Глава 12

Рейд

Давид, опустив голову на сгиб локтя, лежал на промокшей от пота простыне. С каким удовольствием он погладил бы одеяло, под которым виднелись очертания спины и мягкий изгиб бедер Меты. Она дремала, лежа на животе, положив руки под грудь, как ребенок.


Но Давид сдержался. Подобные любовные жесты не сочетались с грубой страстью, с какой они любили друг друга в подъезде, а потом — в его постели. Там не было места нежности — настолько сильна была потребность в слиянии и быстром удовлетворении. Не то чтобы Давиду мешала эта поспешность, но теперь ему было очень трудно просто коснуться Меты, без желания возбудить ее. Он боялся, что это будет неверно понято или — того хуже — отвергнуто.


Давиду не хотелось ни о чем думать, и по примеру Меты он закрыл глаза. На улице все еще лил дождь. Он напомнил Давиду о том, как чудесно пахла кожа Меты, когда он снимал с нее мокрое платье. На ощупь она была холодной и гладкой, а мгновением позже ее охватил жар.


Давид попытался сосредоточиться на дожде, но глубокое, слегка болезненное биение внутри не позволяло сделать это. Какая удача, что он почуял след Меты сегодня недалеко от своего дома! Лежа с закрытыми глазами, он восстанавливал в памяти события прошедшей ночи.


После неприятной для всех участников поездки в такси он вложил удивленно глядевшему на него таксисту в руку пару банкнот. Потом, все еще слегка оглушенный, проводил молодую женщину во дворец и тут же попался на глаза Амелии.


— Она принадлежит тебе? — спросила та с чарующей улыбкой, касаясь кончиками пальцев своих изогнутых, словно лук Амура, губ.


Давид с большим удовольствием ударил бы ее по руке. Этот наигранный жест злил его, ведь он слишком хорошо знал привычки любовницы Хагена. Но именно поэтому он сдержался. Хрупкость Амелии, от которой исходила будоражащая чувственность, не имела бы значения, дойди дело до того, что ему пришлось бы мериться с ней силами. Она была рядом с Хагеном, потому что во многом не уступала их предводителю. Но если Хаген вызывал у стаи страх своим непредсказуемым поведением и внезапными приступами ярости, то Амелия была двулика. Она могла источать мед и патоку, а в следующий миг — страшно унизить. Хаген склонялся к жестокости, Амелия же была коварна.


Поэтому Давид тщательно подбирал слова, прежде чем ответить.


— Я просто привел девушку сюда. — Когда же Амелия разочарованно надула губы, он поспешно добавил: — Так хотел Натанель.


— И что Натанель хотел, чтобы ты с ней сделал?


Амелия отвела волосы с лица молодой женщины, и на какой-то миг Давиду показалось, что девушка вот-вот укусит ее за руку. Но когда имеешь дело с Амелией, лучше подумать дважды, прежде чем что-то сделать, — это девушка поняла инстинктивно.


— Я присмотрю за ней, пока не вернется Натанель. А потом уйду.


— Такую красивую добычу не стоит оставлять без внимания.


Амелия снова одарила его улыбкой, в которой не было ничего дружелюбного. Она напомнила Давиду звериный оскал.


Но прежде чем она успела прочесть его мысли, молодой человек опустил глаза и направился вместе с девушкой, старательно державшейся поближе к нему, в одну из дальних комнат. Там девушка осмотрела свои израненные ноги, а потом улеглась на ложе из одеял и заснула. Давид сел у двери и попытался забыть об усталости. Спустя несколько часов появился измученный Натанель.


— Мне жаль, что тебе пришлось так долго дожидаться, но я решил проводить Янника к его псу. Я не совсем уверен, но когда мы стояли перед дверью Рут, где-то в темноте раздалось рычание. Похоже, это Матоль разозлился из-за эскорта в виде меня — он не очень-то любит, когда ему мешают забавляться. Пожалуй, тебе стоит в ближайшие дни почаще составлять компанию своему юному другу, это пойдет на пользу вам обоим, — мрачно заявил Натанель.


— Спасибо!


Беспокойство Давида по поводу Янника возрастало с каждым часом ожидания, и сейчас от облегчения он даже ударил кулаком по стене. От шума молодая женщина негромко застонала во сне, и Давид виновато вздрогнул. Ему очень хотелось бы знать, что с ней будет дальше. Но одного взгляда на лицо Натанеля было достаточно, чтобы понять, что больше услуг от него не дождешься. Поэтому Давид поспешно ушел, не желая ни с кем встречаться.


Обычно члены стаи находились во дворце. Или, если не хотели лишний раз попадаться на глаза Хагену, в одном из прилегающих домов. А чтобы как-то поддержать настроение, рассказывали всяческие истории — пусть даже всегда одни и те же, — потому что большинство членов стаи вели уединенный образ жизни. В основном разговоры велись о сверхчеловеческих силах, о с трудом сдерживаемых желаниях и о власти, которую давала собственная тень. В общем-то, большая часть существования стаи заключалась в мрачном сосуществовании, вдруг посетила Давида трезвая мысль. Он не выносил этой вынужденной близости и иерархического мышления, хотя его волк тоже подталкивал его к тому, чтобы находиться вблизи стаи. Отстраненность Давида была странностью, которой одни удивлялись, а другие — относились скептично. Янник, по своей природе общительный, плохо понимал его в этом отношении. Хотя обычно ему было достаточно присутствия Давида, но стоило тому захлопнуть за собой дверь квартиры, как Янник прямиком бежал во дворец или в одно из ближайших укрытий.


Поначалу все выглядело так, что вожак стаи не позволит Давиду обзавестись местом, где он может оставаться один. Разговор об этом вызвал бурю ярости. Чтобы остыть, Хаген выскочил из дворца, и Натанель, в то время еще пышущий здоровьем, едва поспевал за ним. То, что именно этот человек последовал за Хагеном, давало Давиду надежду, и он побежал следом, словно щенок. Он не знал, что делать дальше, если Хаген откажет ему в праве иметь собственный дом в нескольких кварталах от логова стаи.


— Не понимаю, почему я должен выслушивать этот бред! — Хаген на бегу схватил с прилавка яблоко и надкусил его. — В иерархии стаи Давид находится в самом низу. Вообще-то он должен кататься по полу от счастья, что я терплю его присутствие. Отказаться от комнаты во дворце… Маленький засранец!


Не останавливаясь, Хаген обернулся и швырнул огрызком яблока в Давида.


— Ты привел его в стаю, хотя точно знал, как он жил, — возразил Натанель. — Мальчик ослеплен учением Конвиниуса. Наверное, ему нужно время, чтобы научиться выдерживать присутствие стаи круглые сутки.


Хаген остановился так внезапно, что Давид едва не врезался в него.


— И только потому, что Конвиниус был слабоумным, я должен позволять его волчонку делать глупости, вместо того чтобы взяться за него как следует? Дерьмовые же советы ты даешь!


Натанель только пожал плечами.


— Ты шеф. Но иногда длинный поводок — самое эффективное средство. Ты можешь его, конечно, сломать, но кому он тогда будет нужен?


Еще несколько дней Хаген поворчал, а потом Давид со всеми своими пожитками перебрался в собственную квартиру. Когда он в нескольких словах поблагодарил Натанеля за поддержку, тот сердито засопел:


— Я хочу спокойствия в стае, а пока ты бегаешь здесь, словно в клетке, это невозможно. Сделай одолжение, разберись со своим волком. Еще раз Хагена не удастся так просто сбить со следа.


Давид молча кивнул. С течением времени подтвердились его подозрения по поводу того, что Натанель догадывается: способности Давида не соответствуют его рангу. И это притом что Давид использовал большую часть силы для того, чтобы держать своего волка под замком.


Облегченно вздохнув, Давид вышел из дворца, радуясь тому, что снял с себя ответственность за незнакомую девушку. Привлеченный свежим воздухом, наружу рванулся его волк, и внезапно все вокруг Давида слилось в мелькающую череду бесконечного множества следов. И каждый из них имел собственную историю. Некоторые манили, другие искрились красным, излучая предупреждение. Звуки превращались в цвета, запахи — в ощутимые следы, четкие формы мира рассыпались, словно упавшие на пол пазлы. Как обычно, Давид растерялся: что делать, наслаждаться бесконечной путаницей или уйти из другого мира, который открывал ему демон?


Его волк был очень энергичным и не упускал малейшей возможности привлечь внимание своего хранителя к неиспользованным возможностям. Почему это так, Давид пока еще не понял. Именно он, которого так долго учили подавлять своего демона. Только начав жить под руководством Хагена, Давид понял, что не каждый волк предназначен для того, чтобы усиливаться. Большинство волков стаи отличались подчиненной природой — как, например, волк Янника. Если не считать Хагена и его верных соратников, большинству демонов не удавалось занять высокое положение в стае, потому что они выражали потребность только в том, чтобы ими руководили. Они прятались в норах, каковыми были для них их хранители, и, пока сильный вожак руководил ими и позволял принимать участие в своей жизни, были всем довольны. То были люди, которые тосковали по сильному демону и рассказывали друг другу о поступках, которых никогда не совершали. Не то чтобы Давид не мог понять этой тяги к похвальбе, но гордость, которую испытывали члены стаи по отношению к собственному волку, была ему чужда.


Обычно Давид позволял демону взглянуть на мир, а потом снова сосредоточивался на человеческом восприятии. Он постоянно следил за тем, чтобы волк не получил слишком большую свободу, хотя от этого было больно им обоим. Поэтому он поскорее закрыл глаза, мешая тем самым волку глядеть на мир. В прошлом у него был печальный опыт, показавший, что чем дольше он сохраняет волчье зрение, тем больше приближается к демону. Хотя в этом соприкосновении было кое-что приятное, Давид ему не доверял. Слишком долго он слушал воззрения Конвиниуса на демона, чтобы не впитать инстинктивное отвращение к слиянию с волком. Впрочем, демоническое восприятие никогда не удавалось отсечь полностью — оно покрывало все вокруг, словно прозрачная пленка.


Когда он оставил дворец позади, из путаницы следов людей и животных ему в буквальном смысле слова бросился в глаза один, такой знакомый. Несколько недель назад он уже шел, сосредоточившись на слабом, едва уловимом, исчезающем следе, пока не выучил его наизусть. Идти по следу Меты было словно разбирать слой за слоем сложную картину, пока на полотне не останется один-единственный мазок кистью. И волк так помогал ему в этом, что Давид пару раз останавливался. Вопреки опасениям, волк ни разу не попытался подтолкнуть его к охоте. Более того, ему казалось, что демон разделяет его тоску по этой женщине.


След в это утро был настолько отчетливым, что Давид едва не лишился рассудка. Ужас прошлой ночи, когда на миг ему показалось, будто он узнал в безымянной незнакомке Мету, еще крепко сидел в нем. Как был свеж в его памяти взгляд, брошенный на него Метой в галерее, и презрительная складка в уголках ее губ. Он не мог даже предположить, что она оказалась здесь из-за него. Или все-таки… Иначе что ей здесь делать? С одной стороны, он с большим удовольствием выяснил бы этот вопрос, с другой — не хотел снова получить отказ. Последние недели и так выдались достаточно тяжелыми, язвительные замечания и расспросы, когда он снова приступит к действиям, оставили свой след.


Пока он принимал решение, его тело взяло верх и помчалось по улицам. В тот миг, когда Мета внезапно обхватила руками его шею, последние остатки рассудка унеслись прочь. Похоже, язвительные замечания теперь долго не утихнут.


Нечистая совесть заставила Давида открыть глаза. Из-за неспособности скрыть важные мысли и чувства, он подставил Мету жадным взглядам стаи. Он сделал ее достоянием толпы. Любой, кто выше его рангом, а официально это были почти все, мог почувствовать, каково это — любить эту женщину.


Со стоном сел Давид на матрасе и в отчаянии провел ладонью по волосам. Мета зашевелилась и бросила на него сонный взгляд.


Все в порядке? — спросила она, не отрывая головы от подушки.


— Может, принести чего-нибудь из кухни, к примеру кофе? — Давид отбросил одеяло в сторону и постарался уйти прежде, чем она заметит краску стыда на его щеках.


— С удовольствием, — услышал он ее ответ, но прозвучало это так, словно торопиться не стоило.


В кухне Давид несколько раз прошелся взад-вперед, злясь, что квартира такая маленькая. Он просто не мог поверить, что позволил так с собой поступить. Большинство членов стаи не ввязывались в любовные истории, и этому существовало объяснение: для них не было настоящего интима. По крайней мере, Давид не был готов заплатить цену, которую потребует за это волк: наконец-то подняться в иерархии стаи.


Нахмурившись, Давид посмотрел на постель, где под одеялом виднелся силуэт Меты. Над парочкой движимых страстью встреч Хаген еще посмеется, поглаживая Амелию по спине. Но случись что-то большее…


Конечно! — раздался внутри Давида насмешливый голос. Принцесса, лежащая на твоем ложе, наверняка придет в восторг, когда ты пригласишь ее в кино, а потом к азиату на углу, дешевую жратву которого даже Янник не в состоянии проглотить без содрогания.


Погруженный в свои мысли, Давид занялся приготовлением кофе, а заодно, пока закипала вода, обшарил холодильник. Нашел кусок старой пиццы, покрывшийся коричневыми пятнами банан и пакет рубленого мяса, неизвестно каким образом попавшего сюда. Обыскав все шкафы, он отыскал еще пакетик собачьего печенья и плитку шоколада, которую когда-то купил для Янника и уже успел об этом забыть.


Держа в руках две чашечки кофе и шоколад, Давид вернулся в спальню, где на постели, прислонившись к стене, сидела Мета. Она пригладила растрепанные волосы и тщательно обернула одеяло вокруг груди, так что Давид тут же осознал свою наготу. Взгляд, которым она его одарила, не упростил ситуацию. Но, похоже, то, что она видела, ей нравилось. Давид вызывающе посмотрел на нее, и она ответила улыбкой, от которой по спине у него побежали мурашки.


Он присел на край матраса и поставил обе чашки на пол. Потом протянул ей плитку шоколада.


— Порция сахара наверняка будет нелишней, — сказал он, когда Мета скептично поджала губы. Поколебавшись, она сказала:


— Может быть, ты и прав.


Пока она медленно разворачивала фольгу, Давид отпил кофе и спросил себя, что делать дальше. Мета занялась шоколадом и, казалось, совершенно забыла об обнаженном мужчине, сидевшем рядом. Давид украдкой разглядывал округлую линию ее плеч, светлую кожу, благодаря которой она выглядела такой ранимой, и легкое покраснение на груди. Ощутив желание, он отвернулся и принялся за кофе.


— Давид?


Голос Меты звучал, пожалуй, несколько отстраненно для женщины, которая еще так недавно была преисполнена страсти. На какой-то страшный миг ему показалось, что она заметила его возбуждение и теперь скажет, что ей пора. Он невольно напрягся.


— Я хотела поблагодарить тебя за картину… Это было действительно… Я очень обрадовалась.


Давид поставил чашку и скрыл в ладонях улыбку облегчения. Мета прижалась к нему и принялась покрывать его спину поцелуями. При этом ее губы избегали кровоподтеков, оставленных жесткой хваткой Матоля, равно как и шрамов на его плечах. Похоже, она даже не осознавала этого, но ее руки уже скользнули по его телу.


— Может быть, тебе тоже нужно немножко сахара? — мягко спросила она.


И нашла ответ, прежде чем Давид успел что-то произнести.

Загрузка...