Оборотень на щите

ГЛАВА 11

Он все-таки пришел, с изумлением подумал Ульф, пробуждаясь от долгого сна. А следом удивился — кто он? Почему "все-таки пришел"?

Понемногу отраставшие уши вдруг выплеснули на него море звуков. Волчий нос, поспешно залечивая сожженную плоть, расписал мир запахами, текшими со всех сторон.

А следом обрушилась боль, жегшая тело. Уже сквозь нее Ульф опознал один из запахов…

Локки, подумал Ульф с ненавистью и надеждой. Так он все-таки пришел. Может, хоть теперь все будет иначе? Не как в Асгарде, когда в глотку вбили серебряный меч?

Странноватая мысль мелькнула и исчезла, смытая другой — Свейта тоже тут. И с ней что-то неладно. Она пахнет желанием, но цветочный запах страсти словно прокис и прогнил. А над ним плывет горечь недавно испытанного ужаса. Стыд. Много стыда. Резь тревожного озноба…

В руке альвийки, стоявшей над Ульфом, вдруг появилось ведро. Возникло само по себе — тяжелое, полное побрякушек из серебра. В следующий миг ведро начало опрокидываться.

Бежать нельзя, за один удар сердца осознал Ульф.

Сейчас или забьют, или выдернут волка изнутри. И как бы ни упирался зверь, но на зов альвиек он придет. Приползет, снова выбравшись из погребов сознания. Сразу отодвинет в сторону человечьи мысли и будет слушаться альвиек.

Надо ждать. Ждать, пока альвийки расслабятся — и хоть на пару мгновений перестанут источать зов. Надо притвориться мертвым. Надо терпеть…

Ждать.

Серебро рассыпалось по черной плоти. Беззубые челюсти хрустнули, но звук утонул в звоне серебра.

В двадцати шагах от волка белокурый альв резко дернул головой — как будто что-то куснуло его за ухо. Светлые пряди от движения разлетелись, открыв серьгу, мотнувшуюся под ухом золотым яблочком. Следом альв приподнял руки и шевельнул пальцами.

Напротив него тут же возник высокий старик в синем плаще. С седой гривой, пронизанной редкими рыжими волосками, с пустой глазницей, прикрытой ввалившимися, сморщенными веками. И с шариком золотой серьги в левом ухе.

Один, с ненавистью подумал Ульф, сквозь дикую боль узнавая запах старика. Верней, отзвук его запаха, пробившийся сквозь сладкое благоухание альвов.

Боль сводила с ума. И Ульф даже не удивился тому, что узнал владыку Асгарда, просто унюхав его. Ему было не до изумлений…

— Я велел Хальстейну в Утгарде изготовиться, — хрипловато бросил старик, стоявший сейчас рядом с Силундом. — Плавка моста начнется, как только я верну смертным силу рун. Забирай ее дар, Силунд. Да поживей. Время начинать.

Старик смолк, единственным глазом уставившись на пригорок, с которого альвы уже уносили Локки.

— Стоило ли рисковать, являясь сюда так рано? — вполголоса заметил Силунд. — Руну Одал ты мог снять и в Асгарде. А потом через Тора известить меня об этом. Все равно мы ступим на мост не раньше, чем он дотянется до Мидгарда.

— Пусть все случится при мне, — отрезал Один. — В случае чего я сразу верну Одал на место. Без вестников и без задержек.

— Не тревожься, всеотец, — пробормотал Силунд. — Женщина во власти моих чар, Локки во власти нашего нового света. А волк во власти альвиек.

Затем Силунд вскинул руку. Разжал пальцы, посмотрев на Свету.

На белой ладони альва лежала крохотная чашка без ручки. Деревянная, перевернутая вверх дном, на котором чернела выжженная руна Чаши.

— Протяни руку, — велел Силунд. — И замри. Помогать мне не надо, я сам уложу чашу тебе на ладонь. Руна Пертфу должна лечь правильно.

Так, будто из нее плеснули водой слева направо, мелькнуло у Светы. Но если руна Чаши ляжет наоборот…

Она одернула себя. Нечего думать о глупостях, когда Силунд уже сказал, как ляжет знак Пертфу.

— Стой, — приказал вдруг Один. — Узнай у бабы, остались ли на ней руны? Под вашими чарами она расскажет все.

Силунд слегка нахмурился, не отводя глаз от Светы. Спросил быстро:

— На тебе еще есть руны, дротнинг Свейтлан? Нанесенные где-нибудь на кожу невидимой краской?

В первый миг Света чуть не крикнула — есть. И сразу с трепетом представила, как ладони Силунда начнут ее оглаживать…

Но тут из глубин сознания выскользнуло то, что она повторяла последние два дня, с утра до вечера, как мантру. Боясь как раз такого поворота событий, и такого вопроса.

Нельзя допустить повторения истории с Антоном, мелькнуло у Светы. Поэтому надо молчать, если спросят о рунах. Только так можно удержать прекрасного альва. Только так, промолчав…

И затем Света подумала уже страстно, жарко — вдруг и Силунд меня бросит, как Антон? Если выложу все, то он потеряет ко мне интерес. Ведь в женщине должна быть загадка. Тайна. Нужно молчать, иначе Силунда не удержать. Интересно, можно ли использовать на нем Свадебную руну Гьиоф? Раз уж Силунд сам ее выбрал? Но чтобы сделать это, опять-таки надо молчать.

Все эти мысли пронеслись в уме у Светы секунды за две, не больше. Следом она качнула головой, влюблено глядя на альвийского конунга. И с улыбкой протянула руку.

Силунд перевернул чашку, затем аккуратно опустил ее на Светину ладонь. Обронил:

— Твоя очередь, всеотец.

Одноглазый старик, распахнув плащ, задрал рукав пурпурной рубахи.

Сейчас он снимет с себя перевернутую руну Наследного Удела, Одал, решила Света. Следом ощутила теплую гордость — ей известно, что сделает Один по указке самого Силунда.

А через секунду голову Свете словно погладили колючие лапки.

И горячими нитями, согревшими кожу — голову ей заклеймили две руны. Спрятанные под рыжими волосами, над ушами, где пряди были склеены в кору. Ради этого Света два дня мазала на волосы кашицу из размоченного хлебного мякиша. По утрам и вечерам, чтобы пряди не разлетелись на ветру в нужный час…

Над ее ушами, под волосами, на пятачках бритой кожи, были выложены два знака. Тонкие косички легли чертами, окровавленные нитки скрепили их узлами — и одну сторону Светиной головы тайно осеняла Ихвар, руна Щита. С другой стороны под волосами пряталась перевернутая Наудр, из руны Рабского Подчинения ставшая руной Освобождения…

И эта перевернутая Наудр сняла чары альвов.

— Готово, — провозгласил Один.

— Повторяй за мной, — тут же приказал Силунд. — Прими эту руну от меня в дар. По моему согласию и по доброй воле моего мужа, которому я теперь принадлежу.

Пора, с ненавистью подумал Ульф, горя под коркой серебра у реки. Альвийки, высыпавшие на него уже второе ведро, сейчас глазели на Одина…

Обгорелый волк с трудом, но прыгнул — и слой блестящих побрякушек осыпался с него звенящим мусором. Тело зверя сухо, громко хрустнуло сквозь этот звон.

Клыков нет, рыкнул на краю сознания волк. Тебе даже рвать нечем.

А потом на землю вместо зверя приземлился человек — истощенный, похожий на скелет, обтянутый нежной бледно-красной кожицей, какая нарастает после ожогов.

Глаз еще не было, глазницы закрывали туго натянутые веки. Но человек ловил запахи и звуки.

Он знал, что не допрыгнул. От Одина его сейчас отделяло не меньше восьми шагов. И полдесятка альвов, стоявших со стороны реки.

Мне нужен волк, мгновенно решил Ульф, приземлившись на четыре конечности. Иначе Один пустит в ход свою силу, от которой цепенеют лучшие воины. Владыка Асгарда остановит любого человека…

Он снова прыгнул, на лету оборачиваясь зверем.

…В стороне от него, рядом с Силундом и Одином, Света резко вскинула левую руку над головой. Размашисто согнула ее в локте, запястьем коснулась макушки — и сразу запустила пальцы под корку волос над правым ухом.

Выдранные склеенные волоски ответили колючими поцелуями боли.

Но Света этого даже не заметила. И кончиками пальцев тут же нащупала руну, спрятанную под прядями.

Перевернутая Наудр, снявшая чары альвов — к левой ладони Светы прижалась уже в ином положении. Длинная косичка указала на ее запястье, короткая косичка косо перечеркнула длинную под пальцами. Прижавшись к ее ладони, Наудр стала руной Рабского Подчинения для всех смотрящих на Свету…

И продолжила защищать ее от альвийских чар — касаясь кожи головы с другой стороны, в ином положении.

— Молчать, замереть и смотреть на меня, — крикнула Света срывающимся голосом. — Не шевелись. Не думай ни о чем. Ничего не желай.

А следом она крутнулась на месте, отшвыривая чашку с руной. Затем с ужасом осознала, что на нее смотрят почти все, даже Силунд с Сигвейн — только не Один.

Владыка всех богов уже шагнул назад, уставившись на берег реки. Что еще хуже, он успел поднести к руке повязку с Одал, которую снял за несколько секунд до этого.

— Убейте Одина, — в отчаянии выкрикнула Света.

И стегнула взглядом по ближайшим альвам.

Но те не сдвинулись с места.

А через долю секунды на Одина вдруг упал сверху красный силуэт, похожий на ошпаренного лысого зверя. Огромного, с выпирающими ребрами. Существо вцепилось в горло Одину передними лапами. Движение вышло до странности человеческим — и неловким, словно зверь пытался орудовать лапами по-людски.

Потом зверь рухнул вместе с Одином, не обращая внимания на меч, вонзенный ему в бок рукой бога. Оба, сцепившись, покатились по земле, выкосив в строе застывших альвов дорожку из сбитых тел.

В следующий миг над рекой пронесся тугой хруст. Словно порвалась крепкая, плотная ткань. Затем воздух колыхнул мощный, гулкий хрип-выдох. И зверь приподнялся над телом Одина.

Безволосые мускулистые лапы теперь заливала кровь — до самой шеи, превратив ошпарено-красную кожу в темно-алую, мокро блестевшую.

Это Ульф, сверкнуло в уме у Светы. Он вернулся? Жив? Победил? Но как? А если альвы кинутся на него? Действует ли еще руна Наудр?

— Смотреть на меня, — отчаянно выкрикнула Света на всякий случай. — Идти отсюда… на десять шаг. Все назад.

Она облегченно выдохнула, когда альвы дружно отступили, пятясь от нее двумя полукружьями. Но тут возле левого бока что-то свистнуло. Пронеслось сверху вниз, хлестнув ее по левой руке волной воздуха.

Света рывком обернулась и наткнулась взглядом на Тора. Рыжеволосый бог, подобравшись сзади, смотрел в сторону. И уже заносил крупный молот для нового удара.

Руна Ихвар отвела первый удар, торопливо подумала Света, еще крепче прижав левую ладонь к голове. Но второй раз судьбу лучше не испытывать.

Она кинулась туда, где над телом Одина нависал зверь. Голую спину погладила волна воздуха от следующего удара молотком…

Красной тенью мимо нее мелькнул Ульф, на ходу перерастая в человека.

И Света крутнулась на бегу, разворачиваясь вслед за ним. Задохнулась от боли в босой ступне, вспоротой острым камнем — но тут же забыла об этом.

Красная тень налетела на рыжеволосого Тора. Молот снова сверкнул, а затем эти двое упали — сцепившись, как недавно зверь с Одином. Раздался хрип, похожий на далекий раскат грома. И Ульф поднялся.

В левой его руке мотнулся влажно-красный клок плоти.

Тор, весь залитый кровью, с земли уже не встал. Ноги в кожаных сапогах замолотили по низкой травке, вбивая ее в каменистую землю.

Потом Ульф отшвырнул лоскут плоти. И шагнул к Свете, незряче уставившись на нее глазницами, которые по-прежнему затягивали веки без ресниц, заляпанные кровью.

Сердце Светы забилось где-то в горле. Но рассусоливать было некогда. Она крутнулась на здоровой, не распоротой ноге — чтобы ее лицо увидело как можно больше альвов. Снова истошно закричала:

— Не двигайся. Не шевелиться.

Слова ее прозвучали скорей умоляюще, чем повелительно.

А следом Света повернулась к Ульфу. Огромному, словно подросшему. Покрытому кровью, с торчащими обручами ребер, со впалым до позвоночника животом…

После всего увиденного она не стыдилась своей наготы. Почти не стыдилась. И не чувствовала холода. На миг Свету даже охватило ощущение нереальности происходящего. Альвы смотрели на нее, не мигая, как бандерлоги на удава Каа…

Затем она осознала, что серьга с глазом Ульфа все еще свисает с мочки уха. Но снять ее нелегко — руну Наудр не отпустишь, а убрать вторую руку с низа живота как-то стыдно. К тому же снятую серьгу спрятать некуда. И выбросить рука не поднимется.

Ульф, пока она думала о серьге, метнулся к ней. Стремительно, по-звериному — хотя лицо его было уже человеческим. Руки оборотня обхватили Свету, притиснув к голому телу в каменных выступах мышц.

Они застыли на месте. Оба нагие, под взглядами зачарованных альвов.

Жив, с бешеной радостью подумала Света, глядя в безглазое лицо.

…Ее раздели, яростно подумал Ульф.

Но счастье от того, что она была у него в руках, и в ноздрях цветочным шелком струился ее аромат — это счастье оказалось сильней ярости. И выше его мужской чести.

Потом одна ладонь Ульфа скользнула по телу жены, проверяя, все ли с ней в порядке. Пальцы наткнулись на локоть, задранный вверх, и быстро прошлись по ее левой руке до запястья.

— Руна? — догадливо пробормотал он.

— Наудр, — отрывисто согласилась Света.

Ульф тут же вполголоса распорядился:

— Возвращаемся в крепость. Прикажи им что-нибудь напоследок, Свейта. Но помни — кто-то мог не смотреть на тебя, когда ты раздавала свои приказы. Давай.

В следующий миг он разжал руки и кинулся туда, где на траве валялась Светина одежда, затоптанная альвами.

— А как же Локки? Люди? — выдохнула ему вслед Света.

И сама себя осадила — он о них может не знать. Когда появился Локки с людьми, Ульф лежал с наполовину сожженным телом. Ему было не до Локки…

Света задумалась, решая, что сказать альвам.

Через пару секунд вернулся Ульф. С разбегу прикрыл ее наготу плащом, обернув ткань под мышками. А в правую руку, которую Света торопливо вскинула вверх, сунул лоскутную гирлянду.

Вот и это пригодится, мелькнуло у нее. Лоскуты на грудь она вышивала, чтобы проложить для альвов ложный след. Чтобы они успокоились, решив, что обезвредили мастерицу рун. А теперь можно использовать лоскуты, где все самые сильные руны…

— Поднимай меня, — попросила она, когда Ульф закончил затягивать завязки плаща у нее на груди.

Ульф мгновенно обхватил Светины бедра — и вскинул ее вверх.

Кое-кто сбежал, решила она, оглядывая альвов сверху. Толпа на пологом речном берегу подозрительно редела уже в пятнадцати метрах от нее.

— Можете ходить и говорить. Но вы не трогать больше людей. Никогда, — закричала Света, озираясь.

Ульф, не дожидаясь ее просьбы, мягко развернулся на месте.

— Вы никогда не делать людям больно, не очаровывать их, — провозгласила Света.

Ульф крутнулся еще раз.

— Тех, кого привел Локки, вы отводить обратно в Утгард. А теперь вы идти в свой дом и жить тут, в Льесальвхейм. Мирно жить, без человечий глаз и зубы. Не трогать человек, ни один.

Потом она пробормотала:

— Все.

И Ульф поставил ее на ноги.

— Ты видеть? — живо спросила Света, глядя в безглазое лицо, залитое кровью.

Ей хотелось его коснуться. Но левая рука лежала на руне Наудр, а в правой она сжимала гирлянду из лоскутов. Скрутка из плаща не давала ощутить тепло его рук, все еще державших ее мертвой хваткой…

— Я чуять, — отозвался Ульф. — Нюхать и слышать.

От легкой усмешки, скрытой в неправильности его слов, у Светы вдруг выступили слезы на глазах.

— Я скучала, — сказала она внезапно. Невероятно правильно сказала. — Я ждала, я…

А следом на Свету навалилось осознание того, что времени нет, и надо спешить.

— Помогать, — уже торопливо попросила она Ульфа. — Нужно найти руна Врат.

Ульф когтистыми пальцами подцепил и растянул в воздухе лоскутную гирлянду, свисавшую с руки Светы. Она углядела лоскут с руной Врат. Заявила, уже схватившись за него:

— Держать меня, Ульф.

Муж стиснул ее — а она мысленно представила лицо Локки.

Рядом, почти у самых ног, распахнулась щель. В ней возник неровно обрезанный кусок уступчатого взгорка, на котором лежал мужчина в зеленой рубахе.

— Туда, — велела Света.

И переступила, пытаясь утянуть Ульфа к провалу со взгорком. Но муж не шевельнулся. Уронил, обнимая ее еще крепче:

— Локки? Ты собралась спасать этого…

— Он нам надо, — возразила Света.

Ульф зло выдохнул. Потом какая-то сила сорвала Свету с места, больно придавив к узлам мышц на теле мужа. И она, уже коснувшись ногами земли, осознала, что Ульф прыгнул на взгорок, притиснув ее к себе, как куклу.

— Ты нести Локки, — сразу объявила Света.

И огляделась, наполовину разжав ладонь с лоскутом.

От взгорка уходили двое альвов. Маловато, чтобы перенести Локки в пещеру, как велел Силунд. Или под действие Наудр и тут попали не все? Остальные ушли, использовав серьги?

Ульф, отпустив Свету, принюхался. Затем рывком забросил тело Локки на правое плечо и прижал Свету к левому боку. Распорядился:

— В крепость. Скорей.

В крепость, но к кому, пронеслось у Светы в уме. К Сигульфу, к Ингульфу — или…

Она быстро глянула на долину реки, словно ища там подсказку.

Альвы расходились. Молча шли к горам, окружавшим долину. Кое-где уже возникли альвийские тропы, надломившие подножия гор неожиданными изгибами. А вдоль берега целеустремленно шагала парочка, цветом волос похожая на Силунда с Сигвейн…

Надо было их убить, мелькнуло у Светы. Мелькнуло мстительно, с ненавистью. И она поспешно перевела взгляд на Одина с Тором.

Окровавленные тела богов по-прежнему лежали на земле. Неподвижно, насколько Света могла видеть.

А затем ей вспомнилось то, что сказал недавно Один — я велел Хальстейну изготовиться. Плавка моста начнется, как только к смертным вернется сила рун…

Нордмарк может уже гореть. И замерзать. Вместе с людьми, что там находятся.

Времени нет, с ужасом подумала Света, все еще держа левую ладонь на правой стороне головы. Идти к Хальстейну надо им двоим. Ульф остался без глаз, и руна Наудр ему не страшна. Он не сможет увидеть Хальстейна. Ее саму защищает перевернутая Наудр, выложенная под волосами. В придачу к руне Щита. На свободной руке гирлянда из рунных лоскутов. Надо спешить. Возможно, там уже гибнут люди…

— Мы должны убить Хальстейн, — выдохнула Света, сбиваясь на фальцет.

Горло, надорванное недавними криками, ныло.

— Остановить пламя и лед над Эрхейм. Спасать Сигульф и другие.

— Убить Хальстейна? Пошли, — рыкнул в ответ Ульф.

И она ощутила, как он пригибается.

Зверь тоже здесь, с грустью пролетело в уме у Светы. Но это к лучшему. У Хальстейна может быть сила Одина, которая сковывает людей…

— Пусти, — вдруг потребовала она, вспомнив еще кое-что.

Рука Ульфа, обхватившая ее талию, разжалась.

Света выдернула из уха серьгу с глазом Ульфа. И быстро сунула ее за край плаща, обмотанного вокруг груди. Затем перекинула лоскутную гирлянду через запястье и согнула ногу, распоротую о камень на берегу. Придавила правой ладонью порез на ступне, умудрившись не пошатнуться от боли.

А через мгновенье Света нарисовала на плече Ульфа руну Щита — окровавленным пальцем, на всякий случай. Тут же подула на нее, чтобы кровавые мазки хоть немного подсохли, и осторожно придавила ладонью. Следом выпалила, опять стиснув лоскут с руной Врат:

— Идти.

И как только Ульф ее обнял, представила лицо Хальстейна.

В следующий миг Свету обдало раскаленным ветром, пропитанным дымом — до рези в глазах и горечи во рту.

Над взгорком распахнулась дыра, одним концом расползшаяся по земле.

По ту сторону дыры стояли альвы. Плотным кругом, выставив мечи. Над ними — за ними, — зрело нарывом кроваво-рыжее зарево. Кричали люди…

На высоких лбах альвов поблескивал перевернутый знак Наудр. Темно-багровый, словно нарисованный чьей-то кровью.

Наверно, кровь принадлежит Хальстейну, стрельнуло в уме у Светы. А альвы из тех, кто сбежал отсюда. Теперь они защищены от руны Наудр, им уже не приказать. Это верная смерть…

По ту сторону дыры кричали люди.

От строя альвов внезапно швырнули четыре сияющих шарика. В щель, открытую руной Врат, попали только два из них. И оба взорвались потеками гнойно-желтого сияния. Но оно стекло вниз по воздуху — ровным слоем, как по стеночке, перед лицами Светы и Ульфа. Руна Щита опять помогла.

У Светы от ужаса шевельнулись волосы на голове. Даже те, что были склеены хлебной кашицей.

А Ульф неожиданно крутнулся, пряча Свету за собой. И метнул вперед неподвижное тело Локки.

Метнул прямо на круг альвов, ощетинившийся мечами.

Свейта как в воду глядела, быстро подумал Ульф. Вот и Локки пригодился. Перед лицом полыхнуло каким-то жаром — альвы пустили в ход новую колдовскую дрянь? Надо успеть, пока они встают. Свейту защитят руны. Они на ней есть, раз Тор не коснулся ее молотом…

Бой, взвыл волк внутри него. Но оттуда воняет альвийками. А стоят они над большими воротами, врезанными в человечью изгородь из камней.

Миг твой, миг мой, молча предложил волку Ульф. И прыгнул, на ходу переливаясь в зверя. Прижимая Свейту к боку уже не рукой, а лапой.

Помост над воротами, где стояли светлые, развернулся в уме Ульфа лентой из запахов. По нему ходило не одно поколение стражников, многие следы он чуял даже сквозь дым…

В следующий миг Ульф перелетел через альвов, отделавшись двумя порезами на бедрах. И с силой приложился правым боком о бревенчатый настил.

Свейту от удара он уберег, она приземлилась на его левый бок. Затем Ульф отпустил ее, перекатываясь через голову. И вскочил, ощущая, как задние лапы оборачиваются ногами.

Свейта, растянувшись на помосте, наконец-то убрала руку с руны Наудр. Закричала, приподнимаясь:

— Ингульф, сюда.

Но Ульфу было не до того, что она задумала. В ноздри лез запах Хальстейна. Сын конунга был рядом, однако его прикрывали альвийки, прижавшиеся к нему спинами. Вокруг альвиек жалами вздымались мечи альвов, уже опомнившихся.

Железо, презрительно подумал Ульф, прыгая к Свейте.

И запахи рассказали ему о том, что мечи точили прошлым утром. А Локки еще жив, хотя его пронзили десятком клинков. Отец лжи теперь валялся в паре шагов от альвов, успевших подняться. У светлых есть бляхи, которые заставят Локки спать и дальше. Еще у них есть серебро…

— Стой за мной, — рыкнул Ульф, приземлившись между Свейтой и альвами.

Почему она не использовала руну Наудр, Ульф не знал. Наверно, не смогла. Спустя мгновенье он оцепенел — и перелился в безволосого, обожженного волка.

Зверь снова прыгнул, незряче глядя на альвов.

Когда Ульф приземлился на бревенчатом настиле, Свету тряхнуло так, что зубы клацнули. А огни пожаров, подрумянивших небо, закачались вокруг бешеными маятниками.

Впереди, метрах в шести, стояли альвы. С одной стороны их круга на помосте валялся какой-то куль. По лезвиям альвийских мечей текли красные отсветы, и в уме у Светы сама собой скользнула мысль о подмоге.

Следом в памяти всплыло лицо Ингульфа — а сбоку тут же распахнулась щель, за которой горела земля. В огне по ту сторону метались тени.

И Света, содрогнувшись, позвала Ингульфа. Затем села, продолжая сжимать в правой ладони руну Врат. Схватилась за рану на ступне уже левой рукой. Онемевшей, слишком долго пробывшей над головой…

Пальцы левой слушались плохо, и перевернутую руну Огня Света чертила, орудуя ладонью как деревяшкой.

Пока она карябала непослушными пальцами по стесанным бревнам, рядом возник Ульф. Возник — и прыгнул к альвам, оборачиваясь красноватым зверем.

Потом из открытой щели на помост посыпались оборотни. По трем волкам прыгало желто-алое пламя, сородичи тушили его полусгоревшими рубахами.

И в этот миг земля качнулась.

Сияние пожаров, разбросанных по правой половине города, тут же поблекло.

А у самого залива, на рыночной площади, взвилось новое пламя. Огромное, вытянутое. Далекий огонь с ревом рванулся вверх, исполинской свечой поджаривая сумрачное небо.

Через секунду рядом вознеслась хрустально-белая игла. С ее острия взметнулись клубы белого пара. Обвились вокруг струи дыма, текшей от огня, и черно-белый жгут странно замерцал в вышине. Над пламенем и льдом.

Справа прилетел страшный, нечеловеческий визг. Огонь и лед вдруг потекли по городским крышам, начиная от ворот. Захлестнули и дома внутри крепости. Раскалено-рыжие и белые потоки тянулись к площади, которую придавливала ледяная игла — и огненная исполинская свеча.

Люди вопили.

Это плавка моста, с ужасом подумала Света.

Альвы тем временем начали падать. Засверкали мечи — но красноватый зверь будто растворился в месиве из альвийских тел.

— Вы за мной, — закричала Света, обращаясь к оборотням за своей спиной. И хлопнула ладонью по перевернутой руне Огня. — Я прикрывать вас руна. Не отходить.

Она уже хотела встать, но вспомнила, как Ульф напал на своего отца. И начертила на помосте перевернутую Наудр — даже не зная, поможет ли это оборотням. Все-таки альвийские чары действовали на звериную их часть, не человечью.

Надо было и на Ульфе нарисовать эту руну, пристыжено сверкнуло у нее в уме. Потом Света коснулась знака и начала вставать.

Кто-то быстро вздернул ее на ноги, подхватив сзади.

— Все? — торопливо спросила Света, не оборачиваясь к оборотням.

— Кто был со мной, все здесь, — рявкнул сзади Ингульф, перекрывая крики, звеневшие над городом.

И Света наконец выпустила руну Врат. Двумя руками растянула лоскутную гирлянду и схватилась за Урур, руну Дождя. Затем подумала — Локки мог бы очнуться, не мешай ему альвийский свет. Куль, валявшийся возле альвов, подмигнул зеленым бликом, напомнив Свете о рубахе Локки…

А еще нужна защита от альвийских шаров, мелькнуло у нее. Свет, вот оружие альвов?

Она поспешно нагнулась и грязным окровавленным пальцем начертила на помосте руну Кауна — но перевернутую, из руны Света ставшую руной Тьмы. Следом придавила знак ногой.

Над помостом сразу разлилась темнота. Только столб пламени на рыночной площади продолжал сиять, пробиваясь сквозь купол мрака, накрывший ворота. И призрачно отсвечивала по соседству тонкая колонна льда.

До альвов Ульф не допрыгнул. За пару шагов до них ударил лапами по настилу, и взвился вверх. В воздухе извернулся, телом зверя уже чувствуя зов альвийских дев…

Хальстейн был внизу. Прятался в круге альвов и альвиек, точно орех в тесте.

Он боится, что Свейта выйдет с руной Врат прямо к нему, сверкнуло в уме Ульфа. Вот и затесался в толпу.

А потом Ульф обернулся человеком. Даже сквозь крики его уши различили, как внизу звякает серебро. Альвы вскинули мечи…

И падая на них, Ульф ощутил, как замедляется время.

Вонь пожаров усилилась, распалась на сотни страшных запахов, прижегших ему ноздри. Пламя у ворот заревело, выдувая раскаленную песнь из гула и треска. Крики в городе взвились до воющего многоголосья, грозя расколоть небеса — но в Асгарде их, похоже, не слышали…

Асгард, вдруг подумал Ульф. Я там жил. Но там было другое имя, и кончилось все дикой болью.

В следующий миг Ульф беззубо улыбнулся, падая на альвов.

Убивая, асы называли меня Фенриром, пролетело у него в уме. А теперь за асами должок.

Только что отросшие когти звенькнули об сталь. Ударили по боковой стороне альвийских мечей, отбивая их — и открывая меж ними просвет. Там его ждала плоть альвов, вонявшая паршиво, сладенькой прелью. Пах закаленной сталью шлем одного и плечи двоих…

Ульф-Фенрир нырнул в промежуток между клинками, уже становясь зверем. Ощутил, как в брюхо ему вонзился альвийский меч.

Нарисованная Свейтой руна его не защитила — то ли с ним теперь такое колдовство не работало, то ли Хальстейн украсил альвов знаками, помогавшими в бою.

Но думать об этом было некогда. Фенрир уцепился за чей-то пояс и отпихнул альва, посмевшего его ранить — задней лапой вспоров тому живот вместе с кольчугой.

А затем он развернулся спущенной пружиной, взрезая когтями все, что подвернулось под лапы. Безглазую морду заляпала приторно-липкая альвийская кровь.

Круг, в который сбились светлые, защищая Хальстейна, сослужил им плохую службу. Волчьи когти за секунду дотянулись до многих.

Помост внезапно накрыла тьма, но зверь этого не заметил. В следующую секунду он обернулся человеком — и вцепился в край щита, торчавший из щели между ранеными альвийками. Навалился на него, опрокидывая альва, державшего щит, и Хальстейна, прижимавшего к нему ладони…

В шею Фенриру воткнулось что-то серебряное. Бока и бедра распороли лезвия мечей. Он еще успел отмахнуться одной рукой, но тут одна из альвиек вбила ему в спину нож из чистого серебра. И навалилось знакомое оцепенение.

Ульф-Фенрир, уже перетекая в зверя, сумел завалить Хальстейна на кого-то из альвов. Потом Фенрир ощутил, как по коже с шипением запрыгало пламя — загоревшееся само собой, без причины и без искры.

Боль сводила с ума, зато альвы сразу отшатнулись от огня. И в этот миг Фенрир выдрал у Хальстейна клок плоти из горла. Так же, как выдрал у Одина и Тора…

Сверху внезапно хлынул дождь, сбивая пламя.

Свейта, счастливо подумал Фенрир, уже оборачиваясь человеком. Затем услышал, как дружно прыгнули с той стороны помоста оборотни — ему на подмогу. Зазвенела сталь, утробно захлюпала плоть альвов, и крики светлых смешались с криками людей. А страшную боль в спине начала смывать вода.

Дождь лил стеной, счищая с помоста альвийскую кровь.

— Свейта, — взвыл Фенрир, выдирая щит из рук упавшего альва. — Сюда.

Но она уже шла к нему, и бревенчатый настил пел под ее ногами. Мягко, чуть слышно.

Фенрир метнулся навстречу, перекинув щит в левую руку. Сгреб Свейту на ходу, прижал к себе — мокрую, пахнущую кровью, болью и ужасом. Крикнул:

— Щит у меня. Хочешь отменить то, что сделал Хальстейн?

— Да, — выпалила Свейта. — Но мой руна должен лечь на его. Я так думать. Только не видеть…

— Сейчас, — рыкнул Ульф-Фенрир, уже ставя Свейту на помост.

Потом он трепыхнул ноздрями над щитом — и на изнанке, рядом с ременными петлями для рук, нашел место, вонявшее кровью Хальстейна.

В следующий миг Фенрир наклонил щит, уберегая это место от дождя. И прижал к нему одну из ладоней Свейты.

— Здесь. Рисуй.

— Нужно моя кровь. Свежий, — вдруг пискнула Свейта.

Были бы клыки, с сожалением подумал Ульф-Фенрир.

В памяти внезапно шевельнулось воспоминание о том, как ему выдирали клыки в Льесальвхейме. И о том, как асы забивали в глотку серебряный меч…

Фенрир рычаще фыркнул, отгоняя страдальческие мыслишки — чересчур человеческие, отвратительно слабые. Но успевшие пустить по загривку нехорошую дрожь.

— У меня в спине серебряный нож, — крикнул он, отпуская ладошку Свейты. — Достань. Резану его лезвием, оно почище.

Ей это понравится, насмешливо мелькнуло у Фенрира. Она и чаши с мылом моет.

Свейта, резко вздохнув, потянулась к его спине. Но тут сзади подступил один из оборотней. Фенрир повел носом, узнавая подошедшего — а тот вырвал из его спины нож. И повыдергивал из шеи мелкие кинжальчики с серебряными накладками, похожие на орудия лекаря.

— Подержать щит? — крикнул Ингульф, покончив с серебром.

А затем вложил нож в ладонь Фенрира.

Он в ответ молча сунул Ингульфу щит. Поймал руку Свейты и легко кольнул ей указательный палец. Опять услышал ее судорожный вздох — разобрав его сквозь вопли, звеневшие над городом.

Свейта вздохнула от боли.

Было ли со мной такое, подумал вдруг Фенрир. Прежде, в прошлом — чтобы ловить вздох женщины, и холодеть от ее боли? Но прошлое пряталось в забытьи, выставляя наружу лишь остовы воспоминаний: старое имя, то, что он жил в Асгарде, что Локки его отец, подстроивший…

— Покажи снова руна, — выдохнула Свейта, обрывая мысли Фенрира.

Он бережно поймал ее порезанную ладонь. И приложил к щиту в том месте, где доски помечал самый широкий из двух кровавых следов Хальстейна. Бросил громко:

— Тут Фе, руна Огня.

Свейта, обдав его запахом новой боли, в три взмаха начертила перевернутую Фе. Потом накрыла знак ладонью, на которой не было раны. Потребовала, вскинув порезанную руку:

— Второй руна.

Но второй знак, это Исс, сверкнуло в уме Фенрира. Черта, которую хоть как поворачивай. Руна Льда необратима, бороться с ней бессмысленно…

Его вдруг охватил охотничий азарт.

Пусть попробует, пролетело в уме у Фенрира. Город от огня Свейта уже спасла. Пусть она немного больше растревожит рану на пальце, ну да он ее залижет. Победит ли Свейта Лед, вот в чем вопрос?

Он рывком поднес ее раненую ладонь к щиту. И придавил порезанный палец к дереву изнанки — там, где прежде была нанесена черта Исс, теперь почти смытая дождем.

Свейта мелко переступила с ноги на ногу. А затем стремительно зашкрябала по дереву раненым пальцем. Рун там было больше, чем одна. Две, три? И только первая легла поверх Исс, руны Льда.

Закончив чертить, Свейта придавила растопыренной ладонью кровавые закорючки.

— Что ты написала? — спросил Фенрир.

Его ладонь сама нашла ее плечо. Мокрое, в зябких пупырышках. Крики в городе звенели все тише, дым пожаров уже оборачивался горечью мокрых углей. Дождь понемногу утихал.

— Руну Солнца, Сол, — нетвердым голосом ответила Свейта.

И быстро потерлась щекой об его ладонь. А лицо Фенриру вдруг согрел свет. Он ощутил его призрачное тепло на коже лба и носа.

— Тивар, руна Копья, — закончила Свейта. — И Кауна, руна Света.

Ульф-Фенрир тихо хмыкнул.

Она учится складывать силу знаков, стрельнуло у него в уме. Руна Солнца, потом Копья… или тут ее надо читать как Удар? А под конец Свет. Солнце ударяет светом? Так Свейта решила победить Лед? Но откуда солнце ночью…

— Луна горит, — потрясенно бросил кто-то из оборотней.

И Фенрир запрокинул голову, подставляя лицо под тепло, все настойчивей текущее с небес.

До полнолуния шесть ночей, мелькнуло у него. В небе уже не полумесяц. А луна Утгарда, как и луна Мидгарда, светит краденным светом. Не своим, сворованным у солнца.

В следующий миг Ульф-Фенрир удивился тому, что знает о луне Мидгарда.

— Гаснет, — заорал вдруг рядом Ингульф. — Пламя на площади гаснет.

Света обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как опадает вдали свеча из огня.

Мрака больше не было. Дождь иссяк, залив Нордмарк водой — а справа, в сером небе, сияла мелким солнцем ущербная луна. Пламя в городе угасало, и белые клешни льда больше не тянулись к площади.

— Что, победила? — просипел кто-то на чистом русском.

Возглас прилетел с той стороны, где на помосте валялись тела альвов.

Это Локки, решила Света. Наверно, предок свалился с плеча Ульфа, когда тот прыгнул на помост…

— Оклемался? — зло отозвался Ульф на местном наречии.

Голос мужа почему-то напомнил Свете голос Локки. Может, из-за издевки, звучавшей в словах обоих.

— Откуда такая злопамятность? — посетовал Локки, переходя на местный язык. — Неужели вспомнил старое? Знаешь, как говорят в мире твоей жены? Кто старое помянет, тому глаз вон. Ах, прости, у тебя уже оба…

Следом Локки приподнялся над телами альвов, валявшимися на помосте. Его лицо и рубаху теперь заливала темная кровь.

— Признаю, тогда я разыграл партию в хнефатафль из рук вон плохо, — быстро уронил Локки. — И хозяева Асгарда захотели мне отомстить, покончив с моими детьми. Но об этом мы поговорим после… Ульф.

Локки сверкнул улыбкой. Добавил:

— Поговорим, когда волки залижут свои раны, а в городе пересчитают погибших. Ты ведь понимаешь, что альвы теперь оставят людей без своих целебных повязок, зелий и шаров?

— Понимаю, — угрюмо бросил Ульф.

Затем незряче посмотрел туда, где погибал, распадаясь на отдельные иглы, ледяной столб. Расцветал белой астрой над городом, с огненной лужей у основания.

— Но от альвийских шаров люди и сами отказались бы. Они видели, как альвы уничтожили ими ворота со стражей…

Локки издал скрежещущий смешок и шагнул вдоль кучи альвийских трупов. Ровно, не пошатнувшись, несмотря на кровь, заливавшую его до бедер.

— Плохо ты знаешь людей, сы…

— Потом, — рыкнул вдруг Ульф, перебивая Локки. — Мы поговорим об этом потом.

И Света, пристукнув зубами от холода, решила вмешаться.

— Ульф, — торопливо сказала она. — Я пока держать щит, мне нельзя отпускать руна. Вдруг боги прийти опять? Но надо узнать, как Сигульф. Сейчас, Ульф. Надо найти руна Врат, Тфурисар.

Она шевельнула рукой, с локтя которой свисала лоскутная гирлянда.

— Гудульф, ты здесь? — проворчал после заминки Ульф. — Найди руну Врат среди этих тряпочек. И вложи мне в руку.

Гудульф, тенью возникнув сбоку, выполнил приказ. Ульф, пропустив лоскут меж когтистых пальцев, придавил его к Светиному запястью.

Она сразу представила себе лицо Сигульфа.

На краю помоста мигом распахнулась дыра, за которой белела подтаявшая глыба. Свет безумно яркой луны сверкал в промоинах, залитых водой. Из глыбы, увязнув в ней по пояс, торчал оборотень в боевом обличье.

Морду его покрывала русая шерсть, в лапах был зажат меч. Оборотень, по-звериному пригнувшись, стремительно долбил лед. Сталь непрерывно звенела, ледяная крошка летела веером.

С помоста в дыру тут же спрыгнули двое волков. Приземлились на лед и тоже врезали по нему клинками.

— Где отец? — хрипловато спросил Ульф. — И дядя?

Застрявший в глыбе льда полузверь клацнул клыками, обретая лицо Сигульфа. Сдавленно рыкнул:

— Брат? Ты? Не в шкуре? Она все-таки…

Сигульф смолк, точно подавившись словами.

Хоть что-то постоянное в этом мире, мелькнуло у Светы. Сигульф по-прежнему не выносит свою невестку.

— Где отец? — нетерпеливо повторил Ульф.

— Там, — Сигульф кивком указал куда-то вправо. — Я оставил его под присмотром трех парней, когда все началось. Сам кинулся во двор, и тут прихватило…

— Ничего, тебе помогут, — как-то бесстрастно сказал Ульф. — Да и лед уже тает. Свейта, помнишь лицо моего отца? Открывай проход к нему. Редульф, поищи в крепости пару сухих плащей для моей жены. И какую-нибудь тряпку для меня. Об остальном поговорим потом.

Локки издал короткий смешок. А Света подумала — с Локки нельзя откладывать на "потом". У него есть дурная привычка исчезать по собственному желанию. Вопросов к нему накопилось много. Правда, сначала надо узнать, что с отцом Ульфа…

Она поспешно вспомнила лицо свекра. Затем дяди своего мужа, Берульфа.

Свекор был без сознания. Но его не затронул ни огонь, ни лед. Берульф наполовину обгорел, и его уже обмазывали темной, влажно блестевшей мазью. Ульф, принюхиваясь к запахам, отдал пару приказов. Следом повернулся к Свете.

Она тут же шевельнула рукой, уводя запястье от ладони мужа, державшей лоскут с руной Врат. Спросила, оглянувшись на Локки:

— Я хочу знать… чей тут щит? Новый, от Ульф?

— Нет, конечно, — радостно провозгласил Локки. — Это щит старины Олафа. Как ты думаешь, почему прежнего конунга убили, не пролив ни капли крови? Тайно убрав его из опочивальни, и спрятав труп от людских глаз?

— Без труп он не мертвый, — пробормотала Света. — Он пропасть.

— Верно, — одобрительно заметил Локки. — И только собрание ярлов могло объявить Олафа умершим. Это значит, что ярлы отплыли в Нордмарк, оставив на воротах своих городов щиты старого конунга. Ведь он всего лишь пропал. Затем альвы с их глазастыми серьгами помогли Хальстейну расписать щиты отца кровавыми рунами. Всего за пару ночей…

— Ты и об этом знал, — недобро сказал Ульф.

— До меня дошли слухи, — отрезал Локки. — После этого Хальстейну оставалось сделать немногое. Он пришел сюда в нужную ночь, когда новый конунг из крепости уже сбежал, а стены охраняли люди. Хальстейн заменил щит Ульфа, который успели повесить в Нордмарке, на щит старого конунга. Возле него, между прочим, успели пройтись очень многие, и он был куда опаснее щита нового конунга. Затем Хальстейн вырезал руну Одал на щите Нордмарка, принимая наследство отца… пусть и в виде щитов. Ну а потом настал черед Исс и Фе. Черед Льда с Огнем.

Света вздрогнула от холода, и Ульф внезапно очутился у нее за спиной. Обнял сзади, обхватив красноватыми огромными руками, прошептал:

— Хватит…

— Нет, — перебил его Локки. — Продолжай держать ладони на щите, женщина из Мидгарда. Сейчас важно время. Альвы не зря так спешили. Боюсь, Один с Тором еще могут ожить, если получат жертву из твоего мира.

Света кивнула. Ульф сзади пробурчал:

— Плащи сейчас принесут. Что ж, отстоим стражу… жена.

Локки фыркнул.

— Скажи вот что, отец лжи, — обронил Ульф. — Почему Хальстейн не нарисовал у себя на коже перевернутую руну Врат? Он мог начертить опрокинутую Тфурисар хоть на пятке, хоть на локте. И уж потом хвататься за руны Льда и Огня. Под защитой, не боясь того, что к нему заявится мастерица рун со спутником.

— Это и впрямь загадка, — ответил Локки. — Но…

Отец лжи развернулся и шагнул обратно к телам, валявшимся на помосте. Перевернул один альвийский труп, пнул другой, расчищая небольшой пятачок на настиле. Крикнул:

— Хальстейн стоял примерно тут. И на ногах у него нет сапог. Думаю, это неспроста. Здесь все залито кровью альвов… но я уверен, что конунгов сынок тоже пометил эти бревна своей кровью.

— Конечно, пометил, — бросил Ульф. — Я Хальстейна там и завалил.

Локки отозвался, уже возвращаясь:

— Я о другом. Ты заметил, что на Хальстейне нет сапог? А сотворение моста шло в стороне от мастера рун с его щитом. Хальстейн стоял над воротами, а мост Биврест выплавляли там.

Локки кивком указал на рыночную площадь. Жизнерадостно добавил:

— Значит, Хальстейну нужно было передать на площадь силу, которую он выдаивал из людей. Владыки Асгарда могут отсылать силу жертв в другие миры — но сами высасывать ее издалека они не способны. Думаю, Хальстейн им с этим помогал. Поэтому ноги у него босые. Он стоял на руне Врат, удерживая открытым проход, через который сила умирающих душ утекала к асам. Иначе никак. И тогда перевернутый знак Врат мог только помешать.

Тут нам повезло, решила Света.

Впрочем, она все равно открыла бы проход. Не к Хальстейну, так к Ингульфу. Только времени ушло бы больше, и больше народу погибло бы…

— Я сейчас уйду, — уронил Локки. — Хочу узнать, что там с Одином и Тором. Зря вы бросили божьи тела в Льесальвхейме, надо было прижечь их огоньком. Пометить владык Асгарда руной Фе… кстати, Ульф. Почему ты не приказал жене прикончить альвов? Дело-то простое — запечатать их милую долину перевернутыми рунами Врат и Путей, чтобы никто оттуда не вышел. Потом добавить руну Разрушения, усиленную руной Копья. Там горы, обрушиться могло все. Светлым альвам не помогли бы даже их тропы.

— Убивать, это дело мужчин, — резко ответил Ульф. — Возвращайся побыстрей, великий предок. Нам о многом надо поговорить.

Локки рассмеялся.

— А ты уже весь в нетерпении, потомок?

Следом Локки исчез, залив помост белой вспышкой. Ингульф, державший щит, тут же выдохнул:

— Великий предок?

Но спрашивать что-то еще оборотень не стал. А Ульф, обернувшись к крепости, рявкнул:

— Кто-нибудь, сбегайте за ярлами. Скажите, что конунг вернулся, и хочет их видеть. А еще я приказываю ярлам отправить половину дружин в город. Пусть разбирают завалы от пожаров, и высекают людей изо льда, если понадобится. Передайте ярлам, что за каждого спасенного я дам их воинам по две марки.

Света, слушая Ульфа, запрокинула голову. Ощутила затылком жар, текущий от его тела, подумала заворожено — да, конунг вернулся.

Но следом она устыдилась своей радости. Слишком много горя было вокруг. И крики людей только что стихли…