Очерки истории кибернетики в СССР

Очерк восемнадцатый. Концепция социально эффективной экономики Н. И. Ведуты

Если вести речь об автоматизированных системах управления экономикой, то нельзя не вспомнить еще об одном ученом, которого можно было бы назвать конкурентом В. М. Глушкова в этом деле. Конечно, масштабы их деятельности несравнимы. Глушков начал готовить свой проект по поручению зам. председателя Совета Министров СССР, получив при этом большую поддержку, и даже, когда проект был отклонен, он никогда не прекращал пропагандировать свою идею всеми доступными средствами среди самых широких слоев населения СССР. Н. И. Ведута, не смотря на то, что сам занимал серьезные посты (начальник отдела перспективного планирования Госплана БССР, директор научно-исследовательского института технического управления АН БССР, член коллегии Министерства приборостроения СССР), оказался фактически энтузиастом-одиночкой в деле как разработки принципов общегосударственной автоматизированной системы управления народным хозяйством, так и в деле пропаганды своих идей. Но у него было, как минимум одно существенное преимущество перед В. М. Глушковым. Он был не только профессиональным кибернетиком, но и профессиональным экономистом. Притом, нужно заметить, очень грамотным и принципиальным экономистом, каковых среди советских экономистов фактически не было.

Вот как он оценивает ситуацию в экономической науке в СССР:

«После смерти Сталина экономическая наука попала в руки ученых, рассматривавших социалистическое производство как товарное, что в корне противоречит учению классиков о социализме. Эти ученые создали рыночный хозяйственный механизм, превративший преимущество социализма – централизованное управление экономикой в его недостаток, что привело к отставанию в экономическом соревновании с капитализмом»[191].

Здесь следовало бы обратить внимание на то, что Н. И. Ведута не просто противопоставляет рыночный хозяйственный механизм и централизованное управление экономикой, а утверждает, что в результате применения рыночных методов управления централизованное управление экономикой превращается из преимущества социалистической экономики в ее недостаток. То есть, автор неплохо владеет основами диалектического мышления, умеет рассматривать противоположности не только в их взаимоисключении, но и в тождестве, взаимопревращении, переходе друг в друга.

Н. И. Ведута считает, что требовалась серьезная научная работа по совершенствованию централизованной модели управления для доведения ее до уровня, требуемого для человеческого прогресса в нашей стране, вместо чего «централизованный механизм и супердержава СССР, созданные огромными усилиями народа, были демонтированы полностью»[192]. Пути такого совершенствования он пытается в своей книге «Социально эффективная экономика», основные идеи которой мы постараемся разобрать в данном очерке.

Н. И. Ведута совершенно сознательно ставит перед собой задачу объединения возможностей политэкономии и науки об управлении. «Политическая экономия и управление» – так и называется первый раздел его книги.

Вот как видится автору соотношение этих двух наук: «Политическая экономия изучает объективные законы развития общества, общественных производственных отношений. Наука об управлении изучает законы целесообразного использования объективных законов развития»[193].

Важно отметить, что автор ясно видит предмет этой объединенной науки и задачи, которые она должна решать. Предметом этой науки, считает Н. И. Ведута, является человек. Притом, ясность здесь просто поразительная, каковой невозможно найти ни у экономистов, ни у кибернетиков:

«Рыночные отношения – это антагонистические отношения между независимыми друг от друга товаропроизводителями. Одного товаропроизводителя совершенно не интересует судьба другого, вступившего с ним в рыночные отношения. Каждый стремится взять от другого максимум возможного, что и является движущей силой развития общества. «Рыночному» человеку свойственна бескомпромиссная борьба на поле производства и распределения жизненных благ.

При коллективном производстве жизненных благ природа «рыночного» человека проявляется в стремлении каждого трудиться поменьше, а при распределении коллективно произведенного – получить кусок побольше. Интуитивная оценка различий в затратах человеком жизненных сил в различных процессах труда в единицу рабочего времени, при отсутствии каких-либо технических средств для соизмерения, создает руководителям коллективного производства почву для злоупотреблений в свою пользу. Однако замена частной собственности на средства производства позволяет преодолеть природу «рыночного» человека»[194].

В полном согласии с «учением классиков социализма» Н. И. Ведута понимает человека не как абстракт, присущий отдельному индивиду. «В своей действительности, – писал Маркс, – она есть совокупность всех общественных отношений»[195]. Так же считает и Н. И. Ведута: меняются эти отношения – меняется и природа человека.

Правда, здесь же он сам высказывает положение, которое в корне противоречит учению классиков:

«Государство, как геополитическое понятие, означает форму существования и географического размежевания человеческого общества и представляет собой целостную совокупность органов власти, владельцев средств производства, трудящихся и иждивенцев»[196].

Такое понятие о государстве является не просто крайне наивным, поскольку оно представляет его исключительно с точки зрения господствующих классов, которые кровно заинтересованы в том, чтобы люди путали понятие государство и общество, страна. Оно не верно методологически. Сущность государства нужно искать не в политике и уж точно не в географии. Сущность государства от начала и до конца экономическая.

«По Марксу, государство есть орган классового господства, орган угнетения одного класса другим, есть создание «порядка», который узаконивает и упрочивает это угнетение…»[197].

Правда, здесь же автор пытается поправиться, заметив, что «Реальная власть принадлежит владельцам средств производства»[198]. Но принятие геополитического понятия государства вместо марксистского еще не раз скажется в ходе его исследования.

Отношения собственности автор определяет тоже не по-марксистски:

«Отношения между людьми по поводу их владения конкретными объектами и есть отношения собственности»[199], – пишет он. На самом деле, даже формально собственность предполагает не только владение, но еще и распоряжение и пользование.

Но самый главный недостаток такого подхода состоит во вне-историчности. Вместо того, чтобы рассмотреть, как государство вырастает и как изменяется в процессе изменения производственных отношений, его превращают во внеисторическую абстракцию. Это же недостаток сказывается и при рассмотрении самих производственных отношений.

Но при рассмотрении производственных отношений этот недостаток превращается даже в некоторое преимущество. Так Н. И. Ведута противопоставляет социализм не капитализму, а рынку вообще. Разумеется, что рынок – это абстракция. Но это именно та абстракция, которая является очень продуктивной в данной ситуации. На то обстоятельство, что социализм есть преодоление не просто специфически капиталистических отношений, а товарного производства, а, соответственно, стоимостной формы вообще, обращает внимание Э. В. Ильенков в своем «Ответе тов. Я. А. Крон-роду»[200] и рукописи «К выступлению у экономистов 24.II.65»[201]. И точно так же, как и Н. И. Ведута, Ильенков критикует советских экономистов за то, что они пытаются понять социалистическое хозяйство как товарное хозяйство. Он пишет:

«Да, на «социалистической фазе» своей эволюции коммунизм продолжает сохранять («влачить за собой») товарно-денежные отношения. Более того – его собственные, имманентные ему формы отношений между людьми выступают здесь в маске товарно-денежных отношений, и даже находят в них свое формальное – юриди-чески-узаконенное – выражение.

Таким образом те подлинные контуры нашей экономики, которые мы как раз и обязаны обнажить путем анализа, на поверхности выступают в неадекватной себе форме, – в стоимостной форме… их и надо обнаружить путем анализа, очистив их от неадекватных им форм выражения силой абстракции»[202].

Противопоставление социализма капитализму само по себе не решает проблемы и даже, напротив, запутывает ее и усугубляет. Это хорошо видно на примере той постановки проблемы, которую мы находим в «Экономических проблемах социализма в СССР» И. В. Сталина, который капиталистическому товарному хозяйству противопоставляет социалистическое товарное хозяйство. И если Сталин еще понимал, что главная цель – это все-таки уничтожение товарного хозяйства в целом[203], то, допустим, Я. А. Кронрод, у которого эта мысль была сформулирована задолго до написания «Экономических проблем», уже не считает уничтожение товарного хозяйства первостепенной задачей (для него это вовсе не задача, а дело далекого будущего). И нужно сказать, что советская политэкономия развивалась не по Сталину, а по Кронроду.

Так же состоит дело и с государством. Если мы видим только противоположность капитализма и социализма, то тогда становится совершенно непонятным принципиальность марксистского требования о необходимости уничтожения буржуазной государственной машины. Действительно, нет никаких препятствий не только для того, чтобы построить государственную машину по образцу буржуазной, но и для того, чтобы использовать уже имеющуюся буржуазную государственную машину. В конце концов, каждому отдельному государственному служащему нет разницы, какому господствующему классу служить. Но сущность социалистического государства, то есть, диктатуры пролетариата, состоит в том, чтобы не просто служить господствующему классу, то есть поддерживать тот порядок, при котором этот класс господствует, а в уничтожении классов, а, значит, и существующих порядков. И это не два разных вопроса – уничтожение государства и уничтожение товарного производства – а один и тот же вопрос. Если разовьется способ производства, исключающий товарный обмен, то классы и государство отомрут сами собой. Если сохранится товарное производство – уничтожить классы и государство невозможно.

Что же касается вопроса уничтожения товарного производства, то он совпадает с вопросом уничтожения разделения труда, в том числе и на труд исполнительный и управленческий. А уничтожение разделения труда, особенно, в последней его части, есть уничтожение частной собственности. Ведь, как подметили Маркс с Энгельсом, «разделение труда и частная собственность, это – тождественные выражения: в одном случае говорится по отношению к деятельности то же самое, что в другом – по отношению к продукту деятельности»[204].

В условиях машинного производства есть только один путь уничтожения разделения труда – автоматизация производства. Только она может обеспечить исключение человека из производства в качестве агента производства. Но невозможно управлять вручную автоматизированным производством, точно так же, как невозможно произвести полную автоматизацию производства, не уничтожив его частный характер.

В связи с этим нужно отметить еще одну верную мысль в книге Н. И. Ведуты. Он выдвигает на первый план проблемы централизованного управления производством, совершенно правильно замечая при этом, что проблемы централизованного управления производством – это проблемы не только государственного управления, ссылаясь при этом на Маркса:

«Всякий непосредственно общественный или совместный труд, осуществляемый в сравнительно крупном масштабе, нуждается в большей или меньшей степени в управлении, которое устанавливает согласованность между индивидуальными работами и выполняет общие функции, возникающие из движения всего производственного организма в отличие от движения его самостоятельных органов. Отдельный скрипач сам управляет собой, оркестр нуждается в дирижере»[205].

Разумеется, что и в условиях рыночной экономики производители – это не просто отдельные «скрипачи». Хотя бы потому, что основанием рынка является разделение труда. Отдельные скрипачи не только могли бы играть отдельно друг от друга, но даже могут быть заинтересованы в том, чтобы играть именно отдельно, а не мешать один другому. Но скрипач не сможет существовать без скрипичного мастера, без портного, сапожника, земледельца, в конце концов, без не умеющего играть на скрипке слушателя, который бы согласился платить за его искусство. То есть, деятельность людей и в условиях рыночной экономики носит общественный характер. Вопрос состоит только в том, каким образом координируются усилия участников общественного процесса деятельности.

«Независимые друг от друга (не связанные общей целью) коллективы (и отдельные лица) координируют свою производственную и коммерческую деятельность самостоятельно, руководствуясь ситуацией на общем для всех рынке. В этом суть рыночной экономики»[206], – пишет Н. И. Ведута.

А вот как в книге определяется суть централизованного управления экономикой:

«При слиянии всех производственных коллективов в единый на уровне государства, государство на основе изучения потребностей общества, прежде всего спроса и предложения на внутреннем рынке, а также возможностей внешнего рынка, с учетом имеющихся ресурсов определяет производственные задачи, детализируемые сверху донизу по всей иерархии управления производством, вплоть до рабочих мест. В этом суть централизованного управления экономикой»[207].

То есть, централизованное управление экономикой на самом деле оказывается отнюдь не противоположностью рынка, а только его модификацией.

Притом Н. И. Ведута указывает, что централизованное управление экономикой совместимо с рынком не только при социализме, но и при капитализме:

«Централизованное государственное управление экономикой и ориентация независимых друг от друга товаропроизводителей на общий для них рынок в рамках одного государства вполне совместимы, их взаимодействие может быть весьма полезным. При капитализме область и функции централизованного управления, осуществляемого государством, определяются общими интересами класса частных собственников (отдельных лиц или коллективов) и служат им. Государству передаются непроизводственные (образование, оборона, соцобеспечение и т. п.) и производственные функции (со средствами их выполнения), совершенно необходимые обществу, но в сложившейся ситуации не достаточно прибыльные или требующие государственного финансирования»[208].

Из этой цитаты хорошо видно, как материал, с которым имеет дело автор, вносит поправку в его «геополитическое» определение государства. От «геополитики» здесь не остается и следа, и государство оказывается тем, чем оно есть в действительности – специальным органом в руках господствующего класса, призванным сохранять и укреплять порядки и условия, при которых это господство остается возможным. Централизованное государственное управление вполне может содействовать сохранению и укреплению экономического господства класса капиталистов, если государство буржуазное, то есть, если его действия определяются «общими интересами класса частных собственников (отдельных лиц или коллективов) и служат им».

Мало того, автор убедительно показывает, как рост монополий при капитализме ведет к огосударствлению средств производства с одной стороны, и к полному подчинению государства интересам монополистического капитала, который даже формально давно перерос национально-государственные рамки – с другой.

«Суверенитет государств снижается до уровня подчинения МНК (международным корпорациям)»[209], – констатирует Н. И. Ведута.

Данная констатация и звучащее в ней то ли удивление, то ли сожаление, есть не более чем еще одно проявление «геополитического» определения государства. С точки зрения марксистского определения государства, ничего удивительного в таком «снижении суверенитета» нет. Государство всегда и везде подчинено господствующему классу. В этом его роль в обществе и состоит. Впрочем, автор сам это прекрасно понимает:

«Огосударствление частной собственности означает ее обобществление, расширение сфер планомерного управления производством, ограничиваемого рамками частных предприятий, различных их ассоциаций, монополий. Тем не менее, отношения между государственно-монополистическими корпорациями и другими независимыми друг от друга капиталистическими объединениями остаются управляемыми объективными законами товарного производства. Государство в случае необходимости может ограничивать действия отдельных монополий или их группировок, если этого требуют интересы правящего класса в целом.

Таким образом, рынок как сфера обмена товаров со своими экономическими законами остается на самых нижних и самых верхних ступенях иерархической системы построения капиталистического способа производства. Действие объективных законов товарного производства проявляется еще в том, что на всех ступенях иерархии системы общественного производства критерием эффективности функционирования является прибыль»[210].

Но если централизация и даже центральное государственное управление сами по себе еще не означают преодоления товарных отношений, то каковы вообще условия этого преодоления?

Для ответа на этот вопрос мы вернемся к параграфу «О науке управления», в котором дается определение этой науки:

«Наука управления производством отличается от прочих наук тем, что она изучает не преобразования вещества природы или энергии в процессах труда, а управление самими процессами, т. е. управление управлением. Объективные законы развития общества, производственных отношений изучает политическая экономия, законы их целесообразного использования – наука управления производством»[211].

Заканчивается же этот параграф следующими словами:

«К объективным законам общественного развития как процесса, независимо от желания, воли и сознания людей, относится постоянное углубление концентрации и централизации производства, т. е. движение к централизации управления общественным производством до государственного уровня, к социализму. При этом субъективные построения элементов системы централизованного управления могут ускорить дальнейшее общественное развитие по сравнению со стихийным процессом или замедлить его, если возможности централизованного управления используются плохо. Поэтому наука управления имеет огромное значение для успешного движения общества вперед на основе четких представлений об объективных законах, действующих как во внешней по отношению к системе управления среде, так и внутри системы в условиях уже свершившихся субъективных построений, она должна определять направления постоянного дальнейшего совершенствования и реализовать их, приближать траекторию движения к оптимальной.

В СССР политическая экономия социализма как наука не состоялась, что будет показано дальше. Результат известен: крах социалистического эксперимента»[212].

Из сказанного можно заключить, что вопрос преодоления товарных отношений – это вопрос перехода к научному централизованному управлению на государственном уровне, целью которого должно быть успешное движение общества вперед.

Мы не будем останавливаться здесь на вопросе о том, что считать движением общества вперед, поскольку на самом деле это вопрос от начала и до конца схоластический. Никаких универсальных критериев общественного прогресса нет и быть не может. Для каждой стадии развития общества (соответственно, для каждого народа, находящегося на той или иной стадии развития) критерий будет свой. К примеру, Ленин писал в 1905 году: «В таких странах, как Россия, рабочий класс страдает не столько от капитализма, сколько от недостатка развития капитализма»[213]. Означало ли это, что Ленин был сторонником капитализма? Нет, конечно. Он призывал быстрее проскочить этап капитализма, поскольку он есть необходимый этап на пути к социализму. А в 1920, предлагая НЭП, он призвал фактически вернуться к капитализму, поскольку Россия в результате революции явно забежала вперед, не исчерпав, как оказалось, капиталистический этап. Но при этом Ленин писал:

«Мы сейчас отступаем, как бы отступаем назад, но мы это делаем, чтобы сначала отступить, а потом разбежаться и сильнее прыгнуть вперед»[214].

Что касается ситуации, о которой пишет Н. И. Ведута, то для нее критерий прогресса он определяет совершенно точно – это переход от стихийных методов управления общественным производством, выработанных в условиях товарного производства, к научным методам управления.

«Наука об общих законах управления в природе, технике и обществе – кибернетика»[215], – считает Н. И. Ведута. Экономическая кибернетика, по его мнению – это одно из практических приложений этой общей науки наряду с технической и биологической кибернетикой.

Нужно отметить существенный недостаток в определении экономической кибернетики, который допускает Ведута. Вот это определение:

«Экономическая кибернетика изучает общественное производство, функционирующее как живой организм, с целью повышения его эффективности и создания автоматизированных систем управления производством. Это требует разработки методов описания протекающих в производстве информационных процессов, выполняемых пока в основном людьми, оптимизации процессов на основе достижений математических наук и реализации их посредством технических средств, создаваемых на основе достижений технической кибернетики и других технических наук»[216].

На самом деле общественное производство функционирует отнюдь не так, как функционирует живой организм. Между обществом и живым организмом есть существенная разница.

В разбираемой книге мы находим следующие слова:

«Одно дело – реализация прямых и обратных связей в живом организме, другое – в технике»[217].

Вполне естественно было бы добавить: и совсем другое дело – в общественном производстве в целом. Но автор не добавляет, а вводит в свое определение экономической кибернетики нечто противоположенное высказанной им же самим вполне справедливой мысли. Извинить его может разве что то, что мысль о подобии процессов управления в различных системах он разделяет со всеми классиками кибернетиками. Собственно, впервые в таком виде эта мысль была высказана в книге А. Богданова «Тектология», которую многие сейчас считают предшественницей кибернетики[218].

Н. И. Ведута даже делает шаг вперед по сравнению с классиками кибернетики и системного подхода, сравнивая общество именно с живым организмом, подчеркивая таким образом более высокий уровень общественных систем по сравнению с механическими системами и с техническими системами вообще. Но на самом деле общество – это уровень, более высокий и по сравнению с организмом.

Организм приспосабливается к окружающей среде – это способ его существования. В то время как общество существует в той мере, в какой оно приспосабливает внешнюю среду под себя. В этом сущность общественного производства. Разумеется, что человек – это тоже живое существо, и в этом отношении момент приспособления к внешней среде для него тоже остается обязательным. Но сам способ приспособления ровно противоположен тому, который мы наблюдаем у всех живых организмов. Живые организмы (точнее, их виды) сами изменяются для того, чтобы приспособиться, а человек изменяет внешнюю среду. Если это обстоятельство упустить из виду, тогда то, что у общества выступает в качестве исчезающего момента, грозит превратиться в принцип. Собственно, рынок это и есть механизм превращения момента приспособления к внешней среде в принцип. Парадокс состоит в том, что именно в условиях рынка внешняя среда уничтожается наиболее беспощадно. Да и самому обществу такой принцип его существования очевидно грозит гибелью.

При этом нужно понимать, что внешняя среда в любом случае не остается неизменной (и живые организмы приспосабливаются как раз к изменениям внешней среды), и поэтому вопрос состоит, собственно, только в том, будет ли внешняя среда в результате человеческой деятельности меняться в благоприятном для человека направлении или она будет становиться губительной для него. Рыночный способ производства очень быстро меняет внешнюю среду, но именно в губительном для человека направлении. Н. И. Ведута отмечает это обстоятельство и заявляет:

«Простое и расширенное воспроизводство природных ресурсов, как и сохранение окружающей среды, осуществляется за счет того же конечного продукта, изначально принадлежащего владельцам средств производства. Но поскольку связанные с этим мероприятия носят глобальный характер, их реализация посильна только обществу, взятому в целом, т. е. его государству. Затраты на них велики, поэтому каждый в отдельности владелец средств производства из их множества, составляющего общество, от таких затрат уклоняется. Кардинальное решение проблемы, без чего человечество идет к своей гибели, возможно только при обобществлении средств производства хотя бы в рамках государств, а затем и в мировом масштабе»[219].

Другими словами, даже не смотря на принципиальную ошибку в определении предмета экономической кибернетики, Н. И. Ведута выходит на верные выводы относительно ее задач. И это касается не такого в общем-то частного, хотя и очень важного случая как воспроизводство природных ресурсов, но и определения цели производства в целом. Он считает, что «в перспективе роль человека в управлении производством может свестись к постоянному совершенствованию технологических процессов и нормативов с обновлением соответствующей информации в автоматизированной системе управления народным хозяйством (АСУНХ)».

Что же касается указанной выше ошибки, то она, скорее всего, обусловлена не только характерным для кибернетики ошибочным отождествлением законов управления в живых, неживых и общественных системах, но и возможностями математического моделирования, которое является основным инструментом кибернетики. Математическая модель в принципе не может ухватить эти различия. Математика механистична по своей природе и поэтому может описывать только системы в прямом смысле этого слова, то есть механические системы. В случае, когда речь идет о живых, а тем более общественных системах, то слово «система» здесь употребляется исключительно в переносном смысле, как аналогия, ухватывающая, да и то, в самом общем виде, такие свойства организмов и общества как то, что любое целое не сводится к сумме его частей. Но это не значит, что математика совершенно неприменима при описании общества, или что невозможно математическое моделирование общественных процессов. Принципиально неформализу-емыми, а, соответственно, недоступными математическому моделированию являются производственные отношения, составляющие экономический базис общества и определяющие сущность человека данной эпохи. Что же касается производительных сил общества, то на уровне машинного производства они представляют собой именно механическую систему и поэтому вполне моделируемы математически. Мало того, человек в этих условиях оказывается исключительно придатком к машине и оказывается, как выражался Маркс в молодости, отчужденным от своей собственной сущности. Соответственно, его «машинная деятельность» тоже вполне формализуема и моделируема. Притом, не только производственная, но и касающаяся деятельности государственной машины.

Другими словами, в обществе еще слишком много совершающегося по логике механических систем и живой природы, и поэтому для математики и кибернетики здесь вполне достаточно приложения. Можно говорить даже о том, что только автоматизация производства и управления экономическими процессами позволит отделить машинное от человеческого, тем самым освободив человека из машинного рабства, отдав без остатка машине машинное – производство вещей – тем самым предоставить человеку человеческое – производство идей и собственно производство людей, то есть производство общественных отношений, не опосредованных способом производства вещей.

Другими словами, если определять предмет экономической кибернетики, то она должна научиться не смешивать законы управления в живых, неживых и общественных системах, а наоборот, тщательно отделять в общественном производстве то, что управляется по законам живой и неживой природы от того, что действует по противоположным, то есть сугубо человеческим законам. Первое подлежит математическому моделированию и автоматизации, второе – освобождению от необходимости подчиняться законам машинного производства и действовать по животному принципу приспособления к внешней среде.

Если грамотно формулировать цель экономической кибернетики, понятой таким образом, то она состоит в уничтожении разделения труда путем передачи функций этого самого разделенного труда машинам, с одной стороны, и замены обмена продуктами труда разумным распределением ресурсов – с другой.

Что касается последнего, то Н. И. Ведута обращает внимание читателей, что никакой альтернативы преодолению товарного характера хозяйства нет. Особое внимание он уделяет критике взглядов, согласно которым уже при капитализме идет сглаживание классовых противоречий и даже «исчезновение классов». Вот, например, как излагает Н. И. Ведута смысл продажи акций рабочим:

«Этим на самих работников возлагается определение стоимости собственной рабочей силы. Избыточные по оценке работника средства он возвращает хозяину, покупая акции. При регулярном получении дивидендов их сумма в конечном счете войдет в стоимость его рабочей силы, сокращая соответственно заработную плату…

… дивиденды, выплачиваемые по акциям, либо возвращаются обществу в связи с их использованием на приобретение акционерами новых акций, либо, будучи регулярно используемыми работниками на непроизводственное потребление, позволяют сократить долю заработной платы в оплате стоимости рабочей силы»[220].

А вот критика системы ЭСОП («План участия работников в акционерной собственности», англ. – Employee Stock Ownership Plan – ESOP), которая давно сошла на нет, но в свое время рекламировалась в качестве как бы альтернативы капитализму:

«Однако среди работников предприятий, даже на Западе – в странах с управляемой рыночной экономикой, мало кто имеет избыточные доходы, чтобы войти в число «совладельцев». Поэтому там подлинные владельцы фирм и предприятий практикуют принудительное поголовное акционирование своих работников. Наиболее распространенная на Западе система поголовного «окапита-ливания» работников капиталистических предприятий без их желания получила название ЭСОП.

По этой системе акции выдаются работникам бесплатно на условиях предоставления кредита, погашаемого затем за счет дивид ендов в течение всего периода работы владельца акций на данном предприятии. Предприятие получает статус «народного». Только при уходе работника с предприятия с ним производится полный расчет с выкупом предприятием оплаченных дивидендами акций. Работник ни акционером, ни совладельцем «своего» предприятия не остается»[221].

Также Н. И. Ведута не только отмечает, что всякое вмешательство государства в решение экономических и социальных проблем служит интересам владельцев средств производства, упрочению их власти, хотя выглядит довольно часто как забота о трудящихся и неимущих, но и показывает экономические механизмы такого рода «заботы»:

«Организация «бесплатного» лечения, обучения, содержания престарелых и т. д. производится за счет отторжения и передачи государству той части, которая принадлежала бы рабочему, если бы он сам оплачивал такие затраты. Централизованное использование государством ресурсов этих затрат эффективнее индивидуального, что позволяет уменьшить долю получаемого рабочим продукта в пользу владельцев средств производства»[222].

Кстати, когда речь заходит о конкретных экономических проблемах, автор счастливо забывает о своем «геополитическом» определении государства, и рассуждает очень верно:

«Централизованное государственное управление экономикой и ориентация независимых друг от друга товаропроизводителей на общий для них рынок в рамках одного государства вполне совместимы, их взаимодействие может быть весьма полезным. При капитализме область и функции централизованного управления, осуществляемого государством, определяются общими интересами класса частных собственников (отдельных лиц или коллективов) и служат им. Государству передаются непроизводственные (образование, оборона, соцобеспечение и т. п.) и производственные функции (со средствами их выполнения), совершенно необходимые обществу, но в сложившейся ситуации не достаточно прибыльные или требующие государственного финансирования»[223].

Но и с этими рассуждениями у Н. И. Ведуты получается некоторый «перебор». Так, продолжением этой мысли оказывается тезис о том, что в роли собственника средств производства выступает не отдельный капиталист или какая-либо их ассоциация, а идеальный совокупный капиталист в лице финансовой олигархии буржуазного государства. Автор даже не заметил, что это тезис противоречит его же собственному определению рыночных отношений, которые есть «антагонистические отношения между независимыми друг от друга товаропроизводителями». Разумеется, что тенденция к образованию «совокупного капиталиста» при капитализме неизбежна. Бесспорно и то, что эта тенденция реализуется в образовании финансовой олигархии и в том, что последние «подминают» под себя буржуазное государство, превращают его в том числе и в инструмент эксплуатации. Но есть и другая тенденция – к усилению и ужесточению конкуренции между монополиями и использованию государства в качестве инструмента этой конкуренции.

Но будем считать, что рассмотрение этой тенденции в любом случае не может быть предметом экономической кибернетики, поэтому вернемся к вопросу об автоматизации управленческих процессов. Н. И. Ведута считает, что «Автоматизация управления общественным производством – приложение экономической кибернетики как науки. В перспективе роль человека в управлении производством может свестись к постоянному совершенствованию технологических процессов и нормативов с обновлением соответствующей информации в автоматизированной системе управления народным хозяйством (АСУНХ).

При рыночных отношениях возможность решения подобной задачи исключается. Каждый из товаропроизводителей принимает решения независимо от других, а то и в ущерб другим. Это практически исключает возможность определения ими собственного места в системе оптимального функционирования экономики. Оптимальное развитие экономики часто требует перераспределения между различными звеньями общественного производства имеющихся ресурсов. Это наталкивается на барьеры, создаваемые частной собственностью»[224].

Каким же образом преодолеваются эти «барьеры»? Ответ Ведуты звучит так:

«При обобществлении средств производства до уровня превращения их в государственную собственность и образовании государственных органов централизованного управления единым народнохозяйственным комплексом снимаются все барьеры на пути эффективного развития экономики и справедливого распределения благ»[225].

В данной мысли снова сказывается «геополитическое» понимание государства. Ведь очевидно, что далеко не всякое «превращение средств производства в государственную собственность и образование государственных органов централизованного управления» снимает барьеры на пути эффективного развития экономики, создаваемые частной собственностью. Автор сам двумя страницами раньше совершенно справедливо констатировал нечто ровно противоположное:

«Обобществление средств производства влечет за собой «растворение» антагонистических классов в обществе. В роли эксплуататоров – владельцев средств производства – выступает не отдельный капиталист или корпорация, а идеальный совокупный капиталист в лице буржуазного государства. Последнее всегда служит интересам буржуазии, хотя огосударствление капиталистического производства изображается ее идеологами как социализация в пользу всего общества»[226].

Да и относительно социалистического государства все не так просто, и об этом тоже ясно и верно писал сам Н. И. Ведута:

«… теория социалистического способа производства, сформировавшаяся в СССР к началу 80-х гг. годов вступила в противоречие с важнейшими положениями учения Маркса и Энгельса о социализме. Но она стала господствующей в умах ученых экономистов и руководителей практики построения социалистического общества и была принята в качестве дисциплины, изучаемой повсеместно. Она умаляла роль государства в организации форм собственности, рассматривая их как нечто формирующееся само собой; в развитии экономики отдавался приоритет товарно-денежным отношениям, цель управления и критерий его эффективности в конечном счете свелись к максимизации прибыли. Господство такой теории социализма уже в середине 80-х гг. восьмидесятых привело практически к отказу от социализма и принятию руководством страны шагов к его ликвидации»[227].

Другими словами, советское государство под влиянием захвативших господствующие высоты в науке экономистов-рыночников использовало обобществление собственности и наличие в своих руках централизованных органов управления для ликвидации социализма.

Так что вопрос о преодолении товарного хозяйства оказывается в первую очередь вопросом теоретической борьбы, в которой экономисты-марксисты в СССР потерпели полное поражение.

Вот как описывает завершающий этап этой борьбы Н. И. Ведута:

На всесоюзном совещании, состоявшемся в мае 1957 г. в Институте экономики АН СССР, экономисты-«товарники» во главе с директором Института академиком АН СССР Островитяновым осмелились взять реванш: объявить средства производства в СССР товаром не только по форме, но и по существу. Социалистический способ производства в целом стал товарным с некоторыми оговорками о его якобы новом социалистическом содержании.

На этом совещании между экономистами-«товарниками» и «нетоварниками» еще шла ожесточенная борьба. Но наиболее яркие выступления в защиту марксистских определений, хотя и имели определенный успех, в состав опубликованных материалов совещания, в том числе выступление автора данной работы, не вошли. Затем в журнале «Коммунист» № 13 за 1957 г. была опубликована статья Островитянова «Товарное производство и закон стоимости при социализме», в которой обвиняются советские экономисты, а между строчек – Сталин, – что они не сделали выводы о необходимости творчески пересмотреть ряд положений Маркса, Энгельса, Ленина о товарном производстве и законе стоимости при социализме. «Здесь – пишет Островитянов – сказалось догматическое отношение к высказываниям Маркса и Энгельса»[228].

Протесты «нетоварников» в печати не публиковались, в высших партийных органах оставались без реагирования. Лидеры КПСС послесталинского периода, знакомые с марксизмом лишь понаслышке, даже в Программе КПСС, принятой на XXII съезде в 1961 г., с подачи «ученых» записали требование: «полностью использовать товарно-денежные отношения в соответствии с новым содержанием, присущим им в период социализма». Хозяйственная деятельность все больше ориентировалась на рыночный критерий эффективности – прибыль»[229].

Но что же предлагает сам Н. И. Ведута:

«В условиях социализма, – пишет он, – при планировании, ценообразовании и т. д. нужно заботиться не об использовании закона стоимости, а о предотвращении его действия»[230].

Теоретически он обосновывает свое заявление ссылками на Ф. Энгельса:

«Непосредственно общественное производство, как и прямое распределение, исключает всякий товарный обмен, следовательно, и превращение продуктов в товары (по крайней мере внутри общины), а значит и превращение их в стоимости»[231].

Но перед этим нужно было доказать, что в Советском Союзе и в самом деле экономика не носила товарный характер, и, соответственно, продукты не превращались в товары.

Здесь Н. И. Ведута ссылается на ответ Сталина Ноткину из работы «Экономические проблемы социализма в СССР». В этом ответе Сталин замечает, что в СССР средства производства не продаются, «а распределяются государством среди своих предприятий», государство при этом «ни в коей мере не теряет права собственности на средства производства…, директора предприятий… не становятся их собственниками, а наоборот, утверждаются, как уполномоченные советского государства по использованию средств производства согласно планов, преподанных государством», соответственно, «средства производства при нашем строе никак нельзя подвести под категорию товаров»[232].

По поводу регулирующего воздействия закона стоимости на заготовительные цены продуктов, изготавливаемых в сельском хозяйстве и сдаваемых государству, Сталин пишет: «Во-первых, цены у нас на сельскохозяйственное сырье – твердые, установленные планом, а не «свободные». Во-вторых, размеры производства сельскохозяйственного сырья… определяются не стихией…, а планом. В-третьих, орудия производства, необходимые для производства сельскохозяйственного сырья, сосредоточены… в руках государства. Что же остается после этого от регулирующей роли закона стоимости?»[233].

Из изложенного Н. И. Ведута делает совсем не тот вывод, который делает Сталин:

«Ответ на поставленный вопрос может быть только один: ничего. Но ничего не остается и от обоснований Сталиным необходимости в СССР товарного производства тем, что «колхозной продукцией, как своей собственной, распоряжаются лишь колхозы… Других экономических связей с городом, кроме товарных, кроме обмена через куплю-продажу, в настоящее время не приемлют»[234].

Таким образом не только средства производства, но и продукцию колхозов, поставляемую государству, «никак нельзя подвести под категорию товара». Значит нельзя и объяснять товарные отношения в СССР существованием двух форм социалистического производства, продукцию которых никак нельзя подвести под категорию товаров»[235].

Н. И. Ведута уверен, что на самом деле факт наличия товарного обращения при социализме еще не означает, что социалистическое производство является товарным?

Он пишет:

«В принципе при социализме может существовать товарное производство. Это может быть, во-первых, производство в личном хозяйстве, если его пользователь планомерно производит продукт специально для внутреннего рынка, во-вторых, производство социалистической страны в целом, если в силу сложившейся международной специализации продукт, производимый внутри страны, планируется с учетом целесообразности его реализации на внешнем неорганизованном рынке.

В первом случае товарное производство ограничено крайне узкими рамками, во втором – функционирует вне данного общества, не порождая каких-либо товарных отношений внутри него. Третьего не дано. Как же обстояло дело в СССР при наличии двух форм собственности на средства производства, личного хозяйства и международных связей? Можно ли производство государственной социалистической промышленности считать в этих условиях товарным?

Ответ напрашивается сам собой. Цель социалистического производства – максимальное удовлетворение потребностей общества. Предметы личного потребления производятся для потребления, а не для обмена на другие товары. Товарное обращение, в том числе и обмен товаров за границей, лишь используется в интересах социалистического производства и к тому же удельный вес товаров в объеме производства невелик. В социалистическом обществе производятся не товары, а продукты. Лишь небольшая часть из них становится обычным товаром без какого-либо нового при социализме содержания»[236].

Автор уверен, что за товарно-денежной формой измерения продуктов скрываются непосредственно-общественные отношения социализма, чего не увидел ни Сталин, ни, тем более, советские экономисты послесталинского периода.

В соответствии с этой теорией, Н. И. Ведута трактует и советские деньги, которые, по его мнению, деньгами являются тоже только по форме, а на самом деле это не что иное как «трудовые квитанции», которые «лишь констатируют индивидуальную долю участия производителя в общем труде и долю его индивидуальных притязаний на предназначенную для потребления часть общего продукта и в этой своей функции «имеют с деньгами так же мало общего, как, скажем, театральный билет»[237].

Автор подчеркивает, что эти трудовые квитанции могут превращаться и превращаются в настоящие деньги там, где они находят свободный рынок, то есть товарные отношения, и где действует закон стоимости.

А закон стоимости при социализме, считает Н. И. Ведута, действует там, где совершены ошибки в планировании, в распределении ресурсов, ценообразовании.

И вот для того, чтобы таких ошибок совершалось меньше и планирование приближалось к оптимальному, а цены к ценам равновесия, Н. И. Ведута предлагает давать «известную свободу действию «закона стоимости» и ввести гибкую политику государственных розничных цен на предметы не первой необходимости, приближая их постоянно к рыночным ценам, уравновешивающим платежеспособный спрос и предложение»[238].

Автор не случайно ставит здесь слова «закон стоимости» в кавычки. Если при социализме продукты производства не превращаются в товары, то, соответственно, нельзя говорить об их стоимости. А если нет стоимости, то о каком законе стоимости можно вести речь? От него, как и от денег, здесь остается только внешняя форма, а сам он превращается в один из инструментов исследования платежеспособного спроса. Как и такие стоимостные категории как цена, прибыль, себестоимость, рентабельность, заработная плата ит. д., закон стоимости при социализме представляет собой не просто не то, что он есть в условиях товарного хозяйства, а даже, можно сказать, нечто противоположное. Фактически он есть инструмент преодоления товарного хозяйства.

Ситуация здесь такая же (правильнее было бы сказать – та же самая), что и с государством и правом.

«…в первой фазе коммунистического общества (которую обычно зовут социализмом) «буржуазное право» отменяется не вполне, а лишь отчасти, лишь в меру уже достигнутого экономического переворота, т. е. лишь по отношению к средствам производства…

Но оно остается в другой своей части, остается в качестве регулятора (определителя) распределения продуктов и распределения труда между членами общества…

…Государство отмирает, поскольку капиталистов уже нет…

…но государство еще не отмерло совсем, ибо остается охрана «буржуазного права», освящающего фактическое неравенство. Для полного отмирания государства нужен полный коммунизм»[239].

Точно так же, как при социализме мы имеем буржуазное право и буржуазное государство без буржуазии[240], так и стоимостные категории здесь функционируют без стоимости. И точно так же, как основная задача государства при социализме – обеспечение условий для отмирания классов, а значит и государства, так же и стоимостные категории здесь должны работать на преодоление товарного производства.

Именно таким образом формулирует проблему Н. И. Ведута:

«В социалистической экономике следовало сосредоточить усилия на разработке методов сопоставления друг с другом полезных действий различных предметов потребления, формирования показателей затрат труда на производство продуктов и построения оптимальных балансов производства и потребления»[241].

Формулируя эту задачу, он ссылается на Ф. Энгельса:

«Когда общество вступает во владение средствами производства», оно получает возможность знать количество труда, необходимого для производства продуктов непосредственно в часах рабочего времени, и это рабочее время общество «не будет выражать окольным и бессмысленным образом, говоря, что… продукт обладает стоимостью… Производственный план будет определяться в конечном счете взвешиванием и сопоставлением полезных эффектов различных предметов потребления друг с другом и с необходимыми для их изготовления количествами труда. Люди сделают тогда все это очень просто, не прибегая к услугам прославленной «стоимости»[242].

Но разработка этих нерыночных методов, по мнению Н. И. Ведуты, не только не исключает, но, напротив, предполагает использование закона стоимости и стоимостных категорий.

Особое внимание он уделяет вопросу о ценах.

Н. И. Ведута считает, что политика ценообразования, проистекающая из признания социалистического хозяйства товарным, была порочна в своей основе, поскольку на самом деле товарным оно не было.

Вот, например, что он пишет о советской торговле:

«Розничная торговля в СССР была промежуточным звеном между ценообразующими органами и покупателями. Цены от нее не зависели. Поэтому и называлась она торговлей по недоразумению (что это за торговля, если цена неприкосновенна). Это – не торговля, а доведение продукта общественного производства до потребителя на заранее установленных условиях»[243].

Но для того, чтобы эти условия установить правильно, нужно иметь объективную информацию о результатах своих предыдущих действий. Планирующие органы такую информацию если и получали, то слишком поздно для того, чтобы можно было что-то изменить, поскольку это могла быть только одного рода информация, что такие-то продукты оказались непроданными – и не суть важно, идет ли речь о тех изделиях, которые остались лежать на полках или о дефиците. Фактически, это действовал закон стоимости, с той лишь разницей, что при социализме не было механизма регулирования этого «кризиса перепроизводства» в виде разорения и банкротства производителей ненужных товаров. Но, в любом случае, он действовал исключительно разрушительно. Н. И. Ведута предлагает поставить его на службу планирующим органам. Он предлагает отказаться от практики установления цен на основе будто бы стоимости товаров (на самом деле в основы цены лежала никак не стоимость, а, в лучшем случае, себестоимость, которая никак не связана со стоимостью), и допустить работу торговли по ценам равновесия.

«Между тем розничная торговля может располагать всей информацией, необходимой для установления розничных цен на уровне цен равновесия, и оперативно их изменять в зависимости от изменений соотношения между платежеспособным спросом и предложением. Поэтому государственной системе розничной торговли и должны принадлежать функции построения таких розничных цен, при которых в конечном счете в сети розничной торговли были бы в наличии все виды продуктов, поставляемых промышленностью, а количество реализованных (значит и потребленных) продуктов с учетом необходимых изменений запасов равнялось бы объему производства за тот же период. Выручка при этом увеличивалась бы за счет перераспределения продуктов в торговой сети и подвижности цен, согласованной с закономерностями (сезонностью) изменений спроса, выдачи заказов поставщикам преимущественно на те продукты, от реализации которых разность между ценой реализации и ценой поставки оказывалась бы наибольшей. Здесь же должна накапливаться информация о фактическом движении цен равновесия для изучения его закономерностей и прогнозирования»[244].

Никакой угрозы социализму, в условиях, когда собственником средств производства и, соответственно, продуктов производства, является государство, допущение такой «свободной торговли», – считает Н. И. Ведута, – не несет. Если кто и пострадал бы от такого нововведения, то разве что спекулянты и различного рода махинаторы, обычно кладущие в свой карман разницу между розничными ценами госторговли и ценами равновесия, которые устанавливаются через «черный рынок». Он уверен, что пользуясь информацией, которая заложена в цене равновесия, государство могло бы построить работу таким образом, что проблема неправильного распределения ресурсов могла бы быть в принципе снята:

«Роль информации обратной связи в управлении экономикой играет цена равновесия. Вся прочая информация, необходимая для управления, основывается не на общественных оценках, а на научных данных о различного рода технических и экономических нормативах, законах преобразования фактического состояния экономики в требуемое, математике и вычислительной технике. Поэтому все функции централизованного управления общественным производством в перспективе могут выполняться в автоматизированной системе управления народным хозяйством (АСУНХ), действующей в реальном режиме времени»[245].

Один из параграфов книги называется «Труд – единственный фактор общественного производства»[246].

На первый взгляд, это положение является ошибочным. Маркс в «Критике Готской программы» по поводу похожей мысли Лассаля пишет следующее:

«Приведенную выше фразу (Труд есть источник всякого богатства и всякой культуры – В. П.) вы встретите во всяком детском букваре, и она правильна постольку, поскольку в ней подразумевается, что труд совершается при наличии соответствующих предметов и орудий. Но в социалистической программе не должны допускаться подобные буржуазные фразы, обходящие молчанием те условия, которые одни только и придают им смысл. Поскольку человек заранее относится к природе, этому первоисточнику всех средств и предметов труда, как собственник, обращается с ней как с принадлежащей ему вещью, постольку его труд становится источником потребительных стоимостей, а следовательно, и богатства. У буржуа есть очень серьезные основания приписывать труду сверхъестественную творческую силу, так как именно из естественной обусловленности труда вытекает, что человек, не обладающий никакой другой собственностью, кроме своей рабочей силы, во всяком общественном и культурном состоянии вынужден быть рабом других людей, завладевших материальными условиями труда. Только с их разрешения может он работать, стало быть, только с их разрешения – жить»[247].

Но Н. И. Ведуту эта ошибка приводит к весьма интересному повороту мысли. Отметив походя нечто противоположное тому, что заявлено в названии раздела, а именно, что «в любом производственном процессе участвуют природа, продукт труда, созданный ранее (производственные фонды), и человек – «генератор» живого труда», он пишет: «Сегодня имеет значение количественная мера не вчерашних затрат труда, а их вещественный результат, натуральная форма созданного вчера продукта, его качественные характеристики, определяющие производительность живого труда, функционирующего сегодня, в том числе и необходимого для воспроизводства используемых сегодня природных ресурсов и изготовленных вчера основных производственных фондов»[248].

Тем самым он превращает свою ошибку в своего рода «опечатку». Должно было быть: «Труд – единственный фактор общественного воспроизводства».

А что такое воспроизводство, и чем оно отличается от производства? Воспроизводство – это то же производство, но взятое не в целом, не как результат, а в процессе, как переход от одного цикла к другому. Роза Люксембург в своем «Накоплении капитала» так описывает эту проблему:

«Репродукция означает буквально возобновление процесса производства, причем с первого взгляда может быть неясно, чем, собственно, понятие воспроизводства отличается от ясного для всех понятия производства, и для чего здесь нужно новое непривычное выражение. Но как раз в повторении, в постоянном возобновлении процесса производства кроется момент, имеющий, сам по себе существенное значение… Производство не может быть возобновляемо, и воспроизводство не может иметь места, если нет налицо определенных предварительных условий: орудий, сырых материалов и рабочей силы, являющихся результатом предшествующего периода производства»[249].

Другими словами, вопрос об условиях производства уже снят в самом понятии воспроизводства и тем самым мы получаем возможность действительно рассматривать труд как единственный фактор производства (воспроизводства).

Самое важное при переходе от рассмотрения производства в целом к рассмотрению его в процессе – правильно определить, что в нем меняется, а что остается неизменным. Для кибернетики это ключевой вопрос, поскольку она работает с математической моделью объекта, а в данном случае это должна быть динамическая, а не статическая модель. Другими словами, это вопрос о том, что в данном процессе должно и может быть выражено количественно, а чем можно пренебречь, не потеряв при этом сущность процесса.

Единственная количественная мера, которой оперирует политэкономия, это мера стоимости, то есть выраженное в деньгах общественно необходимое время на производство товара. Эта мера определяется всегда и исключительно задним числом, через обмен, то есть на рынке. Для общества, которое взялось сознательно управлять процессом общественного производства, такая мера представляет весьма ограниченный интерес:

«Количественная мера фактических затрат живого труда на производство продуктов, ставшего теперь прошлым, интересует общество лишь постольку, поскольку изучение ее динамики обычно необходимо для прогнозирования затрат в планируемом периоде. Какого-либо другого значения сегодня она не имеет»[250].

И дальше:

«Но так как управляем лишь живой труд, то задачей управления в области производства средств производства является обеспечение такого приложения живого труда сегодня, которое обеспечивало бы максимально возможный рост его производительности завтра»[251].

Решение этой задачи, особенно в условиях, когда предполагается в перспективе автоматизировать функции централизованного управления общественным производством, упирается в определение такой универсальной количественной меры затрат живого труда, которая была бы объективно определима не только в прошлом, но и в режиме реального времени, и даже для будущего.

Вот здесь и срабатывает отмеченная нами выше «опечатка» насчет роли труда в производстве. Н. И. Ведута пишет:

«Из всего разнообразия натуральных форм различных ресурсов, используемых во всей системе общественного производства, общественное рабочее время является в конечном счете единственным ресурсом, ограничивающим объем производства материальных благ. Его планомерное распределение в системе позволяет преодолеть ограничения по всем прочим ресурсам, а также предупреждать их возникновение»[252].

Остается только найти способ управления этим самым общественным рабочим временем, распределения его в системе общественного производства именно так, как это нужно обществу с одной стороны, и так, чтобы на такое распределение его рабочего времени согласился каждый отдельный член этого общества. Что касается второй части задачи, то Н. И. Ведута считает, что здесь как раз и должна сработать система распределения, учитывающая цены равновесия:

«…управление производством, прежде всего и в решающей мере, представляет собой распределение в пространстве и времени общественных ресурсов живого труда.

Это распределение опосредствуется распределением продуктов труда, в связи с чем совершенно необходима информация о затратах общественного труда на производство каждого продукта. Единственным источником такой информации является цена. Поэтому оптимизация управления возможна только в меру достоверности этой информации»[253].

И дальше:

«Как масса присуща любой вещи, так овеществленный труд любому продукту. Как грамм служит физической единицей измерения массы – общего свойства каждой вещи и любой их совокупности, так и рубль служит денежной единицей оценки количества живого труда, овеществленного в каждом отдельном продукте и любом их множестве.

Целеустремленное распределение ресурсов по отраслям общественного производства определяет объем и структуру продукта в последующем за распределением отрезке времени, а не в предшествовавшем ему. Поэтому цены, используемые для распределения ресурсов как исходные данные, должны нести информацию не о прошлых затратах на единицу продукта, а о тех затратах, которые будут иметь место в предстоящем процессе простого и расширенного воспроизводства общественного продукта. Для прогнозирования таких цен также нужна точная информация о фактических затратах и их динамике»[254].

Точная информация о фактических затратах живого труда в условиях рыночной экономики если и возможна, то только внутри крупных корпораций, которые имеют для этого необходимые ресурсы для ее сбора и заинтересованы в ней с целью понижать необходимое рабочее время и повышать прибавочное для извлечения большей прибавочной стоимости. Но именно эта информация в условиях рыночной экономики скрывается самым тщательным образом, поскольку ее открытие грозит тем, что этой информацией воспользуется конкурент, налоговая полиция, да и просто потребитель увидит фальсификацию продукта, без каковой сейчас просто невозможно удержаться на рынке.

В то же время, не существует никаких принципиальных препятствий для организации сбора и обработки точной информации о фактических затратах живого труда в условиях централизованного государственного управления экономикой, когда все общество представляет собой единую корпорацию. Здесь если и существует какая-то трудность в решении этого вопроса, то чисто техническая – как собирать, хранить и обрабатывать огромные массивы информации. Но эта задача сравнительно легко решается с помощью автоматизации процессов сбора и обработки информации, необходимой для управления.

Н. И. Ведута так и пишет:

«Главным достоинством централизованного планомерного управления экономикой при общественной собственности на средства производства является возможность сбора и использования всей информации, необходимой для того, чтобы обеспечить оптимальное управление экономикой: пропорциональное развитие всех отраслей народного хозяйства, полное и эффективное использование трудовых, производственных и природных ресурсов, их полномасштабное воспроизводство и сохранение природной среды»[255].

Но, как верно замечает в своей статье о разбираемой книге Н. И. Ведуты А. Ю. Самарский, «сам по себе точный расчет выпускаемой продукции не избавит общество от анархии производства… если нет ясного экономического видения, как преодолеть товарную экономику, дело изначально обречено на неудачу»[256]. Притом речь идет не только о псшитэкономическом, но еще и об экономико-математиченском видении, поскольку автоматизированная система управления экономикой требует построения не просто динамической, а не статической модели, но и такой, которая бы предполагала динамику в нужном направлении, в данном случае – в направлении преодоления товарного характера производства.

Но А. Самарский не прав, когда утверждает, что главным направлением экономических исследований Николая Ивановича Ведуты было «развитие метода «затраты – выпуск» В. В. Леонтьева»[257] Сам Н. И. Ведута ссылается не на В. В. Леонтьева, а на В. С. Немчинова[258], школа которого, нужно напомнить, впоследствии полностью перешла на позиции товарничества. И это не просто вопрос отечественного приоритета. Дело в том, что именно В. С. Немчинов поддерживал идею вычисления и использования полных затрат труда в экономических расчетах, в то время как в модели «затраты – выпуск» В. В. Леонтьева труд – это всего лишь один из множества «ресурсов», подлежащих учету. К тому же В. В. Леонтьев не сам придумал метод межотраслевого баланса. Главные его идеи, в том числе и центральная – перевод трудовой теории стоимости на язык математики – принадлежит русскому экономисту В. К. Дмитриеву. Этим методом активно пользовались в начале 20-х годов в СССР для составления годовых балансов народного хозяйства, и В. В. Леонтьев неслучайно подчеркивает значение для своего последующего творчества первой своей печатной работы «Баланс народного хозяйства СССР. Методологический разбор работы ЦСУ»[259] написанной, когда он учился в аспирантуре в Берлине, и перепечтатанной сразу же в декабрьском номере журнала «Плановое хозяйство» за 1925 год. Но, как уже говорилось, в методе «затраты – выпуск» исчезла главная идея В. К. Дмитриева, которая является центральной и у Н. И. Ве-дуты – идея рассмотрения труда как единственного фактора производства.

Метод межотраслевого баланса был естественным для концепции Н. И. Ведуты еще и потому, что он считает, что «сущность управления функционированием и развитием экономики и культуры является эффективное распределение ограниченных ресурсов общественного рабочего времени по отраслям народного хозяйства»[260].

Насколько этот метод был бы эффективен, если бы нашел полное применение, сейчас сказать сложно. Все, что можно сказать с полной уверенностью, что рыночные методы управления производством оказались разрушительными и привели к катастрофе СССР и грозят всем, кто не спешит от них отказываться.

Разумеется, что эта небольшая книжечка, которой мы посвятили данный очерк, не может претендовать на роль фундаментального труда, но можно без слишком большого преувеличения сказать, что ее автор в каком-то смысле спас честь советской экономической науки. Он оказался одним из немногих советских экономистов, которые работали именно в том направлении, в котором должны были работать экономисты при социализме. Но одновременно это и «свидетельство о бедности» советской политэкономической науки. Ведь Н. И. Ведута оказался одним из немногих профессиональных экономистов, которые пытались исследовать пути преодоления товарного характера производства при социализме и последовательно отстаивал свою точку зрения.

Для нас же важно, что одинаково хорошо разбираясь как в вопросах кибернетики, так и политической экономики, он пришел к выводу, что преодоление товарного характера производства возможно только на путях создания общегосударственной автоматизированной системы управления народным хозяйством.