Обман зрения

4

В следующий раз «Хейвен» показался мне гораздо более зловещим, словно его красота скрывала какую-то страшную тайну. Выйдя из машины, я посмотрела на окна второго этажа, стараясь угадать, где была комната Кассандры. В дверях меня встретил Дин, сообщивший, что хозяйка хочет со мной поговорить. Я последовала за ним по коридору.

Миссис Гриффин оказалась в буфетной. Стоя у большого стола, накрытого белой скатертью, она составляла букеты. На ней были фартук из матрасной материи и соломенная шляпа с широкими полями. У ее ног дремал Пом-Пом. Своим видом она напоминала английскую леди, вся жизнь которой вертится вокруг ее сада и собак. Рядом стояла миниатюрная горничная в серо-белом форменном платье и три больших ведра с цветами.

— Одно из моих невинных увлечений, — произнесла миссис Гриффин, увидев меня.

Я с интересом наблюдала, как она собирает букет из бледно-оранжевых тюльпанов. Их было так много, что в результате получился идеальный шар.

— Здесь их, наверное, не меньше сотни, — заметила я.

— Восемьдесят два. Чем больше, тем лучше — это девиз нашего дома. Никакого минимализма, правда, Брайди?

Горничная даже не подняла глаз.

Я провела пальцем по завитому краю цветка.

— Это попугайные тюльпаны.

— Совершенно верно. Их специально выращивают для меня в моем поместье. В магазинах сейчас не купишь хороших цветов.

— А где находится ваше поместье? — спросила я, несколько озадаченная этим замечанием.

— Во Франции. В шестидесяти милях от Парижа, неподалеку от Шартра.

— Так эти цветы из Парижа?

— Раз в неделю мне их посылают самолетом. Я понимаю, что это расточительно. Мне бы следовало продать это поместье, но хоть какой-то прок от него есть. Ведь гораздо приятнее сохранять, чем избавляться, как вам кажется?

— Почему бы не сохранить, раз вы можете себе это позволить.

Некоторые из моих состоятельных клиентов, недовольных цветочными магазинами, привозили цветы из своих загородных усадеб или частных парников. Но чтобы регулярно доставлять их самолетом через Атлантику! Меня трудно удивить причудами клиентов, но с таким я сталкивалась впервые.

— Вам понравился нарцисс? — спросила миссис Гриффин.

Я вдруг вспомнила про цветок, который она мне прислала. Вчера, увлекшись чтением, я совсем о нем забыла.

— Да! Конечно! Я как раз хотела вас поблагодарить. Очень красивый. Но не стоило так беспокоиться.

— Я подумала, что он вам немного улучшит настроение.

— Очень любезно с вашей стороны, но у меня нет причин для грусти, миссис Гриффин, — возразила я, несколько смущенная бестактностью этого замечания.

— Не важно. Нам всем не помешает немного взбодриться.

Взяв секатор, миссис Гриффин твердой рукой хирурга обрезала листья и шипы у оранжевой розы и всадила ее в середину тюльпанового шара. Чуть отступив, женщина восхищенно посмотрела на свое творение.

— Вот так! — решительно произнесла она, снимая перчатки. — Пока хватит. Остальным займемся позже, Брайди.

Кивнув, горничная стала убирать мусор.

— А зачем вы воткнули розу во все эти тюльпаны? — спросила я.

— Люблю неожиданные эффекты, — ответила миссис Гриффин. — Вы пообедаете со мной сегодня?

— Я обычно не ем днем.

— Это будет лишь легкая закуска, обещаю вам.

— Хорошо, спасибо, — неохотно согласилась я.

— Жду вас в гостиной без четверти час, — распорядилась она, выходя из комнаты.

А я отправилась в танцевальный зал, чтобы продолжить работу. Мне совсем не хотелось обедать с Фрэнсис. Совместная трапеза ведет к сближению, а я бы предпочла сохранить полную независимость. Но одновременно меня терзало любопытство. После всех этих газетных статей об убийстве мне захотелось узнать хозяйку «Хейвена» поближе и понять, как могла она продолжать жить в доме, где погибла ее дочь.

С утра время тянулось медленно. Я сделала несколько неудачных набросков и выкурила кучу сигарет. К полудню я уже умирала от голода и думала лишь о своем сандвиче, который мне сегодня не суждено съесть. Работа у меня не шла, и настроение было на нуле. Тут уж не до светских бесед с работодателем.

В назначенный час я ждала миссис Гриффин в гостиной, намереваясь как можно скорее покончить с обедом и вернуться к работе. Взглянув на бронзовые каминные часы времен Людовика XVI, я увидела, что они показывают без двадцати час, так же как и голубые эмалевые часики Фаберже, стоявшие на столике рядом с диваном. Я подвела свои наручные часы, которые, очевидно, спешили. Ровно без четверти час, если верить этим двум замечательным хронометрам, в дверях появилась миссис Гриффин. Она была на редкость пунктуальна, и таким же был весь уклад ее дома. Мне это понравилось. Она переоделась в бледно-голубое полотняное платье, которое ее освежало, и надела жемчуга. Ее волосы были тщательно уложены и имели чуть более светлый оттенок, чем утром. Тогда я в первый раз заподозрила, что она носит парик.

Я последовала за ней в столовую, где Дин сервировал обед на маленьком круглом столе у эркера, выходящего в сад. Подавая миссис Гриффин блюдо с рыбой, он шепнул:

— Левый кусочек без масла, мадам.

— Я сижу на строгой диете, — пояснила Фрэнсис, кладя себе на тарелку сухой кусок палтуса. — У меня вдруг подскочил холестерин — уж и не знаю, что это такое, — и доктора на полгода посадили меня на эту глупую диету. Такое мучение. Когда я была в вашем возрасте, никто и понятия не имел ни о каком холестерине, атеросклерозе и всем таком прочем. Все ели что хотели и толстели в свое удовольствие. Чем старше я становлюсь, тем чаще прихожу к выводу, что переизбыток информации только вредит.

— И недостаток тоже, — заметила я.

Она оставила мое замечание без внимания.

— Мой повар очень недоволен, потому что я не велела добавлять в еду масло и сметану. Вы не представляете, что это значит для настоящего мастера. Это все равно что запретить художнику рисовать цветными красками. Поэтому он очень радуется, когда у меня гости — есть возможность продемонстрировать свое искусство. Ну как вам?

Я попробовала рыбу.

— Очень вкусно, — восторженно произнесла я.

— Прекрасно. Я бы не хотела, чтобы он тосковал без дела.

Подняв стакан с минеральной водой, которая заменила мне вино, я посмотрела в сад. Над цветущей глицинией перепархивала одинокая птичка. Все дышало спокойствием и совершенством.

— Как здесь тихо и красиво! — восхитилась я.

— Я ненавижу шум. Доктор считает, что у меня гиперакузия. Это означает повышенное восприятие обычных звуков. Я слышу то, что не слышат другие.

«Интересное сообщение, — подумала я. — Как же она ничего не слышала, когда убивали Кассандру?»

— Не представляю, как можно жить в городе, — продолжала миссис Гриффин. — Я совершенно не переношу шума.

— Я уже привыкла. Шум составляет мне компанию.

— Вы живете одна?

— С Брашем.

— Животные так скрашивают нам жизнь и доставляют гораздо меньше беспокойства, чем дети. Но вот Пом-Пом у меня плохой мальчик — испортил все мои ковры. — Она посмотрела на спящего пса. — Вы хорошо поработали утром?

— Не слишком, — вздохнула я. — Я пока еще раскачиваюсь. Но у меня есть кое-какие идеи, которые я хотела бы обсудить с вами.

— Я предпочитаю видеть, а не обсуждать.

— Тогда я буду решать все сама. Сейчас я стараюсь как можно лучше изучить помещение.

— О да, — с сочувствием произнесла она. — Помещения, они как люди. Нужно время, чтобы узнать их. И чем они интереснее, тем дольше раскрывают свою сущность.

Миссис Гриффин закончила есть раньше меня. Откинувшись на спинку стула, она взяла из серебряной коробочки сигарету и чуть помедлила, прежде чем закурить.

— Вас не будет беспокоить дым? — спросила она.

— Нет, нисколько.

Чиркнув спичкой, она зажгла сигарету и, глубоко затянувшись, как заправский курильщик, выпустила дым одновременно через нос и рот. Я удивилась, что она курит. Мне почему-то казалось, что она не подвержена этой дурной привычке.

— Мои доктора категорически запретили мне курить. Но я их не слушаю. Есть вещи, от которых я просто не в силах отказаться, — объявила она.

— Какие же еще?

Миссис Гриффин склонила голову набок, словно мой вопрос позабавил ее.

— Льняные скатерти, — ответила она.

— Но их вряд ли можно считать опасными для вашего здоровья.

— Зато они вредны для моих слуг, — с легким смешком сказала она. — Такие скатерти безумно трудно стирать и гладить. Для этого ко мне раз в неделю ходит женщина, но она такая старая, что уже еле держит утюг. А молодые не умеют их правильно гладить и не хотят учиться. В наши дни никто не желает работать на других. Времена хороших слуг прошли, а с ними исчезли их сноровка и умение создать комфорт. Вы не заметили?

— Вероятно, это так, но я лично стараюсь придерживаться старых техник письма. Я училась им у прежних мастеров. В моем ремесле на них всегда можно положиться.

— Шоколад, — вдруг сказала она.

— Простите?

— От него тоже невозможно отказаться.

Я рассмеялась.

— Ну, здесь я с вами солидарна. Я сама настоящий шоколадоголик.

— Так, а что же еще? — Фрэнсис напряженно думала, внимательно следя за дымом от своей сигареты. — Этот дом. Я никогда от него не откажусь, — с вызовом произнесла она, словно отвечая на чью-то просьбу.

— Но зачем вам от него отказываться?

Конечно, я прекрасно поняла, что она имеет в виду, но все же не удержалась и задала этот провокационный вопрос.

— Зачем? — переспросила миссис Гриффин. — По той простой причине, что здесь была убита моя дочь.

Я смущенно заерзала на стуле и сосредоточила свое внимание на рыбе. Подняв глаза, я встретилась с ее тяжелым взглядом. Губы мои как-то сами сложились в жалкую кривую улыбку.

— Вы ведь знали об этом? О том, что Кассандру убили в этом самом доме?

— Да, — тихо ответила я. — Я об этом знала.

Она и не подозревает, как много мне известно на этот счет.

— Вас, наверное, удивляет, что я могу здесь жить?

Я молча кивнула.

— Не вас одну.

Миссис Гриффин вдруг ударилась в самоанализ.

— Я иногда сама себе удивляюсь, — сказала она, чертя вилкой по скатерти. — Когда это случилось, мой муж хотел отсюда уехать, но я не смогла. Просто не в силах была покинуть это место. Возможно, это звучит странно, но в этих стенах я чувствую себя ближе к моей Кэсси. Она здесь выросла. И я до сих пор ощущаю ее присутствие. Мне необходимо чувствовать ее рядом, особенно сейчас, когда я старею. Это дает мне хоть какое-то утешение.

Миссис Гриффин положила вилку и застыла. Сейчас она выглядела маленькой и хрупкой, словно воспоминания давили ей на плечи, как огромное мешковатое пальто.

— А убийцу так и не нашли?

— Нет.

— Как это ужасно.

— Да, — вздохнула она.

— И никаких улик?

— А что вы знаете об этом деле?

— Только то, что писали газеты.

— Газеты? Но ведь это случилось пятнадцать лет назад.

Я поперхнулась и глубоко вздохнула.

— Ну, я вынуждена вам кое в чем сознаться, миссис Гриффин. До нашей встречи я почти ничего не знала об этом убийстве, но вчера пошла в библиотеку и пересняла некоторые газетные статьи. Дома я их внимательно просмотрела. По правде говоря, я читала почти до утра.

Она как-то странно улыбнулась.

— Да, я знаю об этом.

— Что вы сказали?

— Я знаю, что вы ходили в библиотеку и взяли там статьи об убийстве. Но я, конечно, не знала, что вы зачитывались ими до полуночи.

Я была потрясена.

— Как же вы узнали, что я была в библиотеке?

Откинув голову на спинку стула, она закрыла глаза и устало произнесла:

— Мне не следовало бы говорить вам, но я считаю это нужным. Когда я нанимаю на работу людей, за ними какое-то время следят.

До меня не сразу дошел смысл сказанного. Но потом я просто застыла от ужаса.

— Вы хотите сказать, что за мной следят?

— Да.

— И раньше следили?

— Да.

— Как долго?

— Достаточно долго.

— Сколько именно?

Я почувствовала, как во мне закипает гнев.

— С того момента, как я решила взять вас на работу. Я почувствовала, как кровь ударила мне в голову, и резко провела по волосам.

— Миссис Гриффин, я просто не верю своим ушам. У меня нет слов. Какая низость!

— О да, — сухо ответила Фрэнсис, — с вашей точки зрения. Но это лишь простая предосторожность. — Она открыла глаза и посмотрела на меня. — Естественно, все, что я узнала, останется между нами.

— Это должно меня утешить? Моя жизнь вас совершенно не касается.

— Совершенно с вами согласна, — мягко сказала она.

— Как вы посмели, миссис Гриффин? Как у вас совести хватило?

— Это обычная предосторожность и ничего больше.

— Видите ли, я работала у многих очень богатых и известных людей, но ничего подобного они себе не позволяли.

Она прищурилась.

— А откуда вы знаете?

Здесь она была права — я действительно могла не знать. Возможно, кое-кто за мной и следил. Но это не меняло дела.

— Если бы я узнала, то среагировала бы точно так же, как сейчас — немедленно распрощалась.

Я бросила салфетку на стол и поднялась. Миссис Гриффин схватила меня за руку. Ее маленькая костистая ручка была не сильнее птичьей лапки. Я с легкостью могла бы вырваться, но что-то меня остановило.

— Пожалуйста, не уходите! — воскликнула она. — Напрасно я вам сказала. Но я хотела быть с вами честной. Между нами не должно быть недомолвок. Прошу вас, сядьте и выслушайте меня.

Она тянула меня за руку с таким жалостным видом, что у меня не хватило духу ей отказать.

— Хорошо, — сдалась я, осторожно высвобождая руку.

Сев за стол, я скрестила руки и, глядя на нее в упор, стала ждать объяснений. Она медленно заговорила, как бы подбирая слова.

— Видите ли, после смерти Кэсси нас с Холтом стал преследовать страх, — произнесла она. — Это была не боязнь за свою жизнь, а страх перед самой жизнью. Вы это можете понять?

Я кивнула.

— Когда умирает ребенок, это нарушает все течение жизни. Что-то непоправимо рушится. Кэсси была нашим единственным ребенком. Очень долгожданным. Ничего удивительного, что мы слишком ее опекали. Мне хотелось, чтобы у нее было все самое лучшее. Я старалась уберечь ее от того, что пришлось пережить мне самой.

Она чуть вздрогнула.

— Но она вдруг стала отдаляться от меня, — продолжила миссис Гриффин после небольшой паузы. — До сих пор не понимаю, как это произошло. В ней появилась какая-то необузданность… У всякого своя судьба.

Она снова помолчала.

— Сначала я этого не замечала. Мне казалось, что мы дали ей все, чего можно пожелать. А потом было уже поздно. Она вышла замуж за Роберто.

— Роберто Мади?

— Роберто Мади, — произнесла она с плохо скрываемой неприязнью.

— Вам он не нравился?

— Нет! — отрезала она. — Абсолютно. Она выскочила замуж за смазливого мошенника. Я его видеть не могла!

— А где она с ним познакомилась?

— В Европе. Он был ее гидом. Уверена, что Мади прекрасно знал, кто она такая, и заранее решил приударить за ней, хотя всегда отрицал это. Как же, по словам Кэсси, у них была сумасшедшая любовь. Ха! Грязный тип.

— О нем почти не писали в газетах.

— У него не было ни положения, ни денег, ни семьи. Такими никто, кроме полиции, не интересуется.

— Им интересовалась полиция?

— Нет, только моя дочь, — ответила она с отвращением. — Мы пытались ее убедить, но все было бесполезно. Холт пригрозил лишить ее наследства, если она выйдет замуж, но ей было все равно. У нее были кое-какие свои деньги, и кроме того, на ее имя были записаны большие средства, так что она знала, что ее богатство никуда не денется, даже если мы проклянем ее.

Миссис Гриффин подняла бокал. Рука у нее дрожала, и вино перелилось через край.

— Он тайком женился на моей дочери, чтобы завладеть ее деньгами, — продолжала она. — Кэсси полностью подпала под его влияние. Но мы все узнали. Страшно сказать, что нам пришлось пережить. Холт добивался, чтобы его депортировали. В конце концов, она согласилась его оставить. В ту ночь, когда ее убили, у нас был страшный скандал. Холт и Роберто подрались… После этого Кэсси сказала нам, точнее, дала обещание, что оставит Мади, но попросила ее не торопить и дать ей самой во всем разобраться. Холт пришел в дикую ярость. Никогда не видела его таким. А Роберто, о Боже, они с Холтом…

Уронив голову на руки, она зарыдала. Я тихонько погладила ее по плечу.

— О Господи, я должна была ее защитить, — стонала она. — Это я во всем виновата.

— Мне очень жаль, миссис Гриффин. Могу я вам чем-нибудь помочь?

Она покачала головой и вытерла салфеткой глаза.

— Теперь вы понимаете, почему я никому не доверяю? — спросила она, подняв глаза.

— Да, теперь понимаю, — сочувственно ответила я.

Решив воспользоваться ее минутной слабостью, я задала все время мучивший меня вопрос:

— Но ведь вы наверняка подозревали его?

— Кого?

— Роберто Мади. Разве вы не подозревали его в убийстве? — настаивала я.

— О, прошу вас, не спрашивайте меня об этом.

— Вы же сами сказали, что он стремился завладеть ее деньгами, а она решила с ним расстаться. Вполне логично подозревать именно его.

— Я не могу ответить на ваш вопрос. Умоляю вас, — простонала Фрэнсис.

— Но почему?

— Не могу. Просто не могу. Пожалуйста, не спрашивайте меня.

Потом снова заплакала.

— Если бы я только знала, что в тот вечер вижу Кэсси в последний раз… Если бы я знала…

Она замолчала.

— Продолжайте, — подстегнула ее я.

— Если бы я знала… я бы сказала… — запнулась она опять.

— Что? Что бы вы сказали?

Взяв мою руку, старая дама стала внимательно ее изучать, сравнивая со своей.

— Маленькие изящные ручки, — задумчиво произнесла она.

Потом удивленно взглянула на меня, словно ожидала увидеть кого-то другого.

— Мне так жаль, дорогая, — горестно сказала она, глядя мне в глаза. — Прости меня, Кэсси… Я виновата… Я так виновата перед тобой.

— Миссис Гриффин, я не Кэсси.

Словно не слыша моих слов, Фрэнсис продолжала сидеть, сжимая мою руку и обливаясь слезами. Я застыла, не в силах отвести от нее глаз. Ее горе было столь сильным и страстным, что я невольно почувствовала неловкость, словно стала свидетельницей любовной сцены. Надо было как-то ее утешить, но я не могла найти нужных слов. Что обычно говорят людям, пережившим столь невосполнимую потерю? Близкую подругу или добрую знакомую достаточно просто обнять в тяжелую минуту, но как помочь чужому человеку? Любое проявление сочувствия может показаться неискренним или слишком фамильярным. Больше всего мне сейчас хотелось встать и выйти из комнаты.

Наконец миссис Гриффин отпустила мою руку. Затем откашлялась, словно собираясь что-то сказать, но вместо этого встала и, не произнеся ни слова, медленно пошла к двери. Проводив ее взглядом, я неподвижно застыла на стуле, рассеянно глядя в окно. В ушах у меня звучали ее слова: «Прости меня, Кэсси… Я виновата… Я так виновата перед тобой».

Что она имела в виду? В чем виновата? За что просила прощения у Кассандры?

Появившийся Дин сообщил, что миссис Гриффин слишком утомлена, поэтому я могу возвратиться к работе или считать себя на сегодня свободной — на мое усмотрение. Интересно, куда она отправилась за утешением — в свою спальню или куда-то еще? В детскую комнату Кассандры или туда, где ее убили?

Отъезжая от дома, я не могла отделаться от ощущения, что миссис Гриффин за мной наблюдает. Но теперь уж и я не буду спускать с нее глаз.