Обретение неба

Пятый дивизион

Сегодня ей исполнилось семнадцать. Хло Междувазру, маленькая гномка с кроны. И ничего больше. Хлойка с досадой вспомнила про день варенья. Какие там празднования! В карманах ветер гуляет. Она очень сегодня надеялась найти хоть что-нибудь. Работа, работа, работа. А везде спрашивали умения, рекомендации, училищные табели. Ничего этого не было у провинциалки. Не было и не могло быть. Отец погиб еще до её рождения. Ну, такая уж участь у рептидоров. Даже фамилия девочке досталась от матери.

Детство озорное и веселое пронеслось в плетеных дорожках-сходнях подгородейного поселения. Мать в молодости служила у старосты экономкой̆. Но когда она потяжелела, староста выгнал её из дому за разврат. После родов пришлось пойти в заготцы. На заготфабричке гномы разделывали туши архонтозавров. Которых приводили с охоты рептидоры. Труд здесь был адский. Требовалось очень быстро и с огромным тщанием разделать многотонную тушу. Мясо консервировалось, шкуры выделывались, но самым ценным в архонтах оставались их костяки. Драгоценная прочная и очень легкая кость рептилий шла на постройку летающих кораблей.

Вот и приходилось артельщикам заготфабрички вкалывать без продыху. Работали в три сменных очереди, и днем, и ночью. Мать взяли в артель дубильщиков, в её обязанности входило заниматься шкурами. Дубильные чаны, ядовитые и вонючие. Хло на всю жизнь запомнила их страшный смрад. Мать работала шкурницей около пяти лет. И наверное уже давно померла бы, потому что дубильщики жили очень мало, постоянно вдыхая ядовитую взвесь.

Но, по счастью, один из мужичков складышной охраны положил глаз на Альду. Он был женат и рассудил так, что девка ему нужна для только для приголубливания. Мать это поняла. Но уж очень сильно она ждала хлойного батю, когда же тот поженится на еёйнной персуне, сбережет девичью честь.

Теперь, когда судьба унесла отца в небесное царство, а матери приходилось в одно рыло выкармливать-поднимать дочу, Альда стала сговорчивее.

Охранный мужичок обстряпал дело таким макаром, что гномку перевели учёткой в складышную артель. И хоть тут тоже, конечно, работа была не сласть какая, но все-таки более хлебная и не такая муторная.

Всегда худенькая, ладненькая Альда с годами округлела, обабилась. Ейный норов, который в молодости многие прознали, теперь превратился в грубый хайп по поводу и без такового. Хлойка очень обижалась, когда мать без конца ругала её или вовсе не замечала.

И жизнь на кроне катилась дальше своим чередом. И лето сменяло зиму год от года. И вышло однажды таким образом, что детская привязанность к родным, к знакомым местам, к матери, наконец, стала отступать. И даже тяготить Хло.

А вместо этого она все чаще думала над рассказами о том, как в городейнике случилась война, и вся верхняя шушера полезла сюдой на крону, прятаться от своих бед. Приезжали разные гномы, и орки, и даже люди. И от всех этих полусказочных материнских воспоминаний девушке так страстно хотелось теперь уехать тудой, к ним, наверьх.

Однажды Хлойка брякнула об этом. И, конечно, тут же получила в лоб. Паскудная, неблагодарная тварина, катись скорее отседокова! Чтобы ноги твоей поганой не было в моём, слышишь, моём доме!

Но не смотря на ругань, Хло разумела, что мать никогда не отпустит её. Альда уже присмотрела ей женишка, сына своей начальницы складчихи Тогопрухи. И местечко ей тёпленькое уже готовилось, одна из учётчиц вот-вот должна была помереть от крайней ветхости. И сговорились Тогопруха с Альдой, что породнятся и местечко к рукам пригребут.

Но Хлойка не хотела в складышники, не хотела вообще ничего кронного. В жкуле у неё очень дивно прорезался талант к магическому искусству. Гномка отлично чувствовала руны и управлялась ими. Наставник, преподобный патер Джонодачко, всегда ставил Хлойку в пример остальным. Не успевал учитель объяснить рисунок новой руны, как девушка сплетала её тотчас.

Но таланты к магии не нужны гномам на деревьях. Тут просто нету такой сложной техники, чтобы потребовалось плести мощные, запутанные рунические сети. Техника кроннику обуза, так говорили здесь.

Поэтому всё искусство, которого жаждала юная гномка покамест оставалось для неё под большим вопросом.

Но однажды она проснулась и поняла. Харэ просиживать сиделку, надоть смываться в городейник. У этого позыва вообще-то был и другой мотив. Тогопрухов сынок стал делать известные намёки. И мать зло и ясно дала понять, некудой тебе девки деться.

И правда, кудой тут денешься?

Впрочем, кроме конопатого, кривозубого Тогопруха-младшего был у Хлойки ещё один воздыхатель. Он тоже был сыном рептидора, погибшего на охоте. Правда его сиротство было не половинное, а цельное. Потому как и мамаша его скончалась от хворы, когда Гса было семь годков.

Малыша взял к себе в служки патер Джонодачко. Гса жил в двухэтажном, красивом сарае преподобного. В его обязанности вменялась мелкая домашняя работа. Кроме того, патер брал его на классное учение в жкулу. Гса был чуть-чуть младше Хлойки. Но они сдружились. Что-то общее было в этих сиротских детях гордых охотников-рептидоров.

Когда пришла пора бурления магии чресел, юные гномы как с цепи сорвались. Они бросались на каждый объект своего воздыхания с требованием ответного чувства. Но, приготовленные к этому патером Джонодачко, девицы были очень осторожны и недоверчивы. Страшными карами грозил учитель, приводя страшные примеры расплаты за греховную жизнь.

А вот Гса не клеился к Хлойке, не бегал за ней с выпученными глазами. Напротив, он был кроток и тих. Но гномку не могла обмануть эта напускная тиховатость. Во его взгляд девушка ясно читала амурный интерес.

Однако, к своему сожалению, она не видела такого же чувства в своём сердце. Впрочем, это не мешало ребятам дружить, и быть близкими в духовным смысле.

Ему и поверила Хлойка свои мечты. Гса выслушал очень внимательно. Казалось, он сейчас расплачется.

- Ты точно хочешь уехать?

- Точно, Гсашечка.

- Но ты знаешь, в городейнике туго. Там нужны отрезы, много отрезов. А денег ни у кого из нас нету.

- Фи. Подумаешь, деньги. Захочу, заработаю много!

- Но как? Найти работу трудновато.

- Я прекрасная магесса.

- Ну, это, пожалуй, громко сказано.

- И все-таки, дружочек!

- А кроме того, нужны табельные списки из училищных институций.

- Опыт нужон.

- Ну, ты и скучный, Гсашка, ну, и скучный.

Хлойка отмахнулась.

- А с тобой можно поехать в городейник?

- Со мною??? А что ты там будешь делать?

- Работать, помогать буду.

- Гса, не обижайся, но какой ты работник? Служка? Так этого добра в городейнике, знашь, скоко?

- Я, я... лю...

- ...нет. Не надо тебе ехать. Зря я всё рассказала.

Хлойка сорвалась с места. А потом долго бродила по лесу, думая над предстоящем делом.

Когда под вечер вернулась домой, мать чуть не забила её до смерти.

Где шляешься, гнида паскудная? Тут тётенька Тогопруша приходили с сыночкой ейным. А этот гадины нету! Ты здесяко доложна быть, поняла мя?

- Мама, я не пойду за этого урода мерзкого! Никогда, слышишь!

- Не перечь мне, дура, хочешь жить, как мамаша твоя бестолковая, хочешь от первого встречного козлины разродиться? Хочешь с голоду пухнуть, хочешь дубильную вонь нюхать? Чего хочешь?

- Мамочка, я хочу уехать в городейник, хочу работать с магией.

- Нееееет! Не бывать этому, я запрещаю тебе, дура идиотская! Запомни хорошенько, запрещаю!!!

Утром, когда мать ушла, Хлойка собрала не хитрый скарб и навсегда покинула отчую крону.

Был большой базарный день, к заготовцам приехали комерц-агенты. Расчет девушки сводился к тому, чтобы напроситься в дорогу к какому-нибудь купчишке. Хлойка осторожно разглядывала дородные, лоснящиеся морды.

Наконец, она решилась и приступила к торжковой площади. Через время на неё обратил внимание один из агентов. Он вальяжно подошел к молодушке и томно на ухо осведомился.

- Хочешь в городейник сплыть?

- Да, господине.

- Так за этим не станет дело.

- Благодарю покорно, господине.

- Пустое. Есть ли у тебя чем отплатить за дорогу?

- Боюсь, что денег немного, да на городейникову жизнь понадобится скоко.

- Умно. Но разве об отрезах я тебе толкую?

- Что есть плата...

- ...срамную святыньку твою хочу подержать, не откажешь?

- Это как это, не понимаю?

- Пойдем в салашик, покажу.

Хлойка сжала кулачки от гнева. Девушку воротило от одного вида этого жирного, лоснящегося от пота гнома. Но разве был выбор?

И они пошли в салашик. Такая палаточка для отдыха покупцов. Толстяк задернул драпировку. Хлойка скованно молчала. Её даже немного колотило.

Но жирный хряк с вожделением облизал пухлые губы и огромными своими пальцами полез под хлойкино платье. В висках стучало, то жар, то холод обдавал девушку. Она видела эту сцену словно в тумане.

Комерц-агент властно приспустил нижнюю подвязку и ахнул от удовольствия. Затем делово он стал оглаживать хлойкины бедра, тугие девичьи груди. И в самом поганом конце, он пригладил и маленькие съежившийся лепестки её бутончика.

Испустив довольный визг, жирный покупец похотливо осклабился. По его глазам, по губам текла густая, терпкая похоть.

Удовлетворенный содеянным он отошел на шаг, ещё раз полюбоваться юной, скульптурной наготой. Затем разрешил одеться.

Не зная, как не провалиться со стыда, Хлойка быстро собрала вещи.

- Ну-с, добрая деваха, порадовала ты мя. Будет тебе дорога наверьх.

«Спасибо». - Выдавила она с трудом.

На удивление, толстяк сдержал слово. Хлойка приехала в городейник. Впервые в жизни она оказалась там, куда так неистово звали её мечты. Большой и величественный Рорар возвышался над миром. Девушка шла по его проспекциям едва ли не с открытым ротом. Домищи, что твой архонтозавр! Всякие магические чудеса, самокаты и тарантасы, эгоистки и прямо посреди городейника, чудо невиданное, небесные корабли. Они ехали медленно, со сложенными рядами крыльев, огромные махины. В это совершенно нельзя было поверить! А кроме того, весь городейник был буквально битком набит гномами и другими иноплеменниками.

Незаметно стемнело. Хлойка устало брела сама не зная куда. Вдруг к ней подошел строгий милицман. Он приложил два пальца к своему картузу с красным околышем.

- Гражданочка, разрешите ваши удостоверные грамотки?

- Господине, я еще только сегодняшняя из кроны приехали... вот.

- Гражданочка, к народному милицману нужно обращаться «товарищ». Господов ваших мы давно с шеи прогнали. Теперь у нас народная власть, милицейская.

- Ну, я знаю, товарищ милицман, я ежели так разобраться тоже народная, я с кроны, как уже сказала.

- А грамотку на гостевание вы имеете?

- Да откудажь ейную взять?

- Гражданочка, удостоверную грамотку вам доложен был выдать старостат. А в любом приказе милиции вы еённую и завизировали бы. На основании такой удостоверной грамотки на гостевание можно обходиться три полных месяца. Ежели вы найдете тутоть работку и жилишко, милости просим встать учёт к фискалу. Как встанете, пошлину уплотите, дадуть тогда удостоверную грамотку на прожизнь.

- Спасибо, дяденька товарищ. А сколько без всяких грамоток можно тут бысть?

- Никак не можно, детка, никак. Ежели б ты была другого какого подданства, скажем, эльфийского или оркского, или человекского, а даже хоть бы и гномского с конфедератской Коларии, то можно было бы недельно жить безграмотно.

- А я же свойская, с кроны с нашей, народная.

- Ну, я об том и толкую, деточка, тудой и возвращайся скорейше.

- Я поняла.

- Хорошо, что поняла. Уже поздненько, ты думай-думай как это провернуть умнее, тут не ходи. Ночью строго у нас. Честные гномы по ночам в домишках спят. А нечестных наша народная милиция, знашь, каким смертным боем бъеть!

- Ой.

- Иды, детка, иды. Спрячься хоть бы где, а утром, что есть духу, вертайся вон.

Милицман отечески потрепал гномку за щечку и широким шагом отправился прочь. Хлойка чуть не разревелась от досады. Значит, что? Значит, зря?! Нет, нет, нет, не может быть...

Она последовала совету милицмана, забилась в какую-то подворотню и просидела там на корточках всю ночь. Задубев от холода и голода, со сведенным животом, гномка напряженно думала, как быть дальше.

Дорогой Гса! Вот решилась задвинуть тебе эпистолу. На самом деле, об этом меня попросил Матик. Но я и сама хотела с тобой объясниться. Может быть ты не станешь читать писульки. Но тогда это будет твой выбор.

Я теперь много пишу. А еще больше читаю. Матик смеется над моей жкульной подготовкой. Теперь и я понимаю - это Минимум. Но для того, чтобы водить небесные корабли нужно, черт возьми, гораздо больше знаний. Матик очень умный, он может нараспев читать навигатские рекоменты и потехнические грамотки. А какие мы с тобой ученики, ты сам знаешь.

Гса. Не обижайся. Если бы я тогда не уехала, стало бы хуже. Я не люблю тебя такой любовью, которую ты ищешь. Я никого не люблю вообще.

И я очень, ОЧЕНЬ хотела уйти от кроны. Гномы на деревьях - это всё, что я видела до этого года. А мир больше и шире. Я хочу, Гса, дотянуться своими крыльями до неба.

Мы стояли у зеленого ручейника. И ты просил подумать. Но я давно всё знала. Я давно мечтала уехать в городейник.

Матик прочитал писанину. Сказал, чтобы я перестала разводить сопли и начала описывать тебе фактуру. Ну, эт, ты знаешь, не моё словечко, ха.

Гса, я припёрлась на верхние уровни. На нижние. мне дорога заказана. Куда лестной девчонке к богачам?

А на верхотуре народу тьмуща. Все толкаются, за локти хватают, таки рожи масленные, мысли только о мерзостях.

Я долго мыкалась, искала дело. Тут ещё оказалось, что нужды дозарезу гостительные или прожизненные грамотки. Без них спокойной ходьбы по городейнику нету. Поначалу меня отпустили пару раз, мол, только приехала, простите дяденьки. Но нармилы глазастые, все припоминают. На третий раз загнали меня в зыбизанник. Заставили в депарции милицейского приказа все полы перемыть, все отхожие места отдраить. А куда мне было деваться?

Наперёд скажу, можно и без бумаг тут ходить, но шибко дорого. Отрезов по пять нужно отдавать как поймают. Кождый раз! Дивися, пять отрезов, а можно за день много раз нармилам попасццо.

Мыкалась я мыкалась, искала места. Взяли в дом лавочника обслужкой. Тётка Бата добрая такая, и кормила, как на убой, и тряпки на носку давала, прям что твоя фея.

А дядь угрюмый, злой. Всё у себя за прилавком. Как гость за порог, дядь гадости ему в спину, всякую хулу. Я честно скажу, на дядя плохое стала думать. Мол, потопчет моё девичество. Ан нет. Тут у этих горожейных хуже срамот выдуман.

Ночью одну я спала крепко, мне в постель прилегла Бата. Я аж взвизгнула. А она хоть бы хны. Глаза злые.

Больше про это не буду. Из обслужек прошлось уйти. Не такой жизни я искала на городейниковой вольнице.

Ну, после, то тут, то там пробивалась разным заработком. И так постепенно докатилась до мысли вделаться неболёткой. А что?

Знаешь, сколько сотен кораблей летает по миру? Работа, конечно, злая. Но хлебная. И почёт опять же.

Матик снова тычит, мол, не о том пишу. Но я же не пиписака, чтобы книжки лабать. Я, Гса, теперь сопилока! Вот, гордись. Вышло, что и на моей улице ангелы оборонили горшочек маршмелату.

Давай, Гса, я расскажу тебе про Матика. Это совсем старик. Лет тридцать ему, а может и сорок. Я его когда спрашиваю, он все отнекивается. Но я же хитрая, я экивоком. Типа, дружочек, а когда вы в младенчестве были, чо видали? Но он и тут туговато отвечает...

Впервоначально я ему не покатила. Вообще никак. Ну, он такой, я тут царь горы, ты дефка, не будь дурой, втихомолку сиди. А я к этому времени уже так наголодалась, что какие уж там остроты умности? Грешным делом решила, если только портить начнет, то сбегу.

Но он не из таких. Сам сказывал. Вообще оказалось, что Матик грозностью своей всё спытывал мя. Мол, стушуюсь или неа. Но куда мне-то бояццо, отбоялася...

Он вообще странный такой. Мы когда познакомились, я ему про себя рассказала, кто есть такая, откуда, чо умею, чо не умею. Наврала, конечно, с три короба. А он такой мне выдает, папеньку вашего, говорит, знал. Хороший был мужчина. Спас мне жизнь однажды. Прикинь, Гса! Я вообще в шоке, как это батя мой с неболётами знался, обалдеть можно!!!

Взял меня впервоначально техничкой, а не сопилоткой. Но потом передумал. Я ему все ж приглянулась. Только не девичеством, а страшным желанием летать. И это так и есть.

Расскажу тебе, Гса, где мы живём. Высоковато, конечно, но зато тут хорошие взлётно-приемочные фарватеры. Районец Телешоль. Удобненький районец. Есть свой рынок, много струменту, всё привозное, альмаиканское и коларийское. Едишку продают. Это, ясно-понятно, гребут из каганата.

Жилишка своего у нас нет. Матик вещает, жильё неболёту - обуза. Снимаем куартуру в герберге у мамаши До. Тут во дворе даже есть место для соколика, для нашего дау. Иногда залетают разные авиафлотчики, их мамаша До примечает. Они тоже здесь берут постой. Тогда тяжело бывает. Два раза Матик платил за комерсиальную стоялку. Но зато там и помывку сделали кораблику и обслужили малость чего.

Наш небесный корабль относится к легкому классу транспортных судов, дау. Купчая на машину принадлежит Золотому банкуму. Матик взял у них в которму, платит ежемесно процент.

А зарабатываем на перевозках. Возим сукно, шкуры. Чаще всего на Атетраус, Нилос, реже Понач. Алименты у дау для запаса магии не особо большие, топливо дорогущее. Сильно далеко не полеташь.

Матик на торжках выкупает патенты на доставку, и сразу летим.

Вот такая у мя теперь жизнь молодая. А как ты? Как там мама? Если будет время, напиши. Я буду ждать. Твоя Хло.

Дорогая Хлойка! Очень был рад получить твою весточку. Сильно скучаю по те. Как жалько, что ты уехала. У меня всё хорошо. Я устроился в артель сборщиков фиреневых листьев. Работаю пока помогцом. Получил первые свои отрезики. Мама твоя, я показал ей письмо, очень обижена. Ну, ты наверное и так это знаешь. Событий у нас тут, почитай, никаких нету. А, на прошлой неделе умер древесный кот бабули Фьё.

Пиши мне про свою жизнь. Это очень клёво. Твой Са.

Дорогой Са! Наконец, получила твою записочку. Два месяца ждала её. Про новости поняла. Можешь больше такое не писать. Как же это всё далеко. Я словно ото сна очнулася. Здесь всё другое. Матик приказал, чтобы больше про наш корабль написала. Он грит, что это пользительно для развивания технической грамоты.

Слушай. У вас-то на кроне такого ни в жизнь не увидишь!

Для того, чтобы связывать между собой города-государства гномы и другие иноплеменники летают по небу. Летают на этих самых небесных кораблях. Они очень разнятся, некоторые маленькие, другие побольше. У машин разные задачи, поэтому и разный облик.

В маленьком типе преобладают корабли короткого класса. Называются они дау. Есть машины чуть большего размера, но, главное, они несут больше топлива и могут без промежуточных приёмок пересекать нехилые расстояния. Называются они баркалоны. Далеко не на каждом баркалоне можно ездить по городским проспекциям.

Но есть ещё машины тяжелого и сверхтяжелого класса. Это тьялки и галеасы. Эти могучие монстры обитают только в портовых районцах. Таким дурам просто нету места на городских проспекциях. Для них и фарватеры нужны много шире и длиннее. Взлёт и приёмка на фарватеры авиапорта разрешается с раскрытыми крыльями. Складываются они только на время стоялки, чтобы другим не мешать. Для приёмок и взлетов малых машин допускается посадка только со сложенными крыльями.

Но вернемся к моему дау. Кораблик называется «Божия воля». Не знаю почему его так назвал Матик, он не говорит. Я никогда не видала, чтобы он молился.

У нас очень старенький корабль. Ему около двадцати лет. Конечно, двигательная группа проходила капиталку, но вся экипажная часть, центроплан, хвостовое оперение - всё родное. Это очень красивый корабль! Я его очень люблю. Бывает знаешь, Гса, выхожу утром на улицу, задираю голову, а его добрая морда косится сверьху. И так хочется её обхватить и поцеловать.

Нет, врала я тебе, что никого не люблю. Люблю, люблю Его! Мой кораблик.

Длина достигает пятнадцати метров. Высота около трех с половиной. Размах крыльев в раскрытом состоянии почти семь метров.

Вес пустой машины пять тонн. Причем, четыре с половиной приходятся на вес магии.

Полезная нагрузка нашего дау три с половиной тонны. Площадь всех крыльев составляет около двухсот квадратных метров. Но это цифры.

А что же представляет из себя машина? Это классический альмаиканский дау, где кабинная группа переходит в десятиметровый карго-отсек. Тулово грузовой части веретенообразное, слегка сплюснутое сверху и снизу.

По бокам закреплены два ряда крыльев. Наш кораблик - биплан. Сами крылья у него очень короткие по размаху. Чтобы не увеличивать ширину машины для возможности езды на ней по городским проспекциям.

Однако, для того, чтобы дау хорошо чувствовал себя в небе, крылья значительно вытянуты вдоль тулова. Кроме того на верхней и нижней паре крыльев шарнирно закреплены дополнительные плоскости.

В условиях города эти дополнительные крылья всегда сложены. Но стоит машине подняться в небо, их вводят в дело. Это позволяет снизить мощность толкающих двигателей. А стало быть, вот она, заметная экономия.

Хвостовое оперение небольшое. Две горизонтальные плоскости и стабилизатор, оснащенный контроль-сурфейсом руля. На верхней паре крыльев установлены закрылки, на нижней - рули направления.

На нашем кораблике три двигателя. Два толкающих импеллера по полторы тысячи кгс каждый и один подъемный (прыжковый) с силой шесть тысяч сто кгс.

Уф. Почти всю техническую памятку тебе переписала. Ты наверное, Гса, ничего не понял? Я тоже сначала мало что понимала. А теперь пообвыклась. Матик рассказывает про корабль. Он тоже его очень любит. Опять прочитал, вломил мне. Что значит тоже?

Твоя Хло.

Дорогая Хло! Несколько раз перечитал твою эпистолу. Ничего не понял. Как же ты, наша кронская девчонка, леташь по небу? Да ещё и сопилотка! Не могу поверить. Домицилий вызывает тревогу. Не опасно ли в каганате?

Все равно очень скучаю. Не приедешь обратно? Твой Са.

Дорогой мой Гса! Три месяца тебе не писала. Дел навалилось. Было много патентов на ювелирку на новый год. Потом я разболелась, и Матик оставил меня в больничке на Атетраусе. Летал один почти две недели. Бедный Матик! Одному летать тяжело. Хотя до меня он редко брал сопилотов. Иногда техничков только.

Я и сейчас немножко прибаливаю, но всё равно уже лучше. «Бово» прилетел за мной, значит опять есть работа. Матик говорит, что на следующей неделе попробует взять патент на Согахов. Конечно, без захода в Сшонев, Рон или Кувер мы тудой не дойдем. Надо искать промежуточные патенты. Зачем понадобилось лететь в Согахов я не знаю. Но Матик прям весь трясётся, ищет варианты.

Твоя Хлойка.

Пока шел баазис, первый месяц года, сходили два раза на Нилос. И тут Матиушу повезло. Он сумел сторговать патентик на зерно для Кувера. Орочье герцогство Кувер находилось неподалеку от альмаиканского Согахова. Можно было вполне надеяться купить там следующий патент.

Беда только в том, что перелёт из Нилоса в Кувер был на пределе возможностей. Хло никак не могла взять в толк, зачем было так рисковать.

Матиуш сказал, что «Бово» дотащит прямиком до Кувера. С самого утра он носился вокруг корабля, проверяя всю машинерию.

- Прилягте! Вам лететь столько часов, это невозможно, отдохните!

- Давайте без давайте. Я в успехе не сомневаюсь, но машину следует проверить.

- Но это герундий какой-то, если вы всё равно не собираетесь делить со мной полётное время, следует набраться сил.

- Какая забота, тебе бы в свиту какому-нить императору податься, хорошая бы камермегера вышла.

- Спасибо за комплимент, я о них всей душой, а они!

- Нет, голубушка, не ври мне, хочешь ведь птичкой порулить в полёте. Но это, и впрямь будет ювелирный переход, на самом донышке, до железки дойдём.

- Ну, и не надо. Прекрасно посижу, полюбуюсь, переговорами займусь. Сильный там встречный трафик?

- Это как выйдет. А связь - дело нужное, правильно, дамочка говорите.

И погрузку и центровку Матиуш контролировал самолично. Нанял служек с базара. Они грузили часа два. Надо сказать, толковые попались. Может раньше из небесных дел в базарные перескочили?

Хло по обыкновению перед вылетом сбегала в стряпную лавку и набрала пиробуреков. В полёте самое оно. Гномка заварила в тормосок из куска стреляной ракеты липовый кофе и сходила в обчественную купальню.

Матиуш надел кожаный облач. Он ему очень шел. Без облача - вылитый уборщик. А так прям что-то величественное проступает, даже военное. Хотя, по мнению Хлойки, Матиуш только на комерсиалpьных кораблях летал.

У гномки тоже был облач. Его ей пошили с первой же платы за работу на «Бово». И еще девушка взяла брас. Сначала купила альмаиканский. Но Матиуш поднял эту покупку на смех. Тогда пришлось Хло обменять в шахстве на эльфийский. Обменять, громко сказано. Практически пришлось купить заново. Что ж, скупой платит дважды.

Стиль подарил капитан. Матиуш любил сложные, почти ювелирные писалы. А это к тому же была работа известного мастера. Причем, вторым этапом, другой известный мастер украсил стиль. Теперь это самая дорогая хлойкина вещь. Матиуш часто говорит, береги стиль смолоду.

Записи из свитка улетают в мировой мыслиум. Если к замочкам запросов подходят ключики ответов, на свитке появляются новые записи. Всю эту замысловатую магическую инженерию придумали люди. А вот изготавливать лучшие свитки и брасы получается лучше всего у эльфийского Ретендора.

Матиуш получил метеотабель. Погодная фея давала шанс махнуть на Кувер. Тотчас экипаж поднялся на борт.

Проспекция северных ветров была на удивление пустой. Капитан разогнал дорабль до максимально разрешенных сорока километров в час. Машина проскочила весь жилой сектор не более чем за пятнадцать минут. Обычно в учебных целях капитан отдавал взлёты сопилотке. Приёмки гораздо реже. Но сейчас Матиуш объявил, что весь поход пройдёт сам. Хло оставалось лишь прикусить губу и следить за попутным и встречным трафиком. Брас гномки то и дело отзывался запросами. Шмякая по иконостасу, сопилотка отсылала те или иные ответы.

Выйдя на взлётный рубеж, Матиуш дал команду отплатить сбор. Когда приказчик фарватера поднял пригласительный сигнал на выходном транспаранте, «Бово» легко разбежался и грациозно ушёл в небо.

Поднялись на эшелон, Хло скинула в маршрутную обстановку курс и отправилась проверять насосы. Эти меканизьмы были очень старыми и ломкими. Они вечно доставляли Хлопот. Чтобы не остаться без давления в пневматике, капитан регулярно гонял сопилотку в качалку.

Хуже всего работал второй насик. Манжеты его так сильно стерлись, что их часто подворачивало. И тогда старый трудяга истошно взрагивал и хрипел. А в напорке сразу же падала сжатость. Хлойка осмотрела вторую машину. Злобный старикан ворчал, но продолжал накачивать магистральный объем.

И все-таки гномка ввела резерв. Пусть этому уродцу будет хоть немного полегче, подумала Хло. Первый, основной пока стоял в «тёплом» резерве. Его нужно будет ввести в дело часа через два.

Матиуш вел корабль спокойно и уверенно. Он привычно следил за полётными замерами. Скорость, высота, угол наклона корабля по осям. К огромному облечению капитана, ветер поддувал попутно. Толкающие моторы были выставлены на двадцать восемь процентов. Это был абсолютный минимум, чтобы не терять высоту. И то, если ветер заберут, придется поддать РУДы.

Видимость и трафик вселяли радость. Да, Матиушу пришлось много поставить на карту. Но, честно сказать, выхода не было.

Примерно три месяца назад главный комитет народной милиции опубликовал новый закон. Его норма значительно усложняла жизнь небольшим торговым гильдиям. А вот одиночек, кажется, ждало повальное разорение. Мудрый правитель республики резонно счёл, что пора одиночек уже прошла. Государство собирало запасы.

Конечно, несмотря на большие успехи во внешней политике, внутренний уклад жизни Рорара претерпевал тяжелейшие реформы. Народная милиция всё больше и больше расширяла сферы влияния. Другого выхода не было. Большие союзы уяснили, что раздавить новичка так, как они планировали, не вышло. На смену угроз, а потом благородной патетики, пришел трезвый деловой торг.

И тут выяснилось, что у рорарцев практически нету своих ресурсов. С большим трудом союзы государств перенесли часть торговли на менее выгодные направления. Да, они несли при этом значительные потери. Но для республики это вообще было смерти подобно. В очередной раз прокатилась волна пламенных призывов сомкнуть ряды.

Были организованы республиканские фонды вспомоществования. Но гномам просто нечего было туда отдавать. Главный комитет нармила ужесточил правила и порядки. Но и этих мер оказалось недостаточно. Вице-командующий народной милиции генерал-полковник Соррел всё чаще публиковал пламенные призывы.

Была поставлена йопера «Жизнь за меня!». В ней талантливые артисты Театера повествовали красочный эпизод войны семьдесят седьмого года. И вот впервые прозвучало новое определение. Отечественная война. Ото всюду сыпались пафосные истории, как молодая республика с честью выстояла супротив неслыханной агрессии Альмаики и Оркланда.

Матиуш с удовольствием сходил в йоперу. Он очень любил этот жанр. Впрочем, от«Жизнь за меня!» у него осталось двоякое впечатление. Грузный бас, исполнивший партию маршала Элькиона, выглядел неправдоподобно.

«М-о-о-о-олись за меня!» - Пел псевдоэлькион.

«О, нет, Гульхен! Нельзя молиться за юного царя, мне мили-и-и-и-ция не велит...» - Отвечал ему другой артист в партии полковника-предателя Красноразку.

Матиушу казалось, что в те дни, когда шла отечественная война, Элькион не был ни маршалом, ни командующим, ни начальником народной милиции. Но, с другой стороны, это ведь художественное произведение. Что называется, по мотивам.

Кстати, на премьере был и сам народный конфидент. Матиуш купил себе местечко на последнем ярусе балкона. А дородный маршал заполнял изрядную часть милицейской ложи. Было плохо видно его лицо, но сияющий, расшитый золотой канителью, парадный мундир с перекрещенными косыми палочками маршальского шеврона, словно бы горел каким-то величественным сиянием. После окончания, когда публика пять раз стоймя вызывала артистов на бис, командующий Гульхен довольно покачал головой и тоже сонно ударил три раза правой ладонью об левую.

Таким образом, новый виток международной напряженности не оставлял народному правительству выбора. И Матиуш понял, что на Рораре он потеряет всё, что у него оставалось. Весь резон существования. Всю потаённую страсть. Божественный дау.

Свой, свой, свой... Чёрта лысого он принадлежал Матиушу. По условиям котормы банкумного заёма, купчая на кораблик лежала в сейфе. А Матиуш должен был платить бешеный процент. И всё бы нечего, вроде и сходились концы с концами. Но это до поры.

После нового милицейского закона банкум приложит все усилия, чтобы отнять милую птичку.

О прошлой жизни Матиуш никогда не вспоминал. То, что он сделал, он бы сделал еще сто тысяч раз. Сбагрив с себя клоунский наряд, избавившись от рабской удавки, он наконец-то вздохнул полной грудью. Когда вместе с бароном Тинко выбирал себе новый дом, то решил, что будет жить на рорарщине.

Король Оркланда, правитель блистательной Ларты исполнил своё обещание. Он действительно был всесильным владыкой. И подарил Матиушу свободу.

Когда в восемьдесят втором году оркского монарха убили заговорщики, с целью возвести на трон его кузена, Матиуш искренне оплакивал жизнь своего венценосного брата.

В том страшном покушении погиб и барон Тинко. Верный кровник оркского короля. Теперь никто в мире не знал о прежней жизни Матиуша Конагинского.

Но как было не отдать любимой и дорогой, той, ближе которой у него никого не было, народной милиции своё скромное подношение? «Божия воля». Остроносый, как хищный летающий ящер. Легковесный и игривый, словно бабочка.

Матиуш думал об этом, и на глаза наворачивались слёзы. А что станет с Хлойкой, когда они потеряют корабль? Капитан не говорил девушке, но, на самом деле, без Матиуша она не сможет больше подняться в небо. По крайней мере, держа в руке сайдстик.

Кому нужна эта убогая и необразованная деревенщина? Только Матиушу. Гномка ему нравилась. Она напоминала что-то родное, что-то забытое. Иногда даже капитану грезилось, что это его дочь. Что в те достапамятные дни, это он сам, а не ловкий охотец Сонодко, папаша Хлойки, покорил неприступную Альду.

Но, разумеется, это было невозможно. Целибат уже не нужно было соблюдать. Но наверное, как раз избавившись ото всех оков альмаиканской морали, особенно, её догматической монастирской культуры, Матиуш почувствовал страшное одиночество. Он пробовал искать спутницу. Но безрезультатно.

А потом были другие заботы. Пришлось много потрудиться, чтобы выслужить удостоверную грамотку пилота небесного корабля. Капитанские дубовые листья на околыш картуза он заслужил сравнительно недавно. А до этого времени пришлось очень много полетать в гильдиях сопилотом.

Иногда Матиушу казалось хорошей идеей попросить денег у народного конфидента. Но, конечно, идея эта была глупой. Узнай товарищ Гульхен о том, что Матфей жив, ему точно не поздоровится.

За прошедшие годы стало видно, что маршал мнительный политик, настоящий тиран, деспот. И он всегда, всегда ставит интересы республики выше частных. Сейчас, кстати, назрел очередной тяжелый скандал. Два титана, два борца за народное счастье тяжело дубасили друг друга.

Светоч генполкнармил Роберто Соррел, вице-командующий и прочая и прочая встал наперекор воли народного конфидента Элькиона Гульхена. Титаны сражались, а у холопов чубы трещали.

Поползли слухи о новых чистках. Нет, туда больше ни ногой. Вообще, хорошо бы оставить Рорар и уехать навсегда.

Несмотря на то, что капитан и так водил корабль в разные порты и мог с легкостью оказаться в любом месте, покинуть рорарщину он, конечно, не мог. Цепко привязанный процентом по которме, Матиуш не мог отказаться от такого счастья.

Правда, когда стало совсем худо, когда капитан понял, что выхода нет и не может быть, он решил лететь на Согахов. Оставался последний шанс добыть купчую на «Бово». Оставался последний шанс попросить денег у императора Жилины.

Сложив с себя мантию Лорда-командующего, его императорское величество продолжал править Согаховым. Может быть он сумеет помочь?

Немного отойдя от шока, Гса тихонько сидел в углу военкомата. Наслушавшись рассказов нахальной Хлойки, он тоже решил перебираться в городейник. Всё лучше, чем артельная жизнь впроголодь. Крона не балует детей, надежно укрыв от солнца их рахитные тела пёстрыми листьями.

Впрочем, опыт девки научил многим тонкостям столичной жизни. Перво-наперво надлежало обстряпать дукументу. Преподобный патер с грустью услышал признание воспитанника о желании ехать наверьх. Верно, Гса напирал на то, что желает продолжить духовное учение в семинарском подворье или даже в академическом училище магических навук.

Скрепя сердце патер Джонодачко благословил воспитанника на духовный подвиг. И даже сходил с ним в старостат, чтобы выправить нужную посыльную грамотку.

Конечно, Гса не планировал заниматься ни магией, ни учёбой. Он грезил небом, как и Хлойка. Привязалась к нему эта заразная болезнь. Чужие мечты всегда так обольстительны. Мы, если разобраться, сами вообще редко умеем мечтать. Да, вдумайтесь. Что лично вы хотите получить от жизни? Именно вы?! Не те проекции, которые мелькают перед вами и размахивают такими соблазнительными штучками, вещицами, безделушками и прочим.

Зато как легко уверовать в то, что нужно соседке, в то, что ещё вчера было вам до лампочки.

Для покупки билета наверьх гномику не пришлось давать потрогать пипку комерсиальному агенту. Гса здраво рассудил, что будет лучше наняться в носильники покупного товара.

И уж как ни тяжела была его поклажа, все-таки путь в городейник он совершил несколько проще.

Чтобы не платить нармилам мзду, паренек сразу же зашел в ближайшую депарцию. На выправление бумаг ушел какой-то плёвый час и тринадцать отрезов. Но зато теперь, Гса мог разгуливать где угодно в полной подзаконной крепости.

Чтобы устроиться на ночлег, гномик отправился на поиски хлойкиного герберга. Правда, туточки его встретил серьезный обломс. Оказалось, что девкиного духа уже и след простыл. Кудой-то уехали со своим человеком.

Мамаша До сжалилась над очередной деревенщиной.

- Едуть, едуть, а Рорар не каучиновый! На всех местов не хватит.

Несмотря на брюзжание, она отвела в чулане немного места для гномыша и даже дала ему старинный салопчик в качестве подстелья.

Переспав здесь ночку, чумной от холодрыги Гса поблагодарил великодушную даму и помчался, что есть духу, в городейник.

Присутственные места уже стали открываться. Но, думать о чем-либо кроме еды, паренёк, конечно, не мог. Пришлось истратить последние отрезики на мерзко пахнущую, зато горячую, похлёбку.

Утолив страшный голод, Гса рассудил, что нужно идти в военный комиссариат. Какие бы басни не рассказывала девка, а мы-то знаем за какой талант берут, да еще сразу в сопилотки, сопливых пигалиц. Другое дело - военная служба. Здесь всё честно. Все без изъяна. Служи по уставу, завоюешь честь и славу.

Так думал Гса. Маленький, глупенький гномик.

Народный военный авиафлот республики только-только вставал на крыло после многих лет поражения в правах.

Вновь был сформирован, названный в память о прежнем, Четвертый республиканский тактический отряд имени Нерроны. Всего девять вымпелов входило в его состав. Три линейные бригады. Четыре мультидекера в первой, три эрайзера во второй и два эрайзера в третьей.

Силы скорее символические, чем военные. Но, надо отдать должное комитету народной милиции, бюджетирование определило приоритетом борьбу с внутренним врагом, а не с внешним. Да и не было у них возможности построить авиафлот.

Но это не дано было знать наивному гномику. И он с чистым сердцем притащился к военкому в надежде получить назначение на боевой корабль.

В это хорошее утро военный комиссар был в особенно приятном душевном расположении. Вчера сообщили, что нормы пайка для нармилов в очередной раз увеличиваются. Когда в приемной он увидел худенького кронского мальчика, то поначалу не придал этому значения. Когда же тот явился через двадцать минут на официальную аудиенцу, военком скорее озадачился, чем рассердился.

- Голубчик, извольте понять, ну, нету у меня для вас корабля. Военный авиафлот только возрождается из руин. Теперь в крепких народных руках он станет настоящей силой.

- Но нельзя ли мне хотя бы в какую-нибудь самую захудалую машину попасть, товарищ военком народной милиции?

- Снова здорово! Я ему одно, он мне другое. Ты меня, сынок, хорошо слышишь? А-то тебе в авиацию никак нельзя. У нас глухих не берут!

- Товарищ военком, я слышу прекрасно. Мой отец был отважным рептидором, он погиб на охоте.

- Сочувствую мой мальчик, но сейчас, когда времена жестокие, не к лицу прилюдно бередить свои раны. Родина в опасности, тут не до личных драм, тут всё трагедия, единое народное горе.

- Как же мне бысть? Мне некуда пойти совсем.

- А это другой разговор. Есть у меня для тебя служба. Не хуже воздушной, а, может, и лучше. Сейчас пойдешь в канцелярию и получишь предписание. Гордись, сынок, мы тебя в народную милицию принимать будем.

- Да? А это как?

- Ну, не завтра, конечно, когда-нибудь. Покамест, можешь во вспомогательных частях послужить маленько, годик-другой.

- Что это за части, я не совсем понимаю?

- Это, сынок, чтобы ты знал, хорошие части, я бы сказал со своим почерком. Товарищество друзей народной милиции. ДНМы, мы их называем. Ступай, ступай, удачи, дружочек.

И Гса, воодушевленный тем, что не получил отказа, отправился по присутственным местам. Ему выдали новую грамотку, более грозную, почти такую же, как у настоящих милицманов. После этого гномик поехал в штаб ДНМ.

Но чуда не произошло. Вместо роскошного положения нармилов вспомогалы жили впроголодь. Эти части использовались для оцепления массовых мероприятий. Снабжение оставалось очень плохим. Молодого гнома поселили в вольном доме, дали койко-место. Кормёжка была отвратительной. И потянулись суровые будни простого охранника.

Очень скоро Гса понял, что жизнь здесь ничуть не лучше, чем на кроне, только дома он всё-таки мог что-то выбирать сам, а здесь за него всё решал комод, командир отделения.

Спустя три месяца первый лучик надежды промелькнул в плотно затянутом небе.

Однажды Гсу направили в оцепление большого поэтического съезда. Народные поэты читали свои возвышенные вирши, а лопоухие гномы пришли их послушать.

До Гса долетали обрывки патетической декламации. Он только кривился. Что такого нашли они в этом стихоплетении? Патер Джонодачко тоже любил стихи. Мог долгими зимними вечерами сидеть у камелька и читать буквезу лирических верлибров.

И вдруг со стороны улицы подбежала молодая гномочка. У Гса уже наметался глаз. Он смекнул, что девушка припёрлась без билету.

- Добрый сударь, не могли бы вы меня пустить?

- Девушка, девушка! Вы понимаете, что это стратегический объект? Сюда вход строго по билетному пропуску.

- Видите ли, добрый сударь, у меня был билет, но я его, кажется, обронила.

- Мне жаль, красавица. Могу посоветовать прийти в другой раз.

- Но, понимаете, мне бы очень хотелось попасть на съезд. Я люблю поэзы.

- Не могу вам помочь, простите, барышня. Служба.

- Ну, что вы заладили! Как не можете помочь, пустите меня туда!

- Это ведь большое преступление. У меня могут быть неприятности.

- Сударь, помогите ради всего святого.

- Хорошо, барышня, я пропущу вас.

- Спасибочки!

- Но вы мне будете должны одно свидание.

- Что? А, конечно.

- По рукам, барышня. Приходите завтра к театерному плацу часам к семи, хорошо?

- К семи я не могу, давайте уж лучше к шести.

- Договорились, буду вас ждать.

Девушка кивнула солдату и прошмыгнула к трибунам. Гса мечтательно задумался. Как хорошо всё вышло! Завтра у него будет свидание с горожанкой!

Впрочем, встреча чуть было не сорвалась. В самый последний момент Гсу хотели вызвать на очередное усиление. Чего ему только стоило отговориться...

Приехав на театерный плац по-модному, на эгоистке, гномик сразу пошёл к афишной будке. Ради торжественного случая Гса принарядился в парадный лапсердак. Новенький картуз с блестящей кокардой, совсем такой, как у нармилов, был залихватски заломлен чутка на нос. Гса даже хотел закурить папироску. Этой привычки у него, конечно, не было. Но гномик видел, как дымят старшие товарищи и тоже подумывал о том, чтобы начать.

Как и положено хорошенькой девушке, она опоздала на двадцать минут. Гса уже место себе не находил, искусал губы до крови. Впрочем, молодая прелестница появилась, но солдат её сперва не узнал.

- Сударь мой любезный! Не меня ли вы ждёте?

- Простите, барышня... Что??? Это вы? Как же я мог обознаться?

- Мне следует извиниться за опоздание.

- Пустое, я до сих пор удивлен...

Та вчерашняя замухрышечка превратилась в принцессу! Никак не меньше. Гса таращил на неё глаза, не в силах поверить. Гномка была одета в роскошный и очень дорогой наряд.

- Вы, полагаю, пытаетесь объяснить суть моего преображения?

- Ну, это мягко сказано.

- Тогда давайте начнет по порядку. Позвольте я назову своё имя.

- Ох, простите, госпожа! Это мне полагается представляться первым.

- Я вполне эмансипе, чтобы обращать внимание на старорежимный этикет. В обществе равных, женщина ни в чем не хуже мужчины.

- Да разве хуже? Лучше, уверяю вас!

- Меня зовут Данилея, а вот фамилию, простите, не смогу назвать. Государственный секрет.

- Ох, меня зовут Гса Любогохович.

- Очень приятно, товарищ нармил.

- Я не совсем нармил.

- Да? Я плохо разбираюсь в званиях, просто у вас кокарда на шапочке, как у моего батюшки. Похожая.

- О, он тоже из милиции?

- Да, но я вам сказала, давайте оставим эту тему.

- Как прикажите, госпожа. Позвольте пригласить к променаду?

- Отчего же, с удовольствием, вот моя рука.

И девушка протянула свою изящную ручку в тонкой кружевной перчатке. Гса стушевался, но, поборов волнение, взял под руку очаровательную спутницу. И они отправились на прогулку.

Променажировав по проспекции народного счастья, они повернули на думный плац, а оттуда вышли к городскому парку. Здесь было, по обыкновению, многогномно. Но, завидев такую эффектную красотку, гуляющие с почтением уступали им дорогу.

Гса даже обратил внимание, как много встречных мужчин довольно низко кланялись его спутнице. По всему выходило, что это в республике видная персуна.

- Так вы хотели знать суть моего вчерашнего маскерада?

- Ежели вашей милости будет угодно поведать.

- Слушайте, оставьте вашу фанаберию. Мы тут не для того создали первое в мире народное государство, чтобы говорить вдругорядь.

- Как будет угодно, товарищ Данилея.

- Да, без фамилии звучит странновато. Но скажи я вам фамилию, боюсь, это многое поменяет.

- Надеюсь, не Гульхен?

- Глупые шуточки, товарищ Любогохович. У народного конфидента нету детей.

- Если не считать всех детей республики.

- Ну, разумеется. Итак, вчера пришлось обрядиться училищной институткой, потому что без такого камуфляжа появляться в общественных местах мне не очень неудобно.

- А что случилось с билетом?

- Нет, тут всё честь по чести. Билет, я, на самом деле, посеяла где-то по пути. А может и маменька втихую забрала. Она не любит, когда я хожу на поэтические съезды.

- Да? Отчего же? Обычно женщины благосклонны к поэзии.

- Но только не моя маман. Железный комиссар, вот как её называет батюшка. Скажу больше, он боится её изрядно.

- Не может того быть!

- Да, очень может. Кстати, а вы любите поэзию?

- Всенесомненно! Особенно лирические верлибры.

- Боже правый, подумать только! Прочтите что-нибудь любимое.

- Я не знаю, мне неловко, да и чтец я никудышный. Право, если вы настаиваете, разве что маленькое.

В морозе полночного небостояния ангел слетел на землю ко мне. Кто же в тебе так просил покаяния, кто же так верил и видел во сне? Цифры неясные двойка и что-то. Ряд, единица, где-то там семь. Сложный вопрос, но репорт недалёко, я запишу, чтоб рассказывать всем.

- Браво! Браво, товарищ Любогохович! Очень красивый стиш. Я не вспомню, кто автор?

- Автор стиша неизвестен. Это из догматического сборника. Конфессиональная поэза.

- Вот уж не ожидала от вас такого услышать. Вы меня поразили!

И они продолжали идти сквозь парк, сквозь дни первой влюбленности, сквозь испытания, сквозь взросление и разочарование. Но лишь затем, чтобы выпестать в этом походе большое и настоящее чувство.

И жизнь Гсы, с первого дня удивительного знакомства, решительно поменялась. Появился стимул. Появились силы противостоять заунывной тоске и беспредельной серости будних дней простого дэенмешного зауряд-зольдата.

Изменилось всё и для Данилеи. Из балованной, знатной генеральской дочки она превратилась в задумчивую, словно неживую. Родители смотрели и с удивлением, и со страхом. Обычно, ещё та выдумщица, теперь Данилея взялась за учёбу, прилежно исполняла домашние дела, участвовала в протокольных мероприятиях. Мать, грозная генеральша с подозрением изучала эту перемену. А отец слишком был занят игрой в «оловянных солдатиков», чтобы почуять какой-то подвох.

Прошло уже два месяца. Встречи влюбленных голубков теперь трудно было скрывать, и Данилея решилась познакомить избранника со своими родителями.

Теперь Гса знал, чью фамилию носит возлюбленная. Фамилия эта была слишком громкой, слишком грозной, чтобы можно было поверить, что рядом с такой фамилией может встать и другая, мелкотравчатая. Конечно, Гса не хотел знакомства с семейством. Он явственно понимал, как быстро закончится сказка.

Но разве была сила способная изменить решение Данилеи Соррел? Нет, Гса, такой силы не существовало. И прекрасные, дивные, очаровательные отношения оказались под угрозой. Но, даже не будь гномка дочерью вице-командующего республики, и, даже тогда, он не мог бы ей перечить. Какая-то страшная харизмочка, магическая власть была вкручена пружинами в Дане.

И встреча, конечно, состоялась. Благоразумная гномка попросила Гсу надеть не армейский лапсердак, а партикулярное платье. Пусть даже скромное. Он повиновался. Вне себя от волнения, он заранее пришел к генеральскому дворцу. В прежние времена его не пустили бы даже в этот районец. Но Данилея выправила пропустительную грамотку. Сильный дукументик! Гса спрятал бумагу куда подальше. Ежели б в батальоне узнали, со свету бы сжили.

В нужный час молодой гномик подошел к приёмной. Он подал официальное инвайтное письмо. Дежурный офицер, в звании капитана, резко кивнул подбородком и щелкнул каблуками, подобострастно приглашая войти.

И тут Гса подумал, как хорошо, что на нём было партикулярное платье. Иначе бы вышел конфуз. Ведь не пристало капнармилу козырять дэенмешному зауряд-зольдату.

Далее молодого гнома встретил приказчик в чине полковника. Этот грузный, величественный служака тоже низко поклонился гостю и пригласил следовать за собой. Они прошли в большую, красивую залу. Здесь и были родители Данилеи вместе с ней самой.

Генерал-полковник народной милиции, вице-командующий республики был очень похож на свои портреты. Правда, в отличии от полотен, где он изображался с грозным оскалом, в домашней обстановке он был очень прост. Приветствуя молодого гостя, он по-приятельски взмахнул рукой.

Генеральша, величественная, дородная дама смотрела на пришельца с недовольным прищуром. Губы её кривились. Товарищ Релена Соррел не желала так просто капитулировать перед дочерью.

А Данилея была молодцом. Никаких выходок, безукоризненное, ювелирно отточенное почитание и смирение.

Гса представился. Завязалась беседа. Обсуждали совершенно пустяковые вещи. Вдруг генерал обратился к молодому гному.

- Товарищ Любогохович, Данечка сказала, что вы мечтаете служить в военном авиафлоте?

- Так точно, товарищ командующий.

- Полноте, не на плацу, давайте без чинов.

- Как прикажете, товарищ Соррел. Да, это моя сокровенная мечта, очень хочу летать.

- Это похвально, очень хорошее желание. Я скажу вам, что и сам долгие годы смотрел с вожделением в небо, мой отец служил в военном авиафлоте, вице-генерал. Но здоровьюшко, будь оно неладное! Я так и остался навсегда прикованным к земле.

- Ох, я не знал, простите.

- Конечно, конечно. Мне грех жаловаться. И на земле забот хватает, и на земле гномы живут. Но вашей мечте я, пожалуй, в силах помочь.

- Боже мой, неужели, товарищ Соррел?

- Да, товарищ Гса. Хотите летать, значит, будете летать.

- Я обращался в комиссариат...

- ...ну, давайте не заниматься ерундой. Сделаем уж по-свойски. Ну, как не порадеть родному гномику, чай не чужие.

- Готов исполнить любой приказ.

- Отлично. Возьмем вас сперва в милицию. Подрастёте немного в моём штабе в званиях. А там, глядишь, можно и на хорошие должности в авиафлот идти. Договорились, товарищ Любогохович?

- Так точно, мой генерал! Спасибо огромное. Служу трудовому народу!

- Пустяки.