Очень сталкерское Рождество

Я прижимаю бинокль к глазам, пытаясь разглядеть переноску с животным, которую Эмма держит в руках. Кто же там внутри? Собака? Крыса? Енот? Я давно научился не делать поспешных выводов — она принесёт домой любое брошенное или раненое существо, достаточно чтобы оно на неё хотя бы шикнуло.

Например, месяц назад она принесла лису, попавшую в мусорный контейнер. В итоге оказалось, что животное было бешеным и его пришлось усыпить. Эмма проплакала целую неделю, но теперь снова вернулась в свою стихию — с радостью подбирает потеряшек и диких животных, как истинная благодетельница.

Надеюсь, это животное не больно. Мне невыносимо видеть её слёзы.

Когда она ставит переноску на крыльцо, чтобы достать ключи от двери, я наконец-то могу разглядеть, кто внутри. Это кошка, и на ней есть ошейник. Значит, долго не задержится — Эмма будет искать владельца по всем сайтам пропавших животных. А если не найдёт, наверняка отнесёт в ветеринарку, чтобы проверить наличие чипа.

Я выдыхаю с облегчением. Кошка, скорее всего, привита.

Из окна, которое я приоткрыл, чтобы услышать её, как только она припарковалась на подъездной дорожке, доносится громкое мяуканье. Эмма садится рядом с переноской, каштановые кудри падают ей на глаза, и она нетерпеливо откидывает их назад. На ней нет тёплой шапочки, хотя я точно помню, что оставил одну на сиденье её машины, чтобы она не забыла.

— Всё хорошо, малышка, — шепчет она кошке, выдыхая облачко пара. — Скоро найдём твоего хозяина. Ты в безопасности. Я позабочусь о тебе.

Не в первый и, определённо, не в последний раз, мне хочется быть кошкой. Я мог бы прийти в её жизнь, не переживая о том, что надо говорить или улыбаться, а Эмма бы просто гладила меня, ласкала до тех пор, пока сердце не насытится. Даже мысль об этом заставляет кровь бурно пульсировать внизу, а брюки становятся тесными. Я сжимаю зубы и задерживаю дыхание, стараясь переключиться на что-то другое.

Например, на тот день, когда я в последний раз заправлял машину Эммы. Я открываю записи, чтобы свериться с датами. В её баке должно оставаться как минимум половина, но не помешает, если я заправлю его сегодня. Я делаю пометку в списке дел и снова подношу бинокль к глазам.

Она уже в доме, выпускает кошку на кухне. Я наблюдаю за всем через безупречно чистое окно, которое помыл накануне, чтобы было лучше видно.

Очки Эммы запотели от холода, и она снимает их, моргнув пару-тройку раз, чтобы привыкнуть к тусклым контрастам. Она оглядывается, и я успокаиваюсь, зная, что без очков она хорошо видит. Проблемы со зрением возникают только, когда она выходит на улицу или садится за руль.

Я застаю тот момент, когда она замечает свечу, что я поставил на её стол. Она замирает на мгновение, а потом её лицо озаряет широкая улыбка, и она прыгает к свечке, чтобы внимательно её рассмотреть.

Свеча большая, с тремя фитилями, а на стеклянной банке золотыми буквами написано «Запах Рождественской магии». Я выбрал её специально, чтобы подтвердить ложь, в которую Эмма заставляет себя верить.

Я каждый день незаметно прихожу в её дом и делаю все домашние дела, чтобы поддерживать порядок и уют. Эмма, такая добрая и наивная, верит, что всё, что я для неё делаю — это труд доброго, застенчивого человека, который просто хочет помочь из самых чистых побуждений.

Если бы она знала правду, то бы убежала к чёртовой матери.

Эмма не глупа. Не в этом дело. Она просто не в состоянии видеть зло и тьму в этом мире, и ей даже в голову не приходило, что её странный сосед может каждую ночь пробираться к ней в дом, чтобы нюхать её бельё и фантазировать о том, как совершит ужасные вещи, пока она спит.

Я наблюдаю за своей милой соседкой уже больше шести месяцев, с тех пор как переехал в дом через дорогу. Всё начиналось вполне невинно. Я подглядывал за ней через щели в шторах, когда она выходила, восхищаясь изгибами её фигуры и красивой улыбкой.

Но вскоре я заметил, как неприбранно было её доме, как она вечно приносит в него животных. Её хаос был как идеальное раздражающее меня нечто. Я люблю порядок и всегда поддерживаю дом в идеальной чистоте, поэтому беспорядок в её доме, особенно из-за животных, возмущал меня до предела.

После нескольких месяцев наблюдений, я не выдержал. В первый раз я прибрался в её дворе три месяца назад. Сгрёб листья, поставил мусорные баки на место, помыл машину.

Эмма не заметила, всё её внимание было поглощено работой в библиотеке, волонтёрской деятельностью в приюте для кошек и заботой о двух больных щенках, которых она выхаживала. Это придало мне уверенности, и вскоре я забрал её машину, чтобы заправить и вычистить от собачьей шерсти внутри.

Потом я взломал её электронную почту и социальные сети, чтобы следить за тем, о чем она переписывается с друзьями. Она не упомянула обо мне ни слова, и это ещё больше придало мне смелости. Когда мне надоело смотреть на грязное бельё, вываливающееся из её корзины, я впервые проник в дом Эммы.

Пока она была на работе, я постирал её одежду, загрузил посудомойку, полил растения, вымыл полы, наполнил холодильник свежими продуктами. И это, наконец, привлекло её внимание.

Я думал, что она вызовет полицию, поэтому предусмотрительно надел перчатки и старался не оставлять следов. Но Эмма решила, что это кто-то из бездомных, которых она когда-то пускала к себе. Кто-то благодарный, но застенчивый, кто хотел отплатить за её доброту.

Она даже шутила, что ей помогает фея-крестная.

А когда ноябрь сменился декабрём, Эмма начала шутить, что это эльфы. Я решил подыграл ей и стал оставлять маленькие подарки.

Я слегка улыбаюсь, когда она подносит свечку к носу, закрывает глаза и глубоко вдыхает с наслаждением. Моя прекрасная соседка верит в доброе начало в каждом человеке и в мире в целом. Я, конечно, знаю, что это не так, но с удовольствием поддерживаю её иллюзии, ведь они предоставляют мне лёгкий доступ в дом и жизнь Эммы.

Знаю, это извращение. Я каждую ночь пробираюсь в её спальню, и при этом мы даже ни разу не обменялись и словечком, хотя я живу тут уже шесть месяцев. Но она не единственная. Я ни с кем не разговариваю. Не могу.

Эмма зажигает свечу, и включает свет, когда на улице темнеет. Сегодня суббота, и, скорее всего, она останется дома, обнимаясь с кошкой, пока ищет её хозяев. Я прячу бинокль и потягиваюсь, затем снова проверяю список дел. Бо̀льшую часть работы я уже сделал, пока её не было. У меня есть несколько свободных часов, так как я смогу наведаться к ней только ночью, когда она уснёт.

Надеваю спортивную форму и разминаюсь в гостиной. Из моего окна видно только ярко освещённую кухню Эммы, но она сейчас не там.

Расслабившись, что никто не заметит меня в такой час, выхожу из дома и делаю несколько последних растяжек на тротуаре. Всё убрано от снега, как и тротуар перед домом Эммы. Я позаботился об этом ещё до рассвета.

И вот только я собираюсь начать свою пробежку на тринадцать километров, дверь Эммы открывается, и она выскакивает на улицу, в тоненьком свитере и домашних тапочках.

Я останавливаюсь и наблюдаю, как она спешит к машине, дрожа от холода. На улице минус пять, вчера выпало восемь сантиметров снега. Я целиком и полностью сражён её нарядом, и именно поэтому я не успеваю спрятаться. Эмма приветливо машет мне рукой.

Чёрт.

— О, привет! — восклицает она, будто не замерзает на морозе. — Ты так редко выходишь, я уже была почти уверена, что ты какой-то монах. Так здорово наконец-то встретиться! Я Эмма.

Мой язык словно примерзает к нёбу, как всегда, когда я без маски и кто-то обращается ко мне. Я сглатываю, понимая, что ничего не скажу, но всё равно пытаюсь заставить губы произнести хотя бы слово.

Как бы всё было просто, если бы я мог просто заговорить с ней.

«Привет, приятно познакомиться! Я Логан. Может, поужинаем вместе?»

Так сказал бы любой нормальный мужчина женщине, которую он хочет. Но я не нормальный, и потому-то просто смотрю на свою прекрасную соседку — её пышные бёдра, грудь, выпирающую из-под тонкой кофты, и густые длинные волосы, собранные в небрежный пучок.

Эти волосы так хорошо смотрелись бы намотанными на мой кулак. Хотел бы я ей об этом сказать, но, конечно, язык не слушается.

Улыбка Эммы тускнеет, когда тишина между нами перетекает в унизительное молчание. Она выглядит неуверенно, обнимая себя, будто внезапно осознаёт, как холодно на улице.

Я поворачиваюсь и быстро шагаю прочь, не удосужившись даже кивнуть.