Обман и чудачества под видом науки

Брайди Мёрфи и все-все-все

Поиски Брайди Мёрфи начались в Пуэбло в 1952 году. При гипнозе русая фигуристая низенькая домохозяйка Виргиния Тайф заговорила на ирландском акценте про свою прежнюю жизнь в образе рыжей девушки Брайди Мёрфи. Уильям Бáка с “Empire”, приложения к “Denver Post”, об этом и рассказал. Статья называлась “The Strange Search for Bridey Murphy” (1954). Читатель ему посоветовал об этом отдельную книгу. Гипнотизировавший Вирждинию бизнесмен Мори Бернштейн это сделал. При поддержке Бака вышел “The Search for Bridey Murphy” (1956).

Неделями книга лидировала по продажам. Перевели на пять языков. Аудиозаписи гипнотических откровений продавали по $5¹⁹⁄₂₀. “True” книгу резюмировала. Более сорока газет издавали. Проданы права кинематографистам. Проводили вечеринки на тему, каковы посетители были в прошлых жизнях. Музавтоматы заиграли “Do You Believe in Reincarnation?”, “The Love of Bridey Murphy” и “Bridey Murphy Rock and Roll”. Гипноаттракционы, годами простаивавшие, вдруг опять популярны. Вся страна, наиболее Калифорния, закишела гипнотерапевтами-любителями, восстанавливающими воспоминания. Какая-то женщина стала рассказывать, якобы в 1800 году была лошадью. В Оклахоме подросток и застрелился, написавши про желание всё проверить. Переиздали Кейси за положительный отзыв у Бернштейна. Хлынула волна книг о гипнозе, реинкарнации, прочем оккультизме[98]. Согласно хьюстонскому книготорговцу, Брайди — «самое горячее со времени Нормана Винсента Пэля»[99].

Мало какою книгою при всей бесполезности так удовлетворена потребность обывателей в научном утверждении загробной жизни. Мало какой пример удачнее такого надувательства доверчивого люда со стороны торгаша. Книга даже написана бездарно. Дешёвое триллерство мешает изложению. Безвкуснее только реплики гипнотизированной. Согласно Рэди с университета Лэланд-Стэнфордского, «не ляпсусы, но невежество, недомолвки наиболее прискорбны. Откровенная глупость. Никакого воодушевления — читать некомфортно»[100]. Рэди ниспровергает ответы Вирджинии насчёт ухаживаний:

соображениями:

Явно за книгу переплачивают. Надеясь на личное бессмертие даже в ущерб идеологии христианства. Передовые писатели-фантасты как всегда навострили уши. Согласно Роберту Хайнлайну, в XX ещё столетии бессмертие души докажут. Следуя Бернштейну. Иоанну Кэмбелу-сыну кажется «по личному опыту с идиотизмом около гипноза, что Мори Берншейн очевидно прав, утверждая наше непонимание»[101].

Что было бы, попади Виргиния в руки «непонимающего», настоящего психолога? Прежде всего, попытался бы провесть аналогии. Внушаемого заставить лепетать о прошлых жизнях по просьбе гипнотизёра легко. Равно как о жизнях будущих. Чаще всего говорится скучно. Но бывает, и с подробностями. Когда подробности, порой они поддаются проверке. Выясняется, что подслушаны, подсмотрены в начале жизни подсознанием. Примечательного в опрашивании Виргинии нет. По уму, разгадку надо выискивать в детстве гипнотизируемого. Бернштейну такое в голову коль и приходило, то разово. Вместо детства Виргинии полез искать Брайди в Ирландии! Ирландские библиотекари, юристы, прочие были посланы по названным Виргиниею местам. Не жила ли где Брайди Мёрфи с Корка? Не нашли ничего. “Chicago Daily News” откоммандировали лондонского журналиста в Ирландию. Снова ничего. “Denver Post” послали заварившего кашу Бака. Написал отчёт за март 1956 года. При всей убеждённости в Мёрфи с XIX столетия только потратился на выяснение ирландской эрудиции Виргинии.

И посредь оживлённой сокрушительной кульминации Хэрстов “Chicago American”, чьё приложение The American Weekly прославилося лженаучными бреднями, нашёл эту Брайди![102] Невероятная проницательность направила журналистов искать у Виргинии на родине, в Чикаго. Пособил Его Преподобие Волли Вайт с Чикагской скинии писания, воскресную школу которой Виргиня посещала. Поразительно скоро найдут Антонину Коркель. Семидетная вдова населяла каркасный дом, где Виргиния бывала подростком. Пять лет эта Виргиния населяла цокольный этаж через дорогу. Один из её друзей детства вспоминал: Виргиния была влюблена в Джона — сына Коркель. Другого Коркеля звали Кевин — имя воображаемого друга Брайди. Мало того, что «Коркель» созвучно «Корк». Девичье имя Коркель — Брайди Мёрфи!

Чем дальше в лес, тем больше дров. Узнали про детство Виргинии, сколько бы на тысячи гипносеансов хватило. Даже представление Виргинии под искуственным именем узнаванию друзьями не помешало.

Родилась в 1922 году в белой каркасной домине Мэдисона — именно то, что размалевала Брайди. Маму Виргинии звали Катерина Полин — маму Брайди звали де Катлиной. Сестра Виргинии падала по лестнице — такое происшествие будто бы вызвало смерть Брайди.

Родители четырёхлетней Виргинии развелись, а саму забрали в Чикаго тётя с дядей. Дядя рассказывает, она танцевала жигу за деньги прохожих. (Бернштейнова книга рассказывает об ирландской жиге, танцуемой Брайди.) На четырёхлетие Брайди лишилась брата. Виргиния — на пятилетие. Шести-семилетнюю жестоко побили за царапанье крашеной кровати — это же в книге. Странно, что Виргиния сие, по-видимому незабытое проишествие гипнотерапевту не сказала. Как это сказала друзьям.

Приёмные родители Виргинии дружили с «Дядей Плэцем». Журналистам оный сказал, якобы Виргинию знает отлично. Схдоство с «Брайдиевым» дядей Плэцем удивительно. Но Бернштейну расследователи с Ирлании наплели, будто Плэц — изменённое «раннехристианское Блэйз» от ирландского святого Блэйза. Видать, ирландские лжеэксперты напутали с Блайсом — армянским святым IV века. Неудивительно, что «никто никогда не слышал о таком имени» (Бернштейн). Ему не пришло в голову спросить, а знала ли Виргиния когда-нибудь Дядю Плэза.

Ходя в среднюю школу Чикаго, Виргиния была деятельна, талантлива в драме. Учительница вспомнила неоднократный монолог ирландки с акцентом. Роли были Бригитты Махон и Маргариты Мак-Карти. Согласно дяде, «Виргиния могла напускать акценту настолько хорошо, что можно поклясться, будто говоришь с ирландкой». У Виргинии была даже любимая тётя-ирландка. Рассказывавшая сказки. Видимо, была ближе родителей. Неудивительна Виргинова стратсть к ирландщине. Любимой песней девочки была “Londonderry Air” — такова же любимая песня Брайди. Виргиния любила драники — Брайди тоже. Даже красноволосость Брайди неслучайна: Виргиния настолько любила рыжеволосость, что даже красилась.

Брайдиева мужа звали Шоном Осипом Брайаном Мак-Карти. Шон — это гэльское Джон, а Джон — имя Вирнигового возлюбленного в детстве. Брайан оказался (Бернштейн умолчал) Виргиниевый супруг. А кто такой Джон Мак-Карти, точнее кем он являлся в 1952 году, выяснено. Как и Маргарита Мак-Карти[103].

Согласно другу Виргинина детсва, «воображение Виргинии богато. Всегда ждал, она книгу напишет». Собственно, так и вышло. Бернштейну ничего не стоило выяснить правду, но руки бы не нагрел. Спасибо “Chicago American”, что снизили продажи книги.

Сама книга кончается намёками на продолжение:

По-видимому, следующий шажок у Бернштейна будет ещё менее размашист. Однако нельзя преуменьшать искусство рекламщиков и доверчивость обывателей.

Согласно комментарию Джозефа Райна (“Tomorrow”, 1956, лето), в книге ничего серьёзного. Зато стимулировала народную любознательность. Начнутся более серьёзные разыскания. Что касается меня, то в этом я хорошего не вижу. Расплодились оккультисты, растёт астрологическое предложение. Серьёзных исследований при моде на Бернштейна не жди.

Конечно, что-то хорошее даётся также лжеучёными. Доныне речь об этом я не вёл. Но здесь можно.

1. Прежде всего лжеучёные полезны разведкою в обсласти неизученного. Особенно популярные могут и заслуживать похвалу. К примеру, гомеопатическое движение возникло при донаучной медицине, когда врачи любили малоисследованные медикаменты прописывать в дозах огромных. Гомеопаты не губили передозировками, соответствуя принципу «не навреди». Заслуга гомеопатии также в указании роли плацебо.

Подобным образом и натуропаты популяризовали ценность солнца, свежего воздуха, зарядки, свежей пищи, низкого каблука, много чего. Нормальные врачи не были против этого. Но мало к этому призывали. Кроме чудного, порой опасного знахарства были публикации Бернара Макфэдена, предложившие, разрекламировавшие кое-что здравое.

2. Даже когда лжетеория полностью бесплодна, в опровержении польза педагогическая. Согласно Дарвину, «ложные факты губительны прогрессу науки вследствие живучести. Зато ложные взгляды, подкреплённые доказательствами, маловредны. Потому что каждому хочется целительного наслаждения разоблачать. Когда неправильность доказана, лишняя дорожка к заблуждению закрыта, зато к истине — часто найдена». Дарвином имелись в виду не герои моей книги, но люди более компетентные. Вряд ли новая дорожка в истину будет открыта с опровержением Великовского. Зато подобный подвиг обязательно потребует астрономической, физической грамотности. Стимулиря просвещение. Хочется верить, “Chicago American” отвадил от спекуляций на гипнозе. Правда, «дорожку» туда не раз уже закрывали.

3. Нынче поразительная мода на лженауку показывает язвы культуры. Видно, что нужно лучшее среднее образование. Нужно лучше науку популяризовать. Нужно науку пиарить.

4. Нельзя также забывать, что шизо-рационализаторы — зрелище. К примеру, Лосн оказался ненамеренно великим артистом. Перечитывая чудачества, можно повышать настроение. Что полезно.

Получается, публикующие бредни редакции нам оказывают услугу? Возвратимся к тому, с чего начинали. Маргинальная наука — широкий спектр от явной глупости Воливы до респектабельного правдоподобия Райна. Согласимся, что выдающиеся полиграфии не должны печатать о плоской земле, зато можно публиковать о пси-исследованиях. Посредине спектра рукописи сомнительны, доводы хороши со сторон обеих. Поэтому публикация настолько же сомнительна, насколько соминтельна польза читателю. Как оценивать? Научным обществом. Подвергать работу с претензиею научности литературной критике — что рукопись романа давать на ревизию природоведу. (Хоть оценка романа природоведом ещё лучше, чем оценка «научной» работы литкритиком.) Многим издательствам это известно, поэтому «научную» рукопись передают эксперту.

Нынче, правда, правило нарушается. Работы повышенной сомнительности печатаются, навязчиво рекламируются. Экспертного мнения не знают или знать не желают. Публика привыкла, что большие печатни делают отбор. Само разрешение на публикацию — сигнал книжному магазину. А коль ещё рекламируется гипотезою, сравнимою с Дарвиновой, обмана больше.

Совесть Эрика Лараби, редактора “Harper's”, популяризовавшего великовщину, нечиста. Поэтому не прекращал обороны. Написал в “Scientific American” (1956, май), что Великовский тактичней оппонентов, что бойкотирование Макмилановых учебников из-за публикации «Столкновения миров» — «позор американской науке». Поражается лицемерию «открытой проверки».

Думаю, Лараби не собирается глядеть в корень: правильно ли некомпетентному редактору доверять его суждению по поводу Великовского, закрывая глаза на мнение специалистов? По мнению последних, у Великовского не больше права на печать, чем у множества забракованных издателями рукописей. Лараби сторонится факта, что научные сообщества проводят эффективные программы «открытой проверки» теорий. Пусть мельком окинет очами прошлый номер Bulletin of the American Physical Society, чтоб оценить, насколько часто научные работники терпеливо выслушивают измышления чудаков. Конечно, самые ненормальные будут услышаны только напечатавшись самолично. “Harper's” ему в помощь.

Но где последовательность? Если Великовскому место на продукции “Harper's”, почему там отсутствует ещё более школёный Вильгельм Райх? Почему Лараби не защищает «открытую проверку» противораковой панацеи «кребиоцен» — прямо на рынке? Почему к антинауке редакторы настолько привередливы? Почему не публикуется первое, что взбредает в голову? А коль отбор, осуществляться должен учёными либо неучами?

Конечно, свободы слова никто не отменял. Но пусть анортодоксальные будут услышаны способами соответствующими положению в спектре маргинальности, меренному только квалифицированными.