Оборотень

Глава 5

Мета не могла сказать, сколько она простояла в этот день перед витриной галереи, глядя на дождь. Ветер бил моросью в окна, размывая происходящее на улице в серое однообразие. Несмотря на это, она не могла оторваться от окна. Скрестив на груди руки, озябнув, она стояла и размышляла. Она чувствовала себя бесконечно опустошенной, хотя день тянулся без напряжения. Парочка ничего не значащих звонков, входная дверь галереи открылась всего несколько раз, в основном только для сотрудников службы доставки, которые по ошибке зашли с парадного входа. Как правило, Ева обрушивалась на выглядевших такими несчастными людей и объясняла им специально заготовленным для низкооплачиваемых подсобных рабочих командным тоном, что посылки нужно доставлять с другой стороны здания, даме из бухгалтерии. Нет, она ни в коем случае не примет посылку. Это нужно заносить через заднюю дверь, для посыльных, а теперь — брысь, прочь отсюда! В конце концов, сейчас может прийти важный клиент, который хочет насладиться искусством. И он не должен сталкиваться с удрученного вида работягой и коричневой упаковочной бумагой.

На все это Мета взирала с удивительным спокойствием, хотя целый день находилась в подавленном состоянии: вчера вечером она как раз разогревала в микроволновке тарелку супа-мисо, когда вдруг зазвонил телефон. Стоило ей взглянуть на номер звонившего, как желудок превратился в комок льда. Ей пришлось в буквальном смысле слова заставить себя снять трубку. С гораздо большим удовольствием она осталась бы стоять перед жужжащей микроволновкой, наблюдая за тем, как поворачивается внутри тарелка с супом. Однако Карл слишком хорошо знал ее распорядок дня, чтобы понимать, что сейчас она дома. Вполне возможно, он покачает головой, размышляя о ее нерешительности, и оставит соответствующее сообщение. Поэтому Мета сняла трубку, прежде чем включился автоответчик.

— Я просто хотел узнать, как прошла неделя, — произнес Карл свою обычную формулу приветствия. Его голос был уверенным и звучал как обычно приятно, безо всякой тени неуверенности. — Я встретил в «Лавине» Сью с коллегами, и она сказала, что ты сейчас, похоже, испытываешь некоторое напряжение. Вы вместе пошли развлечься, и ты страшно напилась.

Мета, которая стояла в своей пахнущей моющими средствами и ароматизированными свечами гостиной, поймала себя на том, что снимает с волос обруч и поправляет прическу, словно Карл сидит напротив. Что, черт возьми, он хочет услышать? Что она узнала о его похождениях и от отчаяния потеряла над собой контроль? Может, стоит рассказать о том, что она нашла довольно действенное средство против стресса, который испытывала от их хаотических отношений? По крайней мере, на одну ночь.

Вместо этого она несколько вяло ответила:

— Ах, ну ты же знаешь, как это бывает… Канделанц, король крупной адвокатской конторы на востоке города, искал несколько работ для новых помещений. Я просто переутомилась.

— Может, нам стоит поужинать вместе на днях? Неделя может выдаться тяжелой, но я выкрою время. Дина позвонит тебе, и вы договоритесь. Сокровище мое, сделай одолжение, не пей так много. Мне не хотелось бы думать о том, что может случиться, если ты, пьяная в стельку, будешь бродить ночью по городу.

После этого телефонного разговора Мете как никогда понадобилось выпить. Вытаскивая бутылку мартини, она размышляла над тем, как Карлу всего парой предложений удалось обставить все так, словно она умоляла его о встрече, потому что иначе просто сопьется. Карл, благородный рыцарь… Вероятно, его интрижка с Резе Альтенберг не настолько горяча и пришло время обставлять возвращение к прежней любви.

Уже не впервые Карл пользовался перерывом в их отношениях, чтобы развлечься на стороне. Кроме того, он никогда не делал особой тайны из своих похождений. Мета даже испытывала нехорошее подозрение, что ему было только на руку, что она узнала об этом. В конце концов, он — мужчина в полном расцвете сил, по современным понятиям которого моногамия была признаком плохого позиционирования на рынке. Поскольку Карл был хорошо воспитанным человеком и придавал мало значения дурацким сплетням, то регулярно устраивал перерывы в отношениях с Метой. Конечно, он никогда не формулировал это настолько однозначно, а находил замечательные отговорки, но на протяжении последних лет этот узор становился все более и более плотным. К сожалению, расставания с Карлом становились все продолжительнее и продолжительнее.

Хотя гордость запрещала Мете думать об этом, она надеялась, что Карлу действительно надоела Резе Альтенберг, эта коза, любительница восклицательных знаков и леопардовых пальто. О да, Резе принадлежала к тому сорту людей, семья которых настолько давно купается в роскоши, что им уже не нужны ни вкус, ни стиль жизни. Вполне вероятно, что Карл показался себе слишком экстравагантным, когда стал спать с такой личностью.

В следующее мгновение Мета едва не укусила себя за руку за такие мысли: она критикует Резе за нехватку стиля и таким образом исключительно из ревности опускается до уровня конкурентки. Но что это вообще значит — конкурентки? Резе для Карла — не более чем увлечение. Равно как и тот мальчик для нее — самоутверждение в сочетании с удовольствием в постели без последствий.

Но если речь идет только об этом, то почему она уже целую вечность стоит у окна и смотрит на дождь? Вместо того чтобы распускать нюни, нужно было просто взять две чашки кофе, присоединиться к Еве и рассказать ей о ночи с юным любовником. Причем со всеми грязными подробностями, чтобы добрая Ева по-настоящему поняла, насколько ей было хорошо.

От одной мысли об этом Мета прижала руку к сердцу, потому что оно вдруг сделало невероятное сальто. Что бы ни сказала Ева по поводу пьяной ночи с соблазнительно пахнущим парнем, слышать этого Мета не хотела. Потому что ей было на удивление тяжело рассматривать ночь с Давидом с этой точки зрения. Она была даже рада тому, что, возвращаясь на следующее утро домой на такси, не обратила внимания на квартал, где находилась его квартира. Если бы она запомнила улицу, то еще, чего доброго, испытала бы искушение сходить в гости. Было невозможно отрицать, что он оставил по себе хорошее впечатление, — и, к сожалению, не только благодаря своим физическим данным.

Мета провела ладонью по лицу, стараясь не размазать помаду. Она стоит и ломает себе голову по поводу человека, с которым знакома большей, а точнее, меньшей частью по его квартире, хотя с нее было довольно сложных отношений с Карлом. При этом она вообще-то надеялась, что уже выросла из того возраста, когда главную роль играют запутанные любовные истории.

Отпраздновав свой тридцатый день рождения, она сосредоточилась на том, чтобы отдаться целиком и полностью улучшению своей карьеры и интерьера своих апартаментов, которые достались ей с немалым трудом. Всю нерастраченную энергию она собиралась вложить в свою семью, поскольку жила в том городе, где родилась. При этом довольно быстро стало ясно, что члены семьи не обязательно сблизятся, если будут проводить вместе много времени. А ее великолепные апартаменты под строгим руководством Карла превратились в ледяной дворец, в котором сама Мета ходила на цыпочках, потому что звук собственных шагов нервировал ее. Так что оставалась только карьера.

Мета энергичным шагом пересекла широкое фойе галереи и окинула взглядом полотна большого формата, на которых были в ядовитых цветах и дилетантской технике представлены сцена пробуждения и адский огонь. Как обычно, она с трудом удержалась от того, чтобы не вздрогнуть. Рядом с бронзовой скульптурой высотой по грудь она наконец обнаружила Еву, задумчиво царапавшую край сотового телефона.

Все лучше, чем царапать свои покрытые бежевым лаком ногти, сердито подумала Мета. Если Ева проглотит что-то из этого, придется прочищать ей желудок, чисто из соображений здоровья. Ее собственный желудок тут же отреагировал, потому что в нем еще с юности жила неспокойная совесть. Но что-то в Еве раздражало ее, вызывало обычно столь слабо выраженный негатив.

— Какой ужасно мрачный день… — сказала Мета, мимоходом касаясь плеча Евы, скорее в качестве попытки загладить собственные подленькие мысли. — Если сегодня к нам все же забредет интересующийся искусством человек, то он, наверное, будет в подходящем настроении, чтобы купить те жуткие картины из фойе. А Ринцо все продолжает клясться, что они великолепны.

Кислая физиономия Евы говорила о том, что она тоже не может улыбаться этому бесконечному дождю.

— Подобная интерпретация веры сейчас является очень актуальной темой — у Ринцо на такое нюх. Или ты собираешься утверждать обратное?

Мету так и подмывало сказать, что нюх Ринцо сильно опередил свое время. Причем настолько, что настоящее до сих пор не догнало его, хотя картины были выставлены еще несколько месяцев назад. Однако в своем теперешнем настроении Ева расценит любую шутку Меты как государственную измену меценату-интригану и даже может разболтать об этом всем на свете.

Поэтому Мета попыталась поднять другую тему:

— Вообще-то я хотела спросить, не смотрела ли ты фотографии акварелей той художницы с окраины. Мне интересно, как ты оцениваешь ее работы.

— Нет, еще не смотрела. — Ева потерла переносицу, словно внезапно почувствовала головную боль. — Послушай, акварели, окраины… Мета, ты здесь затем, чтобы продавать, а не находить новые таланты. Можно заниматься только чем-то одним: объяснять людям, почему они должны купить картину или сколько должны за нее заплатить, либо иметь нюх на развитие рынка искусства и, как следствие, талант привязать художника с большим потенциалом к галерее.

— Ты имеешь в виду, что меня хватает как, раз на то, чтобы доверять инстинкту Ринцо и выбивать деньги?

Мета, хотя и знала, что это не так, не смогла скрыть горечи в голосе.

Впрочем, Ева, похоже, ничего не заметила. Она пожала плечами и, открывая телефон, сказала:

— Ты отличный продавец, вот и гордись этим. А еще ты умеешь организовывать великолепные вернисажи. Этим ты тоже можешь гордиться.

Это прозвучало как оскорбление. Но Ева уже с головой погрузилась в телефонный разговор, так что Мете не пришлось высказать свое мнение. Предоставленная самой себе, она принялась рассматривать бронзовую фигуру, представлявшую собой непристойную копию «Давида» Микеланджело: у этого слишком маленького человечка только одно место было пропорциональным. Либо Ринцо рассчитывал на, покупателей с искаженным чувством юмора, либо на тех, кто ничего не понимает в скульптуре, потому что работа была выполнена крайне грубо. Впрочем, Мета подозревала, что скульптор настолько исказил форму именно потому, что не мог сделать лучше.

Одна мысль об этом граничила с ересью, и она автоматически услышала в мыслях голос Ринцо:

— Конечно, можно говорить о том, что искусство ремесленников снова в моде, но ведь в центре всегда стоит идея. И эта идея гениальна: кто при виде Давида не размышлял о величине его самой лучшей части?

Впрочем, Мете не очень хотелось вести эту дискуссию. Имя Давид щекотало ей язык, и она поймала себя на том, что негромко произносит его. К счастью, Ева все еще разговаривала по телефону, так что этот всплеск девичьих чувств прошел для нее незамеченным. Тем не менее щеки Меты вспыхнули, и она решила ретироваться в туалетную комнату, чтобы проверить, не испортила ли она себе макияж.

В обрамленном черным мрамором зеркале она увидела на удивление юное лицо с сияющими зелеными глазами. Глазами, которым хотелось приключений. То есть совсем не того, что Мета запланировала себе на будущее. Ее тело охватил жар, бороться с которым она была не в силах. Она сняла лодочки, наслаждаясь прохладой, когда босые пальцы коснулись мраморного пола. Нужно срочно заземлиться, это однозначно.

Она поспешно вымыла руки и поправила прическу так, что получился идеальный «боб». Потом расправила складки на платье. Контрольный взгляд в зеркало подтвердил, что дама из галереи вернулась: все сидело безупречно, на лице — ни следа волнения. Впрочем, хватило одной мимолетной мысли о Давиде, о том, как он брился перед запотевшим зеркалом, и ее уголки губ, словно по мановению волшебной палочки, растянулись в улыбке. Это было нехорошо.

И как раз в тот момент, когда Мета хотела выйти, голос Евы заставил ее вздрогнуть:

— Не тот вход, господи!

Мета выглянула в фойе, где Ева строевым шагом неслась к посыльному. Но в отличие от своих коллег тот не втянул голову в плечи. Вместо этого он продолжал идти к ней, так что Ева с разгону едва не налетела на него. Он вручил ей завернутый в коричневую промокшую от дождя упаковочную бумагу пакет, очертаниями напоминающий вставленное в рамку полотно.

На мгновение Мета испугалась, что это какой-нибудь наивный художник, решивший представить свою работу. Этот тип жертв Ева любила еще больше, чем посыльных. Исключительно от смущения Мета остановилась и с облегчением поняла, что отсюда не слышно ни слова из разговора, который вели Ева и жертвенный агнец.

Она размышляла над тем, не подняться ли бесшумно по лестнице, которая вела в верхние выставочные залы, когда мельком увидела лицо мужчины в фойе. Она инстинктивно отступила на шаг, чтобы спрятаться за дверью. Там стоял промокший до нитки Давид в бейсбольной кепке на голове и в потрепанной кожаной куртке и отказывался преклонить колена перед Евой. Несмотря на высокие каблуки, той пришлось запрокинуть голову, чтобы возмущенно сверкать на него глазами.

Внезапно Ева повернулась и указала на бронзовую статую, рядом с которой недавно оставила Мету. Оба какое-то мгновение смотрели на покинутое место. Когда Давид попытался вручить пакет, Ева демонстративно скрестила руки на груди. Она даже слегка откачнулась, чтобы наказать его за дерзость. Но когда она хотела просто пройти мимо, он схватил ее за руку.

Мета видела лицо Евы: ее подруга растерялась оттого, что этот плохо воспитанный мальчик на побегушках осмелился быть настолько наглым. На миг она увидела Давида глазами Евы: молодой человек, излучающий спящую агрессию. Никто, воплощение всего ничтожества, какое только могло найтись в городе. Слушая строгий голос Евы, Мета презрительно кривила губы.

В этот миг ее настиг ищущий взгляд Давида. Темно-синий цвет вспыхнул, показалась улыбка и тут же угасла. Он заморгал, словно выражение ее лица нанесло ему удар, и опустил голову. Прежде чем Мета пришла в себя, он вручил сопротивлявшейся Еве пакет и исчез за дверью.

Мета сглотнула. Потом, когда кончики пальцев и треугольник между лопатками словно загорелись, сглотнула снова. Вот это… это было неправильно. Как такое могло случиться? Она должна была без колебаний подойти к Давиду, обменяться с ним парой слов… по крайней мере, ответить на его улыбку!

Разочаровавшись в себе, Мета застонала, потом мысленно прокрутила случившееся. В тот миг, когда взгляд Давида нашел ее, что он увидел, что так его обидело? Женщину, прятавшуюся за дверью и смотревшую, как мужчину, который искал ее, выпроваживали по всем правилам искусства. Он подумал, что мне будет неприятно, если меня с ним увидят, решила Мета. Но смогла бы она действительно подойти к нему, пока рядом стояла Ева? Этого сказать она не могла.

Тем временем Ева гордо направилась к ней, держа промокший пакет на безопасном расстоянии перед собой.

— Что ты делала в туалете? — спросила она и оглядела Мету с ног до головы — в буквальном смысле слова с ног, как с удивлением обнаружила молодая женщина. Потому что она совершенно забыла о том, что нужно надеть лодочки. Она стояла босиком на белом кафельном полу, предлагая Еве великолепную историю, которую та при случае с пылу с жару преподнесет Карлу.

Ева сунула Мете в руку пакет, и ее пальцы без усилия прошли через оберточную бумагу.

— Это прекрасное нечто передал для тебя Давид — подарок, как он сказал. Еще одна восходящая звезда с окраины?

— Не совсем, — бесцветным голосом ответила Мета.

Ее растерянность сменилась холодной яростью. Что Ева себе позволяет? Вот так просто брать и смешивать с грязью все, что ей дорого? У нее не было ни малейшего желания царапать гладкий фасад, провоцировать ее в ответ. Холодная улыбка появилась на губах Меты.

— Это был мой знакомый. А это эскиз его лучшей работы, нечто совершенно потрясающее. Может, развернуть сразу? Ты обязательно должна посмотреть.

Хотя Ева, столкнувшись со столь неожиданной наглостью, промолчала, но лицо у нее предательски дрогнуло.

— Тебе стоило бы договориться с Карлом о встрече, чтобы все опять стало хорошо. Я начинаю беспокоиться о тебе, дорогая моя. Этот Давид выглядел так, словно ищет по вечерам легкую добычу. Ты ведь не хочешь, чтобы он нашел тебя, правда?

— Похоже, это «нет» в ответ на мое милое предложение? — спросила Мета и сладко улыбнулась, хотя чувствовала слабость от волнения.

Сварливость была непривычной для нее чертой: обычно она вела себя очень воспитанно и даже не думала защищаться.

Ева обиженно зашагала обратно. Мета, несмотря на свою маленькую победу, тут же о ней забыла, потому что пакет, который она держала в руках, напомнил о том, что сейчас произошло нечто гораздо более важное. Не зная, что с этим делать, она смотрела на него.