Облаченные в тени

5

Автомобиль Акакий Трестовича Трупного ревел на всю улицу, да так, что звенели стекла в окнах, и не было слышно криков извозчиков, проносившихся мимо. Была эта конструкция смастерена полностью из металла, черного цвета и с крытым верхом. Изогнутые крылья и широкие колеса придавали автомобилю сходство с каким-то экзотическим африканским животным, непонятно как и для чего забредшим на улицы города.

История автомобиля была еще фантастичней. Лет десять назад под развалинами полностью разрушенного города Копенгагена русские войска обнаружили тайное и хорошо замаскированное убежище, которое тянулось вглубь земли на несколько десятков километров. Убежище представляло собой несколько казарм, выдолбленных прямо в скальной породе, ангар, в котором стоял новехонький МИГ-26, и большой склад вооружения и техники, какую изготавливали еще до Всемирного Потопа. Обнаруженные останки почти ста человек, а также разнообразные записи в журналах, дневниках и на информационных носителях дали возможность восстановить картину произошедшего. Оказалось, что во время Всемирного Потопа здесь укрылись главы правительств двенадцати европейских стран вместе со своими семьями и особо приближенными лицами. Однако наводнением подмыло основные входы в убежище, и они обвалились, перекрыв путь к солнцу тем, кто остался под землей. Так они жили почти три столетия, прокапывая другой путь, который назвали Великим Подкопом. Не зная, что твориться на поверхности, уцелевшие люди планировали встать во главе нового поколения выживших людей. Ясное дело, что техника и вооружение были им нужны для выполнения своей задачи. Не имея никакого специального оборудования, приборов и материалов, почти за три века невольные заключенные прорыли несколько сот километров земли, приблизившись к поверхности, однако, всего на четыре километра. Запас замороженной пищи в специальных отсеках иссяк за двадцать два года до появления в убежище имперских солдат. Перед их глазами предстала сцена массовых убийств, и самоубийств тех, кто уже потерял надежду или просто сошел с ума от голода. В живых ни осталось никого.

Часть вооружения, которая сохранилась в относительной целости, отдали в засекреченные лаборатории при дворе императора, для новейших разработок вооружения. Двенадцать мотоциклетных повозок с колясками перешли в ведомство личной охраны императора. Вертолет МИГ-26 оказался неисправен, его разобрали и переплавили на минимизы.

А автомобиль отдали на нужды полиции. Считалось, что он вообще никогда не поедет, ибо не было известно топливо, которое приводит в движение странный двигатель. Почти три года понадобилось экспертам для того, чтобы выработать нужный для машины состав, основанный на обычной солярке…

Сам Акакий Трестович стоял рядом, облаченный в свой неизменный серый плащ, опускающийся до туфлей, надвинувши широкую кепку с поломанным козырьком на самые глаза, и пыхтел трубкой в ожидании. Вокруг автомобиля собралось порядочное количество зевак, которых гонял шофер, весь черный с головы до ног и походивший на негра-погонщика того самого африканского животного.

Когда Феофан Бочарин появился на пороге своего дома, лицо Акакий Трестовича расплылось в широкой улыбке:

— Дорогой мой Феофан Анастасьевич! Жду вас уже полчаса, а вы все не идете да не идете! — закричал он, безуспешно пытаясь перекричать рев автомобиля, — чай пили что ли?

— Собирался, — пропыхтел Феофан Анастасьевич, приближаясь к автомобилю. После ночи, проведенной в раздумьях, он уже жалел, что был назначен государем на должность следователя и хотел лечь где-нибудь да хорошенько отдохнуть. По своему обыкновению привыкший вставать поздно, а ложиться рано, Феофан Анастасьевич терпеть не мог бессонных ночей, от чего злился на окружающих и тихо страдал. Даже погожий, солнечный день не возымел на его угрюмое настроение должного действия.

— Садитесь в автомобиль, уважаемый, — пригласил Акакий Трестович, выудив курительную трубку изо рта и облизав губы, — прокатимся, хе-хе, с ветерком!

— На минимизах, оно привычнее было, — заметил Феофан Анастасьевич, — придумают же…

— Им, инженерам, виднее, на чем лучше ездить! — весомо заметил Акакий Трестович, — вон, в минимиз всего три лошади впряжены, а мой дежурный автомобиль пятьдесят таких лошадей вынесет! У него же, этот, двигатель на солярке!

— Не стану с вами спорить, Акакий Трестович. Можете посчитать меня пережитком прошлого!

— Скорее, уважаемый мой, настоящего! Автомобиль-то как раз древнее нас с вами лет на пятьсот, хе-хе! Его еще до Потопа соорудили! Вот башковитые-то люди были, не то, что нынешнее правительство!

Шофер, пахнущий соляркой и копотью, услужливо распахнул перед Феофаном Анастасьевичем дверцу. Акакий Трестович поплевал немного на землю, выбил трубку и залез с другой стороны.

Автомобиль затарахтел, выбрасывая в свежий утренний воздух черные клубы дыма. Дети бросились под дым, весело гикая, и тыкая в машину пальцами.

— А, Феофан, мой, Анастасьевич, каково вам? — вопросил Акакий Трестович, когда грозная махина, наконец, тронулась с места. По всему ее корпусу пробежала дрожь.

Феофан Анастасьевич ездил на служебном автомобиле начальника полиции уже несколько раз и успел привыкнуть к легкой тряске, не сравнимой с тряской в минимизе, уютному убранству внутри салона и запаху солярки, проникающему буквально всюду. Скорость автомобиля значительно превышала скорость самого лучшего минимиза в Петербурге, таких, с позволения сказать, штуковин по всей России насчитывалось не более трех десятков. Надо было поломать голову, чтобы догадаться, за какие такие услуги Акакий Трестович заимел в свое ведомство автомобиль. К тому же сей механизм обладал поистине неисчерпаемой выносливостью, выдерживал груза до полутонны, не задыхался от быстрой езды и не становился вдруг взбесившимся и неуправляемым… Да и гул двигателя в салоне был не так слышен, как с улицы. По крайней мере, в округе все знали, что едет ни кто иной, как Акакий Трестович Трупной, и спешили быстрее убраться с дороги. Пробки на дорогах, груженные товаром минимизы и те самые мотоциклетные повозки с коляской, которые уже успели обрести популярность в городе, мгновенно исчезали в радиусе нескольких сот метров, заслушав рев служебного автомобиля. Сам же Акакий Трестович очень гордился своей машиной, заставлял мыть ее по три раза на день и лично приделал ей руль из дерева и рычаг переключения скоростей (которых было, к слову сказать, всего три).

Когда мимо пронеслась Невская площадь, Акакий Трестович принялся рыться в складках своего плаща, что было не очень удобно, поскольку места на задних сиденьях для них двоих катастрофически не хватало, но, спустя довольно короткое время, извлек на свет кожаную папку и протянул ее Бочарину:

— Держите, уважаемый Феофан Анастасьевич. Весьма любопытные данные из морга по поводу вскрытия Пухеева и Шнапса. Вы, хе-хе, будете удивлены!

В папке находилось два протокольных листа, заверенных печатью, росписью личного секретаря судебного хирурга и еще кем-то. Феофан Анастасьевич пробежал глазами по отбитому на печатной машинке тексту и удивленно поднял глаза на начальника полиции:

— То есть как? Сердечные приступы? У обоих сразу?!

— Вот именно, уважаемый Феофан Анастасьевич, — усмехнулся Акакий Трестович, — как это ни парадоксально, но смерть Пухеева и Шнапса произошла в результате сердечной недостаточности! Оба они умерли приблизительно за час до того, как тела их были выброшены в Неву!

— Ничего не понимаю, — нахмурился Феофан Анастасьевич, — как возможно такое? Позвольте, ведь если же они умерли естественной смертью, зачем кому-то понадобилось сбрасывать их в реку?

— Возможно, что причиной такого столь странного поступка могло стать обычное заметание следов. Преступники, вполне вероятно, захотят пустить нас по ложному следу. А, возможно, просто решили избавиться от лишнего груза.

— Вы хотите сказать, что есть вероятность найти остальных одиннадцать человек живыми? Умершие были для них обузой и от них избавились…

— Нельзя исключать и такой вариант, — легко согласился Акакий Трестович, — в любом случае, все это, хе-хе, немного странно. Вам не кажется?

— Вот именно, — сказал Феофан Анастасьевич, — со мной вчера вечером тоже произошло нечто странное.

И он рассказал начальнику полицию о своей встрече с молодым человеком Бочкиным, который выглядел столь испуганным и неопрятным, что походил внешностью своей на полного сумасшедшего. Рассказ заинтересовал Акакий Трестовича. Он облизал губы языком, что делал в моменты задумчивости:

— Бочкин его фамилия, говорите? Хм… знакомое что-то… видная фамилия, кажется… Нет, где-то определенно мне приходилось слышать ее…

— Оставьте, — сказал Феофан Анастасьевич, — мало ли в городе Бочкиных? Скажите лучше, как дела у его императорского величества?

— Плохи дела, что говорить? — ответил Акакий Трестович, — советников приходится в срочном порядке новых ставить. А они же молодые, ни опыта, ни сноровки… Чувствует император, что натворят они дел… У него же теперь из старой гвардии не более десяти человек осталось.

— Что-то будет, — сказал Феофан Анастасьевич.

— Верно заметили, хе-хе, — в голосе Акакий Трестовича не прозвучало даже нотки юмора, — что-то крутится вокруг Его величества. Заговор, не иначе. Это с самого начала было ясно, что просто так столь огромнейшее количество человек похищать не будут. Знаете, уважаемый Феофан Анастасьевич, о чем говорят мои слуги? Дескать, власть скоро поменяется, императора старого свергнут, захирел он, говорят, на своем месте, ничего не делает для людей. А поставят, дескать, какого-то молодого и энергичного, который жизнь мигом наладит, заработок повысит и домов новых понастроит. Говорят, что из Германии к нам кто-то приехать хочет. Вроде, он сначала здесь жил, а потом уехал, а потом, хе-хе, вот опять возвращается…

— Сказки все это. Народ поболтает, поболтает, да и прекратит. Мои слуги тоже только и делают, что языками чешут. Мол, и это им не так, и то. Хозяин у них капризный и ленивый, так на кол его, или на суку вздернуть. А как рассчитывать зовешь, так в ноги падают. Ты у них сразу и батюшка, ты у них и кормилец, только чтоб не пускал по миру, ноги-то протягивать.

— Да. Болтает народ, — повторил Акакий Трестович, — а что это вы, уважаемый, с самого раннего утра, да в библиотеку собрались?

— В архив заглянуть хочу, — ответил Феофан Анастасьевич, — узнать надобно, что в столице в последние несколько месяцев происходило. Сдается мне, что могли мы упустить кое-что. Знаете, как это обычно бывает. В обыденной жизни, вроде, и не замечаешь, а потом забудешь и путаешься в догадках — а откуда же взялось это?

— Странно вы говорите, — заметил Акакий Трестович, — и чем же архив вам поможет?

— Я вам позже объясню, — ответил Феофан Анастасьевич, выглядывая в окно, — подъезжаем уже.

— Объясните, объясните, — сказал Акакий Трестович, — мне с вами в библиотеку надобности нет ходить, так что поеду я пока по родственникам пострадавших. А особенно к погибшим нашим. Узнать хочу, точно ли у них так с сердечком плохо было, что они от одного только испуга умереть могли.

— От смерти никто не застрахован, поверьте мне.

Служебный автомобиль остановился аккурат возле лестницы, ведущей к входу центральной библиотеки.

То было огромное здание, с колоннами, подпирающими массивный козырек, дубовыми дверями и узкими оконцами. Поговаривали, что построили ее еще до Всемирного Потопа, и пережила она все возможные войны и междоусобицы. Во время второй Большой Резни в здании библиотеки укрывались разгромленные остатки бандформирований Гекала Страшного. Будучи поклонником древней литературы, Гекал запретил уничтожать книги, чем навсегда вошел в новейшую историю. Позже, как следует из учебников, Гекала предали его же наемники и продали федералам взамен на свою свободу. А библиотека, как стояла, упираясь древними башенками в небо, так и стоит себе. От библиотеки веяло древностью: запахом, который пропитал все ее стены и проникал в каждого, кто осмеливался заходить туда.

Еще вечером Феофан Анастасьевич решил сходить в библиотеку, дабы в тишине и покое зала для чтения поворошить историю и проследить события почти четырехмесячной давности до сегодняшних дней. Что-то подсказывало ему, что именно с помощью таких мелочей, как незаметные на первый взгляд статейки или заметочки, можно выйти на след преступников. К примеру, Феофан Анастасьевич терзался мыслью о лошадях, запряженных в минимизы похитителей. Конечно, черных лошадей в столице насчитывалось если не сотни, то все равно очень и очень много. Однако же, черная масть была редкой и привилегированной. Обладали черными лошадьми, в основном, люди немалого достатка, в чинах и при титулах. Если брать во внимание, что все похищенные именно таковыми и являлись, то, выходило, что похитить их мог кто-то из приближенных…

Захватив с собой тетрадь в кожаном переплете и перо, Феофан Анастасьевич решил записывать все, что посчитает требующим внимания или же последующего рассмотрения.

В зале для чтения не было больше никого. Юноша-уборщик вытирал с узких лавочек пыль, протирал столы и поправлял книги. Книги же стояли на полках, ровными рядами, уходящими под потолок и в темноту зала. Пробивающегося сквозь узкие оконца света едва хватало, чтобы разобрать названия книг, и Феофан Анастасьевич попросил ионизатор света для себя, чтобы можно было еще и писать. Выбрав стол, находящийся ближе к окну, он взял подшивки видных столичных газет и углубился в изучение статей.

Спустя несколько часов, тетрадь его пополнилась несколькими интересными записями, а сам он узнал о жизни столицы почти в трое больше, чем знал раньше. Газет Бочарины не выписывали и не покупали. Елизавета узнавала новости из уст своих многочисленных подруг из женской гимназии, а Феофану Анастасьевичу на новости было, в некоторой степени, наплевать. В своем бюро, находившемся в здании бывшего суда на перекрестке Молдавской и Зеленой улиц, он слушал болтовню иных работников вполуха, выхватывая, изредка, лишь самые важные новости. Нельзя сказать, что был он человек необразованным и некультурным. Просто до жизни столицы ему не было никакого дела. Феофан Анастасьевич жил, не вмешиваясь без особой надобности в дела людей, но и сам не терпящий, когда вмешиваются в дела сугубо личные для него…

Кто-то тихо присел на лавочку напротив, засопел носом и заерзал, явно привлекая к себе внимание. Феофан Анастасьевич поднял глаза и увидел перед собой встреченного им накануне Тараса Петровича Бочкина.

Внешность молодого человека со вчерашнего вечера не претерпела каких-либо серьезных изменений. Широкий плащ расстегнут на груди, из-под него выбился воротник темного камзола. Растрепанные волосы спадали на глаза.

— Доброе утро, Феофан Анастасьевич, как я рад, что имею возможность вновь поговорить с вами с глазу на глаз, — быстро заговорил Бочкин едва ли не шепотом, выгнувши шею в сторону Феофана Анастасьевича и навалившись на стол почти всей грудью, — здесь даже лучше вести с вами беседу, нежели на улице. На улице много ушей, много глаз, много нехороший людей. Здесь тихо. Да. Очень тихо и безлюдно. Только хорошие люди ходят в библиотеки, вы понимаете меня?

— Не совсем, — сказал Феофан Анастасьевич, — что вы хотите от меня, молодой человек?

— Рассказать вам все, — сказал Бочкин. — Все. Понимаете?

— Если вы опять начнете говорить мне о призраках, то я вынужден буду позвать служащих, чтобы они вышвырнули вас вон, — сказал Феофан Анастасьевич, — вы мешаете мне работать.

Неожиданно Бочкин выкинул вперед обе руки и с силой сжал ими кисть Бочарина, в которой тот сжимал перо. Пальцы на руках Бочкина были тонкими и белыми, ногти неровно обгрызены почти до самого основания. Вдобавок, пальцы дрожали.

— Пожалуйста, Феофан Анастасьевич! Умоляю вас, выслушайте меня! Там, на улице мне невозможно было поделиться с вами всей правдой, поскольку призраки искали меня. Понимаете? Они ищут меня с того самого момента, как я приехал в город. Сейчас только Господь помогает мне оставаться целым и невредимым. Поймите же, наконец!

Феофан Анастасьевич вгляделся в лицо молодого человека, выражающее покорность и неподдельный страх. Губы Бочкина, как и пальцы, мелко дрожали. Глаза смотрели в глаза Бочарина, не мигали. Только правое веко легко подрагивало.

— Вы сумасшедший, — медленно произнес Феофан Анастасьевич, подумав, — вам помощь нужна! Немедленно отпустите мою руку, встаньте и выйдите вон из зала. В ином случае, вас отсюда выведут!

Бочкин торопливо убрал руки под стол, но не встал, а продолжал сидеть, умоляюще разглядывая Феофана Анастасьевича.

— Что вам стоит выслушать? — произнес он, — я не прошу вас поверить мне. Только выслушайте.

Феофан Анастасьевич глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Молодой человек определенно уходить не собирался. Звать служащих, означало поднимать шум и суматоху, которая не могла улечься и за несколько часов. Бочкин только выглядит щуплым и неповоротливым, однако хватка его оказалась совсем не слабой.

На что способен сумасшедший и сильно испуганный человек?..

— Говорите, — произнес Феофан Анастасьевич, откладывая перо, — только быстрее. Вы отнимаете у меня ценное время.

Бочкин кивнул, засуетился, заерзал на лавочке, после чего затараторил тихим, чуть дрожащим голоском:

— Людей похитили призраки. Звучит, конечно, нелепо, но, поверьте мне, это правда. То, что я видел своими глазами, не лезет ни в какие рамки обыденной жизни. Впору, как вы говорите, сойти с ума, но я абсолютно здоров. Разве что, не спал уже несколько дней и страшно испуган. Это, наверное, по мне очень хорошо видно. Да. Итак. Почему я считаю, что их похитили призраки? Да потому что, я сам видел их! И не только я. Будь живы похищенные, они бы тоже сказали вам… Есть еще один человек, но местонахождение его я сказать вам не могу, поскольку не знаю и сам. Он, так же, как и я, отсутствовал в городе в тот роковой вечер. Приехал ли он уже или нет, я не знаю. Возможно, что и его нет в живых. Призраки ищут нас обоих. Ведь мы единственные, кто остался из Собрания…

Из рассказа молодого человека выходило, что возникновению Собрания предшествовало неожиданное появление при дворе его императорского величества Андрея Второго очередного фаворита — Антония Тупина. Был то пожилой уже человек, с длиннющей седой бородой, низенький и среднего телосложения. Одет Антоний был всегда в одну и ту же рубаху голубого цвета, полосатые шаровары и лапти, которые не снимал, даже когда проходил в личные покои императора. Внимание и милость императора Антоний Тупин заработал, предсказав несколько раз в точности до минуты некоторые моменты будущего, а так же излечив от тяжелой болезни младшую дочь Андрея Второго Анастасию. В скором времени Антоний Тупин был допущен ко двору, имел доступ к любой комнате дворца, и стал негласным советником императора. В результате его советов, внутри дворцовой системы стали происходить, в основном нежелательные для многих чиновников изменения. Да ладно бы, если только во дворце. С подачи все того же Антония Тупина был издан ряд законов, противоречащих государственному строю и общей целостности монархии. Близкие к императору люди заметили, что Андрей Второй все больше и больше попадает под влияние старца. Стали ходить слухи, что Антоний, сам выходец с какого-то маленького северного городка, ни кто иной, как колдун. Что, дескать, поддерживает он связь с шаманами и ведунами страны, оплачивает им содержание из государственной казны, дабы вершили они волшебство и шаманство, для его же личного обогащения.

А возникло Собрание в тот момент, когда стало окончательно ясно, что Антоний Тупин отходить от власти не собирается, а в руках его удерживается все больше ниточек самоуправления. Еще несколько месяцев, и власть Антония Тупина стала бы настолько окрепшей, что никакие силы не смогли бы свергнуть его с престола. А тогда страну ждали бы чудовищные потрясения.

Собрание включало в себя пятнадцать видных политических деятелей, советников и чиновников Петербурга. Сам Бочкин являлся в свое время советником при министерстве финансов Двора императора, но был уличен все тем же Тупиным в жульничестве и с позором изгнан с государева двора. Ясное дело, что Бочкин подворовывал, но так делали абсолютно все. Тем более что воровали в меру, нисколько государству не вредя, так за что же увольнять?

Помимо еще двоих, несправедливо наказанных императором с подачи старца, остальные работали и служили Андрею Второму, но тоже в полной мере ощущали на себе крепкую руку северного колдуна. Все они знали, что, приди Антоний Тупин к власти, всех их либо в Сибирь сошлют, либо прямо здесь, на площади, и повесят, как каких-нибудь государственных преступников.

Основной целью Собрания как раз и являлось свержение Антония Тупина с престола. Неважно, какими путями. Главное было, чтобы исчез он как можно скорее из государства. Ясное дело, что Собрание собиралось подпольно, у кого-нибудь на дому или же за городом, на дачах. Женам и родственникам было строго настрого запрещено говорить, куда уезжают их мужья, да и не знали они, в общем. Только догадывались.

Собрание просуществовало около четырех месяцев. За это время удалось многое выяснить об Антонии Тупине. Родом он оказался из сибирского городка Нердь, затерянного где-то в сопках и озерах. Отец Антония, бывший английский поданный, попал в Россию еще в прошлом веке, мигрировав из своей страны в поисках лучшей жизни. Был он политическим преступником и сбежал, если говорить понятнее. Уже в России отец нашел себе жену из русских, малограмотную, но понимающую толк в хозяйстве. От нее-то и родился сын Антоний, взявший имя отца, а фамилию матери, дабы не казаться изгоем среди сибирских русичей.

Далее концы истории жизни Антония Тупина терялись, и возникала зловещая его фигура только спустя почти пять десятков лет, уже в Петербурге. Образованный, имеющий на руках два столичных университетских диплома, знающий английский и немецкий как родные, преподающий историю в одной из школ-гимназий Петербурга. В тоже время и начинаю ходить слухи, что Антоний Тупин, оказывается, замешан в колдовстве. Многие гимназисты замечали за ним страсть к различного рода амулетам и оберегам, а дом его был обставлен таинственной утварью, о предназначении которой можно было только гадать. Тогда же появилось первое упоминание о некоем обществе призраков, с которым Антоний Тупин вступил в сговор.

По легенде, широко известной в кругах местных гадалок, колдунов и чревовещателей, обычные люди, после смерти своей, становились призраками, днем летали по городу и собирали души умерших, а по ночам обращались в обычных людей и вели человеческий образ жизни. Всех подробностей Собранию выяснить не удалось, но стало доподлинно известно, что каким-то образом Антоний Тупин сумел подчинить себе часть этого общества призраков и направлять их деятельность в нужное ему русло. Так, он мог приказать им убить ненужных или перебежавших ему дорогу людей, или же выкрасть важные для него сведения. Призраки, они ведь бесплотные, они куда хочешь проникнуть могут. Лишь по вечерам, становясь людьми, призраки могли жить своей собственной жизнью. Однако рассказать кому-либо о своей судьбе означало для них навсегда исчезнуть из этого мира. Конечно, каждый призрак не желал делать подобного, ибо память о человеческой жизни, и возможность оставаться, пусть только по ночам, живыми людьми, были для них сильнее любого рабства.

Полноценных доказательств насчет причастности Антония Тупина к обществу призраков у Собрания не было. Однако же, уверенность их настолько окрепла, что решено было действовать самостоятельно. В скором времени был выработан план по устранению Антония Тупина, заключения его в тюрьму и, в последствии, уничтожения. В том, что императору удастся все объяснить, никто из участников Собрания не сомневался…

— И вот тогда мы поняли, что этот проклятый старикашка все о нас знает. Понимаете меня, Феофан Анастасьевич? Мы-то думали, что сумеем обвести его вокруг пальца, но не учли совсем, что призраки, они куда угодно проскользнуть могут. От них не скроешься нигде, кроме церквей. Но откуда нам было знать это? Мы лихорадочно разрабатывали план, забыв об осторожности, нисколько не скрывали своих намерений. Понимаете же, мы не поняли до конца, насколько силен Антоний Тупин и подчиненное ему общество призраков…

В тот вечер мы собрались в тесной комнатке Павла Антоновича Бродкина, все пятнадцать человек, и живо обсуждали дальнейшие наши действия на ближайшую неделю. День, когда мы схватим Антония, был уже назначен, осталось подкупить некоторых лиц, достать оружие и определиться со временем… Мы не успели, понимаете?.. Дискуссия затянулась на несколько часов, до глубокой ночи. Слуги меняли ионизаторы света два раза, прежде чем мы не засобирались уходить. Александр Анатольевич Пухеев, мой близкий друг, уже, к сожалению, мертвый, встал первым и, накидывая пальто, направился было к двери, но замер неожиданно и громко воскликнул: "Смотрите! Там, у камина!" Все мы повернулись к камину, и я совершенно четко разглядел стоящую там темную фигуру, завернутую с ног до головы в плащ. Это был карлик. Я разглядел только два маленьких глаза, вперившихся в нас из-за поднятого воротника, и остроконечную шляпу зеленого цвета, какую носят торговцы развлечениями на ярмарках. В его сторону кинулись сам Бродкин и Вениамин Гончаров, сидящий на самом углу стола. Они кинулись на него, мы все видели, как они бросились в сторону карлика и настигли его! Еще бы, ведь стоял он абсолютно неподвижно… Но, понимаете, мы не успели и здесь! Это был призрак! Едва Бродкин коснулся его плаща, как карлик неожиданно прыгнул в камин и растворился! Просто исчез! Плащ всколыхнулся, взлетел под самый потолок и упал на стол, затушив ионизаторы. Даже в темноте, в одном только свете от свечей, я видел, какими стали лица моих друзей. Мы поняли, что Антоний Тупин знал о нас совершенно все. Тогда оставалось только гадать, что же он сделает с нами…

На следующее утро я поехал к своей жене в Москву, дабы проститься с ней. Я сказал ей, что поеду в длительное путешествие по Европе, вместе с государем, соизволившим выбрать меня в спутники. Понимаете, я уже знал, что умру, и совершенно смирился с этой мыслью. Куда скроешься от призраков?.. А когда приехал, то узнал, что из всех нас, кто участвовал в сговоре, только я и еще один человек остались в живых… Понимаете, я не верю, что Антоний Тупин пощадил их. Они уже давно мертвы. Вы ищите только их тела, уверяю вас!..

Бочкин замолчал, и сразу вокруг наступила такая звенящая тишина, что Феофан Анастасьевич даже вздрогнул и огляделся по сторонам. В зале для чтения по-прежнему было пустынно и тихо.

— Что же вы такого наговорили, — пробормотал Феофан Анастасьевич, пораженно, — чушь, ей богу, чушь какая-то. Вы сумасшедший.

— Не верите мне, — сказал Бочкин, — а зря. У меня есть доказательства. Только они надежно спрятаны…

— Зачем вы рассказали мне все это? — Феофан Анастасьевич поднял перо, повертел его в пальцах, и вновь обронил на стол. Он был в замешательстве.

— Я думаю, что вам нужно срочно завершить дело, начатое Собранием. Вам надо уничтожить Антония Тупина, пока он не стал императором. А ведь к этому все и идет. А тогда, поверьте мне, и от вас не останется даже воспоминаний…

— Говорите, у вас есть доказательства?

Тарас Петрович Бочкин согласно закивал. Теперь глаза его бегали по залу, словно выискивая кого-то. Был ли в них огонек безумия, Феофан Анастасьевич не знал. Он посмотрел на часы и понял, что с минуты на минуту должен подъехать Акакий Трестович. Вот и хорошо…

Феофан Анастасьевич поднялся из-за стола, засунул тетрадь подмышку и небрежным движением сдвинул стопки газет на угол:

— Пойдемте, Тарас Петрович. Вы предъявите мне свои доказательства. Тогда, быть может, мы поговорим с вами по-другому…