль

Глава IV

Люди из Службы безопасности хорошо знали свое дело. Они действовали довольно оперативно. Ограниченные различными инструкциями и бюрократическими процедурами государственного ведомства, они, тем не менее, реагировали быстро. Хал Рэндольф и его свита явились в морг через тридцать минут, после того как я приехал, чтобы посмотреть результаты вскрытия Вито Салви.

Я вошел и сообщил маленькому, кроткому на вид человеку, зачем я пришел. Он, как его, видимо, инструктировали, попросил меня подождать и принялся говорить с кем-то по телефону. Пока я прохлаждался, меряя ногами истертый пол пропахшей антисептиком комнаты, вошел Рэндольф с двумя сопровождающими, здорово смахивающими на тех парней, с которыми он был, когда я застрелил Салви. Их лица выражали такой же профессиональный интерес, как и тогда.

— Давай, выкладывай, Тайгер, — сказал Рэндольф.

— Обычный интерес. Я ведь убил его, не так ли?

— Не ломай комедию. Говори, в чем дело.

— Да мне нечего сказать, пока я не увижу отчет по результатам вскрытия. Ты напрасно сотрясаешь воздух.

Рэндольф кивнул головой. Маленькому человеку даже не нужно было никуда идти, он просто выдвинул ящик стола и передал мне вынутые оттуда два скрепленных листа.

Вито Салви умер от выстрела из пистолета 45-го калибра, в момент смерти на теле были многочисленные ссадины и раны, которые не могли являться причиной смерти. Также были обнаружены: три старых пулевых ранения, несколько шрамов от ножевых ран, небольшая язва желудка, возможно, как следствие приема лекарств от сифилиса, и ранняя стадия развития катаракты правого глаза. Его последней пищей были чили, кукурузные хлопья со сливками и хлеб, что подтверждалось остатками еды, найденными у него на квартире.

Я вернул листы маленькому кроткому человеку, который взял их без всяких эмоций и засунул на место. Затем задвинул ящик стола и посмотрел на меня:

— Это все?

— Да, все, — ответил я.

— Ну, говори, Тайгер, — сказал Рэндольф. — И я советую говорить все без утайки. Это. тебе не на школьном дворе трепаться. — Его лицо посуровело, а глаза горели, как раскаленные угли. Вот таким он мне нравился, может быть, впервые. Он был шефом, требовательным и неприятным, но его на это подталкивали обстоятельства. — Что ты выискиваешь?

Я сдвинул шляпу и встал с края стола, на котором сидел.

— Свидетельства склонности к наркотикам.

— С какой стати?

— Хочу узнать, не мог ли он запитать людей до смерти просто в состоянии наркотического опьянения.

— Он не употреблял наркотики.

— Теперь я это знаю.

Один из парней, стоявший облокотившись на шкаф, как бы между прочим сказал:

— Ты просто хочешь отделаться, Тайгер.

— У меня в этом большой опыт.

— Но не с нами.

— С вами тоже. Давай предположим, что я проверяю и эту версию.

— Мы об этом тоже думали. Но вопрос заключается в том, почему ты именно сейчас пришел с этим сюда.

Я вытряхнул сигарету из пачки, закурил и посмотрел через всю комнату на него.

— Потому что наркотики большая статья торговли, приятель. Те, кто доставляют наркотики, часто сами становятся жертвами, и потом мы всегда ищем что-нибудь, с чего можно начать дело. В данном случае не думаю, что это так, но я должен быть уверен. Ну а если вас не удовлетворяет мое объяснение, это ваше дело. Я не желаю, чтобы меня унижали как новичка каждый раз, когда у меня есть что обдумать. Хочу напомнить, что по вашей инициативе я вернулся в официальный статус и сотрудничаю с одним из ваших представителей. Я буду играть по вашим правилам и, если что-нибудь обнаружу, изложу в отчете, а затем уже сообщу вам.

— Не делай этого, Менп, — предупредил Рэндольф с угрозой.

— Мистер, — напомнил я ему, — я делал это раньше и буду делать впредь. Кончай давить на меня и не пугай всякой чепухой типа военного суда, иначе тебе же будет хуже.

Мое высказывание заняло буквально десять секунд. По их глазам было видно, что оно до них дошло. Я дал им еще немного времени переварить услышанное, а затем сказал:

— Задвиньте щуп в сток унитаза в ванной комнате Салви и посмотрите, что вы найдете. Сейчас можете не спешить, вы имели достаточно времени, чтобы обнаружить это самостоятельно. Должен еще заметить, что вы могли бы спросить об этом вежливо.

Лицо Рэндольфа побагровело.

— Ты, ублюдок, — рявкнул он.

— Многие сказали бы то же самое.

Больше говорить было не о чем. Все, что хотел, я узнал. Я оставил их и вышел на улицу. Уже поворачивая за угол, увидел, как все трое, торопясь, садились в машину. Кому-то скоро здорово достанется за этот промах при обыске в квартире Салви.

В ближайшей аптеке я нашел автомат и позвонил Чарли Корбинету. Я хотел получить от него информацию о ситуации с бизнесом наркотиками. У него были самые последние сведения по этим делам, которые он получал через полицию и казначейство по своим каналам. Я не мог полагаться на сотрудничество с Халом Рэндольфом. Он играет по-своему и будет играть, до тех пор пока это возможно. Меня же он подключит только тогда, когда сочтет целесообразным, а это не могло меня устроить.

Чарли выслушал меня, сказал, что постарается проработать этот вопрос, а затем добавил:

— Примерно час назад я послал тебе в отель две фотографии Луи Агронски.

— Спасибо, Чарли.

— Вообще-то он редко снимался, поэтому материала совсем мало. Одна фотография сделана для пропуска, когда он оформлялся для работы над проектом, а другая— с ленты фильма о последнем запуске ракеты в космос, который правительство разрешило снять для теленовостей. Ты понимаешь, мы не очень хотим, чтобы такие люди были хорошо известны, и они предпочитают оставаться в тени, поэтому эти фото — лучшее, что я мог достать. Я приложил к фотографиям детальное описание его внешности и примет на случай, если они тебе понадобятся.

— Хорошо. Я поеду за ними прямо сейчас, — сказал я. — Есть что-нибудь новое по работе со схемой «горячей линии»?

— Тайгер, мы подключили всех возможных специалистов для проверки системы, но это чертовски сложная работа. На то, чтобы найти устройство обходного контроля, уйдет масса времени. Одна группа специалистов детально занимается определением того, в каких местах схемы может сработать этот контроль. Существует около дюжины блокировок, которые устраняют любую возможность случайного или преднамеренного включения системы, кроме как с командного пульта. Но, тем не менее, все-таки существует вероятность, что такой человек, как Агройски, отвечавший за установку и отладку всей системы, мог предусмотреть другое решение. Довольно подвешенное состояние, приятель.

— Могло быть и хуже.

— Добавилась еще одна деталь.

Я молчал, ожидая.

Чарли продолжал:

— Один из немногих, кто знал Агронски близко, сказал нам, что у него было достаточно необычное хобби, которым он занимался все свободное время в течение многих лет. — миниатюризация электронных компонентов схем. Это то, что может вытеснить транзисторы так же, как они в свое время вытеснили электронные лампы. Он, например, сделал миниатюрную схему' величиной не более монеты в десять центов; которая работала вместо схемы телевизора с диаметром экрана 65 сантиметров в течение целого часа, пока он не взорвался. Агронски никогда особо не распространялся насчет своих экспериментов, и никаких записей по ним нам не удалось найти.

Я невольно чертыхнулся.

— Эх. знаю я. о чем ты сейчас думаешь. — спокойно сказал мне Чарли. — Дистанционная система управления, которая может включить миниатюрное устройство, спрятанное так. что его невозможно будет обнаружить.

— Значит, целая система, «горячая линия», должна быть полностью разобрана.

— Тайгер, мы не можем себе этого позволить. Должен быть найден Агронски.

— Я понимаю. Кто был приятелем Агронски. знавшим о его увлечении?

— Клод Востер, инженер, он продолжает работать в проекте. Живет во Флориде. но он ничего не скажет сверх того, что я передал тебе. Мы продолжаем искать записи Агронски. но он мог взять их с собой.

— О'кей. Чарли. Я буду поддерживать с тобой связь.

Двадцать минут спустя я уже был в отеле, получил конверт. который Чарли мне прислал. н впервые взглянул на Лун Агронски. Он был иудейского вида маленький человек с напряженным взглядом и плотно сжатым ртом, в возрасте, близком к пятидесяти годам. Я засунул фотографии в карман и вышел из отеля. Поймав такси, дал шоферу адрес «Белт-Эйр Электронике Корпорейшн», а сам откинулся на заднем сиденье, рассматривая мелькавшие за окном здания.

«Один человек, — думал я, — один маленький человечек держит в своих руках судьбу всего мира. Луи Агроиски. Одинокий и одержимый. Студентом, он тяжелым умственным трудом довел себя до нервного истощения, а такие вещи не проходят бесследно. Гений со сдвигами. Затем это развивалось, и, будучи вовлеченным в работу над техническим решением мировых проблем, он пришел к выводу, что можно нарушить основное условие — наличие контроля мировой стабильности в руках одного президента или, например, главнокомандующего силами НАТО. Что подразумевают под системой «горячая линия»? Это связь, подающая сигнал на запуск. Ядерное оружие, наступательное или оборонительное, находится под контролем специальной электронной системы, которая предохраняет от случайных срабатываний и блокирует все сигналы, кроме сигнала с определенным кодом, который находится у президента. Тому, кто владеет электронным ключом к оружию, дается право нажать нужную кнопку. Но Агронски пришелся не по душе такой ультимативный контроль. Ему захотелось иметь возможность сказать свое слово в этом деле, вот что значить быть гением. Он решил, что мог бы сам управлять системой. Он установил контроль тихо и незаметно, и в лабиринте электронных схем кто мог бы сказать, где и как он это сделал? Переделка всей системы займет годы, а ее отключение немедленно сделает нас беспомощными.

И все это из-за одного человека, который сидит где-то и что-то решает. Но где, черт возьми, где?»

Я вылез из такси и направился к входным воротам. Охранник узнал меня и кивнул, посмотрел мое удостоверение и позвонил в главный офис. Генри Стэнтон вышел встретить меня, все еще кривя рот в нервной улыбке, и проводил меня внутрь здания.

— Надеюсь, что все в порядке? Выпьете что-нибудь?

— Нет, спасибо. Я хотел бы видеть Камиллу Хант.

— Конечно. Я должен…

— Я знаю, где ее кабинет.

— Но вам нужен пропуск и…

— Дайте мне его. Я устал от нянек.

Стэнтон весь подобрался: утомленный работой исполнитель, который должен заниматься делом, не относящимся к его полномочиям, он был рад поскорее избавиться от меня. Вокруг его глаз легли усталые морщинки, ему трудно было держаться вежливо.

— Да сделайте же пропуск, — сказал я. — Или вас нужно заставить? Так мне достаточно позвонить… или дать вам по зубам? Пошлите к черту все правила, которые вы изобрели, бросьте ваши идеи и делайте что сказано. Полагаю, вы начнете звонить Мартину Грейди и попытаетесь защитить вашу позицию. Бросьте это. Я не такой уж большой специалист или кто-то там еще, кто может нанести вред вашим работам или проекту. Так что делайте, как я говорю, иначе вы узнаете, на что я способен, если меня задеть.

Стэнтон позвонил и приказал оформить пропуск. Он сдался, это было видно по его глазам и по перемене поведения. Прошло совсем немного времени, и принесли небольшой голубой временный пропуск, который я должен был приколоть к отвороту пиджака. Я прикрепил его, и Стэнтон сказал:

— Я доверяю вам и полагаю, вы не будете вмешиваться в сам проект. Это вопрос государственной важности.

— Можете не сомневаться, — заверил я его. — Мы все вместе отвечаем за это дело.

— Какое дело?

— Советую интересоваться только своим проектом.

Лицо Стэнтона, казалось, окаменело. Он был тоже по- своему одержим.

— Полагаю, я этим и занимаюсь, — ответил он. Его тон был холоден и тверд, как сталь.

«Патриот», — подумал я. — В 42-м такие шли на заводы и вгоняли заклепки в брюхо бомб. Они читали плакаты «Молчание сберегает жизнь» и «Болтовня топит танкеры», и вы не смогли бы разжать их рты даже ломом. Некоторые из них были большими и сильными, другие маленькими и слабыми, но все они имели общее — были патриотами старой закалки, таких едва ли найдешь в нынешние времена радикализма и глупости крайнего либерализма.

Я подмигнул ему, еще раз проверил, надежно ли закреплен пропуск, и вышел в коридор, пройдя мимо охранника, готового следовать за мной по пятам, если бы не голубой прямоугольник на пиджаке.

Я направился один по коридору и вскоре остановился у двери с табличкойх «Камилла Хант, персонал». Секретарша хотела доложить о моем появлении, но я успел остановить ее руку и протянул ей свой открытый бумажник с личным знаком Мартина Грейди на внутренней стороне. Для большего эффекта я дал ей возможность увидеть мой пистолет, прикрепленный к ремню, когда клал бумажник в задний карман брюк. Чтобы немного разрядить обстановку, я похлопал ее по щеке и сказал:

— Ты хорошая девочка. Ну а сейчас, как насчет того, чтобы немного поболтать в дамской комнате, пока я не закончу здесь свои дела? — Она была рада убраться поскорей. Заинтригована, но рада. Будет повод что-нибудь добавить к конторским сплетням.

Было огромным удовольствием захватить Камиллу хоть на секунду, когда она этого не ожидала, и увидеть, как она вдруг подняла голову. Ее лицо, освещенное настольными лампами, выглядело особенно красивым, нижняя губа была в задумчивости прикушена. Волосы, спадая свободной волной, пропадали в темноте, стоящей за ее спиной. Сегодня она была одета не в черную одежду, которая скрывала зрелость ее тела, а в тонкое, как паутина, желтое платье, подчеркивавшее полноту ее груди и стянутое складками на талии широким зеленым поясом.

— Привет, паук.

Камилла Хант улыбнулась и подняла руку, ладонью защищая глаза от света и давая мне время пересечь комнату.

— Привет, муха. Пришло твое время.

— Прошел только один день.

— Но и это слишком долго. Попавши в сети, они быстро погибают.

— Ты говоришь об отряде двукрылых?

— А ты?

— Я больше похож на роющую осу[6]. Я разорву паутину и съем паука.

Камилла откинулась назад и засмеялась:

— Да?

— Смотри, не запачкайся, ведь я рою в разных местах, — сказал я.

Ты уже об этом упоминал.

Но тогда я имел в виду не это.

— Давай начнем сначала, без всяких обещаний.

— Да, лучше так.

Она улыбнулась и сказала:

— Теперь… относительно той работы…

— Я безработный.

— Тогда….

— Я пришел увидеть вас, вы понимаете?

Она, сохраняя улыбку, указала мне на стул.

— О да. Я понимаю, но просто не верю этому.

Я бросил конверт с документами на стол.

— Прошу прощения. Вы можете положить эти бумаги в сейф. Копии, которые я сделал с них, будут уничтожены, как только я закончу с ними работать.

— Помогли они вам чем-нибудь?

— Не особенно. Послушайте, вы хорошо знаете здешний персонал?

— Я знаю каждого в лицо, мистер Менн.

— Тайгер, котенок, запомнишь?

— Теперь не забуду.

— Когда-нибудь видела здесь этого человека? — Я разложил перед ней фотографии Агронски и подождал, пока она их внимательно изучит.

Камилла рассматривала фотографии, стараясь быть уверенной в каждой черте лица, затем она слегка сдвинула брови и сказала:

— Этот человек здесь не работает. Я знаю это наверняка.

— Может, он изменил свое лицо каким-то образом?

— Нет… Я уверена, что узнала бы его и в гриме. Кроме того, у наших сотрудников брали отпечатки пальцев, они хранятся в Вашингтоне. Поэтому легко установить личность любого из них. — Она положила фотографии на стол и посмотрела на меня. — Внешне он непривлекателен. Обычное лицо, должна сказать, такое лицо может за-. теряться в толпе из двух человек. Тем не менее, мне кажется, я где-то его видела.

У меня неожиданно защемило в животе. Я напряженно стиснул ладони.

— Где?

— Когда мы расширялись в последний раз, то беседовали с несколькими сотнями претендентов. Выбранные мной, далее в обычном порядке проверялись мистером Гамильтоном. Окончательное решение принималось на основе результатов его проверки и моего заключения. У меня чувство, что этот человек мог быть одним из опрашиваемых мною людей.

Я уселся поглубже и потер лицо руками.

— И у вас нет материалов собеседований, — сказал я решительно.

Уже серьезным голосом она заметила:

— Нет… Но я часто делаю записи особо интересных моментов. Это не входит в мои обязанности, но изучение характеров на этой стадии работы очень важно.

— У вас есть эти записи?

— Дома. Они могут оказаться для вас вовсе и не так полезны, я редко использую имена, чаще просто нумерую их по порядку.

— Не важно, стоит попробовать.

— Кто он, Тайгер?

— Луи Агронски.

— Имя мне незнакомо, а у меня хорошая память на имена. Почему он так. важен для тебя?

— Потому что от него исходит угроза смерти для каждого человека в этой стране. — Я поднялся и кивнул ей: — Пойдем, сладость моя. Мы должны использовать каждую минуту, которая у нас еще есть.

Камилла Хант ничего не ответила. Она просто взглянула мне в лицо и, не говоря ни слова, взяла пальто, сумочку, и мы вышли с ней из комнаты.

Я показал мой пропуск у ворот, мы прошли на стоянку машин, сели в ее автомобиль и направились к автомагистрали.

Ее квартира находилась на восточной стороне Центрального парка, в довольно зажиточном районе 70-х улиц. Недавно отремонтированные в духе современных требований квартиры занимали те, кому еще настолько нравился разлапистый осьминог городских улиц, что они предпочитали жить в городе.

Швейцар позаботился о нашем автомобиле, а его помощник в черной униформе проводил нас до лифта и с услужливой улыбкой любезно удостоверился, что мы нажали нужную кнопку в кабине лифта.

Камилла жила на шестом этаже, ее квартира огромными окнами выходила на улицу. Она сняла пальто, бросила его небрежно на спинку стула и открыла дверцу бара, встроенного в стену:

— Приготовь выпивку, пока я переоденусь.

Я приготовил две порции виски с имбирным пивом и льдом и поставил их на кофейный столик. Через несколько минут Камилла вошла в комнату, одетая в свитер и черную юбку. В руке она держала пухлую кипу бумаг, которую положила передо мной на столик.

— Вот они, записывала внешние данные и реакцию людей, с которыми говорила, исходя из собственных суждений, и если это сможет тебе помочь, я буду рада. — Она взяла свою порцию виски и села напротив меня.

Записи выражали ее чисто внешнее впечатление о людях, вплоть до формы головы собеседника и характеристик его голоса. В них она пыталась объяснить отдельные черты характеров, отсутствие или наличие, по ее мнению, умственных способностей или каких-то других качеств, которые могли препятствовать или способствовать их работе в «Белт-Эйр».

Каждый листок я довольно тщательно просматривал, стараясь найти какие-то замечания, подходящие к характеристикам Луи Агронски, но ничего похожего не попадалось. Если он когда-нибудь и беседовал с Камиллой Хант, это никаким образом не было отражено в просмотренных мною бумагах. Просмотр бумаг занял около часа. Камилла молча наблюдала за мной, наполняя время от времени мой стакан, когда я его в очередной раз опустошал. Иногда она поправляла меня, если я случайно брал листки не в надлежащем порядке, или объясняла значение своих замечаний.

Так продолжалось до тех пор, пока я не перевернул последний листок, в полном отвращении откинулся назад и прикрыл глаза.

— Черт, — сказал я, — опять ничего.

— Мне жаль.

— Не твоя вина, детка.

— Ты можешь мне сказать о твоих проблемах?

— Нет.

— Это связано с «Белт-Эйр»?

— Я не знаю. Это связано со смертью Дага Гамильтона, но я пока не знаю точно каким образом. — Я взглянул на нее. — Ты хорошо его знала?

— Мы работали вместе, но я мало что знала о нем. Он был нанят на работу непосредственно директором. Мы вместе обедали пару раз, я следовала его советам касательно принимаемых на работу, иногда помогала ему по его делам. В личном плане я находила его довольно заурядным. Хотя с работой он справлялся прекрасно.

— Он допустил в работе одну ошибку. Большую ошибку.

Камилла встала со стула, взяла стаканы, подошла к бару и вновь наполнила их. Затем она села на подлокотник дивана рядом со мной и протянула мне стакан.

— В газетах писали, что с ним произошел несчастный случай. Ко мне приходили два детектива и потом еще два симпатичных молодых человека, и все они очень настойчиво интересовались тем, что мне известно о мистере Гамильтоне.

— И что ты?

— Я отвечала прямо на поставленные вопросы. Но они не были настроены так, как ты. Что в действительности с ним случилось?

— Он убит. Я знаю как, но не знаю почему.

— А этот Луи Агронски?

Я пожал плечами.

— Это просто имя и ничего больше. Забудь его.

— Извини, — Сказала она.

— За что?

Аромат ее духов был тонок, как запах ночных цветов. Она нежно дотронулась пальцами до моего лица, и я почувствовал, как ее губы коснулись моей головы.

— За то, что я не хочу больше встречать тебя.

— Боишься мухи, паук?

— У меня нет времени сплести для тебя паутину.

Я захватил пальцами мягкие пряди ее волос и приблизил ее лицо к своему.

— Это тебе все равно бы не помогло, детка. Мне всегда удавалось вырываться на свободу.

— В таком случае нас ожидает серьезная борьба.

— Неизбежно.

— Ну, не совсем, — сказала она. — В конце концов ты победишь.

— Что я всегда и делал, котенок, — ответил я ей..

Она улыбнулась влажно-розовыми, готовыми к поцелую губами. Я коснулся ее губ, теплу и нежности которых не мог сопротивляться, и ощутил страстные движения ее быстрого язычка.

Стакан выпал из ее рук и разлетелся на мелкие осколки. Она медленно сползла на мои колени, дрожа всем телом. Лаская ее, я чувствовал, как страсть все сильнее разгорается в ней, заставляя напрягаться и трепетать все ее тело… Срывающимся от страсти голосом она что-то шептала мне, обдавая меня сладким ароматом своего дыхания. Я взял ее лицо в ладони и заглянул во влажные, просящие милости глаза.

— Тайгер… сейчас… прошу, — прошептала она.

Камилла Хант была в каком-то смысле животным — прекрасным, диким, примитивным существом, неожиданно получившим свободу от пут цивилизации. Она сама торопливо стала срывать с себя одежду, спеша скорее удовлетворить желание. Кожа ее была нежна, как шелк, и покрыта легким загаром со светлыми полосками от бикини. Полнота ее груди и бедер, форма живота, великолепие широко поставленных ног, увиденные мною, обрушились на меня как удар по цимбалам; не в силах сдерживать себя, я обнял ее упругое тело и привлек к себе.

Время исчезло для нас. Все происходящее походило на бесшумную смену картинок в калейдоскопе, нарушаемую только прерывистым дыханием, вздохами, сладостными всхлипываниями, требовательными стонами, пока не наступил блаженный конец. Это было похоже на прыжок с парашютом, когда щемяще-радостное чувство свободного полета сменяется после хлопка парашюта спокойным парением над землей.

Я взглянул на часы, потряс Камиллу за плечо и почувствовал поднимающееся раздражение оттого, что я позволил себе потерять столь дорогое для меня время. За окнами день уже превратился в ночь, и огни проезжающих автомашин светлыми струями текли по стенам комнаты.

— Камилла…

Она повернулась в моих объятиях и сонным голосом мягко сказала:

— Тайгер…

— Я должен идти, куколка.

Не уходи.

— Не могу.

Она приоткрыла сонные глаза, нежно и трогательно улыбнулась мне.

— Моя паутина не так прочна, да?

— Слишком прочна.

Кончиками пальцев она прикоснулась к моим губам.

— Я знаю, ты когда-нибудь вернешься.

— Как мотылек на свет.

Я поднялся, быстро оделся, взял простыню в ванной комнате, набросил на нее и посмотрел, как она, удовлетворенно улыбаясь, натянула ее на себя до самого подбородка.

— Можешь считать, что ты успешно прошел проверку.

Она засмеялась и закрыла глаза.

Думаю, я обязательно выясню, когда Эрни Бентли спит. У него есть жена, дом, но, кажется, он вовсе там не живет. То, что все время происходит в колбах, стеклянных трубках и ретортах его лаборатории, так увлекательно для него, что он не может их оставить. Любое производство в мире было бы радо предоставить ему высокую должность и хорошее положение, но его вполне устраивало то, что организовал для него Мартин Грейди, и еще неограниченная свобода проведения опытов, о которой мечтает каждый ученый.

Он вышел из темной комнаты с копиями фотографий Луи Агронски и дал мне несколько штук.

— Я пошлю фотографии в Ньюаркский и другие центры, — сказал он. — Послушай, у меня есть кое-какие соображения. Такие люди, как Агронски, не могут довольствоваться обычной работой, с его-то квалификацией.

— Что ты имеешь в виду?

— Например, есть места, где занимаются миниатюризацией компонентов схем. Эта область получила хорошее развитие в ракетной технике, но границы применения таких компонентов очень широки. Я знаю несколько человек, которые работают в этой области, между ними может вестись переписка.

— Пока ясно только одно, Эрни… Агронски обдуманно оставил свое место, скрылся и нигде не показывается.

Эрни покачал головой, не соглашаясь со мной.

— Поверь мне, так долго его мозг не может не работать в этом направлении. Не важно, что именно он сделает. Но он обязательно должен появиться.

— Этот сдвиг, который у него был от переутомления, мог быть только первым, — напомнил я ему.

— Возможно. В этом случае он только бы и занимался своим увлечением и не мог бы этого скрыть.

— Ч-черт… Если он полностью свихнулся, вес может разлететься вдребезги.

Эрни пожал плечами, давая попять, что это не его дело— отыскать Агронски и решить проблему. Он поправил очки и спросил:

— Ты еще не связывался с Доном Лавойсом?

— Нет.

— Свяжись с ним. Он что-то разузнал о закупке большой партии наркотиков.

Я снова чертыхнулся и потянулся к телефону. Набрав номер отеля, я попросил соединить с комнатой Дона. Раздалось не менее дюжины гудков, прежде чем я положил трубку.

— Его нет. Послушай, Эрни, я собираюсь вернуться к себе и переодеться. Если Дон позвонит, пусть передаст информацию, если нет, я буду звонить ему из отеля сам.

— Хорошо. Береги себя, дружище.

Я засунул фотографии, которые он мне дал, в карман и стал спускаться вниз по лестнице к выходу на улицу, взял такси и сказал шоферу, чтобы он отвез меня в «Салем». Мне понадобилось не более десяти минут, чтобы принять душ и переодеться. Когда я был готов, то попытался еще раз дозвониться до Дона. Портье ответил, что он еще не приходил, и я попросил оставить ему записку, чтобы он позвонил мистеру Мартину, как только появится.

Разговаривая по телефону, я пальцем водил по списку работников, которых проверял Гамильтон, стараясь что- то отыскать для себя, но ничего не найдя, отбросил его с раздражением.

Опять уходит время. Каким будет следующий шаг? Кажется, достаточно людей занимаются поиском, но прошло уже много времени, а все безрезультатно. Вито Сал- ви имел все основания убить двух парней из Вашингтона, но почему он убил Гамильтона? Почему? Я стал вспоминать их тела такими, какими видел в последний раз. Что- то я уже почти забыл. Было похоже, что Гамильтон находился в той комнате дольше, чем эти двое. Салви никогда бы не стал заниматься Гамильтоном, если бы на то не было важных причин. Гамильтон не мог попасть туда случайно… каким-то образом он был вовлечен непосредственно. Если он был случайно замешан, его бы просто убили, не подвергая мучительным пыткам. Но его пытали… у него была записная книжка с адресами. Он знал о Салви, знал где его можно найти.

Даг Гамильтон мог быть глупым, но не настолько, чтобы совать свою голову в капкан. Он не был новичком в сыскном деле и мог бы себя защитить каким-то образом. Я посмотрел на часы, было без двадцати минут десять, быстро надел шляпу и пошел вниз. У портье я оставил для Дона записку с просьбой подождать меня и попросил передать ему ключ от моего номера, приложив долларовую бумажку, чтобы избежать затруднений.

Я взял первое такси из стоящих у дверей отеля, дал таксисту адрес квартиры Гамильтона и через шесть минут быстрой езды расплатился с водителем напротив нужного дома.

Управляющий вовсе не был рад видеть меня вновь. Чего только он мне не наговорил, и, похоже, это было только началом. Однако он не стал долго спорить, я все еще представлял для него власть, а он хорошо знал, как надо с ней обходиться.

— О’кей, — сказал он, — что на этот раз?

— Приходила ли какая-нибудь почта на имя Гамильтона с тех пор, как я видел вас?

— Кое-что.

— Хотелось бы взглянуть.

— Разве поступления не должны быть возвращены на почту?

— Конечно, — сказал я, — но только после того, как я проверю адреса.

— Они в бюро.

Я шагнул в сторону, давая ему пройти в коридор, а он одарил меня возмущенным взглядом, прошел за стойку и стал копаться на полках. Затем передал мне пять конвертов и облокотился на стойку в ожидании, пока я их просмотрю.

Это были счета за бензин из супермаркета и предложения на покупку.

— Это все?

— Он редко получал почту на этот адрес. У него же была контора, не так ли?

Я бросил конверты на стойку.

— Мы просто должны проверять почту, вот и все.

— Думаю, я обязан отправить их назад?

— Подержите несколько дней у себя. Вам скажут, как с ними поступить.

— Мне-то что. Он ведь за все заплатил вперед, насколько мне известно. Так что это часть сервиса.

— Кто-нибудь заходил к нему с тех пор, как я здесь был?

— Никто. У него никогда не было посетителей. Кроме того, к нам легко попасть незамеченным. Если кому- нибудь нужно пройти внутрь, достаточно нажать на звонок. Швейцар дежурит только в дневное время, да и я бываю часто занят делами где-нибудь в доме.

— Но все же нужно позвонить?

Управляющий неопределенно пожал плечами.

— Да, если не пройти вслед за кем-то. Потом, какая польза в строгости, здесь все закрывают свои двери на ключ.

— Обычные замки или с секретом?

— А это смотря для кого. Слесарь, который живет на третьем этаже, открывает их довольно быстро в тех случаях, когда жильцы теряют свои ключи.

— А у вас есть общий ключ?

— Нет. Ничего, кроме ключей от входной двери, кладовой, ну и других подсобных помещений. Думаете, кто- то мог влезть в его квартиру?

— Возможно.

— Да… Он был забавным парнем.

Я взглянул на него.

— Почему?

— Да ничего особенного. — Управляющий кашлянул. — Он написал письмо самому себе примерно за неделю до смерти. Не правда ли, это забавно? Интересно, что он хотел сказать в своем ответе самому себе?

Я подался вперед, нагнувшись над стойкой и приблизившись к его лицу, которое сразу подобралось, когда он увидел мое выражение.

— Куда он послал его?

— Черт его знает. Он дал мне письмо для отправки, как часто это делал. Я отправляю почту для всех жильцов. Это входит в наш сервис, — сказал он, оправдываясь.

— Какой был адрес? — требовал я срывающимся голосом.

— Я сказал вам, не знаю, это был не этот адрес, в противном случае я бы положил письмо в его ящик.

— Его контора?

— Послушайте, кто может запомнить? Послушайте, мистер…

— Вы прочли адрес, не так ли?

— Конечно, но я думал это просто шутка. Я не помню. Если это все, что вы хотели, то у меня есть дела. Я…

— Убирайся и делай свои дела, — сказал я, наблюдая, как он тяжело сглотнул и торопливо скрылся в офисе.

Наконец появилось что-то интересное, просвет на сером фоне.

Я вышел на улицу, завернул в первый открытый магазин, где был платный телефон, и позвонил Чарли Корби- нету. Он снял трубку, молча ожидая.

— Это Тайгер, Чарли.

Он живо ответил:

— Какие новости? Одна группа сначала думала, что напала на след Агронски на Филиппинах, но это оказалось не так.

— Послушай, попробуй вот что… Пусть Почтовый департамент проверит все поступления писем в этом районе, нужно найти письмо Дага Гамильтона, адресованное им себе самому. Возможно, он не хотел держать ято-то важное там, где оно могло быть найдено.

Я знал, что Чарли записал мои слова.

— Где ты это откопал?

— Случайно, от управляющего домом, где жил Гамильтон. Конечно, письмо может и ничего не означать, но мы должны его перехватить. Он чувствовал, что ему придется туго, дружище.

— Я сделаю. На это не уйдет много времени. Перезвони мне через пару часов.

— Хорошо.

Я неторопливо повесил трубку. Если повезет, ребята с почты долго не провозятся, и мы сможем сдвинуться с места. Тут я вспомнил, что только утром сумел поесть, поэтому заглянул в «Голубую ленту», съел кролика под кислым соусом и выпил холодного пива, затем направился в «Салем». Служащий за стойкой увидел меня и в память о полученном долларе улыбнулся.

— Ваш друг ожидает вас наверху, мистер Мартин. Он появился буквально через несколько минут после вашего ухода.

Я поднялся в лифте на свой этаж и вышел в устланный ковром коридор. Подойдя к своему номеру, дважды постучал в дверь, стоя по привычке боком ко входу и прижавшись спиной к косяку.

Внутри телевизор приглушенным голосом вещал о спортивных и других новостях. Я постучал еще раз громче. Никто не отвечал. Мне это начинало не нравиться. Я словно чувствовал запах опасности, вытащил пистолет, взвел курок и стал медленно поворачивать ручку- замок двери. Она свободно открылась, и я увидел, что Дон Лавойс не сидит и не ждет меня. Подняв дуло пистолета и приготовившись стрелять во что угодно, что бы ни двинулось с места, я толкнул дверь ногой и ворвался в комнату. Но мои приготовления были напрасны. В комнате не было никого, кроме Дона Лавойса, лежащего на полу. Он был мертв. На лбу, прямо между глаз, чернела дырочка от пули небольшого калибра. Он лежал на спине, отброшенный выстрелом в тот миг, когда открыл дверь убийце, думая, что это я.