Очерки истории кибернетики в СССР

Очерк четырнадцатый. Опыт реконструкции некоторых аспектов экономической составляющей ОГАС

В своих воспоминаниях, касаясь судьбы первого варианта проекта Общегосударственной автоматизированной системы управления экономикой (ОГАС), В. М. Глушков пишет:

«В конце концов, от проекта, от его экономической, собственно, части почти ничего не осталось, осталась только сама сеть. Так что тот эскизный проект, который есть – он далеко не полный. А все остальные бумаги погибли, потому что раз они были секретными и окончательной формы не получили, то там нечего было рассекречивать, и они были уничтожены, сожжены. А нам не разрешали иметь даже копию в институте. Поэтому, к сожалению, мы не сможем полностью все восстановить»[166].

Возможно, со временем все-таки удастся найти какие-то документы, из тех, которые академик Глушков считал утраченными[167], но нас интересуют не столько документы, сколько идеи, которые были в них реализованы. А что касается идей, которые составили экономическую основу проекта, то они вовсе не были секретными, и Виктор Михайлович их всячески пропагандировал в своих работах. Именно попытку восстановить эти идеи В. М. Глушкова найти их внутреннюю связь и надеется предпринять автор в данном очерке.

В. М. Глушков, когда обосновывал необходимость создания общегосударственных автоматизированных систем управления экономикой, исходил из гипотезы о так называемых информационных барьерах, с точки зрения которой товарно-денежные отношения и иерархия в управлении уже, начиная с тридцатых годов, больше не обеспечивали достаточный уровень информации для эффективного управления. По его расчетам, только для того, чтобы поддерживать советскую экономику на том уровне эффективности, который был достигнут в 60-е годы, необходимо было все население СССР превратить в бухгалтеров[168]. ОГАС мыслилась Глушковым не просто как очень производительный совокупный железный бухгалтер, который бы считал с большой скоростью, а как технический инструмент для перехода на новую ступень управления. Оно должно было строиться не на основе товарно-денежных отношений, а на основе научного расчета баланса потребностей общества и его членов и ресурсов для их удовлетворения. ОГАС как система управления экономическими процессами должна была быть органически связна с автоматизированными системами управления технологическими процессами.

Увы, тогда его предложения не были приняты правительством, и предсказанный Глушковым кризис в управлении экономикой был преодолен самым простым способом – ею просто отказались управлять вообще, и Советский Союз разрушили, чтобы не ломать голову над тем, как им управлять.

Но проблема «второго информационного барьера» от этого не исчезла, в том числе и для развитых капиталистических стран.

Там количество чиновников на душу населения уже в начале 90-х годов превышало количество таковых в СССР в три-четыре раза, а за последние двадцать лет выросло более чем в полтора раза.

При этом нужно учесть, что в СССР государственный аппарат выполнял львиную долю функций по управлению экономикой, в то время как в капиталистических странах – это совершенно отдельная армия управленцев, притом зачастую это – паразиты чистейшей воды. Подавляющее большинство работников сферы экономического управления развитых странах сидит в офисах и занято, в основном, тем, чтобы «впаривать» покупателям то, что произведено, как правило, за пределами этих стран и в общем-то публике не очень и нужно, а очень часто – и вредно. Да и у нас количество бухгалтеров по сравнению с советскими временами выросло в десятки раз, хотя производство в разы упало.

По какому то странному недоразумению это безобразие называется информационным обществом.

Но ведь на самом деле – это нечто ровно противоположное. Да, перед каждым из таких работников стоит компьютер. Но чем больше компьютеров используется в управлении, тем больше становится работников в сфере управления. Мало того, каждый здесь превращается в бухгалтера. Например, ученый вынужден думать не о научной стороне дела, а подсчитывать в голове, насколько это будет выгодно, где купить материалы, где потом продать продукт.

В условиях монополистического капитализма ни о какой свободной конкуренции речи быть не может, и ТНК опутывают своим «хозяйственным расчетом» иногда целые группы стран, но анархия производства от этого не ослабевает, а усиливается, и кризисы становятся все более разрушительными, точно так как и конкуренция, переставая быть свободной, только усиливается и принимает характер перманентной мировой войны. Это означает, что математическое моделирование общества снизу вверх приводит не к тем результатам, которые планировались.

Вот какое мнение высказывает о применении математики в современных экономических исследованиях Дж. Сорос в своей книге «Кризис глобального капитализма»:

«Справедливости ради надо заметить, что аргументы в пользу нерегулируемых рынков редко выступают в столь грубой форме. Напротив, исследователи, подобно Милтону Фридману, представили огромный статистический материал, а теоретики рациональных ожиданий прибегали к изощренным математическим выкладкам. Меня уверяли, что некоторые предусмотрели в своих моделях несовершенную и асимметричную информацию, однако конечная цель всех этих ухищрений заключалась, как правило, в том, чтобы определить совершенные условия, а именно условия равновесия. Мне это напоминает богословские дискуссии в Средние века о числе ангелов, которые могут танцевать на булавочной головке»[169].

Это что касается применения математики в области современной экономической теории.

Точно такой же результат получается в результате применения математических моделей и машин в экономической практике современного общества. Модели становятся все более изощренными, экономисты получают за них нобелевские премии, а экономический кризис, как будто бы в насмешку над высоколобыми «модельерами», развивается по той «модели», которая представлена в «Капитале» Маркса.

Что касается технической части идеи (что это должна быть целостная система, а не сумма подсистем), то она не только не устарела, но и становится все более актуальной.

Политэкономическая же сторона дела в то время, когда разрабатывалась ОГАС, можно сказать, не была разрабатана вовсе. По крайней мере, экономистами.

Хотя это не значит, что она никем не была замечена.

Наиболее широко, на наш взгляд, проблема, которую призвана была решать ОГАС, обрисована Э. В. Ильенковым в его статье «Гегель и отчуждение», в которой он писал что «позиция марксиста, защищающего интересы коммунизма против антикоммунистических атак… заключается в том, что радикальная – революционная – форма «обобществления частной собственности», ее превращения в собственность социалистического государства, – это единственно возможный первый шаг к устранению разрушительных тенденций частной собственности. Но только первый. Вторым шагом может быть только глубокий переворот во всей системе общественного разделения труда, в условиях непосредственного труда, в том числе и в технических его условиях. Если внутри производства индивид по-прежнему остается еще «деталью частичной машины», т. е. профессионально ограниченным частичным работником, то общественная собственность остается для него общественной лишь формально, и никакое моральное усовершенствование этого индивида еще не превращает его в действительного «собственника» обобществленной культуры. Ибо в этом случае в виде «системы машин» ему по-прежнему противостоит «отчужденная» от него наука и реальное управление всей системой машин, осуществляемое особым аппаратом управления. Действительное «обобществление» производительных сил в этом смысле может совершиться только через присвоение каждым индивидом тех знаний, которые «опредмечены» (и в социальном плане – обособлены, «отчуждены» от него) в виде науки и в виде особого аппарата управления»[170].

Сам Ильенков, оставаясь прежде всего философом, сосредотачивал свое внимание на так называемой «духовной составляющей» этой задачи. Именно поэтому он писал:

«В этом плане задача полного снятия «отчуждения» совпадает с задачей создания таких условий непосредственного труда и образования, внутри которых каждый индивидуум – а не только некоторые – достигал бы подлинно современных высот духовно-теоретической, технической и нравственной культуры. Ибо только в этом случае он становится подлинным, а не формальным хозяином всего созданного в рамках «отчуждения» мира культуры»[171].

Увы, дальше Ильенков ни одним словом не обмолвился по поводу того, в чем должен состоять определенный им в качестве «второго шага в устранении разрушительных тенденций частной собственности» «глубокий переворот во всей системе общественного разделения труда, в условиях непосредственного труда, в том числе и в технических его условиях».

В сходном положении двенадцатью годами раньше оказался Сталин, который в своих «Экономических проблемах социализма в СССР» однозначно констатировал необходимость преодоления тенденций товарного хозяйства, но тоже не сказал ни слова о том, каковы технические условия этого преодоления.

Он пишет:

«Конечно, когда вместо двух основных производственных секторов, государственного и колхозного, появится один всеобъемлющий производственный сектор с правом распоряжения всей потребительской продукцией, товарное обращение с его «денежным хозяйством» исчезнет, как ненужный элемент народного хозяйства»[172].

В то же время, рассуждая о возможных путях исчезновения товарного обращения, Сталин обращает внимание исключительно на организационную сторону этого вопроса, не видя здесь технической проблемы:

«Каким образом произойдет создание единого объединенного сектора, путем ли простого поглощения колхозного сектора государственным сектором, что мало вероятно (ибо это было бы воспринято, как экспроприация колхозов), или путем организации единого общенародного хозяйственного органа (с представительством от госпромышленности и колхозов) с правом сначала учета всей потребительской продукции страны, а с течением времени – также распределения продукции в порядке, скажем, продуктообмена, – это вопрос особый, требующий отдельного обсуждения»[173].

Точнее, техническая проблема здесь уже присутствует – «новый общенародный хозяйственный орган» должен наладить сначала учет всей потребительской продукции страны – но Сталин, скорее всего, пока еще не понимает, что это, в первую очередь, техническая проблема.

Видимо, здесь сработала известная формула Маркса, согласно которой «человечество ставит себе всегда только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия ее решения уже существуют или, по крайней мере, находятся в процессе становления»[174]. Когда Сталин писал «Экономические проблемы», первая в СССР электронно-вычислительная машина только-только вступила в строй, а о том, что ЭВМ можно применять не просто для решения отдельных математических и технических задач, но и для сбора и автоматизированной обработки экономической информации, тогда не догадывался еще никто. Даже специалисты в области электронной вычислительной техники начали задумываться над таким применением ЭВМ только пять лет спустя.

Идея применения сети ЭВМ для экономических расчетов в 1950-х годах витала в воздухе. Об этом говорили и писали А. И. Китов[175], И. С. Брук[176]. Но первыми, кто попытался реализовать эту идею на практике, были, скорее всего, академик В. С. Немчинов и его ученики. Такой вывод можно сделать не только из воспоминаний В. М. Глушкова, который говорит, что к тому времени, когда ему поручили начать работу над ОГАС, то есть в 1962 году, «у нас в стране уже имелась секция единой системы вычислительных центров для обработки экономической информации», которая была создана по инициативе Немчинова и (или? – В. П.) его учеников. О том, что Немчинов вполне мог быть первым инициатором использования сети машин для обработки экономической информации, свидетельствует и изучение его научных интересов второй половины 50-х годов.

В конце 1957 г. по инициативе В. С. Немчинова группа выпускников экономических вузов была направлена в Новосибирск для освоения основ экономико-математических исследований, а уже в 1958 г. на ее основе была создана Лаборатория экономико-математических методов.

В том же 1958 г. в Академии наук СССР состоялось первое координационное совещание по применению математики в экономике. В апреле 1960 г. состоялось первое заседание инициированного Немчиновым Научного совещания по применению математических методов и электронно-вычислительных машин в экономике и планировании.

А 20 мая 1960 г. Президиум АН СССР вынес постановление об организации Научного совета Академии наук СССР по применению математических методов и вычислительной техники в экономических исследованиях и планировании.

Правда, та сеть, которую они предлагали использовать, не была сетью в том понимании этого слова, о котором мы говорим сейчас. Вот что пишет об этом Глушков:

«Они предложили следующее: поскольку вычислительная техника дорогая, то надо использовать ее коллективно, но не в режиме удаленного доступа – они, экономисты, этого ничего не знали (а тогда не только экономисты этого не знали у нас, а и специалисты по вычислительной технике). Поэтому они фактически скопировали предложения, которые были в 1955 г. подготовлены Академией наук о создании системы академических вычислительных центров для научных расчетов (в соответствии с этими предложениями и наш вычислительный центр был создан). Они предложили точно то же самое сделать для экономики: построить в Москве, Киеве, Новосибирске, Риге, Харькове и т. д. крупные вычислительные центры (государственные), которые обслуживались бы на должном уровне, а туда бы различные экономические учреждения приносили бы свои задачи, считали бы, получали результаты и уходили. Вот в чем состояла концепция»[177].

Дальше В. М. Глушков пишет следующее:

«Меня, конечно, такая концепция удовлетворить не могла, потому что к этому времени мы уже управляли объектами на расстоянии, передавали данные из глубины Атлантики прямо в наш вычислительный центр. Это была явно несовершенная концепция, даже для того времени».

Заметьте, что все это происходило за четыре года до появления АРПАНЕТа.

Но еще раньше, в 1959 году появилась докладная записка А. И. Китова в ЦК КПСС, которая позже получила название «Красная книга», в которой идея использования сети машин с удаленным доступом была сформулирована ясно.

Заслуга Немчинова и его учеников в становлении идеи ОГАС состоит еще и в том, что они отстаивали и развивали советскую традицию использования математики в экономической науке. А эта традиция была пионерской во многих моментах.

Первым серьезным достижением в применении математического моделирования в экономике стала разработка межотраслевого баланса производства и распределения продукции в народном хозяйстве страны за 1923/24 хозяйственный год. В основу этого метода легли схемы расширенного воспроизводства К. Маркса, а также идеи русского дореволюционного экономиста В. К. Дмитриева, который в своей работе «Экономические очерки. Опыт органического синтеза трудовой теории ценности и теории предельной полезности» (1904 год) предложил систему уравнений, которая представляла собой линейную систему «затраты – выпуск», где затраты труда служили в качестве первичного фактора производства.

Другой вопрос, что эта тенденция так и не стала полноценной составляющей ОГАС, поскольку основные ее представители так и не смогли понять, если можно так выразиться «главного вопроса политэкономии» – вопроса о том, что законы политэкономии не вечны, и что задача специалистов в этой области состоит в том, чтобы найти те законы, которые приходят на смену закону стоимости. В. М. Глушков в этом отношении оказался на голову выше всех экономистов, но было бы наивно ожидать, что он сможет выполнить за экономистов их работу.