Обладание

Глава 1

Уилшир, Англия, 1326 год

Мойра почувствовала опасность прежде, чем услышала доносившиеся звуки. Она склонилась над очагом, чтобы подогреть немного воды, и вдруг ощутила, как страх, словно поднявшись из земли, пополз по ногам и змеей заструился по спине. Она замерла, и в этот момент отдаленный грохот, похожий на гром, раздался в прохладном рассветном воздухе, наполнявшем комнату через распахнутую дверь. Тревожный звук быстро нарастал, и она опрометью бросилась к порогу. Выйдя на крыльцо, Мойра рассмотрела в утренней дымке нескольких всадников, которые приближались к ней.

Они спускались по склону холма, на вершине которого красовался особняк владельца Дарвентона, и направлялись к деревне — четыре темных силуэта, в коротких плащах, крыльями развевающихся у них за спинами, будто летели на своих резвых жеребцах, напоминая соколов, мчащихся сквозь серебристый туман.

Метнувшись к убогой лежанке в углу, она склонилась над набитым соломой тюфяком и принялась тормошить лежащее на нем маленькое тело:

— Брайан, вставай быстрее! Вставай же!

Бронзовые от солнечных лучей руки и ноги зашевелились, потягиваясь в сладкой истоме, но Мойра резко дернула за запястье, не давая мальчику понежиться.

— Быстрее, малыш! Давай, давай! Ты все знаешь. И помни, ни звука, как я тебя учила!

Голубые глаза тревожно заморгали, и мальчик поспешил за ней к окну в дальней стене комнаты. По доносящемуся звуку копыт она поняла, что всадники уже приближаются к крайним домам. Брайан повис на подоконнике, перегнув наружу голову с взъерошенными светлыми волосами. Спустя несколько секунд он понял, в чем дело, и с пониманием обернулся к ней.

— Беги туда, куда я показывала, и схоронись получше. Не выходи, не показывайся, что бы ты ни услышал, — велела Мойра, с силой подталкивая малыша в спину.

«Даже если услышишь мой крик», — добавила она про себя.

Проводив его взглядом, пока он не скрылся за углом сарая, в котором хранились ее корзины, Мойра прикрыла ставни и уселась на узкую кровать. Быстрыми движениями она собрала растрепанные волосы в узел на затылке и перехватила его лентой, расправила покрытую пятнами сорочку из домотканого холста и потянулась к корзине с шитьем. Достав порвавшуюся занавеску, она сделала вид, что занята штопкой.

Мойра изо всех сил старалась сохранять спокойствие, но дикий топот конских копыт с каждой секундой становился все ближе. Всадники в деревне не задержались. Они направлялись сюда, к этому дому. Муторная волна страха подкатила к горлу, и Мойра сжала зубы, стремясь перебороть его.

Бешеный топот галопирующих лошадей стих: двое всадников остановились перед домом. Мужчины спрыгнули с коней и направились к крыльцу. Ввалившись в дом, они принялись оглядываться по сторонам.

— Где мальчишка? — спросил один.

— Какой мальчишка? Здесь никого нет. Мужчина неспешно подошел к большому сундуку у стены, открыл его и начал копаться в сложенной одежде. Мойра не протестовала. Ничего из вещей Брайана там не было, и вообще им не так-то просто будет обнаружить следы пребывания мальчика в доме. К этому дню она тщательно готовилась заранее, хотя прошедшие годы почти убедили ее в том, что о нем совсем позабыли, и, следовательно, он в безопасности.

Второй мужчина схватил ее за руку и рывком поднял с кровати:

— Признавайся, где он, иначе тебе несдобровать.

— Нет здесь никакого мальчика. И сыновей у меня нет. Не понимаю, чего вы от меня хотите.

— Все ты отлично понимаешь, — произнес еще один голос.

Она обернулась к двери и увидела стоящего в проеме высокого худощавого мужчину. В неярком утреннем свете его длинные белокурые волосы казались седыми.

— Рэймонд!

С мягкой улыбкой Рэймонд Оррик, дядя Брайана, вошел в комнату, поблескивая рыцарскими доспехами. Он сделал ленивый жест, и сдавливавшая ее запястье рука ослабила хватку.

— Прости их, Мойра. У меня и в мыслях не было напугать тебя. Нас задержали в деревне, и они уехали вперед. Они думали…

— …думали, что я крестьянка и не заслуживаю даже элементарной вежливости.

Он подошел ближе к очагу, окинул взглядом убогую комнату, все убранство которой составляли два сундука, кровать, стол и несколько табуретов. Наконец взгляд его остановился на соломенном тюфяке.

— С ним все в порядке?

Мойра придвинулась поближе к Рэймонду, бросая опасливые взгляды на двух незнакомцев. Даже если они его пленники, говорить об этом при них все равно не стоило.

— Да, с ним все в порядке.

Рэймонд улыбнулся знакомой улыбкой, которую она так часто видела на его лице с пятнадцатилетнего возраста. Такой улыбкой всемогущий феодал мог одарить своего любимого слугу. Однако она ему не служила, во всяком случае в том смысле, в котором ему больше всего хотелось бы.

— Ты сделала все, как надо, но мы приехали забрать его с собой.

— Забрать?

— Время пришло.

Болезненный комок подкатил к горлу. Она пожалела, что не солгала, будто Брайан умер во время свирепствовавшей летом лихорадки. Мойра почувствовала, что в доме появился еще один человек.

— Здесь он в большей безопасности, — заявила она.

— Время пришло, — повторил Рэймонд уже более твердым тоном.

— Нет. Это неразумно, ты сам прекрасно понимаешь. Перед смертью твоя сестра Клер попросила меня позаботиться о сыне. Ты согласился, потому что знал — мальчика можно здесь спрятать. Если ты сейчас увезешь его в свой дом в Хоксфорде, об этом тут же узнают люди, которые желают ему зла, и его отберут у тебя. Ты не сможешь противостоять тем, кто совершает преступления, прикрываясь именем короля.

Последний из прибывших мужчин направился к ним. Обойдя вокруг нее, он подошел к камину и остановился рядом с Рэймондом.

— Где мальчик? — спросил он повелительным тоном, требующим ответа.

Резко повернувшись, Мойра посмотрела на него. Он был выше Рэймонда и шире в плечах, волосы у него были такие же длинные, но не белокурые, а темные. На нем были необычные, даже странные брюки; ни доспехов, ни меча она не заметила. Рассмотреть его лицо в тени было трудновато, однако впечатление он производил отнюдь не дружелюбное.

Рэймонд перевел взгляд на мужчину и, казалось, немного сжался, чувствуя превосходящую силу стоявшего рядом. Такое поведение было совсем не свойственно Рэймонду, очень высоко ценившему себя и никогда не терявшему достоинства.

— Где мальчик? — повторил мужчина.

Рэймонд многозначительно взглянул на Мойру и сделал шаг в ее сторону — то ли подавая сигнал, что снимает с себя ответственность за происходящее, то ли, чтобы защитить ее, — этого она понять не смогла. При этом движении пламя очага неожиданно осветило лицо незнакомца.

У нее перехватило дыхание.

«Не может быть! Этого не может быть!».

Из отступающих теней возникло красивое мужественное лицо с резко очерченными чертами. Глубоко посаженные глаза встретились с ее ошеломленным взглядом; он внимательно рассматривал ее, а она неотрывно глядела на танцующие золотистые огоньки в его глазах, оттеняемые неярким пламенем. Он слегка повернулся, и Мойра едва не вскрикнула, увидев резко контрастирующий с коричневой от загара кожей бледный шрам, который пересекал левую сторону его лица от лба до самой челюсти.

«Не может быть!»

— Ты знаешь, кто я?

Она догадывалась, на кого он похож или кем он мог быть, об этом свидетельствовали и шрам, и глаза, и темные волосы. Но больше ничто не напоминало об этом человеке… Чужими были подозрительность и опасность, волнами исходившие от мужчины и придававшие его лицу резкое выражение. И уж конечно, чужими были странные одеяния, в которых он походил на варвара-мародера. В слабом свете, исходившем от очага, она рассмотрела, что одежда его сшита из оленьей шкуры, а не из тканого полотна. Доходившая почти до колен туника без рукавов обнажала жилистые сильные руки. Ноги были полностью затянуты в кожаные брюки, похожие на узкие трубочки. Тунику украшал оранжевый бисер, искрящийся отблесками огня в камине.

— До этого ты разговаривала довольно смело, женщина. Что же теперь? Отказываешься верить собственным глазам?

— Я им действительно не доверяю, потому что человек, на которого ты похож, вот уже восемь лет как мертв.

— Как видишь, я не мертв и я не призрак.

— Если ты тот, за кого себя выдаешь, то должен знать меня.

Рассеченная шрамом бровь вопросительно приподнялась.

— Подойди сюда.

Она шагнула ближе, и он всмотрелся в ее лицо. Мойре с трудом удалось сохранить спокойствие под его пронзительным взглядом, изучающим и ощупывающим ее с неприкрытой откровенностью. И все же теперь, с более близкого расстояния, он уже не выглядел таким страшным, и в его чертах она обнаружила то, что напоминало ей прежнего красивого благословенного юношу, которого она когда-то знала. Лицо похудело и стало более жестким, однако высокие скулы и сильная линия челюсти остались прежними.

— В последние годы, когда я был сквайром у отца Рэймонда, Бернарда Оррика, при нем жила крепостная женщина по имени Эдит, — произнес он. — Ты — дочь Эдит, но за эти восемь лет ты здорово изменилась, повзрослела и теперь совсем уже не та пухленькая девчонка, которой была, когда я уезжал.

Внимательный и напряженный взгляд оценивающе скользнул вниз по ее фигуре и вновь вернулся к лицу. Их глаза встретились, восстанавливая открытую связь некогда близкого знакомства. В его взгляде мелькнуло что-то такое, от чего по спине Мойры пробежали мурашки.

Еще одно очко не в его пользу, и сомнения вновь охватили Мойру. Человек, за которого он себя выдает, никогда не смотрел на нее так — и никогда не стал бы этого делать.

— Полагаю, Рэймонд сказал, кто я, — проговорила она.

— Значит, Рэймонду ты тоже не доверяешь? Тогда нет ничего удивительного в том, что тебе удалось сохранить моего сына. Ты достаточно умна, чтобы не доверять никому, — такие уж времена наступили. Но даже Рэймонд не может знать, как я называл тебя, когда ты еще пешком под стол ходила и вечно путалась под ногами, правда?

Нет, Рэймонд, конечно же, не может знать ее прозвища, так много говорившего о ее детстве, внешности и статусе в доме Орриков. А если еще точнее — о незначительности статуса.

Протянув руку, он дотронулся до кончика ее носа, как часто делал это, когда она была совсем еще девчонкой.

— Ты — маленькая Мойра, Тень Клер.

Ее захлестнула волна потрясения, облегчения и одновременно радости и горечи. Отец Брайана, которого все так долго считали погибшим, вернулся за своим сыном.

— А теперь говори, где мальчик.

Горькое отчаяние и предчувствие неизбежности подавили все остальные эмоции. Она отвернулась, досадуя на себя за испытываемые чувства. Ведь она заботилась о Брайане по определенной причине, не так ли? Мальчик ей не принадлежал, и его место совсем не здесь. А перед ней сейчас стоит человек, во власти и силах которого сделать так, чтобы однажды Брайан занял подобающее ему положение и получил возможность вести тот образ жизни, для которого и был рожден.

Она должна испытывать счастье, а не опустошение, однако в душу закралось печальное предчувствия того, что ей предстоит разлучиться с Брайаном навсегда.

— Я покажу. Скажите остальным, чтобы они ждали здесь. Я не хочу, чтобы его напугали.

Рэймонд с двумя сопровождавшими остался в хижине, а они вдвоем вышли во двор и, обойдя строение, зашагали к стоявшему поодаль сараю. Приблизившись к сложенному для просушки тростнику, Мойра окликнула Брайана по имени. Сухие стебли зашуршали, и из них высунулась белокурая головка. Детские голубые глаза осторожно изучали незнакомца.

— Все в порядке. Выходи, не бойся.

Он выкарабкался и робко подошел к ней. Мойра отступила на шаг. Мужчина и мальчик испытующе смотрели друг на друга. Она мысленно похвалила малыша за то, что у того хватило такта не обмолвиться ни словом о шраме или одежде пришельца, хотя и то, и другое явно привлекли пристальное внимание мальчика. Он, такой маленький и смелый, стоял, стараясь не выказывать робости, перед незнакомым и, наверное, страшным мужчиной. Ее сердце сжалось при мысли о том, что сейчас эти двое оценивают друг друга, делая первые выводы.

Мойра снова приблизилась к мальчику, опустилась перед ним на колени, положив руки ему на плечи, и прикрыла глаза, стараясь впитать в свою память ощущения от прикосновения его крошечного тельца. «Возможно, больше никогда». Она пожалела о том, что этот день настал неожиданно. Знай она заранее, что это случится сегодня, она сводила бы его к ручью поиграть, а потом приготовила бы на обед что-нибудь особенное. К глазам подступили слезы, и она отвернулась, прикусив губу, чтобы не расплакаться прилюдно. Потом взяла себя в руки и сжала плечи мальчика, улыбаясь в ответ на читавшийся на его лице немой вопрос.

— Это Аддис де Валенс, Брайан. Твой отец.

— Мой отец умер. Он погиб в балтийском походе.

— Нет.

Он нахмурился, постепенно осознавая услышанное. Лицо ребенка внезапно исказила маска страха и паники, он бросился в объятия Мойры, пряча лицо у нее на груди. Крепко прижав мальчика к себе, Мойра раскачивалась, словно убаюкивая его, и мысленно молила Аддиса проявить чуточку терпения.

Его изуродованное шрамом лицо повернулось в сторону дома. Проследив за его взглядом, она увидела, что Рэймонд и остальные проследовали к нему. Возможно, они сочли, что Аддису де Валенс потребуется помощь, чтобы укротить семилетнего мальчишку. Она попыталась оторвать Брайана от себя, но тот лишь прижался к ней еще теснее. Не исключено, что они оказались правы.

Аддис твердой походкой подошел к ним, протянул руку и с силой оторвал от нее мальчика. Брайан попытался воспротивиться, но отец бросил на него резкий взгляд, который тут же утихомирил непокорного сына. Они зашагали прочь, а Брайан все еще не сводил с нее глаз, поворачивая свою белокурую головку туда, где осталась стоять Мойра, и словно взывая о помощи. Она подняла руку в успокаивающем жесте, прощаясь с мальчиком, которого в течение четырех лет считала своим сыном.

Аддис же шел, словно не замечая слез мальчика. Поравнявшись с Рэймондом, он коротко оглянулся в ее сторону.

— Не забудьте захватить женщину.

Солнечная комната[1] поместного дома Аддиса в Дарвентоне возвышалась над восточной половиной зала. Сам он стоял на верхней ступеньке лестницы перед дверью, ведущей в Солнечную комнату, и смотрел на царившее внизу оживление. Поместье досталось ему в качестве приданого, когда он женился на Клер. Впрочем, ценность его заключалась не в старом доме, стоящем на вершине холма и защищенном лишь двойным деревянным частоколом, а в прилегающих фермах.

По большей части мальчик все время старался держаться неподалеку от Мойры, но когда к нему подбегали дети прислуги, с которыми он уже успел познакомиться, Брайан мчался играть вместе с ними. Присутствие Мойры, разумеется, успокаивающе действовало на малыша, однако ему нельзя было оставаться ни здесь, ни в доме на окраине деревни. Деваться некуда — Аддису придется обеспечить надежное укрытие для сына, и чем раньше, тем лучше.

— Он похож на Клер, — заметил Аддис, обращаясь к стоящему рядом Рэймонду, брату покойной жены. Еще несколько часов назад он даже не подозревал о существовании сына. Сходство Брайана с умершей матерью тревожило его. Один только вид мальчика бередил в душе воспоминания о былом, и большая часть этих воспоминаний была отнюдь не радостной.

— Просто копия, — тихо откликнулся Рэймонд, кивая. Уловив ностальгические нотки в голосе приятеля, Аддис внимательно взглянул на Рэймонда. Они были хорошо знакомы с раннего детства — старшие мальчики двух друзей, обменявшихся сыновьями для воспитания и учебы. Аддис состоял оруженосцем при Бернарде, Рэймонд же служил его отцу Патрику. Его брак с Клер; сестрой Рэймонда, был предопределен в тот день, когда девочка только появилась на свет. «Идеальная пара», — говорили все вокруг, и они с Клер соглашались с ними. Прелестная девушка и статный юноша, которым судьбой предназначено быть героями романтической поэмы.

Нет, он не будет сейчас думать о Клер, хотя мысли о ней часто посещали его на протяжении двух лет, которые прошли с того дня, когда колдунья Эвфемия освободила его. Возможно, именно эти мысли о Клер стали причиной задержки его возвращения и привели его в Норвегию, где он пересидел две долгих зимы. В конце концов он заставил себя вернуться — и узнал, что волею Бога проблема, из-за которой он уехал, решилась сама собой, но вместо нее возникли неприятности гораздо более серьезные. Может быть, дело-то в действительности совсем не в Клер? Эвфемия сказала бы, что душа предчувствовала, что его ожидает.

Аддис жестом указал на Мойру. Она бесцеремонно устроилась в кресле лорда рядом с камином; с другой стороны, поблизости не было стульев или скамеек, где можно было бы присесть. Впрочем…

— Как получилось, что Брайан оказался у нее?

— После смерти твоего отца Клер благоразумно покинула ваш родовой дом в Барроуборо. Она вернулась к нам в Хоксфорд. Мойра прислуживала ей, как и прежде, а когда Клер заболела, то попросила Мойру позаботиться о сыне. Как только твой сводный брат Саймон захватил отцовские земли, всем стало понятно, что Брайан представляет для него угрозу как законный наследник и мальчику грозит неминуемая опасность. После смерти Клер Мойра привезла Брайана сюда. Твой сводный брат почти не знал Мойру и вряд ли мог заподозрить, что Брайан находится с ней.

Внизу суетились слуги, изредка поднимая голову, чтобы взглянуть на следящего за ними лорда. Прошлой ночью, когда он подъехал к воротам, они попросту отказались впускать его и тайно послали гонца за Рэймондом. Брат Клер, прибывший перед самым рассветом, намеревался вышвырнуть самозванца.

Аддис смотрел на сидящую в кресле Мойру: она закрыла глаза, откинув голову на спинку кресла. За восемь лет она очень сильно изменилась, и ему стоило больших трудов узнать ее. Рэймонд не сообщил, кто ухаживает за его сыном, однако как только он вошел в слабо освещенную хижину, женщина показалась ему смутно знакомой.

Старая сорочка зеленого цвета мешком висела на ней, однако свободная грубая ткань не могла скрыть ее крепкую грудь. Казалось, одежда, наоборот, лишь подчеркивала ее формы. Ни платка, ни вуали на ней не было, длинные спутанные каштановые волосы ниспадали на плечи; казалось, она только что встала после сна. Ее кожа была золотисто-бронзовой от солнца. Там, в хижине, у очага, когда она потрясенно смотрела на него, он обратил внимание на невероятную глубину ее светло-голубых глаз и на игравшие в них яркие искорки острого ума. Ему подумалось, что если вдохнуть запах этих волос, окажется, что они пахнут сеном и клевером. От этой женщины веяло теплом, покоем и природной чувственностью. Не удивительно, что Брайан отказывался покинуть надежное убежище ее объятий.

Мойра Фолкнер. Тень Клер. Тихая дочка Эдит, содержанки Бернарда Оррика. Отец Мойры был ирландцем и служил сокольничим. Он молча принял такое положение дел и в тот же день ушел из поместья; больше его никто никогда не видел. Мойра… Скромная, никем не замечаемая подружка по играм и наперсница блестящей и яркой Клер.

Аддис при всем старании не мог вспомнить почти ничего особенного, что касалось бы Мойры. За те несколько лет, проведенных в Хоксфорде, когда он служил оруженосцем Бернарда, он практически не разговаривал с ней. Но по неведомой причине глубоко спрятанные воспоминания, которые он не намеревался выпускать наружу, все же всколыхнулись под легким бризом, овевавшим его душу. Если не считать Рэймонда, из всех, кого он встретил после возвращения, она была единственным человеком, напоминавшем ему о той счастливой и беззаботной поре юношества.

Верно, она всегда выглядела лишь тенью блистающей красотой энергичной Клер. Если бы очаровательная Клер смогла бы сейчас войти в зал, Мойра растворилась бы в темной дымке рядом с ней. Именно это происходило со всеми в присутствии его жены, да и он сам наравне с остальными тоже мгновенно поддавался ее чарам. Однако сейчас, отдыхая в кресле, за одно прикосновение к которому она вполне заслуживала хорошей порки плетьми, Мойра выглядела чрезвычайно женственно и отнюдь не походила на тень.

— Она все еще крепостная?

— Дом и поле принадлежат ей. Если помнишь, когда мой отец отдал тебе Дарвентон в качестве приданого Клер, он упоминал фермы, принадлежащие вольным крестьянам. Одну из таких ферм получила мать Мойры Эдит. Когда Эдит умерла, ферма досталась дочери.

— Но ведь мать ее родилась вилланкой, так что и она должна оставаться крепостной, какое бы имущество ей ни принадлежало.

— Она утверждает, что мой отец перед смертью подарил Эдит и всем ее потомкам вольную. Меня при этом не было, а священник уже умер. — Рэймонд медленно, словно притворно дремлющий хищник, прищурил веки.

Аддис посмотрел туда, куда устремился его расчетливый взгляд. Ага, все ясно. Значит, сын Бернарда не прочь продолжить начатое отцом дело, но только с дочкой. Видимо, он уже пытался затащить ее в постель, но, скорее всего, получил отказ. Этим и объясняется его беспокойное поведение в доме Мойры. Рэймонд приберег щедрые дары Орриков, дожидаясь, когда она в конце концов придет к нему.

— Если доказательств у нее нет, значит, она по-прежнему крепостная и принадлежит этому поместью, — произнес Аддис. — У меня и так осталось совсем мало людей, и я не намерен терять ни единого человека.

— Есть еще, правда, Барроуборо, но за него придется сражаться.

— Да, за него придется сражаться, причем против людей, которые находятся в фаворе у короля.

Отчаяннейшее предприятие, и шансы на его успех довольно малы. По утверждению Рэймонда, Саймон, сводный брат Аддиса, окончательно перешел на сторону Деспенсеров, семейства, фактически управлявшего королем, и с их помощью после смерти Патрика де Валенс смог прибрать к рукам Барроуборо и прилегающие к нему земли. Отчаянно сражаться придется за каждый ярд.

Накатившая усталость камнем легла на душу. Начиная с того момента, когда он ступил на землю с корабля в порту Бристоля, ему не сообщали ничего, кроме одних лишь плохих новостей. Он вновь вернулся в мир, разрываемый на части междоусобицами, где барон набрасывается на барона, где могучие и сильные презрительно и нахально попирают законы, где люди в страхе шарахаются от разгуливающих повсюду разбойников. Правление короля Эдуарда по-прежнему продолжалось так же безалаберно, как и началось. Слабовольный монарх был податливой глиной в руках честолюбивого окружения, манипулировавшего им с помощью банальной лести.

За время отсутствия Аддиса дело дошло до прямого восстания, которое возглавил друг его отца — Томас Ланкастер. Четыре года назад Томас потерпел поражение и был казнен, а пятно предательства тенью легло на доброе имя Патрика де Валенс, что значительно облегчило задачу Саймону после внезапной смерти Патрика.

У Аддиса непроизвольно сжались челюсти. Они все умерли, пока его не было: отец, Клер, Бернард, Эдит. Даже двоюродный брат Эймер, граф Пемброк, и тот два года назад погиб от рук людей, связанных с кланом Деспенсеров. Остался один только Рэймонд, которому удалось отстоять Дарвентон. Когда Саймон заявил о своих правах на поместье, Рэймонд ответил, что земли принадлежали не Патрику, а Аддису, а до него — Бернарду Оррику. Он настоял на том, что после смерти Аддиса Оррики должны сохранить земли для Брайана.

Взгляд Аддиса вновь остановился на отдыхающей внизу женщине. Нет, он не совсем прав: Рэймонд не единственный, кто выжил.

— Насколько я помню, она хорошо поет, — в памяти возник расплывчатый образ пухлой девчонки, чье волшебное пение многих завораживало.

— Поет, да только не для меня, — пробормотал Рэймонд вполголоса.

Приподняв бровь, Аддис едва удержался от того, чтобы не рассмеяться. Странное желание — смеяться в его положении.

— Она плетет корзины, — продолжал Рэймонд. — Говорят, что лучше нее этого никто не делает, — он пожал плечами, желая сказать, что сам не видел, а лишь передает услышанное мнение. — Теперь, после твоего возвращения, когда за мальчишкой ухаживать больше не надо, она, скорее всего, захочет уйти. Она как-то упоминала, что хочет продать дом и землю, чтобы скопить хоть что-то на приданое.

— Она до сих пор не замужем?

— Была дважды. Первый брак устроил мой отец. Так, человек со стороны, даже из знатных. Он умер сразу после свадебного пира. Второй был помоложе и протянул целый месяц, — его лицо исказилось в ухмылке. — Ее прозвали вдовой-девственницей. После того, что произошло с двумя мужьями, больше никто, насколько мне известно, в жены ее не звал.

— Думают, что она их убила?

— Нет. Скорее считают, что от вида ее обнаженного тела у них останавливались сердца. Она очень… — не договорив, он сделал рукой красноречивый плавный жест.

Аддис взглянул на скрытые сорочкой выпуклости. Действительно, она — «очень». Сколько ей было, лет пятнадцать, когда он уезжал? Он не мог припомнить, чтобы в те времена она чем-то его привлекала.

Мойра шевельнулась, она открыла глаза и растерянно огляделась по сторонам, затем поднялась, подошла к камину и остановилась, сложив руки на груди и глядя на огонь. Под колышущейся тканью угадывались тонкая талия, крутой изгиб бедер и длинные стройные ноги. Он заставил ее долго ждать, пока разговаривал с Рэймондом и выяснял подробности всего наихудшего, с чем ему еще придется столкнуться. Раздосадовано всплеснув руками, Мойра вновь уселась в кресло.

— Пусть вилланам и вольным жителям сообщат, что завтра под старым деревом я устраиваю заседание суда, — сказал Аддис, поворачиваясь к лестнице. — Скольких мужчин ты можешь оставить при мне сейчас?

— Тех шестерых, что прибыли со мной, и позже пришлю еще шестерых, но если Саймон пронюхает, что ты здесь, и решится выступить против тебя, этого будет недостаточно. И еще я пришлю кое-какую одежду, чтобы ты не был похож на варвара, когда встретишься со своими людьми.

«Со своими людьми». Те несколько сотен человек, которые по-прежнему верны ему на крошечном клочке земли, оставшемся от огромных владений, принадлежавших ему по праву наследия.

Он знал, каких действий от него ждут, знал, чего требует честь семьи, и знал, чего боится его сводный брат Саймон, готовый в любую минуту выступить против него. Между тем, сам Аддис чувствовал, что у него не осталось никаких желаний. Он ощущал лишь невероятную усталость, да еще горечь от того, что старый мир не захотел дождаться его возвращения. Он надеялся, что как только переступит порог семейного замка в Барроуборо, воспоминания о кошмарных годах, проведенных в балтийских землях, исчезнут, словно страшный сон. Ему понадобится вся сила воли только для того, чтобы не лишиться жалких остатков былого могущества, не говоря уже о том, чтобы предпринять попытку отвоевать утраченное.

Он наконец подошел к Мойре, ощущая раздражение и недовольство тем положением вещей, которое уготовила ему судьба. Она видела, что Аддис приближается, но не поднялась с кресла. Возможно, в ее намерения и не входило раздражать его еще больше, однако злость его внезапно усилилась. Положение ее матери в усадьбе Бернарда и ее собственное при Клер, вероятно, сослужило ей хорошую службу и помогло приобрести манеры светской дамы; но при всем этом она — не свободная женщина и никогда не должна забывать, где ее место, — во всяком случае, совсем не в кресле лорда, в котором она так бесцеремонно развалилась!

Аддиса захлестнуло дикое желание схватить ее за каштановые локоны и силой заставить опуститься перед ним на колени. Руку, уже было потянувшуюся к волосам, остановило только воспоминание о том, как его самого однажды вынудили встать на колени. Он обуздал вспышку гнева, а внутренний голос язвительно заметил, что причина раздражения — отнюдь не в ее поведении, а во всех прочих событиях и оскорблениях, унижающих его личность и статус.

Их взгляды встретились, и Аддис отметил про себя, что она не отвернулась, как делали большинство женщин, чтобы не видеть его обезображенного лица. Даже в ее доме, при первой встрече, дыхание Мойры перехватило от потрясения, вызванного узнаванием, а не отвращением. За все это время он уже успел привыкнуть к тактичным взглядам, которые устремлялись подчеркнуто поверх головы или над плечом, или опускались долу, привык к проституткам, требовавшим лишнюю монетку. И потому, когда она не отвернулась там, в хижине, это стало для него неожиданностью; сейчас же — из-за настроения, в котором он пребывал, — этот взгляд показался ему вызывающе дерзким.

Он многозначительно посмотрел на кресло. Смешавшись, она тут же вскочила на ноги.

— Вы велели мне ждать здесь вашего прибытия, — пояснила она. — С тех пор прошло несколько часов, а тростник на полу грязный.

Что правда, то правда — грязь царила всюду. Без лорда или леди, которые присматривали бы за ними, слуги стали совершенно неряшливыми. Первое, что он приказал, прибыв в поместье, — это вычистить и вылизать все до блеска, и прислуга сейчас копошилась, выполняя повеление лорда.

Он медленно опустился в кресло, а она осталась стоять перед ним, снова скрестив руки на груди, словно стремясь скрыть ее от посторонних взглядов.

— Ты останешься здесь на несколько дней, пока мальчик не привыкнет ко мне, — заявил он.

Она прикусила щеки, и на них образовались ямочки. Его приказной тон ей явно не понравился. Впрочем, сейчас, когда впечатление от поведанных Рэймондом историй все еще довлело над ним, ему было наплевать.

— Если это пойдет Брайану на пользу, я, наверное, могла бы оказать помощь, однако мой дом расположен не так далеко.

— Ты останешься здесь.

— Хорошо, я соглашусь, но только на несколько дней.

Рэймонд говорил правду, рассказывая о ее свободолюбии. Конечно, он в определенном долгу перед ней за то, что она сберегла Брайана, но все-таки лучше сразу поставить ее на место.

— Твоего согласия и не требуется. Ты останешься потому, что я так сказал, и пробудешь здесь ровно столько, сколько мне будет нужно. Когда же я решу, что необходимости в твоем присутствии здесь больше нет, ты сможешь вернуться домой.

Кровь прихлынула к ее лицу.

— Вы много лет провели вдали от дома, поэтому вам простительны ошибки. Очевидно, вам никто не сказал о том, что я теперь — фригольдер.[2] Дом и надел принадлежат мне.

— Ты можешь владеть собственностью, я не возражаю, но ты не свободнорожденная. Твоя мать была вилланкой при этих землях. Подарив земли, Бернард подарил мне и тебя вместе с ними.

Было заметно, что ей стоило немалых усилий сдержать гнев. Вряд ли кто назвал бы ее красавицей; однако в ней явно ощущалась огромная энергия, а яркий блеск глаз компенсировал отсутствие броской красоты. Юношей он не обращал внимания ни на ее глаза, ни на бьющую ключом энергию; впрочем, тогда его глаза были прикованы только к Клер.

— После того как вы уехали, сер Бернард подарил матери вольную. Я при этом присутствовала, слышала его слова, и он включил и меня в свою волю.

— Рэймонд говорил мне, что ты претендуешь на свободу. У тебя найдутся свидетели?

— Священник. Женщина по имени Элис, которая прислуживала Клер. Я сама.

— Рэймонд сказал, что священник умер. А где Элис?

— Она уехала… в Лондон, если не ошибаюсь… после смерти Клер. Но были ведь документы. Я помню, сэр Бернард подписывал их. Только если документы хранились у священника, скорее всего, они погибли, когда несколько лет назад часовня сгорела… — Она проговаривала фразы по кускам, воплощая в слова беспорядочные мысли и воспоминания. — Может, документы у Рэймонда?

— Будь они у него, думаю, он упомянул бы об этом.

Она все еще злилась, но теперь к злости добавилась растерянность. Принять ее притязания на свободу не составляло труда. В конце концов, она верно служила ему, даже понимая, что делать этого не обязана. Но нечто в душе Аддиса вдруг взбунтовалось при мысли, что она может стать свободной, и не только из-за желания сохранить хотя бы тех немногих людей, которые у него остались. Рэймонд обмолвился, что она намерена покинуть поместье. Но Мойра составляет частичку его прежнего мира, и он не позволит этой частичке вот так просто исчезнуть.

Она с упрямым видом уперлась кулаками в бедра.

— Можете спросить в деревне, кто я и что я. Вам любой скажет.

— Да, любой подтвердит, что твоя мать была на содержании Бернарда и спала в его постели. Все знают, что она жила, как леди, и к ее дочери Бернард относился, как к своей собственной. Только это не то же самое, что и получение вольной.

— То есть вы хотите сказать, что я лгу.

— Нет, я всего лишь утверждаю, что ты — моя подданная. Даже если Бернард и отпустил тебя на волю перед смертью, законным его решение может стать только при наличии свидетелей или документов.

В ее глазах мелькнул недобрый огонек.

— Такова, значит, благодарность, которую я заслужила?

— Я по-настоящему благодарен тебе, хотя за Брайаном ты ухаживала не ради меня. Ради Клер, может быть, или же для собственного блага, но не ради меня. Я ведь был мертв. Помнишь?

— Ловлю себя на сожалении о том, что все обернулось по-иному.

— Как ни странно, я тоже. А теперь иди, найди мальчика и скажи женщинам, чтобы они подготовили комнаты для вас обоих. Позже мой человек отведет тебя домой, чтобы ты смогла забрать свои вещи и вещи Брайана.

Она зашагала прочь — разъяренная, с гордо выпрямленной спиной. Он припомнил хищный взгляд Рэймонда. Рэймонд принадлежал к числу его старых друзей, поэтому Аддису хорошо была знакома его манера обращаться с женщинами, он безошибочно догадался, что Мойра отвергала его попытки в течение многих лет. Не исключено, что это было одной из причин, побуждающих ее к отъезду.

— Рэймонд останется на обед, — произнес он вслед удаляющейся фигуре. — Ты споешь для него.

Она на секунду остановилась и слегка повернула голову так, что он видел лишь ее профиль.

— Даже у крепостных есть какие-то права, — резко бросила она, и глаза ее сверкнули, как чистая вода, в которой отразился солнечный свет. — В этом я не похожа на свою мать. Не ждите, что я стану шлюхой вашего брата или какого-нибудь другого лорда или рыцаря.

То, что она хотела сказать на самом деле, было очевидным. Не ждите, что я стану вашей шлюхой. Вне всяких сомнений, этой привлекательной и соблазнительной женщине неопределенного статуса пришлось отбиваться от притязаний множества самых разнообразных мужчин, так что предположение было вполне вероятным.

И, надо добавить, весьма уместным, хотя Аддис точно знал, что пока не давал ей никакого повода. Рабу поневоле приходится учиться умению прятать свои желания — точно так же, как и умению скрывать потаенные надежды. Так что Мойра вряд ли могла знать, что е того самого момента, как он впервые вошел в ее скромный дом, в сознании его постоянно возникал образ этой женщины, лежащей в его постели.

— У вилланов есть права, но у них, кроме того, есть и обязанности, и в обмен на их добросовестное исполнение они получают защиту. Ты споешь для Раймонда, но тогда, когда я велю, и он поймет, что это означает. И с сегодняшнего дня он больше не будет тебя беспокоить.

Повернувшись, она посмотрела ему прямо в глаза, как тогда, в доме, при их первой встрече, и несколько минут назад, когда он приблизился к ней, сидящей в кресле.

Взгляд ее теперь совсем не казался ни потрясенным, ни непокорным; она смотрела так, как будто привыкла каждый день видеть перед собой изуродованное варварское лицо и знала Аддиса слишком хорошо, чтобы находить его внешность необычной или отталкивающей.

За то короткое мгновение, пока они неотрывно смотрели друг на друга, Аддис — впервые с того момента, когда его нога ступила на английскую землю, — перестал ощущать себя чужаком на собственной родине.