Очаровательные глазки. Обрученная со смертью

Глава 12 Долг платежом красен

В квартире было скромно, но чисто. Мебель совсем не раздражала своей старостью, а предавала определенный колорит помещению. Акулине была отведена спальня с большой кроватью, а Василий разместился в чьем-то рабочем кабинете с не очень удобной кушеткой, которая послужила ему спальным местом. Мужчина рассчитывал поскорее вернуть разум возлюбленной и перебраться из скучной деловой обстановки к ней в постель. Кухня была небольшой, но для трапезы на двух человек места хватало. Осмотрев помещение, Акулина одобрительно кивнула и поинтересовалась дальнейшими планами. Василий лишь пожал плечами и расплывчато пояснил, что основная надежда — на Всевышнего, а он лишь попытается сделать ее жизнь комфортной.

К возвращению беспамятной возлюбленной молодой мужчина припас еду из трактира, находящегося неподалеку. Он накрыл на стол, тихо ворча, потому что никогда этого раньше не делал, подобными хлопотами всегда занималась Акулина, и пригласил ее обедать.

— Это потроха и картофель. В кувшине — вино, — оповестил он, чувствуя себя официантом.

— Потроха — звучит странно.

— Ты не знаешь, что значит слово потроха? — удивился Василий, опасаясь, что помимо произошедших событий в небытие канули и значения некоторых слов.

— Конечно, знаю! Меня всегда это слово настораживало! В детстве я была уверена, что это еда для дьявола. Кто-то мне сказал, будто черти питаются потрохами грешников, едят их прямо сырые из живого человека. Голодный мужчина скривился, однако доел всю порцию, Акулина же жевала только хлеб, смачивая его в подливке.

— Ты сильно похудела.

— Я была толще? Намного? — почему-то обеспокоилась Акулина.

— Округлее, — подобрал слово Василий, мельком взглянув на значительно уменьшившийся бюст возлюбленной.

Сделав пару глотков вина из надтреснутого стакана, молодая женщина замерла в ожидании. Ее внимательный взгляд смущал Василия, не знающего с чего начать восстановительный процесс, такой важный для них обоих.

— Я подумал, что наши общие воспоминания надо начинать с нашей встречи… Ты помнишь чудовище! Должен тебе признаться: им был я!

Акулина недоверчиво посмотрела на сидящего напротив человека.

— Но у него было нечеловеческое лицо…

— Это была старая шкура медведя. Я ей обвязался, чтобы вас с подругой напугать.

— Но зачем!

— Я защищал свою территорию! — возмутился мужчина. — Залезь в берлогу к медведю и что он с тобой сделает? Посадит за стол и нальет меду?

— Что было после этой ямы? — поинтересовалась Акулина, отодвинув от себя тарелку. Настроение Василия ухудшилось, потому что, судя по ее царственному движению, посуду убирать она не планировала, словно у них в доме были слуги. Не привыкший возиться на кухне мужчина злился, но не подавал виду, что этот королевский жест его встревожил. «Вернуть прежнюю Акулину нужно как можно быстрее», — подумал он и продолжил вспоминать:

— Ты лишилась чувств, я тебя вытащил из ямы и принес в дом. Ты очнулась и начала так верещать, что я опасался, что рухнут стены. Ты все время кричала, надеясь привлечь чье-либо внимание. Знала, что это бесполезно, но продолжала раздражать мой слух! Мне пришлось заткнуть твой чудесный ротик, откуда выходила звуковая волна кляпом.

— И что было дальше? Ты лишил меня чести? Надругался надо мной?

— Нет, никакого насилия не было. Наша первая ночь была по обоюдному согласию намного позже… Но не будем забегать вперед, пойдем по порядку! Позволь, я кое-что зачитаю…

Василий поспешно встал из-за стола и удалился в свой кабинет, оттуда он вернулся с тетрадью в красивом переплете. Он снова оказался напротив Акулины, прокашлялся и начинал читать первую страницу: «Она сидит на стуле посреди комнаты, по-прежнему красива, но торчащая грязная тряпка, которой пришлось заткнуть ей рот, дабы не оглохнуть от воплей, делает ее лицо менее привлекательным… Пытается двигаться, но надежные узлы не дают возможности пошевелиться — руки и ноги плотно привязаны к стулу. Она устала бороться с неизбежностью и немного успокоилась, я притащил из коридора старое скрипучее кресло-качалку и сел напротив, смотрю на нее и улыбаюсь. Что-то мычит — забавная! Чтобы видеть ее в полумраке, я зажег свечи, которые покоились в запасах бывшего хозяина поместья. Я нашел их на чердаке среди книг — то, что малограмотным грабителям не было интересно, наверное, поэтому их не украли. Эти пляшущие огонечки создают магию, волшебство… я чувствую, будто я в другом мире — на свидании с Ангелом…».

— Как красиво, — оценила Акулина. — Что это за тетрадь?

Смущаясь, Василий поведал о том, что сильно скучал по ней и начал писать историю их любви — что-то вроде мемуаров. На самом же деле он чувствовал себя полнейшим идиотом. Прозаические изыски, посвященные Акулине он набросал за ночь, чтобы произвести на нее впечатление, постегивал его дух соревнования, Василий таким образом сражался с положительным во всех отношениях доктором.

— Итак, чудовище вытащило уснувшую деревенскую красавицу, связало ее… И что же было дальше? — любопытствовала молодая женщина. Ей нравилась эта игра.

Василий продолжил литературный вечер. С важным видом он поднял тетрадь и зачитал следующее: «Я часто вспоминаю тот вечер. Закрываю глаза, и мысленно раскачиваюсь в том самом кресле напротив нее. Самый благословенный момент — когда она перестала меня бояться и улыбнулась, раскрасив яркой радугой мое пресное и унылое существование. Я и не знал, что можно быть таким счастливым, до помутнения рассудка счастливым… «Дитя ветра, — подумал я, — такая легкая паришь над грешной землей опороченной стопами стада». Я боготворил ее, умолял взглядом: «Постой! Не торопись! Не уходи! Я погибну без тебя!». А она не слышала или делала вид, что не слышала… Но я простил ей это неведенье ради нашего будущего».

— Это похоже на какой-то возвышенный любовный роман! — хихикнула Акулина. — Если бы не грязная тряпка во рту…

— Она не была грязной! — возмутился Василий.

— Интересно, где ты взял чистую тряпку в разграбленном заброшенном поместье!

— Послушай, я стараюсь! Я ищу способ тебе помочь! — с обидой в голосе произнес молодой мужчина, вытирая со лба капельки пота. — Ты всегда меня обвиняла, что я скуп на эмоции и слова, я пытаюсь восполнить это…

— Я больше не буду мешать! Продолжай! — заверила его Акулина, немного смутившись, и подперла голову маленькими кулачками, внимательно слушая.

Василий снова собрался духом и, подавляя желание вышвырнуть тетрадь в окно, продолжил чтение: «Мы сидели и рассматривали друг друга. Мой взгляд скользил по ней, как по гладкому льду, я жадно хватал все ее линии, изгибы. В моей голове остался ее портрет: от нервного напряжения у нее появились синяки под глазами, придавая ее лицу немного болезненный вид. Длинные пушистые ресницы отбрасывают тень на щеки, делая ее лицо объемным. Она сосредоточенно смотрит на меня, будто пытается просверлить своим колким взглядом. Наконец, глаза ее закрываются от усталости. Кажется, она сдалась. Придвинувшись ближе, я спокойно произнес: «Я хочу, чтобы ты осталось со мной навсегда».

— Ты так сказал? Это правда? — воскликнула Акулина, забавляясь, но затем положила ладонь на губы и кивнула, чтобы Василий снова мог продолжить.

Горло его пересохло, он выпил воды прямо из носика остывшего чайника, стоящего на плите, после чего снова обратился к тетради: «Я провел рукой по ее блестящим волосам, она не отстранилась… Я победил! Она заслужила мою милость. Не люблю это слово — милость, оно жалкое и ассоциируется с подаянием. Больше бы подошло снисхождение, хотя оно тоже не точное… ведь снисхождение может быть к тому, кто преступил какую-то черту… Назову это подарок, приятный подарок тому, кто немного нашалил и пожурив, я вознаграждаю провинившегося за хорошее поведение. «Хочешь, я уберу тряпку? — спрашиваю с улыбкой». Она кивает в подтверждение. Я уверен, она не будет больше кричать, ведь наверняка поняла, что я теперь все, что у нее есть…».

— Это очень красиво! Но теперь этой парочке остается взлететь в небо, как двум херувимам и там парить, наслаждаясь своим возвышенным чувством! — мечтательно произнесла Акулина, не воспринимая текст, как что-то личное и важное. — «Я — все, что у нее есть». Как это самонадеянно! Это история кажется мне какой-то нескладной.

— Я ведь не знаю, что ты чувствовала в тот момент! — произнес Василий, злясь, что его усилия не оценены по достоинству. — Я записал то, что творилось у меня внутри!

— Однако эти записи меня совсем не трогают. Они надуманные, Василий! — честно призналась Акулина. — Это как будто сказка какая-то…

Раздосадованный Василий пожелал ей приятных снов и пошел прочь из кухни, но при выходе вдруг остановился и, повернувшись к ней, произнес с улыбкой:

— Однако есть приятные изменения! Ты говоришь со мной не так, как после больницы — словно мы чужие. Нет больше этого отстраненного «вы».

— Значит, стоило написать эту любовную чушь! — пожала плечами молодая женщина, отпив вина.

— Доброй ночи! — хмуро бросил Василий и ушел в кабинет.

Акулина некоторое время сидела за столом. Ей казалось, будто она смотрится в зеркало, но не видит там своего отражения. Ей очень хотелось понять, что она упускает и какую роль в ее жизни сыграл Василий. Она не боялась что-то не вспомнить из своего прошлого, но опасалась узнать о себе нечто отвратительное, информацию, которая могла бы помешать воссоединится с мужчиной, которого Акулина теперь боготворила, — с Андреем Кирилловичем.

Молодая женщина сосредоточилась и попыталась восстановить события, о которых говорил Василий, отбросив его лиричные словесные реверансы.

— Старая усадьба… чудовище… — шептала она. — Оно сидит напротив и меня пугает его присутствие… Как я узнала, что это человек? В какой момент он снял эту шкуру?

Вдруг в голове Акулины забрезжила картинка: горящий костер посередине дома, запах сосновых веток. Кляпа уже не было, кресло-качалка, стоящее неподалеку, пусто. В комнату вошел красивый улыбающийся мужчина, которым она на тот момент была очарована. Девица радостно подпрыгнула на стуле и в три прыжка оказалась возле кабинета, торопливо забарабанив по двери своими маленькими ручками, она заголосила:

— Я тогда сказала: «Вы превратились из чудища поганого в молодца прекрасного».

— Чего? — непонимающе переспросил Василий, открыв ей дверь.

— Кто из нас деревенщина? — рассмеялась она и захлопала в ладоши, как малолетняя дурочка. — Я вспомнила! Ты появился в проходе и еще горел огонь прямо посредине зала!

Василий рассмеялся и с радости обнял Акулину, но она отстранилась, и тихо произнесла:

— Это все, что я вспомнила. Сколько лет прошло с того момента?

— Лет… двенадцать!

— Двенадцать? Что же ты со мной сделал, раз я захотела позабыть столько лет своей жизни?! — изменившись в лице, выпалила молодая женщина и поспешила в свою комнату. Это был слишком большой промежуток, который вряд ли подлежал восстановлению. И теперь она усомнилась, стоит ли ей вообще вылавливать из мутной реки-сознания то, что она забыла.

Утром за завтраком Акулина была молчалива. Еда была отвратительна, потому что ее готовил Василий и, как выяснилось, впервые в жизни.

— Надо купить другой еды! — капризно потребовала девица, почему-то боясь остаться голодной. Она брезгливо рассматривала пригоревшие комки крупы, ковыряя их деревянной ложкой.

— У меня нет денег! Я все отдал за квартиру. Пришлось продать бриллиантовые запонки…

— Твои счастливые запонки? — воскликнула Акулина и тут же испуганно прикрыла рот, не понимая, почему это сорвалось с ее языка. — Это случайность. Я не знаю, зачем я это сказала.

Акулина отвернулась в сторону окна. Его обрамляли старые пожелтевшие занавески, напоминающие паутину, сотканную искусником-пауком. Небо было серым, моросил мелкий дождь.

— И еще мне нужна одежда! Я не могу все время сидеть здесь, — мечтательно выдохнула молодая женщина.

— Куда тебе идти? В больницу?! Я слышал, как ты звала его ночью!

— Кого звала? — удивилась Акулина.

— Своего докторишку! — зло выплюнул ей в лицо Василий. Он не желал мириться с второстепенной ролью, но сражаться за ее внимание не хотел.

— Мне нужна нормальная еда и одежда! — требовательно произнесла Акулина, шлепнув ладонью по столу.

— Я же сказал: у нас нет денег!

— Тогда иди и заработай или укради — мне все равно! — отчеканила молодая женщина, глядя на Василия с отвращением. — Ты сказал, что истратил наши общие деньги. Это ты довел меня до этого состояния и похитил часть моей жизни! За тобой должок! А долг платежом красен!

Акулина встала из-за стола, и нарочито шлепая босыми ногами, скрылась за дверью своей спальни.

— Зачем я только пошел в эту больницу?! — сокрушался мужчина, не понимая, как действовать дальше.