Оборотень на щите

ГЛАВА 5

На зеленом шелковом покрывале тело Свейты казалось еще белее. Рыжие пряди горели ярче, отливая полированной медью.

Ульф, глядя на жену, потянулся к ее ладони, обессилено лежавшей на шелке.

Тонкие полусогнутые пальцы слабо дрогнули под его когтями. Но потом застыли неподвижно. Даже не шевельнулись, когда Ульф кончиками когтей пощекотал кожу вокруг соска Свейты. Спело-розовую кожу, заласканную его губами до припухлости…

Свейта спала. Плыла в своем зыбком сне далеко от него. Эта ночь, четвертая после их прихода в Нордмарк, измучила ее до вязкого забытья.

И Ульф, надсадно выдохнув, отвел руку. Подумал — может, запретить ей бегать по крепости днем? Свейта уж больно рьяно взялась за прокладку труб от провалов. Глядишь, отлежится до вечера, и силы на ночь останутся. Она не будет так быстро засыпать…

Нет, будет, тут же эхом пролетело в сознании Ульфа.

Слишком сильно грызло его желание — словно свою похоть подпитывала волчья. Зверь брал плату, мстя за то, что его держат в узде. Вот и сейчас тело ниже пояса ныло от давящей тяжести. А если сдерживаться…

Он оскалился, слушая, как похрустывают челюсти, удлиняясь. И противно поскрипывает ткань наволочки, прихваченной клыками.

Альвийскую прядь Ульф теперь носил, не снимая — но она помогала все хуже. Прошлым днем шерсть обметала лицо, едва он унюхал запах стражников у ворот. Пришлось уйти, чтобы люди не встревожились.

Еще немного, зло подумал Ульф. Драккар морской стражи, который он послал, уже прибыл в Ульфхольм. Еще немного, и те из волков, что захотят ему помочь, приплывут в Нордмарк.

Потом вернется Хальстейн. И будет хольмганг, на котором все решится — но до тех пор надо потерпеть. И надо как-то избавиться от желания, сводившего его с ума. Иначе запах Свейтиной боли, жегший ему ноздри по ночам, обернется запахом ее ненависти. Или его безумием.

Ульф помедлил еще немного. Затем встал и тенью выскользнул из опочивальни.

Из женского дома он выбрался бесшумно. Но за порогом замер, решая, куда пойти.

Может, попробовать договориться с одной из рабынь, посулив ей пару гривен?

Однако баба, взяв деньги, все равно будет бояться. И волк еще отчаянней рванется наружу. Чем все кончится, неизвестно. Это люди могут завалить любую…

В холодном воздухе, уже пахшем осенью, вдруг зазвучали тихие, далекие звуки. Похожие на кошачье мурлыканье, весеннюю капель — и плеск рыбы в заводи. В доме волчьего хирда альвы пели свои странные песни. Переливчатые и мягкие.

Ульф шагнул, жухлая трава сухо шелестнула под ногой.

Свете снился страшный сон, неясный и топкий, как болото. Она дергалась и задыхалась, пытаясь выбраться из омута этого кошмара. Потом ее тряхнули за плечо, и кто-то крикнул:

— Вставай, жена волка.

Света с трудом разлепила веки. Возле кровати стояла Сигвейн. В углу опочивальни мерцал альвов огонь…

А Ульфа не было.

— Вставай, жена волка, — глухо повторила Сигвейн. — Случилась беда. Пошли. Может, хоть ты его отгонишь?

Света рывком села на кровати, прижимая к себе покрывало. Пробормотала, глядя Сигвейн в глаза:

— С Ульф беда?

— Нет, с той, кого он выбрал, — быстро ответила Сигвейн. Затем бросила: — Пошли.

Света тут же вскочила, разом забыв про свою наготу. Схватила платье, брошенное на сундук у изголовья, торопливо сунула ноги в сапожки…

И побежала вслед за Сигвейн, на ходу натягивая платье. Даже саднящая боль меж бедер сейчас отступила. Забылась. Все Светины мысли были об Ульфе.

Слова Сигвейн — с той, кого он выбрал — отдавались у нее в уме бесконечным эхом.

У выхода из женского дома их поджидал один из альвов. Как только дверь распахнулась, он сунул Свете в руки мелкий шарик альвова огня. И она его приняла, в спешке забыв о предупреждении Ульфа — на альвов не смотреть, ничего у них не брать.

Затем альв побежал туда, где стояли рабьи дома. А Света кинулась следом.

Кустики травы, примятые холодом этой ночи, выскакивали из темноты неожиданно. Прыгали ей под ноги, и Света оступалась. Но шага не сбавляла. Тяжелая ткань подола на бегу задиралась, сбиваясь в ком меж коленей. Волосы полоскались на ветру…

А потом шарик в ее руке осветил каменную стену. И огромного волка, стоявшего перед ней.

Ульф скалил клыки, глядя на подбежавшего альва. Меж его лапами, под волчьим брюхом, поросшим молочной шерстью, белело тело. Тонкое, обнаженное, женское. Стоявшее на четвереньках. Голову женщина опустила, и светло-золотистые волосы рассыпались по траве. Концы прядей запутались в стеблях. Скрюченные пальцы цеплялись за землю возле волчьих лап…

Позади ахнула Сигвейн:

— Сестра.

Света судорожно вздохнула. Мир рушился, осколки его были из тьмы и молочно-серой шкуры. В липкой паутине золотистых альвийских прядей…

— Позови своего мужа, — надломлено выкрикнула Сигвейн. — Разве не видишь, Орвид не может пошевелиться. Она испугана. Оттащи волка, или мы его убьем.

И вот это последнее — убьем, — выдрало Свету из трясины ревнивой ненависти. Она сделала шаг вперед, сипло уронила:

— Ульф, ко мне.

Я зову его как собаку, мелькнуло у нее. Но и Ульф сейчас не человек.

Волк зарычал. Однако через мгновенье он сбился на скулеж — и все-таки прыгнул к Свете.

Женщина, зажатая меж его лап, тут же упала. То ли сил у нее не осталось, то ли волк наподдал ей задними лапами, но она растянулась ничком по земле. Оборотень тем временем встал перед Светой. В глазах его жарко, радостно плавился янтарь.

Она, стиснув кулаки, подавила острое желанье попятиться. И потянулась к голове волка. Пальцы подрагивали, на ладони от напряжения заныл свежий шрам.

Но шерсть на ощупь оказалась теплой — а волк игриво вывалил язык возле ее предплечья. Света, осмелев, сразу ухватилась за волчью холку. С силой потянула зверя в сторону, прочь от обнаженного тела. Ульф после заминки подчинился.

Альв, как только волк отошел, ринулся к женщине в траве. Вскинул ее на руки, свирепо глянул на Свету — а потом исчез в темноте. Но Сигвейн почему-то осталась.

А Света, сама не зная зачем, продолжала тянуть волка в сторону. Тот переступал, поблескивая клыками…

— Надо заставить его обернуться человеком, — напряженно сказала Сигвейн. — Орвид не будет жаловаться на случившееся. Хотя у оборотня было человеческое тело, когда она согласилась с ним выйти. Но как Ульф освободился от моей пряди? Орвид развязать ее не могла, она не сумасшедшая.

Света глянула на Сигвейн зло и затравлено. Спросила с хрипотцой:

— Откуда ты знать, что Орвид согласиться? Рядом стоять? Слушать?

Да что я спрашиваю, тут же пролетело в уме у Светы. Альвы знали, где искать Ульфа. Знали, что случилась. Выходит, кто-то из них следил за парочкой.

Она снова посмотрела на волка, стоявшего рядом. Хотела разозлиться, но не смогла. Ульф смотрел слишком преданно, слишком радостно…

Слишком по-собачьи.

— Да, я все слышала, — спокойно ответила Сигвейн. — Для нас в этом нет ничего дурного. Все знали, что Ульф на грани, и любая из нас… ты знаешь, что он не человек. А звери не могут совладать со своей похотью. Ульфа это тоже настигло. И для тебя это тяжело, мы это видим. Не всякой женщине по силам выдержать любовный напор оборотня, когда он не владеет собой.

Света резко выдохнула. Ядовито бросила:

— Так вы помогать?

— А что в этом дурного? — просто сказала Сигвейн. — Или ты не встаешь по утрам, морщась от боли? Но если тебе это не по нраву… верни оборотню человеческий облик и держи его на своем ложе. Пусть он втискивает всю похоть в твое тело. Терпи, не вставая с постели, жена волка.

Лунный волк был смущен.

От рыжей самки, которая была его — и не его, потому что принадлежала тому, другому — тянуло ревностью. А еще злостью.

И волк понимал, что рыжая злилась на него. Из-за его забавы со светлой самочкой.

Однако это было несправедливо. Рыжую нельзя подгребать под себя, пощелкивая клыками — тот, другой, этого не простил бы. Но никто не имеет права требовать, чтобы он не трогал свободных самок, которые бегают вокруг. Да еще ради самки, которая не совсем его. Которую надо защищать, но не подгребать под свое брюхо.

Рыжая, поговорив с чужой самкой, чья грива отливала темным огнем, вдруг присела. Выронила светящийся шарик и вцепилась в шерсть под его ушами. Пролепетала на человечьем наречии:

— Ульф, вернись.

Лунный волк мотнул головой, стряхивая с себя слабые ладони. И лизнул рыжую в лицо. Вкус ее губ ему понравился…

Но внутри кто-то дернулся, яростно и судорожно. Волк тихо зарычал. Следом ощетинился, пытаясь удержать того, кто рвался сейчас наружу.

Сигвейн, стоявшая в паре шагов, быстро сказала:

— Может, попробуем по-другому? Сумеешь повязать ему на лапу мою прядь?

Альвийка схватилась за нож, и Ульф снова зарычал, но уже громче. Сигвейн, отрезав локон из своей гривы, торопливо набросила его Свете на плечо. А сама резво отступила.

— Ульф, — срывающимся голосом попросила Света. — Стоять тихо.

Пальцы дрожали, пока она отлавливала прядь, рассыпавшуюся на волоски. И сворачивала из нее петлю. Потом Света схватила волка за лапу. Потянула к себе, глупо бормоча:

— Тихо, Ульф. Дай лапка.

Под шерстью подрагивали твердые мышцы. Лапа, обхватом в руку взрослого мужчины, казалась стальной. Но через несколько секунд она все-таки поднялась. И Света, поспешно накинув на лапу петлю, затянула узел. Затем снова ухватилась за холку Ульфа. Отрывисто попросила:

— Вернись. Вернись.

Круглые янтарные глаза горели под молочно-серыми веками. Время тянулось, струилось под ледяными порывами ветра, дувшего с моря…

А потом в свист ветра вплелся хруст костей. Морда волка смялась, перетекая в подобие лица, и Ульф обернулся полузверем. Тут же, стоя на четвереньках, коснулся косматой щекой ее руки — которую Света так и не отдернула.

— Прости, — буркнул оборотень, уже пряча глаза.

Она молчала, не зная, что сказать. Вроде и предал… но предал-то не Ульф. А волк, занявший его место.

Виноват ли Ульф, что зверь наконец вырвался? Он годами жег себе кожу серебром, чтобы не выпустить волка. И теперь с ним приключилась беда, подстерегающая каждого оборотня…

Света вдруг ощутила холод. Ветер прибивал к телу платье, продувая его насквозь, и она сжалась, втягивая голову в плечи. Ульф сразу поднялся, стискивая ее руку.

Он голый, стрельнуло в уме у Светы. А Сигвейн стоит и смотрит. То, что случилось, гадко. Грязно. Но Ульф ей не чужой, и сейчас он в беде.

В следующий миг Света шагнула вперед. Обняла Ульфа, прикрыв его своим телом. Руки оборотня сразу сомкнулись на ее спине, и перед глазами у Светы оказалась широкая грудь, с которой быстро исчезала шерсть.

— Вот и хорошо, — радостно объявила Сигвейн, стоя в пяти шагах от них. — Веди его к себе, жена волка. И стереги до утра. До завтра, Ульф.

— Да, — отозвалась Света, отчаянно желая, чтобы альвийка поскорей ушла.

Она не видела, как Сигвейн за ее спиной провела пальцем по губам, глядя в глаза Ульфу. И тот согласно шевельнул бровями, уже проступившими на очистившейся коже. Затем альвийка растворилась в темноте.

— Я тебя понесу, — глухо уронил Ульф. — Ты замерзла, Свейта. Если позволишь, конечно.

И Света опять согласилась:

— Да.

По крайней мере, он вернулся, раздавлено подумала она. Снова разговаривает…

Ульф молча поднял ее на руки и зашагал прочь. Шарик альвова огня, забытый в траве, сиротливо рассеивал мглу за его спиной.

Всю дорогу к женскому дому Свейта молчала. Лишь у самой двери она спросила:

— Как прядь терять?

Ульф остановился перед входом, пытаясь вспомнить, как это было. Когда он уходил с Орвид из дома волчьего хирда, прядь еще стягивала запястье.

А потом они отошли подальше, и альвийка скинула одежду. Но тело Орвид, хрупкое, нежное, с золотистой порослью под животом, ему не понравилось. Почему-то. После этого кожа на руке остро зазудела. Он вроде потянулся, чтобы почесать…

И обернулся до конца. Разом, мгновенно.

— Сам содрал, — признался Ульф.

Ревности в запахе Свейты прибавилось. Но вместо злых слов она схватилась за ручку двери, перед которой Ульф стоял. Потянула, открывая — и он шагнул в дверной проем.

Больше они не разговаривали. Ульф не знал, что сказать. Врать не было смысла, она все видела. Он забавлялся с другой бабой…

Медленно потянулось время. Горел альвов огонь, Свейта смотрела на него со своего конца кровати. Глаза ее понемногу заплывали краснотой, но она не сдавалась. Сторожила его истово. А тело Ульфа под ее взглядом каменело от желания. Он терпел, укрывшись покрывалом. Память о собственной вине жгла, только это и помогало…

Но под утро, когда в окне уже выцвела ночная темень, Свейта все-таки уснула. И Ульф поднялся с кровати. Отыскал чистую одежду, побежал в баню — голышом, легко уходя с дороги заспанных рабынь, спешивших на кухню и в коровники.

Ополоснувшись, Ульф отправился на поиски Сигвейн. И нашел ее у дома волчьего хирда, перед входом. Альвийка, завернувшись в белый плащ, разглядывала посветлевшее небо, затянутое тучами.

— Доброго утра, волк, — провозгласила Сигвейн, как только Ульф подошел. — Ты ведь знаешь, что с тобой происходит?

— Я ухожу на звериные тропы, — буркнул Ульф. — Ты об этом хотела со мной поговорить, Сигвейн?

— Нет, о другом, — отозвалась альвийка. — Похоже, ты не продержишься долго. Ты это понимаешь?

Он на миг опустил веки, соглашаясь.

— И моя прядь скоро перестанет тебе помогать, — продолжала Сигвейн. — Прошедшая ночь это показала. Значит, ты должен быстро сделать три дела. Подняться на конунговы щиты, найти того, кому оставишь Эрхейм… и позаботиться о своей жене.

— Не поверишь, — едко заметил Ульф. — Именно это я и собираюсь сделать. Подняться, найти и позаботиться.

Сигвейн кивнула. Легко, едва заметно.

— С первым делом мы тебе поможем.

Она изо всех сил старается быть доброй, вдруг подумал Ульф. Говорит разумные вещи, пахнет тревогой и заботой…

— И мы поддержим твоего наследника, — объявила Сигвейн. — Любого, кого ты выберешь. Однако позаботиться о Свейте должен ты сам. Тут мы можем помочь лишь одним. Ты знаешь, чем.

— Смотрю, Силунд не зря отправил со мной своих девиц, — неприветливо бросил Ульф. — Что, уже приходилось помогать озверевшим оборотням?

Сигвейн спокойно возразила:

— Нет, наших дев Силунд послал, чтобы люди не боялись альвов. Но мы можем помочь и тебе. Заодно, раз уж мы тут. Только в следующий раз не жди ночи, Ульф. Забегай к нам днем, пока жена занята…

Ульф вдруг ощутил, что клыкам во рту стало тесно. Он оскалился — а альвийка осеклась. Следом неспешно проговорила:

— Беспокоишься о Свейте? Тогда позаботься о ней по-настоящему. Она стоит многого, даже потеряв свой дар. К тому же Свейта еще может его вернуть. Если у нее родится ребенок, он будет живой чашей с драгоценным даром… а дети уже в год с легким сердцем отдают свои игрушки нянькам и матерям. Хочешь добра Свейте? Тогда найди того, кому ты ее оставишь. И найди сам, Ульф. Я бы укрыла твою жену в Льесальвхейме, но ты знаешь, как наши мужчины поступают с человеческими женщинами.

Ульф оскалился еще сильней. Сигвейн приподняла темно-рыжие брови, внимательно глядя на него.

— Я знаю, что говорю тяжелые слова. Но я говорю правду. Держись, заглядывай к нам днем и найди того, кто позаботится о Свейте. Ведь если асы ее получат, они начнут все заново. Если хочешь, Орвид скажет твоей жене, что прядь у тебя на запястье развязала она. Чтобы завязать получше, альвийским узлом. И это по ее вине тебя одолел волк…

— Не надо, — сказал он рублено, отрывисто. Почти пролаял.

Следом Ульф развернулся и позорно сбежал. Подумал, уже оказавшись возле кухни — Сигвейн понимает, что он все равно придет к ним. Рано или поздно. Вокруг слишком много баб, их запахи заполняют всю крепость. К вечеру желание опять ударит ему в голову. Однако Свейта после случившегося его не примет. А если все-таки сжалится, решив покорно полежать…

Тогда ее запах, полный брезгливого отвращения, расчистит дорогу волку.

Ульф, пытаясь отогнать эти мысли, заскочил в кухню. Хрипло спросил:

— Моя жена уже приходила?

Главная повариха, крупная рабыня, одна из тех, кто вернулся в крепость по распоряжению Скаллагрима, ответила:

— Нет, ярл.

Страха в ее запахе было немного. Баба привыкла к нему за те три дня, что он ходил по крепости…

Значит, Свейта еще спит, подумал Ульф. И снова ощутил вину. По затылку пробежал щекотливый холодок, взъерошив волосы, собранные в хвост.

Но сквозь это чувство вины неожиданно пробилось — может, попросить у поварихи сырого мяса? С кровью и костями…

Я зверею, осознал Ульф. Тут же велел, наказывая себя за это:

— Дай хлеба с сыром.

— У меня еще остался запеченный бараний бок, — с готовностью подсказала баба. — С ужина.

И Ульф сдался.

— Давай…

Потом, уже выходя из кухни с полным блюдом, он решил — вечером надо будет поговорить со Свейтой. И надо придумать, как справиться с желанием. Хоть вообще спать не ложись.

Может, и впрямь не спать, пролетело в уме следом. Нужно вымотаться так, чтобы у волка не осталось сил. Завалы у пролома в стене уже расчистили, но есть сараи, под стенами которых землю прожег огонь. Там обрушилось немало углов. Можно взяться за эти сараи после заката. Разобрать их, сложить камни в стороне. Понадобится, так переложить…

И тут Свейта мне помогла, с невеселой усмешкой подумал Ульф. Затем свернул за угол кухни. Присел на траву и вонзил клыки в кусок мяса, занимавший большую часть тарелки.

Недобрые мысли о том, что Сигвейн была права, и надо найти, кому доверить Свейту, Ульф от себя гнал.

Только раз в уме проскочило — может, подобрать ей нового мужа? Чтобы всю жизнь следил за Свейтой и ее детьми, не отвлекаясь на другие заботы?

По коже загривка тут же прошла злая дрожь, ероша волосы над шеей. Но следом Ульф с безрадостной иронией подумал — первый шаг уже сделан. Прежде чем искать Свейте нового мужа, нужно, чтобы она возненавидела старого…

Света проснулась только к обеду. И сразу, еще не открыв глаза, поняла, что мужа рядом нет. Она вскочила, оделась за пару секунд и побежала его искать.

На Ульфа Света наткнулась перед конунговым домом. Тот разминался с мечом в окружении альвов. Рубаха на Ульфе была порядком изодрана — видно, махал мечом уже давно. Альвы нападали остервенело, однако по очереди. Злости в их взглядах не было, но и веселья тоже.

Он в порядке, подумала Света. Не обернулся, не с альвийкой где-нибудь…

В груди тут же скребнула боль, и Света резко развернулась. Зашагала к кухне. Но чем дальше уходила, тем сильнее хотелось обернуться. Посмотреть, там ли еще Ульф, не ушел ли?

Затем за спиной неожиданно пробормотали:

— Свейта.

И она все-таки обернулась.

С прошлого вечера Ульф изменился. Суше, тоньше стали губы, в углах глаз наметились морщинки. И голову он держал ниже, чем раньше. Смотрел так пристально, как умеют только звери.

— Нам нужно поговорить, — бросил Ульф. — Ты шла к кухне? Позволь… позволь мне, как прежде, принести тебе еду. Если ты согласна, подожди меня в опочивальне. Я приду, и мы побеседуем.

Света стояла, застыв. Сказать хотелось многое. Оскорблено отказаться, гордо уйти…

Но янтарные глаза угрюмо горели, и обида, раненая гордость, ревность — все под этим взглядом распадалось на горячие осколки. Которые по-прежнему жгли разум, но не заслоняли главного.

Им действительно нужно поговорить.

— Я ждать, — коротко уронила Света.

Затем развернулась и пошла к женскому дому. А переступив порог опочивальни, вдруг кинулась к кровати. Схватилась за покрывала и сдернула их, кривясь от мысли, что Ульф лег в эту постель после альвийки…

Когда Ульф вошел, держа в руках блюдо и кувшин с чашей, Света уже закончила перестилать постель. И стояла у окна, глядя на ленточки дыма, мягко колыхавшиеся над крышами крепости.

— Я помыл чашу, как ты любишь, — тихо проговорил Ульф. — С мылом.

Он сгрузил принесенную снедь на край кровати. И Света, уже отходя от окна, бросила взгляд на блюдо.

Булочки с грушами и медом, украшенные ломтиками свежесбитого масла, сыр сладкий и сыр острый, пара осенних яблок. Ничего лишнего. Только то, что ей нравилось…

— Говорить, — потребовала она, встав в паре шагов от Ульфа.

И замолчала, глядя ему в глаза.

— Говорить, — быстро согласился Ульф. — Я бы прыгал вокруг тебя, вымаливая прощение, будь я его достоин. Но случилось то, что случилось. Мне не хватило ума, чтобы удержать свою похоть в узде. Теперь надо обсудить твое будущее. Я в любой день могу обернуться окончательно и бесповоротно, прошедшая ночь это доказала. Ты помнишь, куда я спрятал вещи, принесенные сюда?

Света кивнула.

— Хорошо, — до жути спокойно сказал Ульф. — Достань оттуда ключ от подземного хода темных альвов. И держи его всегда при себе. Прячь под одеждой…

Ульф вдруг смолк. Ноздри его трепыхнулись, и молочные брови сошлись на переносице. Следом он буркнул:

— Там, где раньше висел мой клык.

Света глубоко вздохнула. Этим утром, одеваясь, шнурок с клыком Ульфа она уже не надела.

— Я приду к тебе ночью, — натужно заявил оборотень. — Когда все уснут.

Света вскинула голову. Хотела возмутиться, но внезапно подумала — его нельзя отталкивать. Не сейчас, когда он может убежать к альвийкам, и там обернуться волком. Озвереть с одной из них…

Ее замутило, а Ульф торопливо добавил:

— Я приду не для того, чтобы взять положенное мужу. Хочу отвести тебя в мастерские темных альвов, пока все спят. Покажу, как найти подземный ход — и как в него войти. Чтобы ты могла сбежать из крепости, если понадобится. Теперь поговорим о другом. Прежде я надеялся, что после моего оборота волки увезут тебя в Ульфхольм. А я доберусь до него на четырех лапах, и время от времени смогу видеться с тобой. Мне говорили, что в полнолуние даже обернувшиеся ненадолго становятся людьми.

Нет, Ульф, тоскливо мелькнуло у Светы.

Это несправедливо. Если кто и достоин в этом мире человеческого лица — то это он. Несмотря на измену…

Она прикусила губу.

— Но теперь я передумал, — неожиданно объявил Ульф. — То, что я сделал, перечеркнуло все. Дня через два сюда приплывут волки из Ульфхольма. Во всяком случае, я на это надеюсь. Приглядись к ним, Свейта. Если тебе кто-то понравится… нет, не нужно ничего говорить. Ни сейчас, ни потом. Мы все поймем сами. Просто помни, что ты теперь свободна. И должна выбрать тропу, на которую ступишь без меня. С волком, что тебе понравится, я поговорю сам. Увидимся ночью.

Потом Ульф вышел. Молча, ссутулившись и пригнув голову.

Придется ей помочь, безрадостно подумал Ульф, подходя после заката к женскому дому.

Помочь, подтолкнув в нужную сторону.

Он вспомнил, как пахла Свейта этим утром, сразу после его слов. Сквозь обиду и злость пробивалась позорящая его жалость…

Ульф сцепил клыки, опять подросшие во рту. Но дверь женского дома отворил мягко, неслышно. Прошагал по проходу, затем толкнул дверь опочивальни, в которой прежде обитала одна из жен конунга Олафа.

Свейта опять стояла у окна, глядя в темноту, подсвеченную далекими сполохами из ям с огнем. На скрип двери она обернулась.

И снова, как утром, в запахе ее горькими каплями потекла жалость. А еще там трепыхнулось желание. Вернее, отзвук того, каким оно было прежде. Увядающий, надломленный цветок…

— Дверь на ночь надо запирать, Холегсдоутир, — сухо бросил Ульф. — Иначе тебя навестят альвы. Не забывай, что радость от их объятий длится недолго.

Свейта сразу растерялась, это было заметно. Но возразила быстро:

— Я ждать тебя.

— Я умею стучать, — буркнул Ульф, уже отводя от нее взгляд. Потом приказал: — Пошли.

Следом у него была долгая дорога до мастерских темных альвов. И плыл рядом запах Свейты, шелестело ее дыхание — участившееся, потому что он шагал впереди. Похрустывала подмерзшая трава под ножками, ступавшими по-человечески неуверенно. Но это были ножки Свейты, и Ульф на ходу вспоминал, как мастерил когда-то для нее обувь. Пропуская тонкую щиколотку сквозь кольцо из своих пальцев…

Он показал Свейте, как отыскать в мастерской подземный ход. Заставил ее трижды пройтись от горна в углу до нужного места — в темноте, чтобы она могла найти этот ход даже на ощупь.

Несколько раз Свейта задевала его то рукой, то плечом. И Ульфа каждый раз обдавало жаром. Дыхание начинало частить, рвалось из груди с хрипом. Он застывал, боясь шевельнуться — иначе мог не сдержаться. Придавить ее к стене, разодрать на ней тряпки…

Хорошо, что Свейта каждый раз отшатывалась в сторону.

Под конец Ульф отвел ее в опочивальню. Прошелся первым по коридору, обнюхав каждую дверь. И потащил Свейту обратно к выходу — чтобы закрыла за ним. Вышел, пролаяв напоследок:

— Двери на засов. Тут и там, в опочивальне. Никому не открывай. Амулет от альвов держи на теле даже ночью.

Но далеко Ульф не ушел. Выждал снаружи, пока в петлях не скрежетнул засов, а следом скользнул вдоль стены женского дома. Остановился у окна нужной опочивальни, разобрал в ночных шорохах шаги Свейты — и долетевший из-за стены скрип второго засова. Уже в опочивальне…

Мне придется ее подтолкнуть, подумал Ульф, отступая от окна.