Вина разъедает меня изнутри. Я напугал её, и от этого всё только хуже, ведь она была так добра ко мне. Но когда её голос шёпотом произнёс моё имя во сне, охваченном страстью… Я не смог сдержаться. Это было самое лучшее и одновременно худшее, что когда-либо случалось со мной.
Лучшее — потому что теперь я знаю: она хочет меня. И худшее — потому что больше не смогу себя контролировать. Я думал, что сумею уйти, сделав всё, чтобы ей было лучше без меня, но это оказалось иллюзией.
Я — сломленный, жалкий человек, готовый на всё, лишь бы заполучить её, хотя она заслуживает кого-то во сто крат лучше.
Цепь лязгает о дверь, замок щёлкает в тишине морозной зимней ночи. Ключ от её квартиры всё ещё лежит в заднем кармане моих брюк, обжигая кожу осознанием вины за все эти манипуляции с той стороны.
— Ты мог не приходить, — говорит Эмма, открывая дверь, её плечи подрагивают от холода. — Но спасибо.
Она отступает в сторону, и я захожу, внимательно оглядывая её. Лицо бледное, пальцы дрожат, цепляясь за манжету пижамы. Она в тёплом зелёном комплекте: длинные штаны, верх застёгнут на все пуговицы до самого горла.
— Всё хорошо, — уверяет она, слабо улыбаясь, пока я всматриваюсь, пытаясь заметить признаки страха или боли. — Ничего страшного не случилось. Я даже не видела никого, только слышала хлопки дверей. Разбили зеркало, но ничего не пропало. Если это был грабитель, то ужасно неудачливый.
Я киваю, снимая ботинки, а Эмма закусывает губу и приглашает меня в гостиную. На столе лёгкий беспорядок — кружка, грязная тарелка, фантик от конфеты — и я, не задумываясь, начинаю всё собирать. Я привык убираться у неё дома, когда прихожу.
— Не нужно, — тут же говорит она, выхватывая посуду из моих рук. — Я сама. Может, чаю? Или чего-нибудь покрепче? Сейчас покажу, что у меня есть.
Я следую за ней на кухню, где она достаёт бутылку вина и бутылку рома. Фыркнув, мягко веду её к стулу и осторожно надавливаю на плечи, пока Эмма не садится.
— Что ты делаешь? — спрашивает она. — Ты мой гость, хотя бы чаю дай мне сделать.
Я поднимаю брови. Сиди.
Она выдыхает, но соглашается:
— Ладно. Думаю, я заслужила, чтобы со мной немного понянчились.
Я улыбаюсь ей, одобряя это решение. Хорошая девочка.
Спасённая ею кошка выбирается из пушистого лежака и трётся о ноги Эммы, довольно мурлыча. Она расслабляется, наклоняется и гладит её.
— Прости, что разбудила тебя, малышка.
Испытывая угрызения совести, я нарочно открываю не те шкафчики, будто не в курсе, где у неё хранятся кружки и чай, хотя знаю эту кухню как свои пять пальцев. Завариваю нам двоим большой чай из коробки с рождественским узором, которую я подарил ей, подслащиваю мёдом и добавляю щедрую порцию рома. Эмма восхищается:
— Два в одном. Гениально!
Мы возвращаемся в гостиную, она устраивается на диване, поджав ноги. Я укрываю её пледом — тем самым, цвета павлиньего пера, который купил пару дней назад. Она его обожает.
— Перестань, я не ребёнок! — смеётся она.
Я лишь пожимаю плечами, пододвигая журнальный столик поближе, чтобы ей было удобнее дотянуться до чая. Ставлю коробку с салфетками поблизости, если вдруг она захочет поплакать. Убедившись, что всё для неё подготовил, усаживаюсь рядом. Не слишком близко, оставляя на всякий случай между нами пространство.
Её тёмные, серьёзные глаза встречаются с моими.
— Спасибо, ты мне так помог, — тихо произносит Эмма, голос чуть дрожит. — Ты сделал для меня даже больше, чем я могла ожидать от кого-либо из близких. И я должна быть честной… Я… кажется, перед тем как всё случилось, видела непристойный сон. Про тебя.
Я это уже понял. Но услышать, как она сама в этом признаётся… это ещё лучше, чем слышать, как она шепчет моё имя во сне. Я сглатываю, придвигаясь чуть ближе. Расскажи мне.
Эмма опускает взгляд, смущённо смеётся:
— Знаю, мы только познакомились. Но ты… ты правда мне нравишься. И сильно.
Эти слова как удар молнии. Сердце начинает бешено колотиться, а когда она смотрит мне в глаза, немного робко, но с вызовом, я теряю контроль. Придвигаюсь ближе, взгляд прикован к её губам. Она нервно облизывает их, дыша всё быстрее.
Я хочу сказать ей, какая она красивая. Как она совершенна. Как всегда буду её защищать. Но слова застревают в горле. И вместо этого тянусь к ней, обнимаю её затылок и шепчу всё это в губы через поцелуй.
Её дыхание перехватывает, и в этот прекрасный, пугающий момент Эмма не отвечает на мой поцелуй. Я уже был готов отстраниться, но она пальцами цепляется за мою руку, а губы с нежностью и сладким желанием прижимаются к моим.
Понимаю, это всё неправильно, и даже безумно. Я — тот, кто напугал её сегодня ночью, кто вломился в дом и наблюдал, как она спит. А ещё я — тот, кто пришёл утешить её. И если бы она знала правду, то, вероятно, посчитала бы, что я всё это подстроил, чтобы воспользоваться её слабостью.
Не думаю, что это был мой изначальный план. Во всяком случае, не сознательно. Сбежав оттуда, чтобы не быть разоблачённым, я из темноты своего дома следил за тем, что она сделает. Она выглядела такой сломленной, такой уязвимой, дрожа в своей разрушенной спальне, глаза были так широко раскрыты от ужаса.
И всё было по моей вине. Я должен был что-то сделать, чтобы исправить это.
Но исправляет ли мой поцелуй ситуацию или только усугубляет её? Возможно, стоило остановиться, дать ей время и возможность всё обдумать, но я не смог. Это слишком прекрасно, чтобы прекращать. И кажется, ей тоже нравится такое отвлечение. Если она никогда не узнает, что я сделал, то и больно ей не будет. Так что, можно считать такой ход приемлемым.
Эмма ложится, увлекая меня за собой. Одеяло соскальзывает на пол, скинутое нашими нетерпеливыми руками, которые хотят избавиться от любых преград на пути к новой, волнующей близости.
Я нависаю над ней, впиваясь в мягкие губы признаниями, которые не могу произнести вслух. Её руки цепляются за мою спину с собственнической страстью. Наши языки двигаются в идеальной гармонии, и я тихо вздыхаю, подавляя стон удовольствия. Издавать звуки сложно, но всё-таки проще, чем говорить — особенно когда я один или когда она спит.
Эмма же, напротив, не стесняется. Её стоны становятся всё громче, смешиваясь с мягкими вздохами наслаждения. Она закидывает одну ногу мне за спину, притягивая ближе. Даже больно от того, какой я твёрдый, просто лишь целуя её. И когда она шёпотом произносит моё имя из губ в губы, я не могу сдержаться, мои бёдра движутся вперёд сами по себе.
Твёрдая плоть упирается в её мягкое бедро, и она отвечает на это поощрительным стоном. Мой поцелуй становится яростным, жадным, я снова подаюсь вперед бёдрами, не обращая внимание на одежду и забыв обо всём, кроме её близости. Это блаженство, чистое и неподдельное. Её руки обнимают меня, тело тесно прижимается к груди, а издаваемые ею звуки становятся всё пронзительнее, всё выше.
Я больше не могу дышать, не могу думать. Мой язык проникает глубже в её рот, движения бёдер становятся резче, неудержимее от растущего удовольствия. Я знаю, что произойдёт, и не останавливаюсь. Я готов взять всё, что Эмма готова мне отдать.
— Пожалуйста, — шепчет она. — Пожалуйста, да, о... Боже…
Она умоляет, и я не могу ей отказать. Моя рука неуклюже скользит вниз по её телу, пробираясь между нами, находя её безумно мокрой даже сквозь одежду. Я даже не помню, когда последний раз делал что-то подобное, но её шёпот и стоны ведут меня, и вскоре я нахожу правильный ритм прикосновений. Её бедра начинают двигаться навстречу моей ладони, а я сам, потерянный в экстазе, трусь об её бедро.
Это настолько лучше всех моих фантазий. Она тёплая, живая, готовая принять меня. Я никогда не думал, что это будет настолько захватывающе, почти невыносимо прекрасно.
Когда тело Эммы начинает дрожать, я отрываюсь от её губ и спускаюсь к шее, находя её пульс. Она содрогается от накатывающей волны оргазма, её сердце колотится как безумное, пока она выгибается, теряясь в своём собственном удовольствии.
Это толкает меня за край вслед за ней. Я кончаю в полной тишине, не дыша, с широко раскрытыми глазами, пока блаженство волнами обрушивается на меня. Меня не волнует ни беспорядок, ни то, что мы всё ещё в одежде. Это был лучший секс в моей жизни.
— Вау, — шепчет Эмма спустя мгновение, когда я, наконец, делаю первый прерывистый вдох.
Кажется, я не дышал целую вечность, и теперь кислород дарит мне головокружительный прилив сил и бодрости.
— Это было просто… Вау.
Я беззвучно смеюсь, отстраняясь, чтобы она могла посмотреть мне в глаза и понять, почему я дрожу. Её взгляд смягчается, она улыбается мне, чуть устало, но счастливо. Думаю, теперь она без проблем сможет снова уснуть.
И, кажется, она тоже это понимает.
— Ты останешься? — шепчет она, её голос хриплый и умиротворённый. — Я чувствую себя в безопасности, когда ты здесь.
Киваю и поднимаюсь, подхватывая её на руки, прежде чем она успевает даже встать. Она весело смеётся, обвивая мои плечи руками, пока я несу её наверх, следуя тому же маршруту, которым я поднимаюсь к ней по лестнице последние два месяца.
Когда я укладываю Эмму в постель, на её губах всё ещё играет улыбка. Я пользуюсь моментом и отлучаюсь в ванную, а когда возвращаюсь, она сонным жестом зовёт меня ближе. Ложусь рядом, оставаясь в одежде, и, обнимая её тёплое тело. Не помню, чтобы был когда-либо счастливее, чем сейчас. Когда она удобно пристраивается рядом, прижимаясь спиной к моей груди, я закрываю глаза, пытаясь остановить острую боль в горле от слов, которые так и не могу сказать.
Боже, как же я хочу сказать ей правду. Она слишком добрая, слишком великодушная, может в итоге даже сможет простить меня.
Но Эмма уже засыпает, и я знаю, что не могу больше тревожить её этой ночью. Вместо этого лежу рядом, вдыхая запах её волос, наслаждаясь её расслабленным, мягким теплом рядом с моим. Не думаю, что смогу заснуть. Последние годы я страдаю от бессонницы, поэтому следить за Эммой, когда она спит, стало моей отдушиной.
И всё же, когда я открываю глаза, уже утро. Её будильник играет весёлую мелодию, и она сонно стонет, шевелясь в моих руках.
Я сглатываю, поражённый тем, что действительно спал — да ещё и так долго. Эмма медленно поворачивается в моих объятиях, её глаза открываются, и я замираю. По всему телу проходит дрожь. Боже, как же она красива утром. Её волосы растрёпаны, а длинные ресницы всё ещё тяжеловаты от сна.
— Доброе утро, — хрипло произносит она. — Уф, не могу поверить, что мне сегодня нужно идти на работу. Научи меня своим хакерским трюкам, а? Хочу жить в своё удовольствие и не о чём не переживать.
Я улыбаюсь и целую уголок её губ. Впервые за долгое время я благодарен за свою немоту. Если бы я мог говорить, то прямо сейчас сказал бы ей, что она может бросить работу, потому что я готов отдать ей все деньги, что у меня есть. Но пока ещё слишком рано для таких признаний. Это не значит, что я этого не хочу или не готов сделать. Просто знаю, что её это отпугнёт.
— Мы же увидимся сегодня вечером? — спрашивает она, прижимая тёплую ладонь к моей щеке.
Киваю. Конечно. И сегодня, и каждую ночь после.