Обладание

Глава 12

Ричард не ошибся, предполагая, что королевский турнир соберет весь блеск богатства и чести. Украшенные драгоценными камнями плащи, раскрашенные седла, цветные штандарты и вымпелы, сверкающие доспехи… от роскоши рябило в глазах. На фоне этой роскоши оленьи шкуры, в которые был одет Аддис, и сопровождающая его экзотическая женщина резко выделялись своей необычностью, вызывая любопытные взгляды рыцарей и зрителей.

Мойра, боясь оступиться с боевым конем во время торжественной церемонии открытия, немного попрактиковалась заранее. Она держала поводья в руках, но животным скорее управлял сидящий верхом на коне Аддис, а не она. Следовавший далее Ричард нес оружие и щит Барроуборо; сам по себе достойный рыцарь, он с гордостью принял на себя роль оруженосца-сквайра при своем лорде.

Во всяком случае, на окружающую толпу их уловка действовала. Что же касается короля, видавшего, возможно, и не такое, то его реакцию предугадать было невозможно.

— После того как мы пройдем мимо короля, — предупредил ее Аддис, — не отходи далеко. Иначе, боюсь, что половина мужчин с турнира поволокутся за тобой, как кобели.

В его голосе сквозило раздраженное напряжение. Мойра подумала, что в некоторой степени он сам тому виной, ведь именно ему принадлежала идея привлечь ее для участия в параде, и он сам решал, как ей одеться. Красная туника доходила до середины лодыжек, открывая для всеобщего обозрения значительную часть босых голых ног. Неуловимое движение тонкого шелка заставляло играть воображение, рисовавшее ее тело в более ярких красках, чем было на самом деле, а глубокий вырез на груди и отсутствие рукавов придавали ей почти неприличный вид, потому что под накидкой больше ничего не было. Учитывая, что все остальные женщины прятали уложенные волосы под вуалью, распущенные локоны Мойры выглядели дико и пугающе. На лбу у нее переливались маленькие нити янтарных бус, тонкая золотая цепь украшала грудь, на руке сверкали золотом тяжелые браслеты. Чтобы украсить ее, Аддис использовал все свои богатства, и Мойра, глянув в отполированную поверхность кольчуги, не могла не согласиться, что выглядит действительно экзотично.

Церемония началась. Процессия тронулась, и они заняли свое место. Она шла, чувствуя на себе взгляды толпы. В толпе вдруг мелькнула пара знакомых голубых глаз, и она поняла, что Рийс тоже пришел посмотреть на церемонию. Он уже два вечера подряд появлялся в доме и трудился дотемна, восстанавливая стену, затем приходил на кухню, чтобы получить заработанный ужин. Накануне она рассказала ему, какая роль отведена ей в сегодняшней церемонии, и он пришел в шутливый ужас, когда она описала свой костюм. Сейчас же он ободряюще улыбнулся, и она с благодарностью едва заметно кивнула в ответ.

Они медленно продвигались к крытой возвышенной галерее, где расположилось королевское семейство со слугами и свитой. Ее взгляд выхватил из толпы гриву огненно-рыжих волос. Несколько раз мелькнув, голова с рыжей шевелюрой скрылась в задней части платформы, и Мойра слегка вытянула шею, чтобы увидеть ее обладателя. Кровь похолодела в венах, когда она узнала молодого рыцаря из Барроуборо, рядом с которым возвышался не кто иной, как Саймон.

Она обернулась и вопросительно поглядела на Аддиса, который успокаивающим кивком показал ей, что все видит. Затем рыцарь отвернулся, чтобы поприветствовать короля.

Эдвард выглядел, как и подобает королю, однако Мойра ожидала, что перед ними предстанет настоящий гигант, по сравнению с которым блекнет сама жизнь; он же оказался довольно обыкновенным человеком с ничем не примечательным лицом, короткой бородой и обычными каштановыми волосами. Одет он был с подобающей монарху роскошью, но такими же роскошными были костюмы и мундиры тех, кто находился вокруг. Рядом с ним не было женщин, Эдвард сидел между двумя мужчинами, во внешности которых явно проявлялось родство. Первый из них, средних лет, по всей видимости, приходился второму сыном. Мойра догадалась, что это, должно быть, те самые Деспенсеры, о которых так часто упоминал Аддис. Эдвард посмотрел на проходящего мимо рыцаря-варвара с откровенным интересом и обратился с вопросом к сидящему справа младшему мужчине, указывая на Аддиса.

Они двинулись дальше, к разбитым в поле палаткам, где рыцари готовились к поединкам. Ричард уже успел занять одну палатку; разложенные внутри доспехи и копья дожидались хозяина. Аддис спрыгнул с коня, и Мойра не без облегчения отдала ему поводья.

— Как вы думаете, получилось? — спросила она.

— По-моему, да. Как бы там ни было, он нас заметил. Но настолько ли он заинтересовался, чтобы вызвать меня, — это мы увидим позже.

На этом ее обязанности закончились, и она повернулась, чтобы уйти.

— Останься, Мойра.

— Я хочу посмотреть на турнир.

— Перед моим поединком мы с Ричардом будем водить тебя по очереди. Но не ходи туда одна.

— Если вы беспокоитесь из-за золота, я могу оставить украшения здесь.

— Похитить могут не только золото.

Она отошла в сторону и села в тени палатки. Странно. Неужели она вызвала такой интерес, привлекла такое внимание? Ей впервые довелось присутствовать на турнире, но все шло к тому, что удовольствия, которое она предвкушала, не будет. Она рассчитывала смешаться с толпой, побродить между лотками с разнообразными товарами, полюбоваться на фокусников и циркачей, которые кольцом окружали поле для турнира, развлекая публику. Взамен же ей, похоже, придется несколько часов торчать в палатке под бдительным оком Аддиса.

Заметил ли Аддис Рийса в толпе зрителей? Аддис разрешил каменщику приходить в дом, но получалось так, что она ни разу не оставалась с Рийсом на кухне один на один. Для Джейн и Генри там всегда находилось дело, требовавшее их обязательного присутствия. У нее возникли перераставшие в уверенность подозрения, что Аддис приказал им исполнять роль охранников.

Мойра подняла голову, перехватив его взгляд, и неожиданно почувствовала себя почти раздетой, несмотря на накидку из красного шелка. С той памятной ночи на кухне он обращался с ней со сдержанной вежливостью, однако временами она ловила на себе его взгляд — вот как сейчас — и чувствовала, как между ними тут же возникает невидимая связь, от которой, казалось, даже воздух становился напряженным, словно во время грозы. Наверное, она должна испытывать негодование от того, что он даже таким способом заявляет о своей собственности на нее. Особенное это касалось того эпизода на кухне: в ту ночь он показал ей, насколько слаба ее воля, чтобы удержать его, — да и себя тоже.

Он отвернулся. Она с внутренним сожалением призналась себе, что прихлынувшая к лицу краска и бешеный стук сердца не имеют ничего общего с негодованием.

В ту ночь он избрал сдержанность. Он прекрасно понимал, что руки, сдерживающие его ласки, через несколько коротких мгновений сдадутся под напором испепеляющего наслаждения, которое она испытывала. Тогда он остановился, но взгляд его однозначно говорил, что он лишь решил дождаться, пока она сама добровольно согласится с очевидной неизбежностью — она принадлежит ему. Это ощущение возникало в доме каждый раз, как только он пересекал порог.

Это был долгий и жаркий день. Так как Аддису требовалось несколько часов, чтобы подогнать доспехи, она смогла посмотреть всего четыре поединка. Затем, когда наступил черед Аддиса, она вклинилась в толпу оруженосцев; Ричард держался неподалеку от нее. Нескольких смельчаков, отважившихся заговорить с ней, он тут же оборвал.

— Сэр Ричард, вам совсем не обязательно присматривать за мной, как за маленьким ребенком. От мальчишек можно ожидать шалостей, но не опасности, — шепнула она ему, не сводя глаз с Аддиса, который занимал отведенную для него позицию, чтобы встретиться с первым соперником.

Оруженосец утер вспотевшую лысину рукавом:

— Э-э, я не мальчишек боюсь, а лорда. Он чуть было не отослал тебя назад, когда увидел сегодня утром. Еще б немного, и он отказался бы от нашего плана. Если б не проклятая жара, он завернул бы тебя в плащ, честное слово, или зашил бы прямо тут, в палатке. Я опасаюсь, что, если он увидит что-то, что придется ему не по душе, то бросится с копьем не на соперника, а прямо сюда.

— Он все преувеличивает. Всего-то несколько камешков и кусок красной тряпки…

— Ничего он не преувеличивает, женщина. Уж поверь мужчине, который пока еще не настолько слеп, чтобы ничего не замечать. Так что держись ко мне поближе, иначе эти молодые жеребцы устроят другой турнир, чтобы произвести на тебя впечатление.

Аддис сбил своего соперника на втором проходе, и Ричард одобрительно кивнул:

— Молись, чтобы так шло и дальше. Иначе придется продать один, а то и оба браслета, чтобы выкупить коня и амуницию.

Молитвы помогли или что другое, но турнир складывался удачно для Аддиса. Она с гордостью смотрела на то, как один за другим были повержены все соперники. Наконец бои завершились, и имя Аддиса оказалось в списке победителей, которым предстояло сражаться на следующий день.

Когда Ричард помогал рыцарю снимать кольчугу, к их палатке приблизился королевский паж. Мойра возвращалась с водой, чтобы лорд мог смыть пот и пыль сражений, и лишь издали следила за коротким разговором. Она поставила ведро на землю в тот момент, когда паж вышел из палатки. Аддис плеснул воду на голову.

— Ну? — непроизвольно вырвался у нее нетерпеливый вопрос.

Он стряхнул брызги и взял протянутое Ричардом полотенце.

— Король прислал пажа с приказом прибыть к нему завтра на аудиенцию до начала поединков.

— Получилось, получилось! Отлично!

— Да, расчет оказался верным.

— Только что-то не больно радостный у вас вид.

— Я буду взывать к чувству справедливости короля, который не понимает значения этого слова, Мойра. Рядом с ним будет стоять Хью Деспенсер, нашептывая ему на ухо, а за спиной Хью будет маячить тень Саймона. Возможно, королю невдомек, какие причины привели меня в Вестминстер, но Саймон и Хью это прекрасно понимают, и они наверняка уже обрабатывают монарха. Эдвард может восстановить справедливость по отношению ко мне, только я сомневаюсь, что он это сделает.

— Но попытаться же нужно.

— Согласен, попытаться нужно.

— А если он отвернется от вас?

Он обвел жестом поле турнира:

— Здесь очень много недовольных. Я ощущаю, как это недовольство парит в воздухе. В некоторых палатках сейчас проходят встречи и переговоры. Среди оруженосцев и грумов бродят разные слухи. Раздор достиг значительных масштабов, и я со своей историей далеко не одинок. Хью Деспенсер с отцом зашли слишком далеко, их жадность не знает предела, и пока Эдвард находится под их влиянием, он беспомощен и бесполезен. Я слышал, что в некоторых графствах на Томаса Ланкастерского молятся, его превозносят как святого великомученика. Если король отвергнет меня, я не останусь одинок.

— Я тоже слышу всякие разговоры, когда хожу на рынок за продуктами. Похоже, не осталось ни единого человека, сохранившего любовь или верность Эдварду.

— Он урезал некоторые права и свободы горожан, — пояснил Аддис. — Так что король не только слаб, но и глуп. Лондонцы всегда поддерживали короля в его борьбе против баронов, и только когда им самим угрожает опасность, они могут принять противоположную сторону. Ладно, Мойра, посмотрим, что принесет нам завтрашний день. Но особых надежд я не питаю.

Кое о чем в разговоре с ней он умолчал. Если король откажется удовлетворить его петицию, Аддису угрожает опасность. Ужасная опасность. Он не рассказывал ей, что обсуждалось той ночью, когда пятеро человек пришли в его дом, но она слышала достаточно, а догадывалась о еще большем. Ситуация с королем достигла того предела, когда даже самые немыслимые альтернативы стали возможными. Дух ожидания чего-то важного носился по городским улицам, читался в невысказанных словах, скрываясь за простыми фразами или туманными замечаниями, звучащими на рынке. Все чего-то ждали — точно такое же ощущение испытывала и она, стоя во внутреннем дворе замка в Барроуборо.

Присоединится ли он к этим людям? Мойра следила за его приготовлениями к отъезду, Аддис был глубоко погружен в размышления, делиться которыми с ней не собирался. Если Эдвард не выполнит его просьбу, Аддис может решить, что терять ему нечего.

Она попыталась не думать о том, какую цену придется заплатить, если он присоединится к борьбе против короля и проиграет. Она слышала, каким ужасными смертями умирают люди, обвиненные в измене, видела болтающиеся на виселицах тела после подавления мятежа. От тошнотворного страха у нее похолодело в животе, когда она представила, как палачи разрезают его тело на куски.

Из палатки появился Ричард и принялся грузить доспехи и оружие на новых лошадей, доставшихся им в качестве трофея. Аддис натянул тунику на шерстяной подкольчужник и сел на коня, чтобы отправиться домой.

— Ты сегодня очень красива, Мойра. Это ты привлекла внимание короля, — он склонился и неожиданно поцеловал ей руку. — Благодарю тебя. Благодарю за всю помощь, которую ты мне оказываешь.

Аддис переворачивался с боку на бок, но сон не приходил. Решение, которое, как он подозревал, все-таки придется принимать, нужно будет вынести завтра. В некотором смысле он уже определился с выбором, осталось лишь выяснить позицию короля. Только в том случае, если Эдвард действительно достоин вассальной службы, Аддис останется верен ему.

Завтра откроется одна из двух дверей, и ключи к обеим находятся в руках человека, которого он совершенно не знает, человека, который, по утверждениям многих, не достоин носить водруженную на его голову корону. Горячие угли сомнений обжигали его душу, однако отступать некуда, и окончательное решение будет принято завтра. В такие моменты он жалел, что молитвы, которые поддерживали его раньше, утратили былую силу.

Ночь после жаркого дня не принесла желанной прохлады. Аддис сбросил простыню и лежал обнаженный, прислушиваясь, не подует ли ветер, вытянув руку через свободное пространство рядом с собой, где постель была чуть прохладнее. Он подумал о женщине, которая должна лежать там, где лежит сейчас его рука, и тело моментально напряглось, добавляя новое мучение к бессонной ночи.

Он хотел ее. Будь все проклято, он изнемогал от желания. Он попытался, как раньше, найти удовлетворение в том, что она находится рядом, но одного этого уже оказалось недостаточно. Когда он сидел за столом вдали от нее, поглощая обед, в его мыслях они занимались любовью. В воображении он любил ее в каждой комнате дома, в саду, у колодца, в ванне, повсюду. Он придумывал убедительные доказательства, которые должны были опровергнуть реальность, которую она каждый раз швыряла ему в лицо, однако никакие доводы не могли поколебать ее решимости, и потому они оставались невысказанными. Мойра решила, что цена того, чего он от нее хочет, слишком высока, и его совесть с сожалением признавала ее правоту. Аддис подозревал, что, даже вернув себе Барроуборо и осыпав ее с ног до головы драгоценными камнями и жемчугами, не сумеет переубедить ее. Ему не повезло — он жаждет заполучить женщину с избыточным чувством собственного достоинства и излишком, благоразумия.

Кто мог ожидать, что эта тихая пухлая девчонка увидит так много, наблюдая за миром из тени? Дети не должны быть такими внимательными. Наоборот, она должна была испытывать восторг оттого, что ей хорошо живется, ее должна была завораживать роскошь, которая доставалась ей благодаря положению Эдит при Бернарде. Вместо этого, увы, она замечала косые взгляды, молчаливое презрение, одиночество женщины, вырванной из одного мира и помещенной в другой только потому, что она доставляла удовольствие мужчине.

Шлюха Бернарда. Неужели он так называл ее мать? Скорее всего, да. Но дочка Эдит не могла дословно читать каждую мысль, каждый взгляд. Она видела плохо скрываемое неодобрение, слышала похабные шуточки слуг и оруженосцев, но не обращала внимания на зависть, которую испытывали многие, глядя, как счастлив Бернард с живущей с ним крепостной женщиной.

Он опустил взгляд на видимое доказательство своего возбуждения и рывком поднялся с постели. Натянув штаны из оленьей шкуры, он вышел из покоев во двор. На него обрушилась оглушительная тишина города. Удивительно, что дьявольский шум и суета практически разом унимаются после захода солнца.

В некоторых окнах дома виднелся слабый свет от горящих в комнатах свечей. Он намеренно не выяснял, в какой из комнат спит Мойра, чтобы не подвергать себя лишнему соблазну; но на этот раз он вернулся в дом и зашагал по короткому коридору на первом этаже.

Он инстинктивно почувствовал, что ее комната должна находиться в самом дальнем конце — на максимальном удалении от него. Выбор, сделанный женщиной, которая боится… но чего? Что лорд может затребовать ее услуг старинным, традиционным способом? Если так, значит, ночь на кухне не убедила ее окончательно. Впрочем, себе он тоже не доверял. Сын Барроуборо временами испытывал искушение, противостоять которому едва хватало сил. С другой женщиной все могло бы быть проще, но с этой… даже если он доведет ее до исступления и она отдастся ему со страстью и наслаждением, все равно потом останется горечь. Он хотел добиться ее сознательного желания, но не знал, возможно ли это.

Он толчком распахнул низенькую дверь в крохотную каморку. Ее сундуки и несколько табуретов стояли у стены, едва помещаясь в комнате, соломенный тюфяк лежал так же, как стояла кровать в Дарвентоне — ногами к двери. В изголовье оставалось небольшое свободное пространство; в ее домике его занимал Брайан. Она спокойно спала, обнаженная, под старой простыней, и в тусклом свете виднелись глубокие впадины теней между грудями и ногами.

Сон ее был глубоким, она не шевелилась. Что ей снилось? Вольный каменщик? Умный и умелый, зарабатывающий достойное и уважаемое звание мастера. Мужчина, в точности соответствующий идеалу, который она когда-то описала. Он оказался проворным и умелым и в других отношениях — например, работу заканчивал как раз тогда, когда челядь уже поужинала, чтобы никто не мешал ему оказаться в кухне с Мойрой наедине, ведь Аддис вряд ли мог найти предлог, чтобы тоже там находиться. Он подавил желание предупредить каменщика, чтобы тот держался от нее подальше, но каждый раз, замечая мелькающую в саду темную шевелюру, когда Рийс подходил к колодцу умыться после работы, ему хотелось наброситься на него с кулаками. Рийс обхаживал Мойру, чтобы сделать ее своей женой, никаких сомнений в этом не возникало.

Аккуратно свернутая шелковая накидка лежала на крышке сундука. В варварской одежде Мойра выглядела неописуемо красивой, и Аддис надеялся, что она оставит накидку себе. Он обошел матрас, чтобы заглянуть ей в лицо; его шаги не потревожили ее сна. Проскользнув вдоль стены, он присел на полу на отведенное для Брайана место. Только здесь он успокоился, впитывая умиротворенность, которую она давала ему, сама о том не ведая, а он принимал, не спрашивая…

Паж провел его через каменные коридоры и палаты, и они вышли к двери, ведущей в огороженный со всех сторон сад. Между ухоженными деревьями и аккуратно подстриженными кустами живой изгороди стояли накрытые столы, ломившиеся от обилия фруктов и прочей снеди. Несколько женщин трапезничали, король же, сидящий на низкой скамейке, украшенной бархатом, находился в окружении мужчин.

При его приближении Эдвард поднял голову и посмотрел на Аддиса сначала с растерянностью, сменившейся затем разочарованием оттого, что пришедший рыцарь оказался совсем не варваром. Аддис решил явиться на аудиенцию в качестве сына Патрика де Валенс, поэтому на его плаще был вышит родовой герб.

Хью Деспенсер беседовал у стены с незнакомым мужчиной, но прервал разговор и вырос рядом с королем одновременно с Аддисом. Эдвард принял приветствия и окинул взглядом прибывшего.

— Ваше лицо… Какой жестокий шрам. Вы получили его на рыцарском турнире?

— Нет. От турниров у меня достаточно других отметин.

— Это знак доблести, если вы заработали его в бою. Полагаю, женщины находят его отталкивающим.

— Женщины, как дети, большей частью пугаются, но есть и такие, которые его не замечают.

— Понятно. Кроме того, некоторым женщинам нравится, чтобы их пугали, — Эдвард улыбнулся собственной попытке пошутить, и несколько придворных тут же рассыпались в подобострастном смехе. — Присядьте и расскажите нам, как это случилось. Как проходит крестовый поход против язычников? Хью тоже порывается принять участие. Хотел было отправиться на будущий год, но я объяснил, что королевство не может позволить себе отпустить его.

— Рыцари почли бы за огромную честь видеть рядом с собой доблестного сэра Хью, — сказал Аддис.

Такие, как Хью Деспенсер, никогда не участвуют в военных походах, особенно на балтийских территориях, где все трофеи и земли достаются тевтонским рыцарям. Аддис опустился на траву перед королем и в течение получаса развлекал монарха и придворных рассказами о приключениях, описав в завершение отчаянную отвагу воинов во время райзе, результатом которой и стало его пленение.

— Вы были в плену у них? У язычников? — переспросил заинтригованный Эдвард и подозрительно прищурился. — Вы не отказались от истинной веры ради спасения жизни?

— От меня не требовали отречения. Это христиане обычно требуют, чтобы завоеванные народы приняли их веру.

— Тем не менее вы могли видеть то, что не предназначено для глаз чужаков. Были свидетелем ритуалов, которых не должны видеть христиане, — короля, казалось, возбуждала сама мысль о запретных языческих таинствах.

— Ничего особенного, всего лишь несколько примитивных обрядов. Никто не заставлял меня присутствовать на ритуалах или жертвоприношениях.

— Рассказывают, что они сжигают людей живьем. В том числе и захваченных в плен рыцарей.

— Я однажды видел такое жертвоприношение. Рыцарь был в полных доспехах и на коне. Ему дали какое-то снадобье, поэтому он не понимал, что с ним происходит, и ничего не чувствовал.

— Но вас они не сожгли.

— Нет. По всей видимости, их богам изуродованные шрамами лица нравятся не больше, чем женщинам и детям.

Эдвард обвел взглядом своих приближенных:

— Полагаю, мы должны найти способ отметить заслуги сэра Аддиса. Он много перенес в битве за дело Господне.

— Я не ищу новых почестей; мне достаточно было бы получить то, что принадлежит мне по наследственному праву, ваше величество, — произнес осторожно Аддис.

Эдвард, казалось, растерялся. Хью Деспенсер склонился над ним и зашептал что-то ему на ухо. Однако его слова отнюдь не успокоили короля.

— Ваш отец Патрик был в числе изменников, которые восстали против нас, — сказал Эдвард с сочувствием, словно сообщая печальное известие, которого Аддис еще не слышал. — Его земли были конфискованы.

— Он не выступал под знаменем противников короля.

— Есть свидетели, утверждающие обратное, — перебил его Хью.

— За деньги и земли люди часто дают ложные свидетельства. Они подтверждали истинность показаний под присягой в присутствии пэров?

— Ваш отец умер, — хладнокровно напомнил Деспенсер, — и при явном предательстве нет необходимости в излишних формальностях.

— В Хартии сказано, что формальности должны соблюдаться всегда, — Аддис обращался непосредственно к королю, игнорируя фаворита, который стремился взять диалог на себя.

— Нет, если подданный замышляет зло против своего верховного правителя, — раздраженно вставил Хью.

— Это так, — подтвердил Эдвард. — Мятеж угрожал нашей персоне и королевству. Бароны понесли Божью кару. Мой советник сообщает, что земли не были раздроблены, они остались целыми и были переданы вашему брату. Мы проявили даже большую щедрость, чем следовало.

— Он не мой брат, а всего лишь сын второй жены моего отца, так что он не принадлежит к нашей крови. Поэтому я прошу вас восстановить справедливость.

Глаза Эдварда засверкали неожиданной яростью:

— Справедливость? Справедливость? Эти бароны обнаглели до такой степени, что требуют от меня отказа от королевских полномочий. Они осмеливаются указывать мне, кого я должен выбирать в качестве своих помощников. Они составляют хартии и правила для меня и стремятся подсунуть мне людей, которые мне не нравятся и которым я не доверяю. Господи, они убивают моих лучших друзей во имя прав, которые я же им и предоставил! Они вскармливают неповиновение, готовят заговоры, поднимают армии против меня, а после этого взывают ко мне о справедливости. После моего миропомазания Ланкастер и ему подобные получили по заслугам, их настигла Божья справедливость!

Казалось, вспышка удивила короля не меньше, чем остальных. Он успокоился под рукой Хью, опустившейся на его плечо, и прислушался к шепоту советника.

— Величайшая несправедливость состоит в том, что ваш отец отрекся от клятвы на верность своему королю, пока его сын сражался за дело Господне. Доблестный герой не должен страдать за грехи отца, однако так было испокон веков. Вместе с тем, Дарвентон по-прежнему в вашей собственности и принадлежит вам по праву благодаря браку. Кроме того, в знак признания ваших заслуг и доблести в священной войне мы хотели бы подарить вам поместье в Уэльсе.

Уэльс. Территория, на которой безраздельно хозяйничают Деспенсеры. Аддис сомневался, чтобы ему позволили даже приблизиться к воротам поместья. Он должен отказаться, даже если это будет означать принесение клятвы на верность самонадеянному человеку, дергающему за ниточки за спиной короля.

Аддис встал, ощущая странное спокойствие. Теперь сомнений не оставалось. Он узнал все, что ему требовалось узнать, и благодаря решению короля его совесть была чиста.

— Вы слишком щедры, ваше величество, ибо истинный борец за дело Господне не жаждет иной награды, кроме той, которую получит от Господа после смерти, — он улыбнулся, — Благодарю вас за то, что вы выслушали мою просьбу. А теперь я, с вашего позволения, должен удалиться, чтобы приготовиться к турниру.

Его вежливость вернула радушную улыбку на лицо Эдварда.

— До свидания, сэр Аддис. Я буду следить за вашими успехами на сегодняшнем турнире.

Аддис повернулся и увидел Саймона, стоящего у садовых ворот; Саймон, вытянув шею, старался не пропустить ни единого слова из разговора у королевской скамейки.

— Ты приехал на турнир, Саймон? — приветствовал его Аддис, приближаясь.

— Да, и представьте себе, кого я вижу? На самом деле я приехал навестить будущую невесту, но и турнир тоже не прочь посмотреть.

— Но участия ты в нем не принимаешь. Ни ты, ни Оуэн.

— Оуэн очень хотел сражаться, но у меня для него найдутся другие дела.

— О, в этом я не сомневаюсь.

— Кто эта забавная женщина, которая вчера вела твоего коня? Лакомый кусочек.

— Так, просто знакомая.

Саймон указал на короля и выдавил улыбку:

— За ужином только и разговоров было, что о вас. Нужно было захватить ее сегодня с собой.

— Не думаю, что Эдвард нашел ее столь же очаровательной, как ты, Саймон. Жена родила ему четверых детей, однако, как мне кажется, те времена уже позади.

Лицо Саймона вытянулось:

— Говорить так равносильно измене.

— Значит, в измене следует обвинить все королевство поголовно. Мне все равно, кем или чем развлекается человек в постели, лишь бы это не мешало ему принимать разумные решения.

— Ты недоволен решением нашего правителя?

— А ты ожидал, иного? Не сомневаюсь, твой друг Хью перескажет тебе наш разговор в мельчайших подробностях.

Саймон протянул к нему обе руки.

— Я вижу ты, по-моему, успокоился. Давай позабудем о том, что было между нами, Аддис, и обнимемся, как братья. Не моя вина в том, что все так обернулось, поверь.

Аддис посмотрел на протянутые руки, способные с одинаковой легкостью предлагать примирение и держать смертельный кинжал.

— Иди к невесте, Саймон, не то она заскучает. Если дружишь с таким человеком, как Хью Деспенсер, надо всегда быть начеку.

— Этот приз пришелся весьма кстати, — заметил Ричард, когда они вели коней по улочке, ведущей к дому. — И это справедливо, что выиграл на турнире рыцарь, принимавший участие в крестовом походе. Может, Бог решил наконец вернуть долги еще на этом свете.

— Они подстроили мою победу, ты же видел.

— Ну, теперь я не совсем уверен…

— Брось, королевский чемпион дошел до финала, хотя его запросто могли победить как минимум три рыцаря. Он еще не протрезвел после буйной ночи, и я не сомневаюсь, что они и это подстроили. Они хотели, чтобы королевский ставленник проиграл сыну семьи, уничтоженной Эдвардом. Может, король так ничего и не понял, но Хью Деспенсер наверняка уловил намек.

— Даже если и так, все равно они поступили правильно, выбрав победителем вас. Я же говорю, трофеи пригодятся, а вот расплачиваться за то, чтобы выкупить коня и доспехи, мне не хотелось бы.

— Тут ты совершенно прав. И это тоже намек, только теперь дружеский, и предназначенный мне.

Они вошли во двор, и старик Генри поспешил принять у них выигранных на турнире коней. Аддис и Ричард помогли пожилому слуге расседлать и почистить животных. Когда Аддис вышел из конюшни, уже наступили сумерки. Они с Ричардом основательно закусили на торжестве, устроенном прямо на поле для поединков, и челядь к тому времени должна была покончить с ужином.

— Взгляни, нет ли на кухне каменщика, — приказал он Генри. — Если он там, передай, что я хочу с ним поговорить.

Дожидаясь появления Рийса, он вышел прогуляться в сад. Кто-то уже начал расчищать его от сорняков. Клумба перед фасадом дома была прополота, чтобы трава не мешала расти летним цветам, живая изгородь вокруг дома аккуратно подрезана. Наверняка это дело рук Мойры, которая старается побороть запустение и дикость; точно так же она обуздывает его собственные дикие желания.

Рийс не спешил. Наверняка намеренно. Бессловесное напоминание о том, что он, свободный житель Лондона, не обязан являться по первому зову лорда. Наконец он появился из трапезной и подошел к краю сада.

— Вы знаете, как найти Майкла, человека Стратфорда? — спросил Аддис.

— Он в городе. Я знаю к нему дорогу.

— Передайте ему, что я согласен. Рийс повернулся, чтобы уйти.

— Почему вы это делаете? — спросил его Аддис.

— Что именно? Помогаю заговорщикам или ухаживаю за женщиной, которую вы хотите?

Весьма прямолинейно, и либо очень смело, либо очень глупо.

— Помогаете им. Если дела пойдут не так, как хочется, город вас не защитит.

— И вас тоже. Прежде чем они придут за мной, половину баронов повесят или четвертуют.

— У нас есть серьезные основания для недовольства.

— А у нас, вы считаете, нет? Может быть, у меня и не отбирали огромного поместья, но, поверьте, у меня есть собственные причины, заставляющие желать смещения короля. И не только у меня, но и у многих других.

Они стояли друг напротив друга; их силуэты таяли в сгустившихся сумерках. Рийс не двигался, словно ожидая продолжения. По неведомой причине он стремился к конфронтации, и Аддис не смог удержаться.

— Вы знаете, что она крепостная? Белозубая улыбка блеснула в ночи:

— Она мне сказала об этом. Случайность рождения, точно такая же, как ваше положение, или мое. Она гордая женщина с сильной душой. Не каждый мужчина может с ней сравниться.

«Далеко не каждый».

— Когда я уеду, ей придется вернуться со мной.

— Может быть.

— Я не отпущу ее на волю.

— Я так и думал. Тем не менее есть вещи, которые в вашей власти, и есть то, чем вы управлять не в силах, будь вы хоть трижды бароном самых благородных кровей. Ваша родословная и ее статус принадлежат к последним, и ее характер тоже. Ее глаза и тело привлекают мужское внимание, но лишь достоинство и честь определяют ее решение, и оно, увы, не в вашу пользу, не так ли? Ваша родословная означает, что вы не можете предложить ей достоинства, которое она ценит больше, чем все сокровища мира. Как мне кажется, вам до сих пор не удалось ее купить, и сомневаюсь, что удастся, когда все закончится. Такая женщина не изменит своего решения, даже если в качестве платы предложить ей половину Барроуборо.

«Что там Барроуборо! Ей принадлежит половина моей души. А Барроуборо — это была бы слишком низкая цена».

— В какой-то степени я даже надеюсь, что вы возьмете ее силой, — произнес Рийс, поворачиваясь, чтобы уйти. — Это раз и навсегда положило бы конец той власти, которую вы над ней имеете.

Он скрылся в ночи. Аддис обошел вокруг сада, приводя в порядок чувства, и направился в кухню.

Мойра сидела, прислонившись спиной к каминной стене, погруженная в глубокую задумчивость. Она выглядела уставшей, как будто размышления вызывали в ней печаль. Темные волосы пышным убранством покрывали тело. Интересно, она всегда предстает во всей красе, когда каменщик приходит на заработанный ужин? Джейн не было и в помине.

Услышав его шаги, она подняла голову и обиженно посмотрела на него. Неожиданно Аддис все понял. Каменщик прикасался к ней, целовал ее. «Это раз и навсегда положило бы конец вашей власти». Рийс почувствовал, что между ними существует нечто.

Аддис опустил на стол королевский кошелек. От улыбки ее лицо посветлело.

— Вы выиграли? Вы стали чемпионом?

Он не получил ожидаемого удовольствия от состязания, но искры, заблестевшие в ее глазах, слегка скрасили его настроение.

— Да. Возьми отсюда, сколько нужно, и заплати мастеру.

— Вам деньги понадобятся, к тому же он говорил…

— Я помню, что он говорил, но не хочу оставаться в долгу перед ним. И еще возьми, сколько нужно, чтобы привести дом в порядок, чтобы он выглядел достойным чести Барроуборо. В будущем нам, возможно, придется принимать гостей. И найми еще одну служанку.

— Мы с Джейн справляемся и сами.

— Найми еще одну. — «Найми десяток, черт возьми!»

— А как прошла аудиенция у короля? Он покачал головой:

— Король предложил мне взамен поместье в Уэльсе.

— Такое же большое и богатое, как Барроуборо?

— Почти наверняка поменьше и похуже. И все-таки, если бы он не обвинил моего отца в измене, в которой он не виновен, если бы я не чувствовал, как призраки отца и деда напоминают о моем долге…

Он вдруг ощутил потребность обнять ее, держать в руках всю ночь и рассказывать, рассказывать, изливая душу. Даже если окончательное решение принято, оно не всегда дается легко.

Мойра подошла к столу и подняла кошелек.

— И много здесь?

Она стояла так близко, что он ощущал ее запах. Впрочем, не только ее, но и запах другого человека.

— Пятьдесят марок.

— Большая сумма. Но недостаточная, да? Наблюдая из тени, она замечала многое.

— Ты права.

Она открыла кошелек и извлекла три монеты.

— Может быть, все-таки найдется способ. Например, брачный союз.

Он заскрипел зубами. Гордая, практичная Мойра.

— Если до этого дойдет, не вини меня, — пробормотал он.

— Имеет больше смысла обвинять ветер в том, что листья шевелятся, милорд. Для людей вашего круга редко все складывается по-другому. В некотором смысле у вас меньше свободы, чем у смердов, которые ковыряются на принадлежащих вам землях.

Она говорила так, словно внутренне взвешивала давно вынашиваемые доводы и аргументы. Неужели, когда он вошел, она размышляла о реальности, разделяющей их родословные? Он пожалел, что не может выяснить, что произошло в тот вечер на кухне между ней и Рийсом. Насколько далеко простирается ее практичность?

— Так вы согласились? Я имею в виду, согласились помочь людям, которые приходили сюда с Рийсом?

— Да.

Она сделала глубокий вдох, успокаиваясь.

— Я боюсь за вас, Аддис.

Аддис. Наконец-то она снова назвала его просто по имени.

— Мне теперь нечего терять. Даже все золото королевства не спасет Барроуборо, пока вместо короля нами управляют Деспенсеры.

Мойра смотрела на королевский кошелек, рассеянно тыча в него пальцем.

— Вы…

Она осторожно взглянула ему прямо в глаза, и взгляд ее был полон тепла и тревоги. Неожиданно они снова превратились в Мойру и Аддиса, а весь остальной мир исчез, и лишь они двое катились на повозке по бескрайнему полю.

— Вы скажете мне… Если вам нужно будет сделать что-то опасное, если вы можете не вернуться… вы скажете?

Он ладонью убрал волосы от ее лица, наслаждаясь коротким мгновением, которому она не позволит продлиться долго и которое он хотел бы растянуть на целую вечность.

— Скажу. Скажу обязательно.

С дрожащими губами, тревожно нахмурившись, она подняла лицо к нему. Ее забота вызывала в нем такой прилив радости, что сердце едва не лопнуло.

— Ты постараешься не делать глупостей, обещаешь? Никаких необдуманных, доблестных и смелых глупостей, как в Барроуборо? Ты не…

— Обещаю.

И он не кривил душой. Он не совершит никаких необдуманных поступков. Он унесет с собой воспоминание о выражении ее глаз, чтобы оно оградило его от безрассудства, как это было в Барроуборо. Какой бы уставшей ни была его душа, пока эта женщина существует в его мире, он не поддастся безумному отчаянию.

Он почувствовал, как она отстраняется, разрывая тонкие нити единства, прорастающие в их телах. Словно единство внушало страх. Он преодолел желание обнять ее и потребовать продолжения жизни. «Ведь это существует, я понимаю, и твой каменщик тоже. Почему же ты отказываешься?»

Женщина протянула ему кошелек:

— Мне пока хватит.

Аддис не сделал движения, чтобы забрать его. Помедлив мгновение, она уронила кошелек на стол и ушла.