Обратная сторона обмана (Тайные операции Моссад)

Воскресенье, 20 апреля 1986 года. Вашингтон, Федеральный округ Колумбия

Когда мы приземлились, в Вашингтоне шел дождь. Я был одиноким чужаком в совсем незнакомом мне городе. В аэропорту я взял такси и приехал в гостиницу «Холидей Инн» в Силвер Спринг. Из-за того, что я регистрировался в гостинице во время операции под своим настоящим именем, я чувствовал себя голым. Я был здесь, чтобы делать не самые чистые дела, и я чувствовал бы себя куда лучше, работая под псевдонимом; так легче выкрутиться, если бы стало действительно жарко.

Моей легендой в гостинице было то, что я якобы ищу место для строительства ресторана. Я выступал как представитель группы инвесторов, которая строила, оснащала и управляла специальными ресторанами для гурманов, которые потом, став рентабельными, продавались с большой выгодой следующим владельцам. Я сказал, что остановлюсь на несколько дней, а может даже недель. Так как я не знал точно, какое задание ожидает меня, я предпочитал проводить время в отеле, за исключением того времени, когда я ел в ресторане гостиницы на первом этаже.

Я позвонил Белле и сказал ей номер телефона гостиницы. Если нас подслушивают, ни у кого не появится подозрений. Ничего не было необычного для человека с моим обучением и моими знаниями в приезде в Вашингтон для поиска работы в сфере безопасности. В конце концов, сколько людей смогут предложить высокопоставленным людям такой уровень безопасности, как я?

Будучи один, я почувствовал облегчение, такое же приятное, как чувство безопасности в доме моего отца. Мне не нужно было притворяться. Я мог курить, сколько хочу, и пить, пока не засну, что я и делал.

Понедельник, 21 апреля 1986 года

Зазвонил телефон. Это был Эфраим. – Я вижу, ты прибыл вовремя, – начал он без всяких вежливых вступлений.

– Да. Как долго ты здесь?

– Я как раз прибыл из аэропорта. У тебя не появилось компании?

– Нет. Все в порядке. А ты?

– У меня тоже все хорошо. Не позавтракать ли нам вместе? Я умираю от голода.

– Хорошо. Мне нужно десять минут. Увидимся внизу в ресторане.

Он повесил трубку, я встал с кровати. Наконец-то началось! Чем быстрее я сделаю то, что должен сделать, тем быстрее все закончится, и я смогу сам управлять своей жизнью, сколько бы ее мне ни оставалось. Я не считал, однако, что я тогда выйду из игры, но я хотел получить надежную базу, с которой мог бы действовать, с семьей на моей стороне.

Я пошел прямо к столику Эфраима, который стоял в углу зала, у двери в бар.

Эфраим приветствовал меня широкой улыбкой. Перед ним стояла только чашка кофе. Когда мы сели, официант принес наш завтрак.

– Я позволил себе заказать и для тебя. Я не хотел ждать. У нас много дел.

Я посмотрел на мою тарелку, полную яичницы и ветчины и поднял вверх руки. – Нет проблем. Ты заказал как раз то, что я хотел. В углу было темновато, но запах свежего кофе и деревенской ветчины возбудили во мне такой аппетит, что я сам себе удивился.

– Ну, что мы теперь будем делать?

– После завтрака мы пойдем в мой номер и поговорим.

Мы захватили с собой в номер побольше пластиковых стаканчиков с кофе, чтобы не вызывать горничных. Его номер был на шестом этаже. В углу лежала маленькая дорожная сумка. – Где твой багаж? – спросил я, любопытствуя, зная, что Эфраим любит хорошую одежду, а в сумке места едва хватило бы на один запасной костюм.

– Здесь. Он показал на сумку. – Я не буду здесь долго оставаться. Я здесь только чтобы проинструктировать тебя, и когда ты пойдешь на задание, я исчезну.

– У меня не будет дублера?

– У тебя есть я и твоя подготовка. Что тебе еще нужно?

– Как же у меня есть ты, если ты опять будешь в Израиле?

– К этому мы еще вернемся. Когда ты узнаешь, в чем состоит твое первое задание, то ты...

– Стоп, стоп, – прервал его я. – Первое задание? Ты сказал «первое задание»?

– Да, а ты что думал? Бах – и все закончилось?

– Не читай мне проповедей. Мне нужен график.

Я знал, что могу выйти из дела в любой момент. Но Эфраим, перед лицом моего напора выговориться до конца, был уверен, что я останусь, и был прав. Я был как наркоман, который каждый раз говорит, что это его последний укол.

– В чем тут разница? У тебя есть работа, которую ты должен выполнить, и все кончится, если работа будет выполнена, все равно когда. Я не обещал тебе райские кущи, когда ты пришел к нам.

– Я знаю, и я не прошу тебя об этом. Когда я вступил в бюро, они подвергли Беллу строгой проверке и дали ей такое же свидетельство, как мне. Нам всегда говорили, что жена это часть команды и что мы не должны иметь секретов от нее. Пока я это говорил, Эфраим кивал мне, глядя сквозь стекла очков. – А теперь ты считаешь, что я даже не могу ей сказать, что я все еще работаю на Моссад. Я остановился. – Так я еще работаю на Моссад или нет?

– Нет, ты работаешь не на бюро, ты работаешь на меня. И о Белле. Ты прав на сто процентов. Но правила изменились. Это другая игра.

Он отклонился назад и поправил очки. – Знает ли Белла что-то о Дине, о Рути и о всех остальных? Знает ли моя жена о моих сладеньких секретарочках? Нет, они понятия не имеют об этом. Знают ли они о риске, которому мы подвергаемся, работая за границей? Разве ты приходишь после работы домой и рассказываешь Белле: «Представь себе, вчерашней ночью меня чуть было не убили в Австрии», или «Есть много шансов, что они поймают меня во время моей следующей командировки в Испанию»? Нет, ты этого не делаешь. Когда тебя в армии посылают на патрулирование, с которого ты можешь не вернуться, разве ты звонишь жене и рассказываешь ей об этом? Мы постоянно принимаем решения, которые касаются их жизни, не прося у них совета. Мы говорим сами себе: «Если что-то произойдет, они поймут, что мы не могли поступить иначе». Так это происходит. Можем мы на этом закончить и перейти к делу?

– Мне нужны временные рамки, – настаивал я.

– Три недели и ты сможешь уйти, – прошипел он.

– Куда я смогу пойти?

– Какая разница? Ты будешь вместе с женой и детьми. Это я тебе обещаю.

По мне пронеслась волна оптимизма, я почувствовал себя помолодевшим. Только в такие моменты замечаешь, как плохо это все выглядит в своей собственной голове.

– О'кей. С этим я могу жить. Я должен был взять себя в руки. – Что мы будем делать в это время? Я ухмыльнулся.

– Ты будешь работать на одно иностранное государство.

– Работать?

– В спецслужбе. Как бывший офицер Моссад. Ты предложишь им работать на них, рассказывать, как мы проводим свои дела, о структуре, о персонале и так далее.

– Ты имеешь в виду, что я должен продаться, стать предателем!? Мне было тяжело даже выговорить это слово.

– Да, именно так.

– И на кого? Я поднял руку, будто говоря: дай, я угадаю. Он не отвечал.

– О'кей. Кто это может быть? Совет национальной безопасности? Нет, они не будут со мной иметь дела. ЦРУ? Тоже не думаю. Это, должно быть, ФБР. Конечно же, ФБР. Я был бы для них полезен в распутывании дел нашего отдела «Аль».

– Нет. Ты будешь говорить с КГБ. Он встал и подошел к большому окну. Стекло было мокрым: дождь не прекращался уже целые сутки.

Я был совершенно ошеломлен. Это было похоже на удар. – Нет, правда? – переспросил я, пытаясь сохранить самообладание.

Эфраим остался у окна и лишь слегка повернул ко мне голову, так что я мог видеть его профиль. – Да, КГБ, Советы. Что здесь непонятного?

– До меня просто не доходит. Почему я должен это делать? Я имею в виду, с чего ты взял, что они захотят меня купить?

– Если ты правильно начнешь дело, они сделают это. Подумай. Как они могут отвергнуть тебя? Как свежий перебежчик из Моссад ты козырь в их руках. Со всеми своими арабскими партнерами они тебе руки будут целовать.

– А что, если они захотят, чтобы я поехал в Москву или еще что-то? Вдруг они работают как мы?

–Тогда ты поедешь. Ты должен думать, что делаешь это ради денег. Всегда думай так, иначе тебе не поверят. Используй для безопасности свое настоящее имя и свою настоящую биографию.

– А что, если они только выудят из меня информацию, а потом меня бросят? Я имею в виду, что мы тогда выиграем? Подумай. У меня уже нет доступа к какой-либо информации. Чем я смогу им тогда быть полезен?

– Ну, тогда ты скажешь, что все еще работаешь на бюро.

– Что ты несешь? Я должен рассказать им о тебе?

– Нет, конечно, нет. Ты расскажешь свою историю, но вместо того, чтоб сказать, что тебя уволили, скажи, что тебя просто отстранили от работы на время проверки. Пусть они думают, что ты еще сможешь вернуться к активной работе. Тогда они попытаются завербовать тебя.

– Эфраим, послушай-ка меня. Я хотел делать работу, если она разрушала Моссад, организацию, которая, в ее нынешнем виде, представляла опасность для Израиля как демократического государства. Но с другой стороны, я больше не хотел прыгать в любую яму с закрытыми глазами. Если меня убьют или посадят, то хотя бы за то, с чем я был согласен, за чем стоял я сам. – Я должен знать, что я там буду делать.

Он внимательно слушал. – Ты должен мне доверять, Эфраим. Моя жизнь в твоих руках, а ты говоришь, что твоя жизнь в моих. Тогда ты должен посвятить меня в тайну.

Он задумался об этом. Я встал и пошел в ванную. Когда я вернулся, Эфраим открывал новую пачку сигарет. Мы закурили по одной.

– О'кей, – сказал он, наконец, бросая дымящуюся спичку в переполненную пепельницу. – О'кей, тогда мы сделаем так, как ты хочешь.

– Спасибо тебе. Я пристально рассматривал выражение его лица, пока он говорил. Возможно, он заранее предусмотрел мою реакцию и подготовил историю, чтобы меня удовлетворить. Если это так, то я мало что смогу изменить, но он был хотя бы вынужден придумать для меня хорошую историю. Это поднимало меня в собственных глазах с положения робота до положения человеческого существа, пока непонятно, насколько уязвимого.

– Я хочу открыто поговорить с тобой, – начал он. Когда люди так говорят, я всегда чувствую себя не особенно хорошо, но сейчас я решил держать пока мой приговор при себе. – Твоя работа не так сложна, как ты думаешь. Единственное препятствие это станция наружного наблюдения ФБР, которая следит за советским посольством. Они сфотографируют тебя и проверят фотографию, сравнивая со своими досье, и если не найдут, то введут ее в свой компьютер. Он пожал плечами. – Ничего особенного. Если бы это было посольство арабской страны, они, вероятно, послали бы фото нам, я имею в виду, нашим людям там, неофициально, конечно.

– Значит, переодевание или что-то еще не нужно?

– Нет, нет, ты просто зайдешь в посольство. Не забывай, что и русские видят тебя, так что не теряй время на долгие приготовления. Ты просто придешь и зайдешь вовнутрь.

– Ну, это я, видимо, и так сделал бы.

– Хорошо. Теперь к вопросу «почему». От одного друга из ФБР я узнал, что они нашли у Советов данные, которые люди ФБР передали нам. Мой друг уверен, что американцы дали эту информацию только нам. Мы единственно возможный источник для Советов.

– «Крот» в Моссад? Я не мог в это поверить, я никогда не думал, что такое возможно.

– Гм, так это выглядит. И если мы позволим ему провалиться, то скандал заставит босса Моссад уйти в отставку.

– О'кей. Но как этому поспособствует моя деятельность у них? Мы этим достигнем только того, что у них будет еще больше информации о нас. Ты же не ждешь, что они расскажут мне, что у них есть «крот» в Моссад и кто он?

– Если ты придешь к ним с хорошей историей и хорошо сыграешь свою роль, то они захотят выяснить, вылетел ли ты из Моссад или просто находишься под проверкой. Эфраим загорелся, таким я его никогда не видел. Его лицо совсем раскраснелось. – Ты понимаешь. Если они поверят, что ты еще работаешь в Моссад, ты для них очень ценный кандидат.

– Но ты сказал, у них уже кто-то есть в системе.

– А что плохого в том, чтобы иметь двоих. Так можно уменьшить риск. Кроме того, мы не знаем, сколько их. Мы исходим из того, что только один. Я даже думаю, что это не офицер-разведчик. Возможно, машинистка или кто-то вроде того. Он сделал паузу и потушил сигарету. – Настоящий, живой, действующий «полевой» офицер-разведчик – для них это будет уловом года.

– И как они смогут это проверить?

– Они спросят своего «крота». Он был очень доволен собой. Я почти слышал, что он мурлычет, как кот. Внезапно все в моей голове соединилось в одну картину.

– Значит, я буду наживкой?

Он кивнул. – Тебя это смущает? Я думал, ты хочешь знать точно?

– Какой ответ ты ждешь? Что я воодушевлен?

– Итак, что?

– Я сделаю это. Что же еще? Я склонился к нему и сказал очень тихо: – Но одно ты должен знать. Если ты не говоришь мне правду, Эфраим, если ты просто ведешь со мной свою игру, то подумай дважды и лучше, наверное, не впутывай меня. Потому что, если ты не будешь на все сто процентов стоять на моей стороне, то я тебя убью, клянусь, даже если мне для этого придется прорыть подземный ход до Израиля голыми руками.

На его лице появилась мягкая улыбка, будто открылось окно, и за каменным фасадом показался человек. У меня было чувство, что это та сторона его личности, которую знают его семья и друзья. – Я никогда не сделаю то, что может навредить тебе. Я знаю, что то, что я требую, трудно. И я только приблизительно представляю, как ты сделаешь это. Но это не игра, я не обтяпываю какие-то свои дела. Это очень серьезно, и мы только теряем время. Я еще не даю сигнал к старту, но в этой гонке речь идет не только обо мне и о тебе. Если мы проиграем, то все будет проиграно, а если мы выиграем, то, возможно, не попробуем даже плоды нашей победы, ты знаешь.

– Так я уже думал. Я не был совсем уверен в моих чувствах. С одной стороны этим приступом откровенности он завоевал меня для себя полностью, с руками и ногами. С другой стороны я боялся, что я идиот. Я знал, что могу разыграть такое же хорошее шоу, как он. Но я решил поверить ему. Мне захотелось рассмеяться. Я чувствовал, как в моей голове исчезает туман. Сейчас я знал, о чем идет речь, и поэтому мог играть вместе с ним. Четкую директиву всегда легче выполнять, чем неопределенную инструкцию, которую приходится конкретизировать самому.